Король умер

В пустом коридоре эхо шагов гулко отскакивало от стен. Деревянный пол под ногами поскрипывал. Где-то лязгали трубы. Создавалось впечатление, что студия дышит, вздыхает во сне, как дремлющий монстр. Несколько раз Генри останавливался и прислушивался. Уверенный, что услышал кого-то еще. Но он был один. Ночь, темнота и отсутствие людей действовали удушающе. Луч фонаря скакал впереди, выхватывая коридор из теней на пять-шесть шагов. Он чувствовал себя преступником. Он был весь будто наэлектризован. Любой звук заставлял его вздрагивать. Он не должен был здесь находиться. Если его поймают... Генри мотнул головой. Было что-то еще во всем этом. Что-то давящее. Противоестественное. Ненормальное. Что-то, что он не мог толком объяснить. Какая-то клаустрофобия. Он не мог отделаться от ощущения недоброго взгляда на себе. Знакомое параноидальное чувство. Точно так же было на войне. Но сейчас-то он не на войне. Генри посветил фонарем на плакат. Луч света выловил из темноты лицо в форме полумесяца с глазами овальными глазами из которых будто вырезали по острому куску пирога. Широкую белоснежную улыбку. Улыбку дорисовал не он. Улыбку дорисовал Джоуи. Генри уже не был уверен, кому на самом деле принадлежит персонаж. Ему? Джоуи? Сценаристам? Он остановился у шваберной, где был три дня назад, и стал ждать, не слишком надеясь на подсказку. Студия была слишком большой, слишком просторной для коллектива в несколько сотен человек. Ее аренда должна была стоить чертовски много. Большие помещения порождали эхо и искажали звуки. Пустая, студия была похожа на огромный, заброшенный посреди океана корабль-призрак. Он услышал звук здесь. Он хотел бы списать его на трубы. Но его первая мысль никак не касалась трубопровода. Звук был глухим, словно в самом деле шел из трубы, и был похож на стон умирающей коровы. Генри не по наслышке знал, что вода, бегущая по трубам, может напоминать завывания. Но, черт возьми. У него были причины не игнорировать звук. Он остановился, прислушался, и почти сразу стон повторился, но по-другому: высоко, тоскливо, коротко. В этот раз Генри отметил больше деталей. Стон не звучал так, словно бежал по трубе. Он шел из помещения. В нем было слишком много живого. Тембр. Несмотря на разницу в высоте, оба звука принадлежали одному голосу. Могли ли они принадлежать человеку?.. О да. Генри боялся, что да. В тот момент, впервые после возвращения, ему стало страшно. В голове роились догадки, но он боялся озвучивать их даже в мыслях. Иногда лучше запереть воображение и просто двигаться. В противном случае рискуешь сойти с ума, потерять возможность критически мыслить. Он видел, как это происходило с людьми. У Генри не было возможности рыскать по студии днем. Но теперь он один. Он сунул руку в карман и нащупал ключ. Над головой с громоздким звуком по трубе что-то пронеслось — будто прорвало тромб — и Генри передернуло. Но тех звуков, которые он надеялся услышать, больше не было. Он обеспокоенно повертел головой. Он мог опоздать. Эта мысль пугала больше чем тот факт, что в студии может быть заперт человек. Генри попытался восстановить в памяти детали. Откуда шел звук? Как звучал? С каким эхом? Насколько далеко? Снизу, сверху? У него было всего несколько секунд, чтобы запомнить. Ему оставалось полагаться на память или прочесывать студию целиком, сектор за сектором. Даже если это займет целую ночь. Он не мог обратиться в полицию без веских доказательств, и копов в городе по-прежнему не хватало. Действовать предстояло самому. Глянув на часы — половина первого — он вздохнул и сдвинулся с места. Еще двадцать минут прошли без событий. Он методично проверял этаж, останавливаясь и прислушиваясь, чтобы не пропустить ни один звук. Позвать ему не позволяла осторожность. В конце коридора он остановился, решая, подняться наверх или спуститься на этаж вниз. Он не представлял, слышал ли звук сверху или снизу. Он уже поставил было ногу на первую ступень, когда услышал грохот. Генри замер. Источник шум звучал глухо и определенно шел снизу. Их разделяло всего несколько комнат. Его сердце забилось быстрее. Генри сильнее сжал фонарь, но не успел шагнуть, как раздался еще один звук. Тот самый голос, который он услышал три дня назад. Тот же тембр, другая интонация. Он звучал ближе, отчетливее, и на этот раз, Генри готов был поклясться, что звук издает живое существо. Что-то среднее между человеческим «О-о-о» и мяуканьем. Влажный, низкий, почти утробный, с отчетливой вопросительной интонацией. Ни одно известное ему существо не издавало такие звуки. По спине вверх поползли мурашки. Долю секунды хотелось развернуться и уйти. То, что внизу не было похоже на человека. Мысль, что внизу животное была не менее приятной. Кто и зачем станет держать в студии животное? И какое животное способно издавать подобные звуки?.. Генри мотнул головой. Животное или человек, он был обязан проверить. Он стал спускаться по лестнице. За несколько ступенек до этажа, мяуканье повторилось — то, что он назвал мяуканьем. Снова вопросительная интонация, звук более утробный и настойчивый, ближе. Его передернуло. Желание развернуться и бежать было оглушающим. Он продолжил идти вперед. Стук. На этот раз Генри на нужном этаже. Ничто не искажало звук. Его взгляд упал точно на дверь, из-за которой шел шум — деревянную дверь в середине коридора. Стук, осторожный и короткий, словно кто-то постучал костяшками пальцев в дверь, не уверенный, что можно войти — тук-тук. Кто там? — Эй? — Генри позвал, негромко, но так, чтобы быть услышанным. Тишина, абсолютная, вопреки ожиданиям, и Генри прикусил язык. Он предпочел бы, чтобы звуки продолжались, так было легче ориентироваться, делать выводы. Быстрым шагом, он пересек коридор и подошел к двери, за которой кто-то находился. «Ремонт. Не входить.» Генри прислонился ухом к двери и прислушался. Ни звука. Странно. — Я знаю, что внутри кто-то есть, — негромко сказал он и снова прислушался. Нет ответа. Генри нахмурился. Перемену можно было толковать по-разному. Возможно, его испугались. Возможно, его подстерегали. Существо — он отметил про себя, что назвал того, кто за дверью, существом — не было маленьким, если судить по голосу. Генри вернулся чуть назад и снял со стены пожарный топор, подбросил в руке, пробуя рукоятку. Ощущение тяжести в ладони придавало уверенности. Он не искал драки, не хотел никому вредить, но осторожность не бывает излишней. Он вернулся к двери, зажал фонарь подмышкой и пошарил рукой в кармане. Звякнула связка ключей. В последний раз он прислушался, и, в очередной раз услышав тишину, вставил ключ в дверное отверстие, повернул, открыл дверь и вошел. Под ногами хлюпнуло. Сначала он ничего не увидел. Луч фонаря скользнул по стенам без окон. Комната была слишком темной, почти черной. Потом он услышал звук. Что-то вроде шуршания. Затем глаза его уловили движение в углу комнаты. Секунду он думал, что ему показалось. Секунда прошла, и Генри едва не выскочил из собственной кожи. То, что он принял за тени, пошевелилось. Что-то живое, колышущееся, приподнялось с пола. Генри отпрыгнул назад, ударился спиной о дверной косяк, едва не выронив фонарь. Луч скользнул по черной массе, и Генри заорал. Он видел многое на войне. Оторванные конечности, содранные лица, братские могилы, сожженные тела, разбухшие трупы на воде. Вещи, от которых выворачивало желудок и мозги, вещи, которые преследовали его в кошмарах, вещи, после которых он так и не стал прежним. Никогда не станет. Шок, схожий с тем, что он испытывал сейчас, Генри пережил на войне всего несколько раз. Первый, когда солдат с лицом, уничтоженным ожогами настолько, что лица не было, обернулся и посмотрел на него. Второй, когда их отряд вывел из бункера пленника, обезображенного и больше похожего на скелет, нежели на человека. Отвращение и ужас пустили по телу мощный разряд адреналина. Паникующий мозг орал, что этого не может быть, это галлюцинация, лихорадка. Инстинкт солдата приказывал взять себя в руки, сконцентрироваться. Несколько секунд продолжалась внутренняя борьба, и Генри совладал с собой, стиснул зубы, остался стоять на месте, заставляя себя всматриваться в темный угол. Убеждая себя, что то, что он видит имеет объяснение. Выискивая в колышущейся чернильной массе что-то, что имело бы смысл. Форма поднималась, принимая очертания гуманоида. И целую секунду Генри готов был поверить, что перед ним человек. Что воображение просто сыграло с ним шутку. Что он нашел, что искал. Облегчение прошло, когда луч фонаря выловил в темноте лицо. То, что было лицом. — Ч-что за… Дрожащие, меняющиеся очертания знакомой широкой улыбки на огромной голове. Большой голове в форме полумесяца. Бенди, он хотел сказать, но язык не слушался. Существо выпрямилось в полный рост, и Генри крепче сжал фонарь. То, что он видел перед собой, действительно имело черты общие с его персонажем. Но это существо… эта тварь, стоящая напротив… оно не было Бенди. Не было ничего общего между маленьким дьяволенком, которого он рисовал, и постоянно меняющейся, текущей, следящей за ним тварью в углу комнаты. Существо молчало. Смотрело на него. И оно улыбалось. В отличие от безобидного озорника-чертенка оно внушало только ужас. Они изучали друг-друга еще несколько мгновений. И затем тварь сделала шаг вперед. Неуклюжий, дерганный и агрессивный, словно инвалид, страдающий поражением нервной системы. Инстинкты сработали молниеносно. Генри швырнул в тварь фонарь, выскочил из комнаты, захлопнул за собой дверь и прижался к ней спиной. Рукоятка топора в руке придавала уверенности. Через пару секунд последовал удар и глухой рев. Трясущейся от адреналина рукой Генри достал из кармана связку ключей, припер дверь плечом и вслепую принялся искать замочное отверстие. Через какое-то время ему удалось вставить ключ, он повернул его несколько раз и выдохнул. Еще несколько ударов с другой стороны. Тишина. Генри поднял топор и прислушался, готовый защищаться. Сердце громко стучало, и он слышал собственную кровь. С той стороны поскреблись, и его передернуло. Затем раздался звук, нечто среднее между мычанием, хрипом и вздохом, затихающие шлепающие шаги и снова тишина. — У меня было чувство, что ты станешь шнырять по студии. Голос за спиной заставил его подпрыгнуть.