— — —
Нагини уставилась на Гарри и лизнула воздух раздвоенным языком. — Вонючий мальчишка, да… воняешь страхом и выделениями. Наверняка ты испорченный и невкусный… — Я тебя не боюсь! — тут же нахмурился Гарри. — И я не собираюсь с тобой ладить. Даже если ты тоже хоркрукс. Слово внезапно загорчило на языке: сама мысль, что часть души Волдеморта хранит безмозглая тварь, была противна ему. И сколько вообще этих хоркруксов? Медальон, кольцо, теперь вот здоровенная змея, которая пыталась его прикончить. Время узнать что-нибудь новое ещё и о Хвосте? — Тогда хозяин тебя накажет! — Нагини радостно засновала вокруг. Её золотые, разделённые узким зрачком глаза чем-то напоминали глаза Волдеморта. — Хозяин не любит непослушания, да, да, не любит!.. Я его Нагини, а не ты! Я! Да, да — не ты! Он убивает вонючих людишек! — Спасибо, но, думаю, я ему и таким нравлюсь, — раздражённо прошипел Гарри сквозь зубы, сжимая рукоять метлы до белых костяшек. — И он меня не убьёт, забудь. Я нравлюсь ему именно потому что я — вонючий человек. Мы, эм… нашли общий язык. Нагини взвилась — почти во весь его рост — и угрожающе распахнула пасть. — Ты ничего не знаешь о хозяине! Это Нагини его нашла, да, да! Нагини стала его, когда хозяин не помнил себя. Он испытал Нагини, и Нагини выжила, Нагини выходила его как своего змеёныша. Нагини кормила и защищала его! Он — и хозяин Нагини, и выкормыш. Ты пришёл ночью и напал на нас! Но Нагини учуяла тебя, порвала тебя, да, да!.. — она опустилась на пол и опять засновала кругом, щёлкая языком. — Теплокровные думают, будто понимают хозяина… а потом хозяин убивает их. Нагини знает. Нагини видела… — змея скользнула ещё ближе, её глаза сверкнули золотом. — Ты говорящий, Гарри Поттер, но ты слабое теплокровное, как тот крысолюд! Да! Ты не заслуживаешь хозяина! Да, не заслуживаешь. Гарри едва не зарычал, один Мерлин знает, чего ему стоило не выхватить палочку. — Откуда тебе знать, тупая ты змея?! Мы с твоим… хозяином делаем то, чего тебе просто не понять! — его щёки порозовели. Он так разошёлся, что даже не услышал приближающихся шагов из коридора. Медленно провернулась бронзовая ручка, из приоткрытой двери выглянули распахнутые светлые глаза, и палочка рассекла воздух. — Confrigo! — ваза разлетелась, осыпая змею осколками. Раздался взрыв, полыхнуло красным, и Нагини подбросило к потолку — на роскошную люстру, с которой тут же посыпались хрустальные кристаллы. — Ну же, Поттер! Беги! В дверях с разметавшимися по плечам волосами стояла Нарцисса Малфой. — Какого… что вы творите?! — Гарри молниеносно разоружил её, пока она не натворила ещё больше бед. — Я не… Мне не нужно сбегать! Я пришёл сюда по своей воле! Смотрите, что вы… чёрт… чёрт, он вот-вот вернётся! — сердце забилось в горле, и от ужаса закружилась голова. Мама Малфоя напала на Нагини! Ответит на подобное Волдеморт весьма однозначно, и Гарри не с этого хотел начать их путешествие. — Это вам надо бежать! Он вас на куски порвёт… бегите отсюда! — Тёмный Лорд не!.. — договорить миссис Малфой не успела. Сверху со звоном хрусталя и злобным шипением тяжеловесно рухнула Нагини. Нарцисса вскрикнула и бросилась к усыпанной осколками палочке, а змея тут же взвилась, щёлкнув клыками. Миссис Малфой поползла обратно к двери, бросая заклинание за заклинанием, но руки её так дрожали, что половина пролетала мимо, а другая отскакивала от зелёной чешуи, круша всё вокруг, кроме Нагини, приготовившейся к очередному броску… …пошедшему вкось, когда Гарри врезался в неё всем телом, сбивая дыхание, а змею — от съёжившейся на полу женщины. Они полетели вперёд, скользя по стеклу на каменном полу (смутно знакомо и так же дико страшно, как в прошлый раз), и Гарри неуклюже навалился на извивающуюся Нагини. — Убирайтесь отсюда! — выкрикнул он, пытаясь прижать змеиное тело к полу и не попасть под клыки. — ЖИВО!— — —
Кроваво-красные глаза разглядывали разруху в холле и валяющихся в осколках люстры Поттера и Нагини. — Прекратите сейчас же, — тихо, но холодно и угрожающе прошипел Тёмный Лорд: мальчишка со змеёй застыли. Он спустился по лестнице и витиеватым взмахом тисовой палочки привёл комнату в порядок: битый хрусталь так быстро собрался в целую люстру, словно и он страшился Лорда Волдеморта. — Итак, смею надеяться, у одного из вас была причина ослушаться меня? Поттер вскочил и выпалил, прежде чем Нагини успела открыть пасть: — Это я виноват! Нагини меня… спровоцировала… сказала, что я… что я тебя недостоин. Это я виноват, — он глубоко вдохнул. — Это был трудный день, и я… вспылил. Я… прости! Волдеморт разглядывал Поттера, а тот вперился взглядом в ковёр. Нагини обогнула его, по-прежнему скаля клыки, и скользнула к Тёмному Лорду. — Он лжёт! Он лжёт! — Тише, дорогая. Уверен, Гарри искренне раскаивается, — Волдеморт поддел подбородок мальчишки белым пальцем. — Больше никаких стычек между вами. Если тебе не нравится, как она себя ведёт, приходишь ко мне, а я уже разбираюсь с этим… понятно? — Да… без проблем… конечно, — облегчённо выдохнул Гарри и, искоса посмотрев на Нагини, добавил: — Но пусть она прекратит называть меня ужином. — Уверен, Нагини поработает над манерами, — Волдеморт предостерегающе глянул на змею и, напоследок погладив мальчишку по подбородку, зашагал к выходу. Хоркруксы держались чуть позади, когда он вышел на морозный воздух, рассекая его палочкой. С потемневшего неба сыпал белый снег, и под ним проступила сложная вязь рун. Волдеморт двинулся вокруг рисунка, плавно водя руками, и тот вспыхнул синим пламенем, с шипением испаряя снег, и завертелся в чудаковатом циферблате. Краем глаза Волдеморт видел, как Поттер наблюдает за ним, то и дело опасливо косясь на дверь. — Эм… не расскажешь, что ты делаешь?.. — Разве непонятно? — рассеянно ответил вопросом на вопрос Тёмный Лорд, заканчивая с расчётами. — Ну разумеется понятно, — сухо протянул мальчишка. — Но для чего нам эти часы на снегу? — Часы? — Волдеморт удивлённо вздёрнул безволосые брови и, наконец, посмотрел на Поттера. — Я начертил пентаграмму для транссферической аппарации. — Эм… — Гарри снова хмуро глянул на него, а потом вдруг воодушевлённо закивал, будто всё понял. — О! Да, это же очевидно, конечно! То есть… все ведь знают, как полезен этот пятиугольный транс-круг в… хм… топке снега. Хорошо, что ты об этом подумал! Снега… и впрямь выпало многовато. Лорд Волдеморт пристально смотрел на мальчишку. Это что, бестолковая попытка… высмеять его? Но потом он вспомнил, что Поттер ещё слишком юн и до недавних пор в собеседниках у него были пустоголовые гриффиндорцы, а в увлечениях — квиддич. — Волшебники могут аппарировать на определённые расстояния, — медленно начал Тёмный Лорд. — Поэтому для дальних путешествий приходится использовать другие, более неудобные способы, — он опустил взгляд на метлу. — Но правильно подготовившись — за этим ты как раз и наблюдал — самые могущественные из нас могут аппарировать хоть на другой конец света. Ты ведь сам попросил отправить нас подальше. — А, ну… да, я просто не думал, что мы… аппарируем, — тихо произнёс Поттер, заметно побледнев. — У меня… у меня же есть метла! Может, я… полечу и встречусь с тобой на месте? — Боюсь, Гарри, профессор Дамблдор не одобрит, если я позволю тебе обогнуть половину земного шара на... пусть и очень хорошей, но метле. — Половину земного шара? — мальчишка распахнул глаза и тут же забыл о страхе, предвкушая приключение. — Мы… мы покинем страну? И куда мы отправимся? Волдеморт почти улыбнулся безгубым ртом. — Не хочу портить сюрприз, моё сокровище. Просто скажу, что на метле ты бы добирался туда несколько недель, — алые глаза смягчились. — Я много раз пользовался этими уравнениями. Уверяю, это безопасно, — и Тёмный Лорд погладил вихрастую голову. — Ну… ладно, — согласился Поттер. — Но в следующий раз способ выбираю я. — Нагини, идём! — и змея, свернувшаяся кольцами на пороге мэнора, недовольно зашипев, скользнула к Волдеморту по холодному снегу. Она заползла к нему на плечи и, обвив хвостом талию, самодовольно — Тёмный Лорд не видел этого, но был уверен, что именно самодовольно — вперилась в Гарри немигающим взглядом жёлтых глаз. Волдеморт взял мальчишку за тёплую руку и ступил в центр мерцающей голубым пентаграммы. Снег вокруг рун просел, а снежинки, сыплющиеся с ночного неба, внутри круга окрасились синим. — Обними меня за шею, мой отважный гриффиндорец, и не отпускай, пока мы не прибудем на место. Гарри послушно обхватил его руками, смыкая пальцы на затылке, и крепко зажмурился. — Хорошо. Я готов. Тёмный Лорд прикрыл глаза и вскинул костлявое лицо к небу, чувствуя, как его магия смыкается на мальчишке и Нагини. Перед внутренним взором они оба: дрожащий от предвкушения юный человек и хладнокровно спокойная змея — стали его продолжением. И это было больно. Да, в какой-то мере их единство было приятно, но по большей части чувствовать себя разорванным на три части, пусть и стоящие друг к другу так близко, было больно. На тонких веках проступили тёмные венки, так сильно Волдеморт напрягся, обращая их троих в нечто бестелесное — в лёгкую дымку смешавшихся конечностей, что с треском провалилась… (в разлом полыхающей синим пламенем вселенной, что сжала их — кровоточащих и сотрясающихся — в один всполох света; разрушила их и воссоздала в Нехебкау: безволосо-волосатой помесью душ мальчика-мужчины-змеи, сшитой по швам) …на белый песок. Тёмный Лорд стоял с закрытыми глазами, распахнув рот от боли. Он почувствовал привкус соли, когда Гарри рухнул лицом в песок, и жар, окутавший Нагини. Волдеморт открыл было глаза и тут же снова зажмурился — отражавшееся в морской глади солнце слепило до слёз. Он опустил голову, пытаясь изгнать фантомные боли своей многоликой души.— — —
Сперва Гарри был уверен, что умер. «Не отпускай», — сказал ему Тёмный Лорд. Теперь это звучало смешно. Эти дьявольские часы, которые не часы, вывернули их наизнанку, разобрали на части и взбили как миксер тёти Петуньи. Гарри не разжал бы рук, даже если бы мог отреагировать на чудовищную боль — нечто среднее между пыточным и медленной мучительной смертью от укуса змеи. А сейчас он, похоже, оказался в адском котле. И это было даже не удивительно — попади Гарри в ад. Его ведь только что смешало с убийцей, и их явно приняли за одно целое. Не говоря уже о том, что он и до этого отличился в «общении» с Волдемортом. Может, здесь даже есть специальный круг ада для спасителей, что целуются с Тёмными Лордами? И именно мысль о Волдеморте — и его боль, брезжащая на краю сознания — привела Гарри в себя, отвлекая от бесспорно трагичной картины собственной загробной жизни. Он медленно открыл глаза. Здесь было ярко. Очень ярко. Похоже, врата из боли и страданий привели их вовсе не в преисподнюю. Под пальцами и — Гарри сплюнул — во рту его был песок. Пляж. Тёмный Лорд аппарировал их на пляж. Целый и невредимый и оттого вполне счастливый, Гарри сел и огляделся. Место казалось смутно знакомым, но где же он видел этот белоснежный пустынный берег с пенящимися волнами? Гарри наконец поднялся, стряхивая с себя горячий песок, и тут же увидел Волдеморта. В чёрной мантии среди белого-белого пляжа и лазурного неба он казался каким-то чужеродным. И судя по тому, как Тёмный Лорд скрючился, он ещё не отошёл от их маленького путешествия. — Мы живы, — увязая ногами в песке, Гарри радостно бросился к Волдеморту. Воздух пах морской солью, и на душе стало ещё легче. — Получилось! И здесь совсем нет снега, — в его веселье начали проскальзывать истеричные нотки. Они и правда это сделали. Они покинули Британию. — Надеюсь, мы оказались где нужно, потому что в ближайшие лет сто ты не уговоришь меня это повторить. Тёмный Лорд что-то невнятно болезненно прошипел. — В следующий раз давай лучше полетим, — всё тараторил Гарри. — Летать не так уж плохо — мне кажется, тебе и квиддич понравится, это же стратегическая игра — и не так болезненно. В прошлом году Фред и Джордж дали мне зелье, чтобы метла не так сильно… натирала там, Рон сразу заподозрил что-то опасное, но для профессиональных игроков это очень даже… эм, ты как? До него только теперь дошло, что Волдеморт пока ни слова не сказал. Гарри нахмурился — Тёмный Лорд накрыл лицо ладонями и крепко жмурился — и начал паниковать. Что-то пошло не так? Волдеморт ранен? — Эй, — Гарри сжал бледную ладонь и услышал мучительный вздох. — Эй, что такое? — он отчаянно потянулся к их связи и отшатнулся: ему буквально ожгло глаза. Свет. Сознание Тёмного Лорда горело ослепительным светом. Наверное, для его глаз здешнее солнце было убийственным. Запаниковав уже в полную силу, Гарри осмотрелся, пытаясь найти что-нибудь полезное. Рядом не было ни хижин, ни шляп, да и вообще никаких следов цивилизации, но чуть дальше за пляжем виднелся лес. Гарри обхватил Волдеморта за плечи и осторожно повёл к деревьям. — Туда, — успокаивающе забормотал он, — там есть тенёк. Идём.— — —
Тёмный Лорд плёлся, неловко увязая в песке. Поначалу он пытался смотреть на мир глазами Поттера, но лишь запутался в собственных ногах, разум Нагини тоже был ему не помощник — такой хаос там царил. В животе тугим комом сворачивался жгучий стыд. Волдеморт думал, что того испытания зимним днём будет достаточно для его глаз. Но тот свет смазывал зрение, этот же — ослеплял. Поттер усадил его на сухую траву под деревом, и теперь Тёмный Лорд — по-прежнему затемняющий лицо руками и мантией — смог разглядеть расплывчатые цвета и очертания. Сбоку мелькнуло и пропало что-то красное, это мальчишка стянул шерстяной свитер. Волдеморт всё молчал. Он так старался скрыть эту свою слабость! Но теперь мальчишка знал, как он уязвим перед дневным светом. Тёмный Лорд ведь мог выбрать любое место, а выбрал это. Так глупо. Но уязвлённая гордость чуть унялась, и он сердито осмотрелся. Его и без того узкие зрачки сжались до размера булавочной головки, а алые глаза казались розовыми.— — —
Это выглядело как-то по-трогательному жалко. Волдеморт моргал слезящимися глазами, сжавшись сидя на земле. — Эй, всё нормально, — Гарри опустился перед ним, промокая мокрые белые щёки свитером. — Если хочешь, я сниму очки, будем вместе познавать мир на ощупь, — он коснулся плеча Тёмного Лорда и нахмурился: чёрная шёлковая мантия казалась горячей, разве в ней не жарко? А ещё ему никогда и никого не хотелось так пожалеть и утешить… если не считать несчастного, истекающего кровью ребёнка из сна. — Погоди-ка, — до Гарри внезапно дошло, и он оглянулся на берег. — Мы ведь уже здесь были, — на губах расцвела улыбка. — Это тот остров, да? С морскими змеями! Ничего себе, — он рухнул в песок рядом с хмурым Волдемортом и широко ему улыбнулся. — Мне очень нравится. Правда. Спасибо.— — —
Волдеморт просто кивнул, зло растирая глаза, только бы остановить эту позорную солёную воду, но лишь расцарапал тонкую кожу острыми ногтями. Что ж, по крайней мере, это отвратительное место понравилось Поттеру. — Я был здесь в пятидесятых, тогда моя… физиология позволяла мне это… — тихий и бесцветный голос был почти не слышен за шелестом океана и пением птиц. — Может, закроешь глаза? — раздалось сбоку неуверенно. — А я… я пока смочу свитер. Вода же холодная, от неё точно станет легче. И прежде чем Тёмный Лорд ответил, мальчишка уже подорвался и бросился к воде, взметая за собой песок. — Гарри… — только и успел сказать Волдеморт, когда вернувшийся Поттер накрыл его лицо мокрым свитером. Ткань действительно приятно охладила воспалённые веки. Ненадолго. Морская соль тут же защипала в свежих царапинах, а вода, стекая по плоскому лицу, полилась в ноздри. Тут же захотелось сорваться на крик. Объяснить Поттеру, что ему, Лорду Волдеморту, не нужна помощь, особенно помощь Мальчика-Который-Выжил. Растолковать, что только по-настоящему бестолковому волшебнику придёт в голову залить кому-то лицо солёной водой, а не сотворить простейшее агуаменти. Вместо этого Волдеморт замер, почти лениво размышляя, что это далеко не самое болезненное и не самое унизительное из того, что ему пришлось пережить за последние несколько дней. Да и здесь были только он, Поттер и Нагини. — Так и правда легче, — наконец произнёс Тёмный Лорд и, не открывая глаз, стянул мокрую тряпку, слепо потянувшись бледной рукой к мальчишке. Он сам себе напоминал ночную тварь, что по ошибке выползла на солнце, где ей явно было не место. — Мне жаль, что так вышло с твоими глазами, — пробормотал Гарри, подаваясь в его объятия. — Будем полуночниками? Как совы! Мокрая шерсть свитера промочила спереди шёлковую мантию, неприятно охлаждая и без того не тёплую кожу. Волдеморт стянул её через голову и откинул в сторону, оставаясь в брюках и белой плоти на тонких костях. — Хозяин? — тихо зашипели снизу, — Человек ранил тебя? — и между ними вдруг втёрлась Нагини.— — —
Гарри, который до этого старался не пялиться на оголившуюся кожу, хмуро посмотрел на влезшую в их объятия змею. И, впервые обрадовавшись, что Волдеморт ничего не видит, принялся корчить недовольные рожи. Он злым шипением объяснял, что вовсе не он поцарапал Тёмного Лорда, что он никогда бы не сделал ему больно… как вдруг заметил, что царапины на бледном лице уже затянулись. — О, — Гарри распахнул глаза и удивлённо погладил впалые щёки. На гладкой коже не осталось ни следа. Взгляд будто сам собой с лица скользнул по изгибу шеи, по острым ключицам, на широкие, но тонкие плечи… Вновь зло зашипела Нагини, и раскрасневшийся Гарри вперился в неё яростным взглядом. — Слушай, иди на чаек поохоться, а? — Нагини должна защищать хозяина от нечестивого мальчишки… — огрызнулась змея и обвилась вокруг Волдеморта, а тот благосклонно рассмеялся, поглаживая ей чешую. Весело ему? — Защищать?! — взвился Гарри. — От чего же? Не ты ли называла меня простым ужином? — он скрестил на груди руки и хмуро посмотрел на веселящегося Тёмного Лорда. — Глупость какая. Не думаю, что среди нас нечестивый тут я, — Гарри отвёл взгляд от заворожившей его обнажённой кожи и, полыхая щеками, упрямо уставился в небо. — Скажи ей, что я не нечестивый. — Скажи ей сам, — Волдеморт всё гладил змею. — Ведь не зря моя душа наградила тебя парселтангом, — он замер, а потом провёл пальцами по чешуе особо нежно и выразительно; у Гарри подвело живот. — Вы принадлежите друг другу так же, как принадлежите Лорду Волдеморту. Разве ты не чувствуешь, Гарри? — Хмм, дай-ка подумать… нет, ни капельки, — он нахмурился. — Хотя постой, я что-то припоминаю. Да-да, прошлой ночью я вот прямо почувствовал… её клыки. В своей шее. Знаешь, убийственное такое ощущение. — Ты сломал мою палочку, и я вышел из себя, а она всего лишь пыталась защитить меня от незваного гостя, — Тёмный Лорд придержал обвившую его талию змею и схватил Гарри за запястье, приоткрывая их связь, втягивая туда и Нагини… (жизнь в лесу её и чёрной сущности, которой остерегались другие животные; шёпот из яйца; треск скорлупы — и из неё вылупляется нечто дрожащее и голое, болезненное и беспомощное, её хозяин, её детёныш… и всё же она тоже была его порождением, а он — её) …и их стало трое. Нагини растерянно покачнулась, и Волдеморт прижал ладонь Гарри к зелёной чешуе. А тот не сразу понял, что вырвался из чужих воспоминаний, не сводя распахнутых глаз с обвившей плечи Тёмного Лорда змеи. — Ты что, вылупился из яйца?! — выпалил он. — Это… «отвратительно. Жутко. Бесит», — и прикусил язык. Выходило, в каком-то — диком и противоестественном — роде Нагини была Волдеморту… матерью? Гарри не знал, что и думать. — Так… ты родился благодаря ей, — он, наконец, посмотрел на Тёмного Лорда с разом вспыхнувшей в голове сотней вопросов. — Поэтому ты сделал из неё хоркрукс? Или это вышло случайно… как со мной? Есть и… другие?— — —
Волдеморт замялся, насторожившись от столь личных вопросов. — Перед окончательным перерождением яд Нагини, пропитанный моей собственной сущностью, придавал той слабой оболочке хоть какие-то силы. Кроме того, она присматривала за Петтигрю, ведь сам я в то время не всегда был на это способен. Тёмный Лорд мягко вздохнул, по-прежнему ласково поглаживая Нагини пальцами Гарри. — Она пришла ко мне, когда я уже отчаялся восстановиться, когда был так слаб, что почти не осознавал себя. Она бесстрашно разговаривала со мной о всяких пустяках: птичьих яйцах, рыбе и тёплых камнях — мелочи животного существования. Да, я захватил её тело, но старался не сократить отмеренный ей срок. Я никогда не искал чужого общества, но… — Но каждому нужно общение, — Гарри вдруг начал сам нерешительно и осторожно поглаживать гладкую чешую. — Иначе кто успокоит тебя, когда ты зол или расстроен? Кто будет гордиться тобой, когда ты сделаешь что-то важное? Счастье бессмысленно, если тебе не с кем его разделить, — он замолчал. — Я… хотел бы стать твоим другом. Если ты разрешишь. «Хотеть счастья — не слабость. Человек становится слабым, когда боится таким быть». Волдеморт наказал Гарри за эти дерзкие слова, но он действительно боялся. Мальчишка — не животное, и помыкать им не так-то просто. Разговоры с Нагини были безобидны. Разговоры с Гарри — слишком человечным, слишком наблюдательным — опасны. Он мог предать. Мог бросить, как бросили однажды Пожиратели Смерти. Тёмный Лорд ещё ребёнком осознал, что друзья ему не нужны. Ведь какие бы клятвы они ни давали, стоило им разглядеть настоящего Тома Риддла, как они тут же бежали плакаться миссис Коул, и со временем он научился закрываться ото всех. Но сейчас, когда маски были сброшены, Лорд Волдеморт никак не ожидал, что кто-то попросит его дружбы. — Другом, — он повертел слово с нежной насмешкой на раздвоенном языке. — Но я хочу от тебя не дружбы, Гарри. Я хочу большего… — и Волдеморт порочно улыбнулся. — Кхм, это же, ну… разновидность дружбы, да? — он скорее почувствовал нежели увидел, как Поттер залился румянцем, и с острым возбуждением представил, как мальчишка со стыдливой невинностью потупил глаза. — То есть, ммм, мы ведь должны дружить, чтобы… хм… да? У нас просто будет такая… особенная дружба. — Очень особенная, — мягко согласился Тёмный Лорд и, перегнувшись через Нагини, потёрся плоским носом о нос Гарри. Змея завозилась между ними, но промолчала, и он провёл раздвоенным языком по горячему уху. — Такая же особенная, как ты, моё сокровище… — острые ногти скользнули по груди мальчишки, раздирая хлопковую рубашку. Тот свистяще втянул воздух разомкнутыми, сухими губами. — Да, к-конечно. Если хочешь… мы будем особенными друзьями, — Гарри беспомощно выгнулся в его руках. — Я ведь с обычными друзьями таким… не занимаюсь. — Очень на это надеюсь, Гарри, — Волдеморт прикрыл глаза, а Нагини плотнее сомкнула кольца, и их ощущения — волшебника и змеи — смешались. Заполошное сердцебиение мальчишки будило животные инстинкты. Тёмный Лорд шумно вдохнул узкими ноздрями и распахнул рот — вместе с Нагини — пробуя запах Гарри иссиня-чёрным языком и сжимая за плечи бледными пальцами. А потом Волдеморт опрокинул мальчишку на песок, неторопливо накрывая его собой и жадно пробуя воздух между ними. — Иначе я прикончу каждого, кто посмел коснуться тебя, а тебя накажу. По-настоящему накажу, — холодный голос поддразнивал и в то же время — жёстко предостерегал. Тёмный Лорд говорил по-английски, но связанная с их разумами Нагини согласно вторила ему. — Вот поэтому… я и сказал, что дружба у нас будет особенная, — выдохнул Гарри, в воздухе завитал страх, но он требовательно продолжил: — Ведь будем только мы. И даже не вздумай ни на кого смотреть. Волдеморт приоткрыл рот. Его нечеловеческое угловатое лицо скривилось от одной нелепой мысли, будто он допустит к себе так близко кого-то ещё. Тёмный Лорд сильнее сжал Гарри и медленно провёл языком по нагретой солнцем подрагивающей коже. — Очень немногие осмеливались предложить себя Лорду Волдеморту, — тихо заметил он, — и они не заслуживали такой чести. Мысль, что к нему могли захотеть прикоснуться даже самые верные слуги, Беллатрикс или Бартемиус, была противна ему. Он был их Тёмным Лордом — их богом — и он даровал им лишь право целовать подол мантии и преклоняться перед его силой. Да, раньше он использовал чужое влечение как ещё один инструмент подчинения, но Лорд Волдеморт всегда презирал всех, кроме себя самого. И хотя ответил он надменно и пренебрежительно, а магия возмущённо всколыхнулась, в уголках рта залегли горькие складки. Ведь со временем добровольное поклонение переросло в простой страх перед тем, кто держал их в подчинении. Тёмный Лорд или Тот-Кого-Нельзя-Называть: из уст его слуг и жертв эти слова звучали одинаково испуганно. Омерзительные ничтожества. Они думали, будто ему неведомо об их ужасе и сожалении от сделанного выбора. Но Лорд Волдеморт знает всё. Всё.— — —
Ревность Гарри медленно, но уверенно переросла в печаль. Волдеморт и правда не знал любви. Ни в одном её проявлении. Он сам в себе видел чудовище, и никто и никогда не пытался сблизиться с ним. Каково это: знать, что весь мир отторгает тебя? Приятного в этом явно было мало. Не поэтому ли Волдеморт отвергал даже тех, кто «осмеливался предложить себя» ему? Но Гарри он не оттолкнул. Каким-то образом Гарри Поттер, мальчик, которого несколько недель назад Тёмный Лорд ненавидел всем сердцем, вдруг оказался удостоен его внимания. И теперь Гарри понимал, что даже капля доверия этого человека — на вес золота. — Что ж, тогда… хорошо, — медленно выговорил Гарри, — иначе мне тоже пришлось бы их, эм, наказать. По-настоящему, — он нерешительно протянул ладонь к впалой щеке и погладил большим пальцем острую линию подбородка. — И ведь они совсем тебя не знают. Ни капельки, — Гарри мягко улыбнулся. — Мне, например, ты кажешься очень даже… привлекательным. Когда никого не убиваешь.— — —
Алые глаза приоткрылись: проступили узкими кровавыми щелями, будто кто-то надрезал белоснежную кожу скальпелем. Волдеморт хотел видеть лицо Гарри: Нагини не различала тонкостей человеческих выражений. Он притёрся к тёплым пальцам как кошка, впился сощуренными горящими глазами в расплывчатые черты и мягко недоверчиво выдохнул: — Неужели? — Ну разумеется! Иначе зачем бы я пошёл с тобой? — Гарри улыбнулся, прослеживая пальцами изгибы на его лице. — Ты умный. Мне таким никогда не быть. И я… я правда люблю тебя слушать, даже если не всё понимаю. Но иногда ты бываешь неожиданно глупым. И ты… добр ко мне… тоже весьма неожиданно, — он задумчиво посмотрел на Тёмного Лорда. — Кажется, мне нравится быть рядом. Когда ты никого не пытаешь. Мне хорошо, даже если мы просто… не знаю, сидим на диване или разговариваем в лесу… Мне нравится быть с тобой, — Гарри замолк. — Я… расстраивался, если ты не приходил в мои сны. «Я всегда умел очаровывать нужных людей», — вспомнились циничные, а теперь кажущиеся фальшивыми и противоречивыми слова. Да, он очаровал Гарри. Или наоборот? Был ли Волдеморт добр к нему? Скорее — осторожен. «Я… расстраивался, если ты не приходил в мои сны», — нет, вывод напрашивался один: это мальчишка очаровал его. Тёмный Лорд подозревал, что насторожился и смешался как Альбус Дамблдор, осознавая столь невероятную правду. — Не позволяй своему простодушию видеть во мне того, кем я не являюсь, Гарри, — предостерёг Волдеморт. Поттер рассмеялся. — Ты не веришь в мою искренность? Не веришь, что дело не в… простодушии? — Тёмный Лорд бы многое отдал, чтобы видеть его лицо — его глаза — сейчас. — А между тем, я как никто другой имею право думать о тебе худшее. И убедить себя в обратном было непросто, — большой палец нежно погладил по лбу. — Ты и правда совсем не веришь в себя, да? Волдеморт зло распахнул глаза. — Я безгранично верю в свои способности! — зашипел он — Нагини тут же вскинулась от его тона — и слепо отшатнулся, словно обжёгся о мальчишку. По глазам резанул свет, и из них снова покатилась солёная вода. Тёмный Лорд всегда стремился к выживанию и готов был сносить ради этого что угодно. «Я — Лорд Волдеморт», — в этих словах его вера. Его уверенность. «Он жалеет тебя, — ядовито прошептал голос, — А как не жалеть такого слабака? Жалкий, побитый жизнью старик. Ты даже не видишь!»— — —
Накрыло тошнотворным дежавю. Гарри видел это выражение на бледном лице за секунду до того, как оказался под беспощадной тисовой палочкой, а потом катился в подвал по каменным ступеням. Та сцена до сих пор преследовала его в кошмарах. На этом острове темниц, конечно, не было, но Гарри не сомневался, если Тёмный Лорд захочет — он найдёт какое-нибудь тёмное жуткое место. «А тебя накажу. По-настоящему накажу» — Стой… я не это имел в виду! — Гарри сел, больше не удерживаемый твёрдой хваткой на плечах. — Я не сомневаюсь в твоих способностях. Ты… ты самый могущественный колдун на свете… даже могущественнее Дамблдора, — ложь горчила на языке, ведь Гарри всем сердцем верил в силу директора, но он отчаянно и решительно её проглотил. Гарри потянулся к обнажённому плечу, не обращая внимания на гневное шипение и вот-вот готовую броситься на него змею. — Я хотел объяснить, как… как ты мне дорог, — он презирал свой тихий подрагивающий голос. — Ты привлекательный, умный и добрый, но сам этого не понимаешь. А я просто хотел показать тебе это. Вот и всё.— — —
Волдеморт закричал и стремительно — как змея — схватился за Гарри длинными пальцами. = Так покажи! Он слепо и так же мучительно и жестоко, как однажды в Министерстве, ворвался в сознание мальчишки, пытаясь нащупать ложь в насмешливых словах. Тёмный Лорд жался к нему, тихо содрогаясь и сдавленно шипя от боли, когда злобные голоса последовали за ним и пробились сквозь мысли его хоркрукса.— — —
Солнце, песок, шум океана — всё померкло, когда на него безжалостно навалился разум Волдеморта. Гарри закричал и забился в жёсткой хватке, пытаясь дать отпор и мысленно. На секунду ему показалось, будто он проваливается в очередной кошмар — будто лежит он не на песке, а в осколках стекла на каменном полу в Малфой-мэноре, а Тёмный Лорд пробивается к нему в голову через горячечное сопротивление. Это казалось неизбежным: чем глубже прорывался в его разум Волдеморт, тем легче Гарри просачивался в его. И от того, что он там увидел, волосы на загривке становились дыбом. Сквозь дымку боли Гарри понял, что его искренне заботливая улыбка отпечаталась в мыслях Тёмного Лорда издевательской. А голоса — те самые голоса — оглушали воплями. Извернувшись в руках Волдеморта, Гарри закрыл уши, но они всё не уходили, пробираясь уже ему в голову. Так ведь и спятить недолго. Унизительные насмешки подстрекали Тёмного Лорда… призывали к… = ПОШЛИ ВОН! = заорал Гарри в их разделённом сознании. = Он не слаб! Это вы делаете его слабым… заставляете бояться хорошего! Я больше вам не позволю! Пошли ВОН!— — —
Том Риддл поднял взгляд. В дверях стоял мальчик. Раскрасневшийся, запыхавшийся и полыхающий восхитительной магией. В подвале было темно, и свет из внезапно распахнувшейся двери ослеплял. Он заморгал заслезившимися серыми глазами. Ноги ещё дрожали от розог. — Тебе здесь не место, — тихо произнёс Риддл. — Здесь можно быть только мне, — он с любопытством склонил голову, разглядывая незваного гостя. — И зачем ты кричал? Знаешь, их криком не заткнёшь. Гарри растерянно моргнул: Волдеморт больше не сжимал его до боли; да и вообще они больше не на пляже. Гарри щурился в темноту и пытался отдышаться. Здесь воняло пылью, слезами и одиночеством — ему хорошо был знаком этот запах, от него он задыхался в чулане — а в тёмном углу дрожал мальчик. И от взгляда на его лицо сердце будто разорвалось пополам. — У меня всегда были проблемы с правилами, — Гарри попытался выдавить обнадёживающую улыбку. — Извини, если напугал. Я пришёл помочь. Можно войти? — Полагаю, что да, — вздёрнул брови Том. — Но не думаю, что ты здесь задержишься, — он с деланным равнодушием пожал плечами. Он и правда пришёл помочь? Очень вряд ли. — Они не любят, когда люди разговаривают со мной. Гарри нахмурился и присел, уложив согнутые локти на колени — так они с Томом были вровень. Риддл оказался красивым ребёнком. Серые глаза завораживали точно так же, как алые. Гарри смотрел на грустного мальчика и не мог не задаться вопросом: каким бы он стал, не расколи душу? Изменился бы тогда их мир? Изменился бы Том? — Что за они, Том? — настойчиво спросил Гарри. — Расскажи, это важно. Я не смогу помочь, если не пойму, как помочь и чем. — Ты не знаешь? — недоверчиво уточнил Риддл, зло сузив глаза. — Они опасны не для меня, а для тебя! И вдруг тишина зашуршала стенами, полом и потолком; вылупилась на них сотней змеиных глаз. Они шипели и сжимались вокруг Тома и Гарри Дьявольскими Силками. Их голоса были холодными и злобными, сеющими ужас. Глубокий и первобытный. Том закричал. Гарри схватил его и крепко прижал к себе, защищая от пропитавшего воздух страха. — Пошли вон, — прошипел он дрожащим голосом. Думать было сложно — в комнате завопили детские голоса, пол разразился ледяным смехом, а вонь жуткого одиночества душила их обоих. — Не слушай их, Том. Ты не выберешься отсюда, если не перестанешь слушать, — твари сыпались сверху и шипели то, чего не понимал Гарри, но мальчик в его объятиях трясся всё сильнее. — Смотри на меня, только на меня, они уйдут, если не обращать на них внимания, а потом уйдём отсюда и мы. Мы сможем… если будем держаться вместе. Ты же хочешь выйти отсюда, Том? Мальчик отчаянно затряс головой, содрогаясь в руках странного незнакомца. — Ты… ты мне не нужен! — Риддл попытался его оттолкнуть. — Я не хочу уходить! Ты не заставишь меня! — змеи обвили его ноги и закопошились в волосах, будто отвоёвывая себе, утягивая в шипящую, копошащуюся тьму. — Это ты виноват! — пронзительно выкрикнул он в лицо зелёноглазому юноше, выкручиваясь из взбудоражившихся теней. — Смотри, что ты наделал! Я же сказал: здесь можно быть только мне! И за их спинами вдруг что-то воплотилось: тысячи крошечных страхов вдруг обрели плоть и дохнули тьмой. Король змей. Слепой, с кровящими прорезями глаз, он ловко рассекал трясину из извивающихся тварей, спешно расползающихся от него в стороны. Он шипел тихо и угрожающе, но заботливо обвивался вокруг всхлипывающего Тома, как мать над нерадивым ребёнком. Василиск погладил мальчика хвостом и прижался огромной жуткой мордой к щеке. Из пасти его текли дьявольские твари, насыщая воздух кровью и смертью. Змей вдруг раздул ноздри, учуяв Гарри. — Ему не нужна твоя помощь, — раздался холодный неестественный голос, пока маленький Том Риддл тихо всхлипывал в чешуйчатых кольцах. — Я — Лорд Волдеморт. Я даровал ему бессмертие и силу, которой не ведал магический мир. Я дал ему имя, которое страшатся произносить. Что можешь дать этому слабому ребёнку ты, чего не дам я? — одна маленькая змейка попыталась вывести Тома за руку, но василиск злобно ощерился на неё. Гарри попятился, пока не вжался спиной в извивающуюся и шипящую змеями стену. Он плохо соображал от страха. Это василиск — василиск! — жил в сознании Волдеморта. Навалились воспоминания о Тайной Комнате: ему двенадцать, и он спасается от твари столь жуткой, что кровь стынет в жилах. Он вот-вот умрёт. Волдеморт убьёт его… Гарри тряхнул головой. Нет уж, он не умрёт, тем более — не от руки Тёмного Лорда, даже если перед ним самое чудовищное из его воплощений. И не стоило забывать, что всё здесь — ненастоящее. Гарри рассматривал плачущего ребёнка и высокомерного василиска, а в голове всплывали отрывки из Хранителя Снов. Что-то о психологических механизмах защиты, правда та глава ссылалась на теории Фрейда, а разве Волдеморт не советовал пропускать главы, опирающиеся на Фрейда? Гарри не мог вспомнить об этом под взглядом пустых окровавленных глазниц ожидающего ответа змея. Но одно он знал наверняка: этой ядовитой — и слишком голосистой — твари было не место в разуме Тёмного Лорда. — Он не слабый! — Гарри сжал кулаки, и его слова эхом пришли из того дня в Малфой-мэноре. — Бояться — не значит быть слабым, Том. Ты должен признать свои страхи… подчинить их, иначе они подчинят тебя. Что хорошего в силе, в бессмертии, в… да в чём угодно, когда ты порабощён своим страхом? — Гарри пытался поймать взгляд отводящего глаза ребёнка. — Прислушайся ко мне, Том. Разве ты не хочешь увидеть мир за стенами этой темницы? Я покажу его тебе. — Не хочу! И я не боюсь! — так неубедительно закричал Риддл, что василиск рассмеялся пронзительно и хладнокровно, высмеивая эту глупость. Его и его гриффиндорского защитника. Кольца сжались сильнее, и Том захватал ртом воздух. — Нет! — Гарри бросился к нему, но змеиное море тут же всколыхнулось, не давая приблизиться к мальчику, последнему обломку человечности Волдеморта, который задыхался в хватке василиска. И Гарри не мог спасти его: Том должен был сделать это сам. — Том, бояться это нормально! — убеждал его Гарри. — Нельзя побороть то, чьего существования не признаёшь! Ты — Лорд Волдеморт, наследник Салазара Слизерина, ты — хозяин своим страхам! Ты должен посмотреть им в глаза и дать отпор! Голос незваного гостя доносился словно издалека. Риддл отчаянно пытался выбраться из чешуйчатых колец, но чем сильнее он сопротивлялся, тем туже они сжимались. Мысли путались, но незнакомец — Гарри — звал его, сиял путеводной нитью. И Том хотел уйти с ним, сбежать из этого места. Почему василиск убивает его? Разве он не должен защищать? Разве он не люб?.. — ГАРРИ! — заорал Риддл и вырвался на свободу. Слепой змей злобно зашипел и щёлкнул пастью ему вслед, а он врезался в Гарри, сбивая с ног. Они рухнули во всплеснувшийся вдруг пол и погрузились в густую темноту. Том вцепился в Гарри так, будто боялся, что умрёт, если отпустит, и спрятал лицо в его рубашке. Стыдясь своих слёз, но не в силах сдержать их. Комната поплыла перед глазами, когда Гарри крепко обнял мальчика, поглаживая его по волосам и спине. Их мысли смешались, и пропитавший воздух страх сменился хрупким уютом. Они проваливались из сознания Волдеморта в сознание Гарри. Здесь не было ни василиска, ни темницы. И пока Гарри утешающе бормотал что-то в тёмные тугие локоны, вокруг вырастали стены Большого Зала. Без студентов и преподавателей, но с чудесным ощущением дома. — Я горжусь тобой, Том, — рыдания сидящего у Гарри на коленях дрожащего мальчика наконец стихли. Потрёпанную приютскую форму на нём сменила красивая мантия с серебристо-зелёным галстуком. А Гарри всё нежно перебирал мягкие волосы. — Ты справился. Мы выбрались оттуда. Теперь всё будет хорошо. Том звучно всхлипнул: он уже ненавидел собственное дрожащее и никак не унимающееся тело. Он должен быть сильным ради Гарри. Ради того, чтобы Гарри остался с ним. «Он бросит тебя…» — продрал позвоночник призрачный голос василиска, и Риддл ещё крепче вжался в чужое плечо. «Теперь всё будет хорошо». Том вдруг почувствовал себя таким обнажённым, словно с него даже кожу содрали. Здесь всё было по-другому: предметы не смазывались темнотой. Всё было… на своих местах. Серые глаза удивлённо распахнулись. Тут грело… грело чем-то незнакомым и невообразимым. Детское лицо на секунду исказилось животной жадностью. — Можно мне остаться здесь? С тобой? То есть.. ты... ты усыновишь меня или?.. Мне здесь нравится. Там, где живу я, холодно, пусто и… не помню… Но ты… ты наверное не хочешь, чтобы такой как я жил в таком месте… Мне дали понять, что… Но я не псих! Не сумасшедший! Я буду хорошим, обещаю… Я ничего не буду трогать! Пожалуйста, позволь мне остаться! Он так отчаянно торопился, что невольно сорвался на молящее шипение и тут же с ужасом хлопнул себя по губам. Теперь Гарри точно прогонит его. А тот ожидал увидеть в сознании Волдеморта что угодно: уродливого младенца, свирепого духа или жуткую змею, но никак не испуганного одинокого мальчика. Честное слово, ему легче было сразиться с василиском, чем иметь дело с ребёнком. Тем более — с непредсказуемым ребёнком. Гарри не ожидал, что Том окажется таким… хм… человеком. Риддл из Тайной Комнаты был жестоким и расчётливым. Они с этим дрожащим от неуверенности хмурым ребёнком были как небо и земля. И от мысли, что Тома заперли в безумном сознании Волдеморта, у Гарри ныло сердце от желания защитить его. — Эй, послушай… всё нормально… я не считаю тебя сумасшедшим. Смотри, я тоже на нём разговариваю! — Гарри весело усмехнулся и отвёл чужие пальцы от лица. — И конечно я хочу, чтобы ты остался. Я буду… присматривать за тобой. Всегда. Поэтому я и пришёл за тобой. От меня так просто не отделаешься, — хотелось снова притянуть ребёнка в крепкие объятия, но Гарри боялся его спугнуть. Он держал Тома за плечи и смотрел в настороженные серые глаза. — Теперь ты будешь со мной, ладно? Здесь безопасно, и я не брошу тебя. А когда тебе станет лучше, мы вместе попробуем починить твой дом. Как тебе план? Мы будем заниматься чем захочешь. — Прошу простить за вмешательство в столь очаровательную сцену, но, боюсь, вы не понимаете сложности вашего положения, — из-за стола Гриффиндора на них смотрел волшебник почтенных лет, преисполненный чувством собственного достоинства. Его строгие чёрные одежды напоминали учительские мантии Снейпа, а лощёные тёмные волосы, щедро припорошенные сединой — Ремуса Люпина. На мертвенно-бледном худощавом, ещё сохранившем аристократические черты лице залегли скорбные складки. Зелёные глаза с узким зрачком понимающе разглядывали их поверх пенсне, что вдруг показалось Гарри подозрительно знакомым: не оно ли было на волшебнике, что в прошлом году принимал у него практический экзамен? — Ох, — задохнулся Том и, распахнув глаза, с треском исчез из-под пальцев Гарри, чтобы появиться перед волшебником. Он схватился за его мантию, и возбуждённый румянец поднялся по шее, заливая впалые щёки. Со строгой чёрной ткани осыпались осенние листья, а Тома коснулось по-октябрьски холодное дыхание. — Я помню тебя! — мальчик вдруг помрачнел, отшатнулся и безвольно уронил руки. Он сжал кулаки и с упрёком заметил: — Но ты уже совсем не тот. — Ничто не стоит на месте, — мягко и чуть хрипло ответил волшебник, поддев подбородок Тома длинными, но исчерченными морщинами, узловатыми как у Дамблдора пальцами. Тонкие губы скривились словно от болезненных воспоминаний. В его голосе не было нежности, лишь бесконечное смирение. Призрачные зелёные глаза обратились к хозяину разума. — Теперь я принадлежу Гарри. У Гарри на затылке волосы встали дыбом, а дружелюбие разом стекло с лица. Если этот человек тот, о ком он подумал — и, скорее всего, не ошибся, ведь Том тоже его узнал — то Гарри был ему не рад. В конце концов, в первое — и пока последнее — своё появление из шрама эта частица Волдеморта пыталась захватить настоящего Тёмного Лорда. И что если теперь, когда Гарри привёл в свой разум осколок души из того тела, он попытается сделать это ещё раз? Гарри с трудом поднялся — как так вышло, что даже в столь юном возрасте Том был сильнее? — и красноречиво встал у мальчика за спиной. Пальцы зудели от желания опять схватить Тома за плечи, защитить, уберечь. — Ты прав, — Гарри вспомнил собственные слова и нахмурился. — Ты принадлежишь мне, — зуд победил, и он утешающе опустил руку на плечо ребёнку. — Но ведь и он — тоже? Хочешь, чтобы я вернул его туда? Там василиск! Он чуть не убил Тома! — Но если ты не вернёшь его в разум Лорда Волдеморта, то поможешь ему воплотить то, что он пытался сделать с детства, — зелёные глаза смотрели на него почти печально. — Поверь, если бы василиск мог, он бы ещё много лет назад убил этого ребёнка. Гарри вглядывался в такие похожие на его собственные глаза и не видел ни тени обмана. — Так давай убьём василиска, — уверенно и со всей доступной храбростью предложил он, ободряюще сжимая плечо Тома. — Один раз я его уже прикончил. Это… не так уж сложно, — Гарри решил не упоминать, что в тот раз ему здорово помогли меч Гриффиндора и слёзы феникса. И что сам он едва не попрощался с жизнью. Такие детали на подвиги не вдохновляли. Гарри снова посмотрел на хоркрукс, стараясь не нервничать. — Этого ведь… тоже можно убить? — Предлагаешь избавиться от господствующей части и без того покорёженной психики Волдеморта? — проскрежетал хоркрукс. — Теоретически это возможно, учитывая наше преимущество над ним, но, Гарри, за последствия я не ручаюсь. — Я не вернусь! — выкрикнул Том и вцепился в Гарри. — Не позволяй ему отослать меня! — Всё хорошо, — попытался успокоить его тот с подступающей к горлу тошнотой с привкусом вины. Разум Волдеморта и правда разбит на осколки, и кто знает, к чему приведёт очередная трещина. Тома надо было вернуть. Гарри опустился на колени перед испуганным мальчиком и взял маленькие руки в свои. — Раз мы не можем уничтожить его, я научу тебя отпугивать. Мы так напугаем эту тварь, что она и носа своего не покажет. Он погладил мальчика по кудрям, куда сильнее привыкший чувствовать под кончиками пальцев лысую голову. — Нельзя бороться с тем, чего не понимаешь. Важно осознать свои страхи. Тебе знакомо нечто, чего никогда не поймёт василиск, — Гарри замолчал. — Ты знаешь, что это, Том? Тот затряс головой и поёжился. — Василиск меня не испугается. Он сильный и… и прожорливый. Он пожирает всё, что ему не нравится. И то, что он сожрал, исчезает, — казалось, он вот-вот снова заплачет. — Он говорил, что защищает меня, но он солгал… он отнимал всё, что мне!.. — Том горько всхлипнул и отступил, обнимая себя до побелевших костяшек на пальцах. Стоило мальчику вырваться из объятий, как на плечо легла ладонь, и Гарри вскинул удивлённый взгляд. Зелёные глаза с узкими зрачками посмотрели в ответ со знакомым, но странным смешением самого Гарри и человечности Волдеморта. И столько спокойствия принесло это прикосновение, столько умиротворённости, что становилось понятно: хоркруксу действительно было здесь самое место. — Все чего-то боятся, Том, — мягко заметил Гарри, снова поворачиваясь к юному Тому Риддлу и заглядывая в блестящие от слёз серые глаза. — Даже василиски. Ты знаешь, о чём я. Знаешь. Ведь ты вырвался от него, потому что напугал, — он потянулся и прикоснулся к руке мальчика, хоркрукс по-прежнему держал его за плечо, и между ними троими разлилась призрачная связь. — Скажи, о чём ты думал? — Я… я не знаю… — Том закусил губу и посмотрел в пол. Ему вспомнился василиск ещё детёнышем. Он появился, когда всем было на него плевать, и нашептывал в темноте обещания. Он обещал наказывать всякого, кто обидит его… обещал оградить от всех страхов. Но чем больше становился василиск, тем темнее становилось в подвале, а страхов становилось только больше. — Он испугался тебя, — пробормотал, наконец, Том. — Он всегда тебя боялся… ненавидел тебя. И раз теперь он не в силах тебя убить, то пытается подчинить и… и если не выходит, василиск всегда винит меня… — Он испугался, потому что я пришёл за тобой, — тихо ответил Гарри. — Я не хочу, чтобы ты сидел в темнице, и он знает это. И каждый раз, когда я пытаюсь вывести тебя из неё… Гарри опустил взгляд, перед глазами замелькали воспоминания: Волдеморт вдруг набрасывается на него в Малфой-мэноре, и совсем недавно — на пляже… «Слабость. Ты слаб». — Василиск пытается заставить тебя бояться меня. Вот только пугать тебя должно другое, правда? И когда ты это поймёшь, когда поверишь всем сердцем, он больше не тронет тебя, Том. Обещаю, — от переполняющих неожиданных чувств щемило в груди. — Я никогда не сделаю тебе больно. Никогда. И бояться меня не надо. Том вскинул несчастный взгляд. — Ты лжёшь. Ты же вернёшь меня туда, да? Василиск был прав. Тебе… тебе плевать на меня! Говори правду! — последние слова больше походили на приказ, отразившийся от стен Большого Зала раскатами грома. Те вдруг закопошились тысячами змей, и влажные серые глаза заалели. — Шшш, тише… — хоркрукс опустился на колени перед мальчиком, и его мягкий шёпот очень походил на голос василиска. Длинные старческие пальцы обхватили щёки Тома почти по-отечески. — Знаю, возвращаться больно, но Гарри любит тебя. Честно. Он просил передать тебе это, — и хоркрукс потянулся в зашуршавшую палой листвой мантию, доставая ярко-красный шерстяной свитер с большой «Т» спереди. — Что скажешь? — Это… это, правда, для меня? — недоверчиво спросил Том севшим голосом. А Гарри тем временем пытался устоять на ногах. Он не верил собственным ушам. «Гарри любит тебя». Хоркрукс сказал об этом так просто и буднично, словно говорил о погоде или ответил, какое сегодня число. Любовь. Грудь вдруг показалась слишком тесной для враз будто разросшегося сердца. Дамблдор говорил, что Волдеморту неведома любовь, потому что он разорвал свою душу тёмной магией — и прямо сейчас Гарри смотрел на живое тому подтверждение. Да и сам Волдеморт всегда относился к любви как к несусветной глупости и даже велел никогда не касаться этой темы в его присутствии. Во рту неприятно загорчило. Сможет ли Гарри любить того, кто не полюбит в ответ? Как смеет это порождение запретной магии хоть кому-то — особенно Волдеморту — обнажать его чувства? Да если сам Тёмный Лорд вспомнит о том, что происходило здесь, он безжалостно высмеет Гарри с его нелепыми чувствами. Сердце болезненно сжалось. Но стоило посмотреть на Тома, и яростное отрицание чувств к этому маленькому мальчику с горящей в глазах надеждой растворилось. Том — не Волдеморт с его вспыльчивым характером и жалящими словами и не василиск. Любить Тома даже как-то правильно. — Да. Только для тебя, — тут же произнёс Гарри. — У меня такой же свитер… только на нём буква «Г», Гарри. Я… я хочу, чтобы ты вернулся домой в нём. Так василиск поймёт, что я присматриваю за тобой. Что… люблю тебя. И что ты больше его не боишься. Любить Тома — правильно. Это понимание словно сняло с плеч груз, о котором Гарри и не подозревал. Может, ему как раз этого и не хватало: принятия. Мальчик моргнул заплаканными вновь серыми глазами и жадно выхватил из рук хоркрукса свитер — будто боялся, что у него вот-вот отберут подарок — споро натягивая его поверх школьной мантии. На секунду между Томом Риддлом и свитером разгорелась нешуточная борьба, прежде чем мальчик бросился к Гарри, обнимая его руками, с которых свисали не по размеру длинные рукава. Сам свитер был одет задом наперёд. А потом он исчез. Хоркрукс медленно поднялся, чувствуя, как заныли колени. Он до сих пор привыкал к миру без разрывающей боли и теперь ни за что не согласился бы вернуться к Лорду Волдеморту. Да, он постарел от пыток, зато теперь он стал кем-то больше, чем изломанной, ненужной вещью, которую не в силах были починить. Его хрупкие кости медленно, но уверенно окрепли в несломленной душе Гарри. Он — не Том Риддл и не Волдеморт, но и не Гарри Поттер. Он сам не знал, кто он, и его это полностью устраивало. Хоркрукс опустился на скамью. Он дома. Без Тома в руках Гарри было пусто. Он замер на полу, вспоминая, каким счастьем блестели серые глаза, прежде чем мальчик ушёл. Вернулся туда, где ему было место. И быть может… теперь Тому станет лучше. Какое-то движение привлекло внимание, и Гарри поднял взгляд: хоркрукс устроился на скамье. Теперь без налёта враждебности он казался добрым знакомым. Перед глазами замелькали обрывки воспоминаний, складываясь в человека, в котором от Тома Риддла осталось не так много. Гарри подошёл к скамье и тихо присел рядом. — Спасибо, — сказал он после минуты тишины и поднял нервный взгляд. — Я… рад, что ты со мной. С ним иногда бывает эм… сложно. Хоркрукс понимающе улыбнулся и кивнул. — Профессор Дамблдор любит рассуждать о силе любви, но не понимает, что, бывает, люди рождаются не обладая даром ни принимать любовь, ни дарить её другим. Они догадываются, что им чего-то не хватает, но не знают, чего именно. Помнишь урок Слагхорна об амортенции, Гарри? И тут сердце решило напомнить, что ему как-то тесновато в груди: Волдеморт родился, не умея любить. Гарри спал с лица и тихо ответил: — Да. Я помню, приворотное зелье. Оно пахло полиролью для мётел и… пирогом с патокой, — и он внезапно вскинул любопытный взгляд. — У тебя тоже был этот урок? — Да, — тихо ответил хоркрукс, — но для меня это зелье ничем не пахло. А после того, что мы узнали от Дамблдора о моей… о Меропе Гонт, я пришёл к интересному выводу, — он снял пенсне и вздохнул. — Как ты знаешь, амортенция не создаёт любовь, ни одно зелье не способно на это. Наоборот, она подавляет все чувства жертвы, заменяя их нездоровой всепоглощающей одержимостью. Влияние амортенции так сильно, что опоённый ею человек становится равнодушен ко всему, что было ему дорого. И согласно теории Дагворта-Грейнджера, единственным, кто не ощутит её запаха, будет тот, — хоркрукс вытянулся как струна и с деланным равнодушием закончил: — кто был зачат под действием этого зелья. — Значит, Волдеморт не может любить, — Гарри вперился несчастным взглядом в колени. Выходит, на любовь не была способна даже та его часть, невинная и милая, что в красном свитере вернулась в сознание Тёмного Лорда. Зачат с помощью амортенции. Способный не на любовь, но на одержимость. Что ж, многое обретало смысл. Волдеморт был одержим желанием убить Гарри, но после того, что узнал, зародилась не любовь, просто одна одержимость сменилась другой. Ничего не изменилось. — Но… но это ведь не просто одержимость, — слабо и отчаянно возразил Гарри. — Он говорил, что иногда я делаю его счастливым. Через нашу связь. Я думал, что помогаю ему. — Ты помогаешь, — хоркрукс схватил его за плечи, как сам он недавно держал Тома, и глаза его горели тем же диким горячечным возбуждением, но с оттенком воспоминаний о пережитых мучениях. Зелёная вспышка и невообразимая боль. Ненужный и сломленный. Хриплый голос подрагивал. — Ведь… по странному велению судьбы, ты — часть Лорда Волдеморта. Связанная с ним душой и кровью. А что течёт по твоим венам, Гарри? — Любовь, — ответ пришёл сам собой, а Гарри будто заразился предвкушением хоркрукса. — Дамблдор говорил, что моя кровь защищена любовью мамы! — в голове проводились всё новые параллели. — Волдеморт возродился благодаря моей крови. И даже если он родился под действием амортенции… защита моей матери могла передать ему способность любить? — надежда встрепенулась в груди, и дыхание сбилось от ускорившегося сердцебиения. — Думаю, это… создало возможность. Но не забывай о василиске. Его почти семьдесят лет вскармливали страхом, безумием и смертью. Я понимаю, что он такое, только потому, что теперь я — это ты. Ты завершил ритуал и теперь можешь не бояться, я ни за что не променяю тебя на него, — хоркрукс целомудренно поцеловал Гарри в лоб. Из-за зелёных глаз и серебрящихся сединой чёрных волос его можно было принять за обретённого дедушку Гарри. Губы хоркрукса оказались тёплыми. Гарри выдохнул и расслабился. С этим Волдемортом иметь дело было куда проще. Возможно, таким бы он стал, не расколи свою душу и не покорёжь разум. И Гарри был по-настоящему благодарен хоркруксу: без него он никогда бы не дотянулся до души Тёмного Лорда. Во всех смыслах. — Я рад, — мягко улыбнулся Гарри. — Надеюсь, тебе здесь нравится. Всё-таки это тяжело, когда ты столько лет прожил в теле Волдеморта, а потом оказался тут, — он нахмурился. — Хотя я не помню, чтобы проводил ритуалы. = Не для всех ритуалов нужна магия и арифмантические вычисления… Эти слова были словно не отсюда. По щеке гладили длинные бледные пальцы, а самого Гарри пристально разглядывали сощуренные алые глаза. Океан исчез. Гарри лежал на широкой кровати в мрачной, пахнущей плесенью комнате. Повсюду валялись книги; пожелтевшие, а местами и позеленевшие обои отслаивались от стен. Местечко казалось таким же жутким, как лавка Боргина и Бёрка — на стенах и среди стопок книг мостились диковинные и явно тёмные артефакты. Кровать была укрыта одеялом, исчерченным будто племенными письменами, а у Гарри над головой висела тёмномагическая вариация маггловского ловца снов из бусин, птичьих черепов и чёрных перьев. — Похоже, ты наконец проснулся, — мягко заметил Волдеморт холодным, но совершенно нечитаемым голосом. — Эм, да, — Гарри смотрел на него молча, ведь несмотря на то, что за последние несколько часов встретил не одно воплощение Тёмного Лорда, он не знал, что сказать. А знал ли сам Волдеморт о произошедшем? Смотрит ли на него через эти алые глаза маленький мальчик, и хватит ли ему сил одолеть василиска? Занервничавший Гарри осмотрел странную тёмную комнату, в которой проснулся, и почти затосковал по тихому шелесту волн: место душераздирающе отличалось от пляжа. — Ты… как? — он осторожно посмотрел на Волдеморта. — Я за тебя… переживал. И не хотел, эм… «Опять вломиться к тебе в голову», — проворчало подсознание. — …расстроить.— — —
Лорд Волдеморт не желал говорить о случившемся. Он пришёл в себя от ослепительного света — тени от деревьев укоротились к тому времени — и никак не мог привести в себя Гарри, который уже должен был вернуться в собственный разум. И хотя сверху жарило солнце, а в висках стучала боль, Тёмный Лорд был спокоен и собран как никогда за последние несколько недель. — Тебе не стоит переживать. Я уже привыкаю терять сознание: за последние сутки мы с тобой дважды лишались чувств. Жаль, но ясность мыслей не задержалась надолго. Полагаясь на глаза Нагини, Волдеморт левитировал Гарри и даже сумел создать убежище. Впрочем, это только звучит легко: использование сложнейших пространственных чар с закрытыми глазами и раскалывающейся от мигрени головой стало настоящим вызовом. Но всё же он наладил шаткий коридор между остовом хижины, которую нашла Нагини, и своей старой комнатой без окон на Ноктюрн-Аллее. Волдеморт давным-давно укрыл её чарами Фиделиус и оттого не переживал о незваных гостях со стороны Лондона. Да и это было удобно в странствиях: его всегда раздражали маги и магглы, что относились к нему как к туристу, стоило где-нибудь остановиться. Тишина затянулась, и Тёмный Лорд продолжил разбирать чемодан.— — —
Гарри сел на кровати и вяло подумал, что привыкнуть-то можно, но терять сознание от этого приятней не становилось. Волдеморт, похоже, был не в настроении для разговоров, так что Гарри придержал свои мысли при себе и принялся разглядывать тёмную комнату в повисшей тишине. Здесь будто бы годами никто не бывал. Тёмный Лорд явно нашёл это заброшенное жилище совершенно случайно. С другой стороны, Гарри понравилось бы что-то менее… затхлое. И менее жуткое. Волдеморт всё не смотрел в его сторону, так что он выбрался из постели и принялся изучать омерзительнейшее убранство маленькой комнатки, пытаясь понять, куда их занесло. Развешанные повсюду зловещие артефакты казались нездешними. Не то чтобы Гарри разбирался в островах… но весь этот сомнительный декор будто свозили со всего света. На стене висела уродливая маска птицы родом явно из древнего Египта, а рядом с ней — огроменный изогнутый клинок с китайскими иероглифами на рукояти. С потолка же свисали маленькие черепушки. Откуда и чьи они, Гарри даже думать не хотел. Что ж, раз они остановились здесь, пора было разобрать и свои вещи. Гарри достал из кармана мантии чуть смявшийся чемодан, аккуратно разместил его у подножья кровати и вернул нормальный размер. Ни один носок не пострадал. Под ложечкой противно потянуло, ведь он не мог прихвастнуть этим радостным событием перед Роном. Гарри вздохнул и принялся расставлять вещи по комнате, пытаясь придать ей более дружелюбный к новому постояльцу вид. — Думаешь, здесь жил один из этих… никчёмных тёмных волшебников, которому не хватало собственных сил? — Гарри задумчиво рассматривал полку, куда собирался пристроить заветную коллекцию карточек из-под шоколадных лягушек, а точнее: на скромную чёрную шкатулку на ней. Впрочем, он быстро передумал: от взгляда на неё за глазами будто неприятно засвербело. — Просто здесь столько, эм… проклятого хлама.— — —
Волдеморт как раз вешал на стену обрамлённое по углам серебром зеркало, когда распахнув глаза, едва не выронил его. Из-за стекла ему обаятельно улыбался другой Гарри — взлохмаченный и восхитительно обнажённый. Зрение смазало красным, а на кончиках пальцев левой руки предвкушающе затрещала тёмная магия. И Волдеморт сжал их изо всех сил, вспарывая ногтями ладонь. Он не станет пытать мальчишку, он не станет пытать мальчишку (Гарри изламывается под невероятными углами, на губах его пенится кровь, а голос охрип от криков…) 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10... Тёмный Лорд закончил с зеркалом, проверил, чтобы оно висело ровно, и ледяным, зловещим голосом ответил: — Уверяю, здесь всему найдётся практическое применение.— — —
— Вот как, — Гарри с любопытством оглянулся через плечо. Он-то думал, Тёмного Лорда обрадует, что из его лекции вынесли хоть что-то, но тот замер, словно оцепенев, и даже не смотрел в его сторону. Гарри нахмурился, всё-таки поставил коллекцию карточек на смутившую его полку и подступил к Волдеморту. — Ну… мне это место нравится, — смело соврал Гарри и коснулся бледной руки. — Здесь, по крайней мере, не так ярко. Твоим глазам лучше? Думаю, мы… Он заглянул в зеркало, да так и замер, разинув рот. Слова встали поперёк горла. Том Риддл — не мальчик, но пышущий здоровьем и силой мужчина средних лет — улыбался из него так безудержно искренне, будто остального мира не существовало. В глазах его не таились красные искры, а в разуме — Гарри готов был побиться об заклад — не обитало вскормленных безумием и яростью тварей. Перед ним стоял Волдеморт, что не рос в той прелой комнате, всё хорошее в котором не давил хладнокровно василиск. Вдруг его за плечи обнял зеркальный Гарри, и Риддл, повернув голову, прошептал ему что-то на ухо. Они рассмеялись, и когда Том потянулся за поцелуем, раскрасневшийся Гарри отвёл взгляд. — Что это? — спросил он мягко и растерянно, не представляя, зачем Тёмному Лорду зеркало с Томом Риддлом — с человеком — в нём.— — —
— Зеркало желаний. Я собственноручно зачаровал его после провала с философским камнем. На самом деле, в этой комнате всё зачаровано или создано мной. Лишь практикуя магию разных культур, можно по-настоящему постичь и превзойти её. Сотворённая мной тсантса висит в другой комнате. Хочешь взглянуть? Признаюсь, моя любимая часть ритуала — бросать черепа в реку как подношение анакондам, — обособленное племя дживарон, в котором он практиковался, владело одним из самых тёмных из виденных им искусств. Ритуал требовал парализовать душу жертвы и запереть её в голове, а когда дух оказывался там полностью, следовало медленно уничтожать его, постепенно сжимая вместилище. Тёмный Лорд представил, как испытывает это искусство на Дамблдоре, и глаза его жадно блеснули. — Эм… чудно. Но давай в другой раз, — мальчишка оглянулся на зеркало, явно пытаясь сменить тему. — Так… это что-то вроде зеркала Еиналеж? Что ты в нём видишь? Волдеморт заглянул в зеркальную гладь; на смешение мертвенно-бледной плоти с юной и бесконечно тёплой. Поглощающий и поглощённый. Сверкающий драгоценными камнями изумрудный и рубиновый. Узкие ноздри раздулись. — Я… вижу себя самым могущественным магом на свете. Всесильным и бессмертным.— — —
Гарри с тоской заглянул в зеркало. Было непривычно и чуть печально не видеть в нём родителей. — А. Очень… милое желание, — а Том Риддл опять с улыбкой целовал его отражение. Там, за стеклом, они казались такими счастливыми. У Гарри сердце разрывалось, ведь зеркало показывало не то, что могло произойти, а то, что он хотел видеть. А раз у Волдеморта уже была мечта — сила и бессмертие — то мечта самого Гарри становилась маловероятной, что бы ни говорил хоркрукс. «Это тебе не сон, где можно забыть о реальности», — Гарри отвёл несчастный взгляд. — Тебе не нравится то, что ты видишь, — заметил Тёмный Лорд, разглядывая его с любопытством. Гарри вновь посмотрел в зеркало и вспыхнул. — Нет… дело не в этом, просто… — он сглотнул и с приглушённой болью взглянул на Волдеморта. — Я боюсь, моё желание никогда не сбудется. Зато своё ты уже исполнил, — Гарри подавил вздох и, выдавив улыбку, попытался сменить тему. — Но жить, когда у тебя всё есть, скучно, правда? Невыносимо скучно.— — —
«Пока не исполнил, моё сокровище». — Достойными можно назвать лишь те цели, что выводят тебя за границы возможного, — Тёмный Лорд наклонился и накрыл губы Гарри своими, тронутый его смирением. Похоже, он ошибся, решив, будто мальчишка неамбициозен. Его амбициям просто не хватало поощрения. — И я бы сказал, что скучно — не пытаться, — мягко прошептал Волдеморт, выцеловывая слова у Гарри на губах. — Да, я помню: в невозможном ты видишь вызов, — улыбнулся в мимолётные прикосновения Гарри, но потом помрачнел и со вздохом прижался лбом ко лбу Тёмного Лорда, с тихим отчаянием заглядывая в его глаза. — А что если последствия провала разрушительны? Что если не знаешь, с чего начать? — Как думаешь, Гарри, чем закончится мой провал? Мучительной смертью и проклятием памяти. Это особый приговор Визенгамота для самых тёмных из нас. По нему имя волшебника вычёркивается из записей, стирается из истории, и будущее поколение даже не знает, что такой волшебник некогда существовал. Чем выше ты поднимешься, тем страшнее будут последствия провала, но некоторые амбиции стоят таких жертв, — Волдеморт тихо рассмеялся. — Это общий закон и для великих слизеринцев, и для великих гриффиндорцев. — Не думаю, что тебе в скором времени грозит провал, — Гарри игриво улыбнулся. — Ведь сперва тебе придётся убить меня, а я слышал, это дело не из лёгких. Тёмный Лорд откинул голову и расхохотался; высоким, холодным смехом, после которого кто-нибудь да обязательно падал замертво на землю. Бледный рот растянулся так широко, что обнажились заострённые зубы и раздвоенный язык. — Неужели? — так же игриво прошелестел Волдеморт, весело блестя глазами. — Точно тебе говорю… но можно спросить профессионала, — Гарри прочистил горло и озорно ухмыльнулся от уха до уха. — Лорд Волдеморт, по шкале от одного до десяти во сколько вы можете оценить выполнимость задачи «убить Гарри Поттера»? — Что-то настолько невыполнимое… где-то от одиннадцати, — весёлая улыбка Тёмного Лорда стала развратной и порочной, и он толкнул Гарри на кровать. — Однако Лорд Волдеморт может сотворить с Гарри Поттером кое-что куда более выполнимое… — узкие ноздри возбуждённо раздулись, и он навис над распростёртым на постели мальчишкой. Хватая ртом воздух, Гарри приподнялся на локтях и прерывисто вторил: — Неу… жели? — О да… — шипение словно увязло в воздухе, пока Тёмный Лорд жадно разглядывал его. На нём до сих пор была лишь пара широких, похожих на восточные шаровары штанов из той же шёлковой ткани, что и мантия, перехваченная поясом на тонкой талии. Его губы подрагивали от того же предвкушения, что и у Гарри. А потом Волдеморт бросился на него. Со своими длинными, тонкими, когтистыми руками и ногами, с расширившимися, словно загипнотизированными, глазами с узкими зрачками, он походил на тощего молодого кота. И в его собственнических укусах, в цепляющихся до царапин пальцах, в тёплом страстном дыхании всё же прослеживалась физическая неопытность человека, больше привыкшего доставлять боль, чем удовольствие.— — —
В движениях Тёмного Лорда было столько несдержанности, что это с непривычки пугало. Острые ногти расчерчивали нежную кожу на внутренней стороне рук длинными и тут же наливающимися кровью царапинами, а острые зубы прихватывали бьющиеся на теле жилки, и Гарри удивлённо всхлипывал. В отличие от снов, прикосновения Волдеморта не смягчались сонными разумами, не казались призрачными из-за неизведанности ощущений. Они были жадными, несдержанными и слишком реальными. Гарри жарко целовал лицо и шею Волдеморта, цепляясь за обнажённую спину; и так же безжалостно впиваясь пальцами в острые лопатки. Он хотел бы думать, что отдаёт ровно столько, сколько принимает, а не плывёт по течению… но кого он обманывает? — Какая… самоуверенность, — поддразнил запыхавшийся Гарри и усмехнулся с горящим в глазах вызовом. — Но с чего ты взял, что кое-что окажется выполнимее?— — —
Волдеморт поймал его руки в свои. Кожа будто воспалилась там, где мальчишка её поцарапал; под плотью жадно зазудело. Он вспомнил самые животные свои фантазии, порождённые лесом о смерти этого дитя: проглядывающие сквозь разодранную плоть внутренности, освежеванный под ним Гарри. И вдруг прекрасная туша с остекленевшим взглядом задвигала губами: «Но с чего ты взял, что кое-что окажется выполнимее?» Слова. Блёклые по сравнению с их искрящейся связью и тёплой кожей хоркрукса. Тёмный Лорд замер, нависая над Гарри, по-прежнему хищнически вжимая его в матрас, и моргнул. Он вздёрнул безволосые брови и секунду пытался вспомнить, каково это — говорить. — Если хочешь, я… остановлюсь? — Волдеморт выпал из их игры. Высокий голос выдавал холодное удивление, а слова казались неловкими обрубками. Растерявшийся Гарри тут же прекратил игриво улыбаться. — …Что? Нет! — его скулы покраснели от неловкости. — Я тебя дразнил! Ты… ты же всегда меня дразнишь… ты разве не знаешь, как я?.. — Тёмный Лорд внимательно разглядывал Гарри: тот, раскрасневшийся, дрожал под ним, нервно закусывая губу. Знаменитые очки сбились набок. — Это была шутка. Неудачная. Я… думал, что ты уже это понял. Неважно. Просто забудь мои слова. — Хорошо, — во снах всё казалось куда проще. Впрочем, теперь между ними не ощущалось той неловкости, как в доме Руквуда. Казалось, они оба — Лорд Волдеморт и Гарри — гуляют по краю пропасти, вот-вот готовые сорваться, и оба это осознают. «А что если последствия провала разрушительны? Что если не знаешь, с чего начать?» — слова Гарри предстали перед ним в новом свете. Тёмный Лорд протянул бледную руку и медленно стянул с мальчишки очки длинными пальцами, осторожно откладывая их в сторону. Гарри тут же растерянно захлопал тёмными ресницами и метнул на него плывущий взгляд. А Волдеморт накрыл его губы пальцем, призывая к тишине, нырнул в зелёные глубины и дёрнул Гарри в свой разум, позволяя смотреть на самого себя с ясностью алых глаз. Потом склонил голову и принялся целовать мальчишку с тягучей вдумчивой нежностью.— — —
Волдеморт потянулся к очкам, и Гарри невольно настороженно подобрался. Он никогда не оставался с кем-то без очков. Зрение у него было не просто паршивое — отвратительное. Всё вокруг расплывалось, даже если Гарри щурился как мог, напоминая беспомощного, только что вылупившегося утёнка. Очки с детства были бесценны для него — одна из немногих лично его вещей. Пожалуй — самая необходимая из них. Однажды, в свои девять, он беспечно забыл их на полке в ванной, а следующим утром обнаружил сломанными напополам как раз после того, как оттуда вышел Дадли. Эта невнимательность встала ему в невыносимо адскую неделю, прежде чем Гарри кое-как скрепил очки скотчем. С тех пор он не выпускал их из поля зрения. А теперь их с него снимал Лорд Волдеморт. Тот Лорд Волдеморт, из-за которого несколько недель назад Гарри уже лишался нормального зрения. Огрубевшие от метлы пальцы вцепились в простыню, когда знакомое давление проволочной оправы пропало и без того мрачная комната стала совсем нечёткой, а алые глаза на белом лице обратились двумя смазанными точками. Гарри открыл было рот, но Волдеморт простёр к нему невидимую руку, и стена меж их разумами поплыла, точно комната. И прежде чем Гарри сообразил, что происходит, он провалился в их связь. И хотя Гарри, беззащитный словно обнажённый, по-прежнему был пригвождён к кровати, он вдруг увидел себя — как будто незнакомца — со стороны. Широко распахнутые глаза, впервые не в зеркале за стёклами очков, казались совсем чужими. А половину эмоций на своём лице Гарри вообще не ожидал увидеть, но они были прописаны так чётко, словно заголовки газет. А потом из него будто выкачали всё напряжение, и в зелёных глазах зажглось удивлённое осознание: Волдеморт видел, даже если он — нет. Он знал о каждой промелькнувшей у него мысли, даже если сам Гарри не успевал их до конца осмыслить. Волдеморт знал Гарри, а Гарри — его. Каким только Гарри его ни видел. Видел дрожащим, на грани смерти, маленьким, безобразным созданием. Видел беззащитным ребёнком, преследуемым собственным страхом. Волдеморт доверил ему такие тайны… что не довериться в ответ было оскорбительно. Волдеморт, который был частью Гарри и не был, который не умел любить, но которого можно было этому научить. Гарри не знал, кто из них начал поцелуй: он растворился в двух разумах, в своих прикосновениях и в чужих, в дрожащих ресницах, длинных тонких пальцах и тёплых губах. Гарри утопал в Тёмном Лорде, выгибался в его разуме и напротив его тела. И все свои воспоминания, все мысли, в которые так отчаянно прорывался недавно Волдеморт, распахнул нараспашку.— — —
Дитя не плачет всё это время… оно с неподдельным интересом заглядывает в лицо незнакомца… Здравствуй, Гарри Поттер. Меня зовут Том Риддл… Юноша гонит Гарри через Тайную Комнату… Растрёпанный, разметавшийся на столе и… Распахнувшиеся, как у ребёнка, тёмно-красные глаза стекленеют, а рот — саднящий и весь перепачканный кровью — складывается удивлённой «О»… У существа рот и щёки — наверное, измазались, пока оно билось о землю — в крови. Отвращение уступает место жалости; здесь некого бояться. Если честно, он впервые видит кого-то настолько жалкого… За все семьдесят лет его впервые обнимают так. Так приятно… Кровь уже не идёт, но Гарри не отдёргивает руку, а заворожённо наблюдает, как младенец — Волдеморт! — утыкается носом в его рукав… Ну, если ты не всегда будешь таким злобным, может, счастье перестанет бояться и придёт само?.. Он ласково гладит маленькое лицо двумя пальцами и заглядывает в красные глаза. — Я сейчас счастлив... а ты?.. Не верится, что Тёмный Лорд когда-то всем сердцем желал навеки закрыть эти зелёные глаза… Это было ни на что не похоже. Он много раз раскрывал свой разум, но на сей раз это Гарри открылся ему… Волдеморт, что не рос в той прелой комнате, всё хорошее в котором не давил хладнокровно василиск. Вдруг его за плечи обнимает зеркальный Гарри, и Риддл поворачивает голову и шепчет ему что-то на ухо. Они смеются… Том тянется за поцелуем …и удержаться в собственном теле казалось почти невозможным. Бледные пальцы так дрожали, что их и без того лёгкие прикосновения стали совсем уж невесомыми. А Волдеморту хотелось раствориться у мальчишки под плотью в его прекрасной душе, свернуться там в тепле и никогда больше не высовываться. И пока сплетались их языки и души, Лорд Волдеморт готов был обратиться чем угодно безымянным, но почитаемым.— — —
Воспоминания мешались с явью, и Гарри больше не понимал, где кончается он и начинается Волдеморт. В сердце бились все мысли и чувства к Тёмному Лорду, и казалось, его вот-вот разорвёт ими. Но Гарри был не один. Рядом с ним, в самом эпицентре, стоял Волдеморт. Волдеморт, который был Томом Риддлом, который был самим Гарри, пытавшимся пробиться сквозь мешанину чувств с отрицанием, с радостью, с яростью, с обжигающей невозможной любовью… этого было слишком много. Гарри отчаянно цеплялся за худощавые обнажённые плечи и как-то отрешённо понимал, что плачет. А потом его руки прошли сквозь Волдеморта — словно он сунул ладони на холодный бодрящий мороз — и Гарри проглотил вставший поперёк горла крик. Это ведь не сон… такого ведь не может быть… тогда почему Волдеморт исчезал? = Том! = задохнулся Гарри и увидел чужими глазами, как распахнулись его собственные, а лицо перекосило от ужаса.— — —
= Видишь, чем я стал?.. Тенью и паром… = испытав это однажды, забыть уже было невозможно. Существование без плоти и голоса, лишь с единственным доступным древним проявлением легилименции: одержимостью. Теперь же она служила для того, чтобы проваливаться в чужие разумы. И плоть здесь была привычкой, не правилом. Тело, выступившее из каменного котла, было плотью-ритуалом, нестареющей и плавкой, взращённой ядом и тёмной магией. = Я здесь, = мягко прошептал голос губами мальчишки. Как в тот раз в Министерстве Магии — он свернулся у Гарри под сердцем. Он был нигде и отовсюду и разливался удовольствием от их слившихся воедино голосовых связок. Мокрые от слёз зелёные глаза заалели.— — —
Чувствовать, как собственный рот сам собой выдыхает слова, мягко говоря, напрягало. Гарри накрыло тем же страхом беспомощности, как и прошлым летом в Министерстве. Но присутствие Волдеморта внутри сейчас не ощущалось столь подавляющим или болезненным, скорее — чуть чужеродным. Гарри глубоко неровно вдохнул и обхватил себя руками, раз больше держаться ему было не за кого. Тёмный Лорд окружал его собой: так наполнил Гарри, что теперь проступал из пор тёмной дымкой. Больше привыкшего к прикосновениям рук и поцелуям, теперь его выкручивало от тугого удовольствия в лёгких, в кровяных клетках, в костном мозге. Ничто не могло сравниться с этим всепоглощающим ощущением. — Не… охх, Мерлин, прошу… остановись, — Гарри задыхался, сотрясаясь и вздрагивая каждой мышцей. Он едва ли осознавал, что горячие щёки намокли от слёз, и всё, что ему оставалось — цепляться за собственное тело. Если бы в прошлом году Волдеморт пытался захватить его так, Гарри вряд ли нашёл бы в себе силы отбиваться. Его собственная душа вилась и тёрлась о душу Тёмного Лорда, сплеталась и расцветала с ней в невероятном чувственном танце разума и духа.— — —
Он задыхался, скребя грубоватыми пальцами Гарри по одеялу. Дышать лёгкими мальчишки вдруг оказалось невыносимо тяжело, словно он снова оказался в немощной оболочке. В комнате не хватало места для разливающегося в них удовольствия, пока Тёмный Лорд неосознанно цеплялся за переполненный чувствами разум. И вместо того, чтобы мучить этот разум — как много раз прежде — он подливал туда собственное, познанное недавно удовольствие; это походило на собственнические поцелуи, не ограниченные физическими прикосновениями. Всегда находились люди, готовые вверить Лорду Волдеморту свои сердца и разумы, но никогда — так. Самоотверженно и полно. Со столь невыносимо прекрасной разливающейся по каждому закутку разума связью. Это было нечто неземное: его с невероятной силой прошибало наслаждением Гарри. И вот, свернувшегося змеёй захватчика и выгибающегося дугой одержимого, сжимало всё сильнее и сильнее, пока они не прорвались единым потоком магии, устремляясь ввысь… а потом тишина. Тишина. И единение.