Семьянин

Вчерашний день выдался долгим, но так даже лучше. Он должен запомниться им всем. Папочка обошелся с Хизер очень аккуратно, кровь быстро остановилась, а значит разрывы скоро заживут. Лили осторожно осмотрела ее, когда помогала стереть с бедер подсохшую кровь — и все было уже хорошо. Может быть, пока Хизер не все понимала, но позже она непременно осознает, как важно что папочка смог сделать ее женщиной — он был основой их жизни, такой же, как мамочка. Он и сам себя называл той первой землей, в которой грибница развернула нити мицелия, чтобы начать расти. Теперь у них будет новая земля. Немного, но для начала этого достаточно. Свою рану Вайолет осмотреть не позволила, но Лили за нее не волновалась: если кто и способен о себе позаботиться, так это она. Вайолет терпеть не могла кровь, поэтому всегда старалась, чтобы ее было как можно меньше, так что с любой царапиной разбиралась как можно скорее, а уж если требовалось что-то зашить — ей и вовсе равных не было, о чем бы не шла речь: о платье, скатерти или плоти. Пол в своей комнате она тоже отмыла сама, не подпустив к нему Поппи. Вайолет вытравила из дерева каждую каплю крови, провозившись с чистящими средствами так долго, что ее непривычная к их едкости кожа пошла красными пятнами. Вайолет сказала, что это важно. Что как принцесса она должна пройти весь путь сама, со всеми ошибками и что-то еще в этом духе. Лили не стала спорить: она не всегда понимала, о чем Вайолет говорит, та видела повсюду нечто свое и следовала своим собственным правилам, но это не важно. По крайней мере, Вайолет позволила Лили забрать мясо на кухню. Подготовить его для грибницы — пришла пора накормить ее. Обычно таким занималась Роуз, но сейчас ей было бы тяжело, к тому же и самой Лили не помешало бы отвлечься, так что утро она провела на кухне. Большим костям место в измельчителе, но маленькие приятно дробить молотком. Это размеренная работа, из тех, что оставляют после себя приятную усталость. Прежде, чем разбить пальцы Дэвида, Роуз провела языком по подсохшему срезу. Мамочка когда-то описывала свою любовь к папочке как желание полностью его поглотить, и теперь Лили понимала этот образ отчетливее, чем когда-либо. Она чувствовала это иначе, но, все же, ощущение было острым, оно точно тянулось откуда-то изнутри, заполняя ее всю. Раньше Лили даже не представляла, что можно ощутить нечто подобное к человеку, которого впервые встретила всего несколько часов назад. Мясо Алана было совсем другим. Лили попробовала лишь маленький кусочек, тонкий срезанный ножом лепесток, но этого было достаточно, чтобы понять разницу. Чуть горьковатый и затхлый привкус. Из такого мяса не сделать хорошей еды, но это не страшно. Грибница съест любого. На этот раз они дадут ей немного — но этого будет достаточно. Человеческая плоть и раздробленные кости помогают грибам расти. Папочка как-то рассказывал, что Бо ему признался, что, мол, несколько лет назад хотел попытаться завести свою грибницу, использовав купленный товар, но в итоге собранный урожай оказался слабым — обычные грибы, которые можно купить где угодно. Чтобы получить власть над человеческим рассудком, грибница должна пройти сквозь человеческие кости. Иногда Лили пыталась представить себе, как жила грибница до того, как папочкин отец прислал ее в Америку: кормилась ли она на забытым кладбище у какого-нибудь древнего храма, дорогу к которому люди забыли до тех пор, пока война не начала прокладывать новые? Или, может быть, тогда ей было довольно животных? Дикие звери ели грибы, совокуплялись до изнеможения и засыпали на влажной земле прогалины, чтобы стать легкой добычей для хищников или пищей для грибницы. Но попавшая к ним грибница больше не хочет довольствоваться звериным мясом, хотя козье иногда помогает, все же человеческое гораздо лучше и поэтому они отдают ей столько, сколько могут. С Дэвидом папочка закончил сам — обработал еще раз швы, перевязал, вытащил из вены иглу капельницы с физраствором, осторожно надел обратно снятую одежду. Можно было бы оставить его и голым, так безопаснее, но Лили эта мысль не понравилась. Даже грязная и разрезанная одежда дает человеку чувство защищенности, уверенности, которую не стоило забирать, если они действительно хотели сделать Дэвида частью семьи, а не просто подчинить воле, своей и грибницы. По этой же причине они не стали оставлять его в подвале. Вместо этого, еще пока папочка отрезал ненужные пальцы, Лили предложила отнести его в сарай. Чтобы он увидел мамочку и грибницу, познакомился с ними даже до того, как придет в себя. Может быть, этот путь окажется легче, чем тот, который они выбрали для Эдди. Спящие люди всегда кажутся очень тяжелыми, почти как мертвецы, но Лили привыкла к тяжелой работе — пусть в основном такими вещами занимались Вайолет и Роуз. С папочкиной помощью совсем нетрудно было отнести Дэвида в сарай, к бакам с водой — Поппи заменила ее вечером, так что если он придет в сознание, ему будет чем утолить жажду, для этого нужно будет лишь приподняться. Если у него не будет на это сил, возможно, он умрет раньше, чем кто-нибудь придет его проверить. Но Лили была уверена, что ничего подобного не случится. Он не случайно оказался здесь. Он не должен умереть просто так, это было бы несправедливо. Папочка помог Лили перевалить бессознательное тело Дэвида с носилок на утоптанный пол сарая — достаточно бережно, чтобы не потревожить рану. Тот издал сдавленный стон, вздрогнул всем телом, но не пришел в сознание. Хорошо. Можно будет оставить его здесь, ни о чем не беспокоясь. Он будет лежать здесь, в уютной влажной темноте, как зреющий в утробе плод, дожидаясь момента, когда придет пора выбраться наружу. И, как это бывает с некоторыми детьми, он не сумеет выйти самостоятельно. Они всегда запирали сарай снаружи, вешали на дверь замок, чтобы козочки не зашли внутрь. А дверь была надежной — на случай, если кто-нибудь захочет проникнуть снаружи, чтобы украсть грибы. Раненый, сбитый с толку, усталый человек, не сможет ее сломать. Дэвид останется здесь, до тех пор, пока Лили не придет за ним, каким бы он ни был к тому моменту — живым или мертвым. Вайолет, наверное, сказала бы, что это очень романтично: он будет ждать ее, что бы ни случилось. — Я рад, что он тебе нравится — папочка легко толкнул Дэвида в плечо и тот сам повернулся на бок. Да, так лучше. Если его стошнит, он не захлебнется. — Главное, чтобы мамочке он тоже понравился. — Она сама привела его сюда. Через меня, через Пабло, Луиса и всех, кто указывал им дорогу. Лили кивнула, снова глядя на Дэвида. Его лицо выглядело неестественно бледным, черты заострились еще больше. Лили на секунду представила себе его череп очищенным от плоти и кожи. Раздетым до первозданной чистоты. Лили никогда не задумывалась о том, каково это: испытывать к страсть, желание, привязанность к кому-то вне семьи, хотеть кого-то, кроме папочки — эти вещи существовали в другом мире. В мире героев книг и телефильмов, которые она смотрела в свободные вечера. В мире обычных людей, не знающих благословения грибницы. Сможет ли она полюбить этого незнакомца лишь потому, что у него крепкие кости и вкусная, хорошая кровь? Лили боялась, что этого будет недостаточно, но если папочка прав, если мамочка сама привела Дэвида в их дом, значит, все должно получиться. Мамочка не могла выбрать неправильно. Может быть, в этом и смысл: прорасти сквозь любую почву, лишь бы новый урожай взошел в срок. — Знаешь, если вы правда готовы меня отпустить, то я бы через пару дней тоже ушел сюда, — папочка провел ладонью по мамочкиной постели, стирая склизкий слой плесени. Лили не сомневалась, что он захочет сделать именно так. В конце концов, мамочка лежала в его объятьях, когда ее сердце прекратило биться, и будет справедливо, если папочкино сердце остановится когда он сам будет в ее объятьях, точно так же. Вместе, на одной постели, навсегда. Это не станет смертью. Грибница продолжит расти в нем, и в новом урожае будет его часть. Точно так же, как мамочка, папочка переживет свое человеческое тело и с каждым новым урожаем будет становиться лишь сильнее. — Спроси остальных, но, думаю, это будет замечательно. Ты уснешь с ней рядом. Я помогу тебе, если понадобится. Папочка улыбнулся и кивнул, даже не глядя на Лили. Он опустил ладонь на предплечье мамочки, нежно стиснул его пальцами — и Лили показалось, что она видит как в мамочкиных глазницах загорается теплый свет.