Только одна ночь

      Только одна ночь. Ночь «сияющих огней».       На утро никто не узнает. В эту ночь рождается любовь. Горят священные костры, влюбленные заключают браки, мир расцветает. Весенняя Ночь Сказок.       Судьба сведет двоих на одну только ночь. И никто не осудит. Никто даже не вспомнит.       Она идет: у нее нет сомнений, кого подсунет ей судьба.       Сколько бы пацаны не играли в свои игры, как бы легко не сбрасывали девчонок со счетов… Но, если есть тот, кто владеет судьбой, значит есть и та. Крыса идет через дым и через знакомые гитарные запилы:       Сумасшедшая, сумасшедшая,       ты сводишь меня с ума!       Что я могу сделать, милый?       Она натыкается на Бандерлога Лэри — он не узнает, таращится во все глаза. Крыса улыбается: вот так просто. Стоит снять бирки, смыть грим и гель с волос, вместо кожи натянуть старые джинсы — и ты уже не ты. Или наоборот.       Бледная рука Спицы вцепляется в предплечье Лэри, тянет к себе, Спица впивается в губы Лэри, а смотрит на Крысу. Оценивающе и сердито, хотя тоже не узнает, Крыса качает головой и идет дальше. Огни фонариков освещают ее путь, будто костры Белтейна.       Крыса узнает его по голосу и по сказке, Рыжий рассказывает ее четвертой.       — Потеряв любимого, ходила печальная королева по миру, и везде, где она появлялась, замерзали побеги и поднимались ледяные ветра. И оттого, люди не любили больше королевы. Как ни прекрасно было ее лицо, как ни велико ее горе… Иные боялись, иные гнали, но едва ли замечала это королева. Долго бродила она по земле, и вот вернулась к тому самому камню, под которым лежал ее любимый. Прижалась к нему щекой и заплакала впервые со дня смерти своего короля. И камень расступился перед ней, шагнула королева в него и исчезла.       — И все? — торопится Рыжая.       — Не все, — слышно, как Рыжий ей улыбается, и Крыса чувствует болезненный удар ревности — прямо в сердце. — После ночи наступило утро, как и обычно. И вышла из камня девушка, прекрасней которой и быть не могло. И стоило ей шагнуть — как под ее ногой распускалась трава, стоило махнуть рукой, как поднимался теплый ветер, и пошла она к людям. Не узнавали люди своей печальной королевы, но радовались и теплым ветрам, и тому, как телились их коровы, как тянулись ввысь деревья и травы. В честь новой королевы устроили праздник «сияющих огней». Много костров развели люди, много цветов собрали на венок королеве, много пели песен и пили вина. Королева же ждала.       Крысе хочется закончить за Рыжего, но она молчит — боится выдать себя. Слепой и так чует неладное и беспокоится, хоть и не может найти ее. И Крыса просто шевелит губами, повторяя знакомый ей финал:       — И лес разомкнулся, и вышел из него человек, словно сотканный из листвы. Королева встала ему навстречу, и он взял ее в жены.       Рыжий сбивается с балладного настроя и заканчивает почти весело:       — Ну, а дальше, как водится: жили они долго и счастливо, ибо он и был тем самым королем, который вернулся из мира мертвых. К ней. А люди в честь этой большой любви завели традицию в этот день заключать свадьбы, ну или на худой конец, просто трахаться. Некоторые верят, что тот, с кем ты проведешь эту ночь — твоя судьба, пусть вам отмерено лишь несколько часов. Но чтобы точно узнать этот срок: надо разбить кружку. Сколько осколков, столько и лет.       — Бред, — фыркает кто-то.       — Я бы согласился, — это Сфинкс, Крыса думает так же, как он. Потому стоит тут в темноте и ждет.       Рыжий не отвечает, но наверняка, ухмыляется. Его рубашка белеет в темноте.       Он возвращается из ванной, когда между лопаток ложится холодная ладонь. Рыжий хмыкает: ну как же, ночь огней.       Древние жестко напутали: судьба тут ни причем, достаточно просто нравиться девушкам, и ты не останешься один. В любую ночь. Для Рыжего нет разницы: он знает, с кем сегодняшнюю ночь проведет Рыжая. И последующие тоже. И он, конечно, стоящий человек.       Рыжий думает о словах Сфинкса… Любой бы согласился, особенно если потом не ждать и не смотреть на свою несбывшуюся — а умереть. Но не дано. За спиной Сфинкса знакомо маячит Волк: улыбка, челка, прищур глаз. Возле Сфинкса Слепой: глаз не видно, но в этих бельмах уверенность и приговор.       Рыжий не думает о девушке рядом и о ее ледяных пальцах. Он может даже не замечать ее рядом. Но пусть ей будет хорошо. И ему тоже. Он усмехается себе.       — Пойдем, — ее голос ласковый, нежный — Рыжий вздрагивает, узнавая и не веря себе. Но послушно поворачивается и идет.       Внутри него рождается мелодия. Эта девушка отличается. Ее шаг, знакомый и никогда не слышанный ранее. Рыжий не уверен даже, что она касается земли. Что она существует. В темноте они заходят в пустой класс четвертой, Рыжий тянется зажечь свет, но она останавливает его.       — Не надо.       Он кивает. Желание увидеть ее усиливается. Но если дама просит… Эта ночь должна состоять из желания Дамы. Сейчас он будет для нее.       — Привет, — говорит Рыжий, потому что она мешкает, и потому что хочет услышать ее ласкающий голос снова.       — Привет, — отвечает она, кладет ладонь в вырез его рубашки, и у Рыжего в груди холодеет — он снова вздрагивает.       Ее рука исчезает. Рыжий ловит ее — ледяную и робкую, бережную — возвращает обратно. Ему нравится, хочется длить прикосновение. И это чуть больше, чем просто необычно. Рыжий старается не задавать лишних вопросов: «Кто ты?», «Что это?». Сердце бьется в ее ладонь. Странное. Это все холод?       Рыжий находит пальцами пуговицы ее рубашки: одна, еще, еще… Незнакомка каменеет. Не сопротивляется, но и не поощряет. Только дышит.       У Рыжего внезапно кружится голова, воздух вокруг словно замерзает, становится тягучим. Рыжий шагает вперед, она делает тоже. Прижимается к нему всем телом. Дрожит.       Ее рубашка сползает с плеч, ее кожа под его пальцами мгновенно покрывается мурашками, ее руки ложатся Рыжему на плечи — под рубашкой. Это приятно. Ему нравятся ее пальцы на его теле. Вероятно, Рыжий немножко сходит с ума.       — Ты боишься меня? — спрашивает он не слышно.       — Нет — отвечает она, ее голос вползает под кожу.       Ее соски стоят, но нет от возбуждения, а скорее от холода… или от страха. Оттолкнуть ее невозможно, но невозможно и сделать все, как обычно. Она пытается опуститься вниз. Рыжий удерживает ее. Берет ее лицо в ладони.       — Тише, — шепчет он ей в ухо, потом находит губы губами и целует.       Ее рот приоткрывается сразу, она вздыхает. Его язык ласкает ее губы, он чуть прикусывает верхнюю, она охает и теряет опору. Рыжий притягивает ее за шею, проникает языком в рот. Там горячо и сногсшибательно. Именно так он оказывается в ней первый раз — это вышибает дух. Она отвечает так, что от желания становится больно.       Рыжего очень давно так не таращило. Точнее — так — его еще не таращило никогда. Он удерживает незнакомку, вжимая в себя, пока не доходит до стены, тогда его пальцы оказываются у нее под рубашкой и ведут вверх по позвоночнику.       Она вся острая — позвонки, лопатки, плечи, ключицы, ребра. Косточки таза, даже сквозь ткань упирающиеся в него. Он изучает ее тело медленно, рвано, резко.       Не вдох — выдох — слишком сложно теперь. Выдох не получается, вдохов нужно несколько, голова кружится — приход очень сильный. Рыжий и не знал, что так бывает — в крови ничего кроме вкуса ее губ, ощущения ее рядом. Он не тормозит — фантазирует. Он почти видит ее. Именно ее, а не то, что привык видеть. Это оказывается просто и правильно.       Нужно…       Им обоим? Она нужна?       Рыжий снимает очки, но тьма вокруг неожиданно густая: ни проблеска, ни шанса узнать.       Ее прикосновения — обжигающе ледяные. Он расстегивает пуговицу на ее джинсах и скользит пальцами вниз. И она каменеет снова — он целует ее в ключицу, в шею, прикусывая кожу, лаская языком, спрашивает севшим голосом:       — Ты уверена?       — Да, — отвечает она твердо и тянется к его ремню.       Он подхватывает ее легко, словно невесомую — такая и есть. Покрывает поцелуями грудь. Она дышит громко, гладит его по голове. И это невыносимо прекрасно… Ему не хватает длины волос, чтобы она могла зарыться, сжать, потянуть… Думает — отращу. Ее волос ему не хватает тоже, хотя они даже закрывают лицо.       Рыжий сажает свою даму на парту, стаскивает джинсы… Его руки на внутренней стороне ее бедер. Она не открывается, но притягивает. Ее колени острые и знакомые. Она горячая.       Он опускается на колени — сегодня особенный колдовской вечер. Он хочет так. Ведет языком от бедра вверх. Стаскивает с нее трусики. Она смущается так ярко и искренно, что он почти видит ее снова. Но нет — неуловима — черт!       Она теряется и теряет контроль окончательно. Он пьет ее в воздухе, в прикосновении, вдыхает ее всю.       Да… Вот так… Еще.       — Пожалуйста, иди ко мне, — просит она нежно, низко, хрипло… Отказываясь от скорого оргазма, скучая по Рыжему. Желая оказаться ближе.       И он уступает — сдается. Утягивает ее за собой на пол, дергает полы своей рубашки, обрывая оставшиеся пару пуговиц.       Она почти ложится на него сверху, выгибается так, что ее соски касаются его груди. Ее острые колени обхватывают его бедра.       Она целует его. Рыжий сказал бы, что она понимает, что делает.       Но явно нет.       Она чувствует его, она выбирает доверять… ему себя. Она обнажена и честна в этом.       Рыжий уверен, что не был с ней еще и что то, что происходит восхитительно. Ловит ее очертания в воздухе, ощупью знакомится и рисует ее в голове. Там нет больше ни одной мысли кроме, как о ней.       Рыжий не выбирает ее — она словно одна в мире. Самая прекрасная. Сегодня решает только судьба. Это больше не подмена — это правда.       Голая правда Рыжего мерцает в темноте кожей, волнами мурашек, клочьями эмоций — греет его и открывает все двери, находит его за очками и даже за ресницами. И он хочет смотреть и видеть! Вот это новость… Но темнота укрывает ее, как покрывало. Рыжий стонет от этого и от щемящего чувства внутри. От удовольствия и напряжения глаза закрываются сами — безвольно — доверяя ей.       Он возбужден так, что через джинсы упирается в нее. Ее поцелуи, жесты и решимость уверяют, что она понимает, что все будет просто. Но Рыжий не верит: зависает, медлит, путается в словах и в ее дыхании. Целует и обнимает ее. Он хочет ее, но, кажется, это неуместно.       Рыжий не подчиняется правилам. Только своим. Его вера гласит — не спать с девственницами.       — Ты понимаешь, что делаешь? — он почти шипит — мог бы — разозлился. Слишком трудно будет остановиться.       — Да, — отзывается она без всякой робости, почти равнодушно, — у меня было. Много раз, — и затыкает его расспросы поцелуем.       Она слизывает сомнения с его губ языком, оставляет на его коже пылающие следы. Прикосновения к ней тоже обжигают. Она не врет, но не верит. Ему. Не верит никому, но доверяет ему себя.       Она удивительно ловко расправляется с ширинкой, но ее тело не расслабляется ни на миг. Это возбуждает сильнее. «Извращенец», — с печалью думает о себе Рыжий.       — Я не нравлюсь тебе? — вдруг спрашивает она серьезно, и он выпадает из реальности совсем. Мелодия в его голове играет громче, а она — ее солистка. Она затмевает все.       — Пусть будет так сегодня. Один раз с любимым… если тебе не неприятно…       Рыжий не понимает смысла ее слов, ему нечего на них ответить кроме: «Что за бред ты несешь?!», но он молчит — просто обнимает, обволакивает ее. Он нежен и бережен. Он страстен. И она вплавляется в него.       — Все будет хорошо — утверждает Рыжий, не уточняя: «Ты любишь меня?» Он все же оказывается сверху. Его контроль полный. Его контроль нулевой. Он не смог бы остановиться.       — Тебе нравится? — спрашивает она.       — Да, — выдыхает он. — Я хочу тебя.       Она рвется навстречу, а он удерживает и не позволяет спешить. Они сходят с ума медленно… вместе.       И за секунду до того, как оказаться с ней целым он думает: «Я знаю тебя. Ты никогда не врешь.»       Рыжий, наконец, узнает это острое тело, лишенное брони, узнает этот голос, узнает очертание татуировки на ощупь — подушечками пальцев по предплечью. Он узнает даже манеру, спрятанную раньше под грубой чужой кожей!       Они знают друг друга так давно… Она открывала ему створку окна и не смотрела в глаза — звала Рыжую. Приносила то, что он хотел — иногда больше — оптом дешевле, правда? Проходила мимо второй каждый вторник и всегда принимала приглашение зайти. Все это закончилось?       Мысли стучат в голове, бьют изнутри: «Дурак! Какой же я дурак и подлец!» «Нельзя, остановись! Остановить тебя! Слова… Стой, дурень!»       Они переворачиваются снова — Крыса сверху… Такая красивая… Рыжий по-прежнему не видит, но теперь знает. «Безумная, что же ты делаешь. Нельзя, не так…»       Как просто думать, как сложно послушаться своего голоса разума и сердца, когда остальное орет… Крыса приподнимает бедра и снова опускается, она так близко, и это пьянит сильнее, чем любые настойки.       Рыжий входит и теряется… в ней. И ни в мечтах, ни в снах не бывало лучше. Она восхитительна.       — Ты любишь меня? — подло спрашивает он.       — Да, — просто отвечает она, голос почти звенит колокольчиком.       Быть в ней — невероятно, это сметает все. В ней так, что невозможно представить, что кто-то еще… Все орет о том, что Крыса только для Рыжего.       И хочется длить, целовать и возбуждать. Обнимать, говорить, видеть и смотреться в нее без очков — всегда в одну…       Ночь любви не может закончиться, и время слушается их, останавливается. Они сливаются снова и снова. Вовсе не только телом…       Рыжий не отпускает Крысу, и она засыпает на его груди. Но исчезает еще до рассвета.       Рыжий лежит на полу в одиночестве и в деталях вспоминает все, что было. Повтор — сладкий и болезненный в его нереальности. Вместе с шорохами утра в это кино вползают мысли о Слепом, рука сама сжимается в кулак.       — Нет, — отрывисто бросает Рыжий в тишину класса.       Забыла Крыса или решила, что не вспомнит он, но судьба дарит не только ночь, но шанс разбить вместе кружку. И Рыжий не собирается отдавать это право.       Он встает на ноги, надевает очки и отправляется на поиски.       Слепой чувствует чужой запах на ней, ни о чем не спрашивает, но выбирает напомнить:       — Сегодня вторник.       Крыса на одно мгновение смотрит на Слепого прямо, убеждаясь — не показалось. Слепой злится, пусть и не сильно.       — Вторник, — соглашается Крыса, — так что я пойду. Приготовлюсь.       — Переоденешься? — в голосе Слепого насмешка, Крыса переводит взгляд на свои затертые джинсы, рубашку в голубую клетку — рукава закатаны, чтобы Вшивой было чем дышать, и босые ноги.       Крыса вспоминает ночь и Рыжего, и то, что во вторник можно встретить не только ПРИПа, но и улучшенную версию себя в чужих глазах. Слепому известно многое, но не это, даже теперь, хотя запах он, конечно, узнал. И потому вся ирония ситуации от Слепого ускользает. Крыса не отвечает и идет к себе.       В спальне в беспокойном забытье мечется Кошатница, Крыса трогает ее лоб — Изнаночный жар, вещь еще более редкая, чем болезнь Потерявшихся. Крыса знает только два случая: сейчас у Кошатницы, и много лет назад у тогда еще Кузнечика. Метка для тех, кто не хочет, а должен бы.       Крыса наполняет резиновую грелку ледяной водой, кладет ее Кошатнице под бок, потом переходит к заботе о котах: меняет бумагу в лотках, отсыпает корм.       Крыса садится на свой матрас — колокольчики жалобно звякают — устало смотрит на такую родную черную броню. Вдруг хочется плакать, но слезы не идут. Крыса ложится на спину, закрывает глаза и представляет себе Рыжего: его кожу под пальцами, его губы на своих, его внутри… Одна ночь и бесконечность следующих дней. И все же: это того стоило. Крыса неловко, некрасиво и криво улыбается этой мысли и Рыжему из своих мечтаний.       Она решает не переодеваться, только обувается и надевает бирки. ПРИП беснуется, как и обычно, но сегодня Крысе удается почти его не замечать. Почти.       Сорок минут заканчиваются, Крыса идет по коридору. Она не следит, как линолеум меняется с асфальтом, а тот становится мягкой травой. Она разувается, забрасывает ботинки за плечо.       Она бредет сквозь ромашки и чертополох — там у них май, здесь у нее всегда разноцветье лета. Здесь не бывает ни Слепой, ни даже новый Лесной король, что им до ее поля? Здесь бывают лишь те, кого она позовет. Чужие шаги Крыса чувствует сразу, легкие, пружинящие — ни с кем не спутаешь. Она не спутает. Крыса оборачивается — Рыжий стоит среди ее высоких трав. Видение?       Рыжий настойчиво приближается, ромашки беспокойно качаются ему навстречу. Он протягивает к ним руку, и травы предают Крысу: льнут к его ладони, расступаются под его ногой…       Секунда, и Крыса стоит на лестнице, дыхание сбивается, ботинки за спиной висят невыносимой тяжестью. Она садится на ступеньку. Как он сумел? Как узнал? Как нашел? Забрал последнее… Не жалко.       Крыса облачается в кожу, курит, свесив ноги за окно. Рыжий бредет через двор — как обычно рубашка нараспашку, штаны едва держатся на бедрах, кеды на босу ногу — он подходит к водосточной трубе… Крыса не ждет, пока он заберется в спальню, слушает из-за двери голос Рыжей:       — Если ты ее обманешь, я никогда не стану с тобой разговаривать.       Рыжий в ответ молчит.       Крыса сбегает на чердак: здесь только пыль и Легион — младший кот Кошатницы, который появился прошлым летом, любимец Крысы. Прыгает к ней на колени, урчит, впивается когтями в штаны, смотрит в глаза, хочет что-то сказать.       Крыса гладит Легиона, прячет лицо в серой шерсти. С ним на руках — засранец царапается, но сопротивляется не больно-то активно — идет в четвертую.       Ожидаемо, они теряются в дороге, бредут к закусочной — навстречу Рыжий. Крыса ругается, Легион вырывается. Тот же предатель. Карабкается Рыжему на плечи, ложится пушистым воротником, Рыжий даже не морщится, пока острые когти впиваются в него, улыбается… Крысе?       Она не проверяет: прыгает в коридор, едва не переходя на бег, стремится в четвертую. Там печальный Македонский и марлевые шторы, развеваемые ветром.       — Где все? — безнадежно спрашивает Крыса.       Македонский виновато улыбается, тень его дракона маячит на стене — у каждого свои скелеты, верно? Крыса сползает по стене на пол, прячет лицо в коленях. Приходит в себя, когда в плечо тыкается лысая башка Сфинкса.       — Идем, — говорит тот ласково, но безапелляционно, Легион сияет рыжими глазами из-под его коленки.       Наверное, в какой-то другой реальности Сфинкс бы галантно предложил Крысе руку, но здесь Крыса помогает Легиону стать воротником Сфинкса, и они втроем идут к Кофейнику.       В Кофейнике малолюдно, для своих играет Валет… Тут внезапно только свои, даже Слепой. Крыса смотрит на него почти с надеждой, но он отвечает ей кривой, некрасивой улыбкой. Лучшей из его арсенала. А Рыжий просто выступает вперед.       Мелодия льется вокруг, Крыса знает — не отступить, каждый, кто может, держит для них реальность. Она шагает навстречу Рыжему.       Он улыбается ей, и вместо кружки, которая должна отмерить срок их любви, роняет на пол очки, они разлетаются веером осколков. Не перечесть.       — Вечность, — вторит Рыжий ее мыслям и притягивает к себе. И ты мне еще расскажешь о том, Что было, что есть, и том, Что с нами будет потом…