отделите абзацем нас

олег собирает мысли по кусочкам. рассудок разбивается самостоятельно от потрескавшихся стен. чердак пыльный никто давно не вытирает, и слова иссохли на языке: мат сливается с обыденностью заученных слов перед жертвами собственной жизни. несчастные, плачущие, бедные, оскорбленные, им всем плохо, а олегу хуево. у него время под травкой проходит чаще, чем под трезвостью — прости, не так сексуальна, как марина. спетая песня анциферовой раздражает ушные перепонки, но на повтор включает, включает и включает. смеется нервно, косяк закуривая. в нем бездонное холодное ничего. отличительные черты правильности вышли из под контроля, не за что зацепиться, чтобы удержать. в этом мире нормой может быть что угодно, но законы говорят обратное: растоптать и с грязью смешать. олега оглушают внутренние овации. сотни лиц вокруг и ни одной, к кому привязаться. одно лицо потеряно, но находится среди силиконового уродства. рассказанное за плечами остается в привычке без эмоционального лица. этический комитет давит со всех сторон, и он знает, что руки это сделали артемины. беспорядочный ураган, просыпающийся со внутренним ребенком: тяжелый случай забытого детства и тяжелых камней на плечах. желание артема выблевывать собственное чувство вины привычкой в ежедневнике. галочка ставится над той, что подтвердила прием кокаина. сладкая жизнь заканчивается у богачей, когда разум рвется на части, оставляя за собой лишь ошметки адекватности. мысли остановить невозможно даже под заманчивым настроением: нога на ногу и откинувшееся тело на кресло за несколько сотен тысяч рублей. москва из окон глядит с недовольством густеющих туч, артему все равно — его личный самообман горький на вкус, но питаться им все же приходится, ведь между ребрами желания прячутся совсем не те, что даются сознанием. ему с каждым разом приходится к календарю обращаться: раз день, два день, встреча с олегом евгеньевичем, а дальше очередное ожидание и болезненная привязанность. у олега к артему лишь намеренная жажда получить больше денег. у артема к олегу лишь намеренное стучащееся сердце, что под покровом инфантильных всплесков агрессии прячется. дороги сводятся, но довольно быстро разводятся, и артему хочется больше-больше. только с олегом не все так просто получается: красные розы не принимает, кондиционер тоже принес неудачу. что же тогда остается? прямота и искренняя благодарность? возможности небольшие, и от этого у артема голова кружится еще сильнее. рвать себя хочется на куски. эта его мутация превращается из инородного в родное. разделиться с собственным я, не дышать, не смотреть, не видеть. за руку олега очень хочется. они с олегом слишком хорошо смотрятся в этих дорогих декорациях типичного кабинета психолога. артему бы вытянуть эту удочку вместе с удачей пройденных шагов, что заставили его признаться ему, и только потом себе. в этом водовороте ему остается только тонуть. саша злым леопардом над ухом режет: ты не поймешь, не пытайся, просто рядом будь, прикрывай. олег на артема сверху вниз, и натягивает улыбку с приятным выражением лица добродушных концов. с пониманием — возможно, но больше по изученному учебнику. гомосексуальность клиента его никак не касается; наивность закуривает сигарету в нервном припадке. артем рушит их собственную дженгу, вытаскивая деревянный блок, состоящий из губ к губам. треск в груди слышится отчетливо, и олега ушные перепонки болезненно воют в ответ. любовь вселяет ужас, влюбленность тянет сразу в гроб умершей мечты. между ними ничего и никогда, но почему-то грезам артем охотно верил. мысли нечеткие, черно-белые полосы: разбиться под машиной всегда было проще, переживая цунами жизни своей, что громко смеется, издевается, сбивает с ног. на этой ноте мелодия заканчивается. артему снова выблевать вину хочется, но груда камней копится; стыд громко стучится в черепную коробку. грязное и убогое существо. ждет обидного, ждет неприятного. все сливается в точку прозрачности; границы остаются не закрыты. перестать бы все это к чертям собачьим, но колесо не останавливается в желании слишком много на карте иметь. олег антисептиком ладони в нервном припадке: губы, честно, хочется тоже. сбежать обратно в прошлое без происшествий, вывести собственный вердикт по окончанию терапии. а ведь артем паразитом в его кабинете: не сойдет с кресла, влюблен подростком в иллюзию понимания. — артем, вы… знаете, что то, что я вас понимаю, не значит, что я в вас влюблен,— речь царапает пересохшее горло, выбивается дрожь отвращение от чужого касания. — это иллюзия, артем. — я подумал, что мне не кажется, — глаза в пол провинившимся щенком, пальцы сжимают крепко скамью, собирая под кожу занозы. — подумал, что получится. — не получится, — резкость по языку острым ножом прямиком в грудную клетку артема, заставляя того сильнее сжаться, закрыться ладонями, мир не видеть. — лучше саше расскажите, и найдите себе партнера в гей-клубе. — я не хочу другого партнера, — если бы только в нем силы остались, сорвался бы с места, вскричал, но усталость с виной грузит сильнее. слезы вот-вот вниз по щекам. — вы надумываете, прекратите. — эта игра должна закончиться здесь и сейчас, но олег стоит перед артемом сверху вниз глазами, представить себе не может от третьего лица эти уничтоженные отношения — вторые за всю его работу. — я ваш психолог, вы мой клиент. — я знаю! — остатки раненного льва выходят из дрожащих уст, тело невольно двигается немного в бок, а глаза на руки олеговы: хочется тронуть, хочется под ними быть. — не уходите. — в быстром упадке шепота часть молитвы проговаривает. олег куртку до белых костяшек сжимает вместе с зубами. в красных оттенках артем выглядит еще хуже при всей его жертвенности. но только артему плохо, а олегу все еще хуево. исчезает безмолвно быстрыми шагами, оставляя побитого собственной ненавистью к себе самому щенка. а артему все также за руку олега хочется, и под ней, но у этого сказочного мира конец ни черта не сказочный.