Кошка, С.О.В и твоя мама

Нельзя сказать, что Скорпиус Гиперион Малфой не любил учебу. Хогвартс был тем местом, куда он несся со всех ног, перегоняя и доставляющие первокурсников по озеру лодки, и парящие кареты, и скорость звука. В Хогвартсе так или иначе было здорово: вкусное, а главное обильное, питание, Альбус Северус Поттер, и… пожалуй, все. Из минусов же учебный процесс омрачали непосредственно учеба, горы домашнего задания, школьная форма, плебейская, смеющая затмевать незыблемую индивидуальность Малфоя, экзамены и ранние подъемы. Минусов было очевидно больше, но, справедливости ради, стоит заметить, что Скорпиус Малфой не напрягался особо, дабы его и без того раненая школьной формой, уроками и подъемами в семь утра психика не раскрошилась на тысячи осколков. — Скорпиус, я не хочу сказать, что ты плохой зельевар… — прошипел Альбус Поттер, отодвигаясь еще дальше за партой от друга. — Но сделай что-нибудь. Из закопченного котелка напротив Скорпиуса вовсю валила бугристая темно-лиловая пена, прожигая на парте черные пятна, а сам незадачливый ученик, рассеянно помешивая то, что должно было быть Умиротворяющим бальзамом, осоловелыми очами гипнотизировал впереди сидящую когтевранку. — … в ступке лунный камень. Осторожно, крупные кристаллики не растворятся, — с трудом протискиваясь между рядами и чудом не видя потоп на парте Малфоя, прогудел профессор Слизнорт. — Мы же не хотим, чтоб наш потенциальный дегустатор оцарапал себе горло! Альбус угодливо хохотнул, прекрасно выучив, что самый верный способ сдать грядущий С.О.В. по зельям — хихикать с очень незамысловатых шуточек профессора. Результат не заставил себя долго ждать. — Мерлинова борода! — воскликнул профессор Слизнорт, заглянув в котелок Альбуса. — Хорошо, очень хорошо, мистер Поттер. Какой цвет — прошу всех обратить внимание, тот самый «пурпурный бриз», как описывает автор учебника. Десять очков Гриффиндору! Ал скромно улыбнулся. — Это, должно быть, отцовские гены, милый юноша, — заверил Слизнорт. — Ваш отец в свое время был мастером зелий. — Да, да, было дело, — пробормотал Альбус. На лицо его тут же набежала тучка. — … как сейчас помню его необычный, но очень творческий подход… Так, а что у нас здесь… Хм-м-м. Скорпиус встрепенулся не так от профессорского «хм-м-м» над ухом, как от того, что Альбус под столом пнул его в голень. Не зная за что хвататься, чтоб пюреобразная пенящаяся субстанция начала напоминать хоть отдаленно зелье, Скорпиус состроил максимально уверенное выражение лица. Слизнорт постучал шишковатым пальцем по мгновенно твердеющей пене и пристукнул по ней же волшебной палочкой. Пена вспыхнула. — Поразительно! Мистер Малфой, нужно иметь недюжинный талант, чтоб из трех ингредиентов создать взрывоопасную субстанцию. У вас великое будущее. Десять очков Гриффиндору. — Боже, Ал, только мы с тобой тащим Гриффиндор, — прошептал Скорпиус, когда Слизнорт, задевая круглым животом парты, захромал к доске. — Да, Роза? Роза Уизли, люто ненавидевшая своего белобрысого сокурсника, склонилась над своим котлом еще ниже. — Как у тебя получился такой идеальный цвет? — спохватился Скорпиус, помахивая тетрадью над едким дымом зажжённой профессором пены. Альбус скосил взгляд на профессора — тот как раз демонстрировал классу какой-то ингредиент, похожий на стручок фасоли, из которого капал малоприятный сок. И локтем придвинул к Малфою несколько крохотных пузырьков. — Ух ты! — Скорпиус восхищенно повертел в руках один из них. — Что это? Экстракт смоквицы? Вытяжка из рогатого слизня? — Пищевые красители из супермаркета, — шепнул Альбус. — Конкретно этот — фиолетовый. Скорпиус одарил Ала взглядом человека, которому опостылело жить в мире лжи и обмана. — Не наебешь — не проживешь, — пожал плечами гриффиндорский отличник, сунув красители в сумку. — Альбус Северус, — промурлыкал Скорпиус ему в ухо, уже заранее вербуя себе место рядом с другом на С.О.В. — Я как нутром чувствовал, когда подсел к тебе в купе в день нашей первой встречи. — Вообще-то это я к тебе подсел, Малфой. — Но я же тебе позволил и не выгнал в тамбур с вещами. — Ты пытался. — Если бы я пытался на самом деле, то столкнул бы тебя с поезда, мой дорогой друг, — ласково потрепав его по щеке, напомнил Скорпиус. — Можно одолжить серебряный ножик? — прервал хитросплетения Скорпиуса голос рыжеволосой когтевранки. Альбус едва удержался от неуместного жеста «рука-лицо». Прищуренные глаза Скорпиуса расширились, веки затрепетали, губы задрожали в попытке выдохнуть хоть что-то членораздельное, а на виске так явственно забилась жилка, что Ал увидел, сдвинув с носа очки. Нет, друга сразил не приступ. Друга сразила Доминик Марион Уизли, повернувшись к ним. — Спасибо, — аккуратно взяв серебряный ножик из рук яростно сжавшего Скорпиуса, пробормотала она и отвернулась.

***

— Я не веду себя странно, когда на нее смотрю. — Конечно нет, — наблюдая за тем, как Скорпиус косит в сторону стола когтевранцев и ест вилкой бульон, согласился Альбус. — Скорпиус, забудь. Но Скорпиус вот уже почти полгода никогда не дослушивал до этого момента. — Забудь, я сказал, — щелкнув пальцами перед его лицом, повторил Альбус и, сжалившись, вручил ложку. — Она очень, как бы это сказать, своеобразна… — Она — рыжий ангел, — прошептал благоговейно Скорпиус, не сводя взгляда. — Почему она не ест? — Да потому что ты на нее смотришь, как Ганнибал Лектер. Доминик, словно услышав (а может, и услышав), отодвинула от себя тарелку с нетронутым картофелем, подхватила сумку и поспешила в холл. Скорпиус, проводив ее взглядом, полным тоски, прикрыл глаза. — Скорпиус, — пристукнув ложкой по тарелке, чтоб привлечь внимание, окликнул Ал. — Сделай с ней то же самое, что с таблицей умножения. — Что? — Забудь. — Ты ничего не понимаешь, — возразил Скорпиус, вспомнив, наконец, что во время обеда нужно есть, а не сверлить взглядом когтевранок. — Она же ангел. — Она — сучка. Самая гнусная, глупая и мозговыносящая сучка из всех сучек, когда-либо учившихся в этой школе. — Она же твоя кузина! — Именно поэтому я объективен. — В любом случае, — проскрипел Скорпиус. — О своей кузине говори как хочешь, а о будущей миссис Малфой попрошу изъясняться с трепетом и уважением. Ал закатил глаза. — Какой будущей миссис Малфой? Вы всего-то три раза постояли на травологии у одной компостной бочки. — Согласен, не все великие истории любви начинались так, но между нами была искра. — Между вами была компостная бочка. — Пошел нахер, Поттер. Альбус хмыкнул и отправил очередную ложку в рот. — Ты умрешь, спившись в одиночестве, а единственный, кто составит тебе компанию — боггарт, живущий в твоей засраной хибаре, — мстительно фырчал Скорпиус. — Потому что ты омерзительный человек и тебе чужды все искренние людские чувства. — Ты просто не знаешь, насколько Доминик говнистый человек, — отмахнулся Альбус. — Ты видишь лицо, фигуру… — И реснички длинные-длинные, — прошептал в предсмертном от восхищения хрипе Скорпиус. — … и даже не знаешь, на какие гнусности она способна. — А ты знаешь? — Да, я знаю. — И на какие? Ал сжал губы. — Дело семейное. — Я тебе почти шурин. — Нафиг мне такой шурин? Скорпиус, пылая гневом, принялся злобно есть. Терпеливо дожидаясь, пока поверженный стрелою Амура друг справится с обедом, чтоб вместе отправиться на трансфигурацию, Альбус скрестил руки на груди. — Я же тебя отваживаю не потому, что она моя родственница. — Решив закрыть тему, Ал сам же ее поднял спустя пятнадцать минут. — Это вообще не причина. Я готов буду лет через пять уговорить родителей отдать тебе в жены Лили. Ох, ну и парочка бы вышла… Ну или Розу. Скорпиус, сев за предпоследнюю парту у окна, аж скривился. — Да кого угодно, у меня много кузин. По сути, ты мог бы выбрать любую, но ты выбираешь самое гнилое яблоко в ведре. — Ты несправедлив. То, что она раз, или два, или десять назвала тебя очкастым недоумком, не значит, что она плохой человек. Ал опустил на парту толстый конспект и, сев на жесткую скамью, принялся протирать волшебную палочку уголком мантии. — Ты помнишь Луи? Вопрос риторический — Луи Уизли пропал этим летом, нынче к концу близился декабрь, так-то времени прошло маловато, чтоб забыть заносчивого огненно-рыжего красавца. Скорпиус явно сделал усилие над своей мимикой, чтоб не скривиться. — К сожалению. — И тут же осекся. — Ал, прости, я не имел в виду, что… — Луи — кусок дерьма, его ненавидят все, — отмахнулся Альбус, ясно дав понять, что его фибры души убитого горем кузена не задеты. — Мне кажется, его ненавидели даже собственные родители. — Ну это слишком, — смутился Скорпиус. — Не такой уж он и… — Еще раз ты что-нибудь скажешь про мою семью, убогая мразь! — рычал Скорпиус не далее, как год назад. — Или тебе по-французски повторить, сука картавая? — Что ты сказал? — Сука картавая. Не чувствуешь себя ущербным, потому что не можешь выговорить половину заклинаний? — А ты чувствуешь себя ущербным, родившись у Пожирателей смерти? Скорпиус помотал головой, откидывая воспоминания в коридоре пятого этажа. — Нет, ты прав, он самый отменный кусок дерьма. Профессор МакГонагалл шагала между рядами парт, а вслед за ней летела стопка проверенных эссе, которые одно за другим опускалось перед своим автором. — Я была разочарована вашими работами по большей части, Гриффиндор — две «Выше ожидаемого» на класс, Слизерин — четыре «Удовлетворительно». Полагаю, не все помнят о том, что с июня сдача С.О.В. Ал с замиранием сердца перевернул пергамент и выдохнул, удостоверившись, что он один из двух на факультет обладателей заветной «Выше ожидаемого». — Останьтесь после уроков, Малфой, — ткнув в отмеченную жирным подчеркиванием «Отвратительно» пальцем, строго произнесла МакГонагалл. — И я предупреждала, чтоб на мои занятия вы являлись в соответствующем виде. Выньте серьгу. Скорпиус, цокнув языком, повиновался. — Вы тоже останьтесь после уроков, Бут. И вы, Саммерс. И вы, Флэтли. Я прошу тишины, не вижу поводов для радости, пятый курс. Тема урока на доске. — Он тебя провоцирует, не ведись, — вцепившись в Скоропиуса, уговаривал Ал. — Посмотри на него, он же прется от того, как выводит тебя. — Родители не учили тебя вести себя нормально в чужой школе, Малфой? Пожиратели смерти способны учить хоть чему-то, что не подрывает жизнь нормальных волшебников? Оттолкнув Ала, который тут же сокрушенно закрыл лицо руками, Скорпиус ринулся вперед, но вдруг замер, словно резко передумал утыкать в надменное лицо волшебную палочку. Судя по тому, как гаденько расплылись в улыбке тонкие губы, была заготовлена лучшая альтернатива заклинанию. — А правду говорят, что твоего папашу потрепал Сивый? Вот откуда бешенство, да? — Уймитесь оба, — ныл Альбус, не зная, то ли вмешаться, то ли бежать, пока и ему в лицо не прилетело. — Что за выходки! — На счастье, бдительный староста привел всполошенную МакГонагалл. — Малфой! Уизли! — Всем понятна формула заклинания? Очень хорошо, вернемся к разбору ошибок. Снежок за окном пошел. Красиво. — Он накинулся на меня, профессор. У меня кровь на лице. — Это моя кровь! Она же чистая и не пахнет псиной. — Минус еще пятьдесят очков, Малфой! Месяц отработок! — Профессор, не Скорпиус начал… — Поттер, помолчите, Бога ради, — гневилась разъяренная МакГонагалл, быстро оставив росчерк на куске пергамента. Пергамент тут же скрутился в трубочку. — Уизли, передайте профессору Флитвику, и жду вас вечером, вы наказаны. — О, ну теперь, конечно, наступит раскаяние! — Как и вы, Малфой. — Боже мой, да всем насрать. — Малфой, что вы себе… — Профессор аж раскраснелась от ярости. — Неслыханно! — Он оскорбил мою семью, он оскорбил мой факультет, он ударил меня, и вы думаете, что писать строчки после уроков — достаточный метод?! Да хоть кто-нибудь в этом замке дал отпор ребенку героев войны, или ему здесь можно все? — Немедленно замолчите, Малфой, или… — Он отравляет жизнь всем, он давит на всех, почему он может это делать, а я не могу дать отпор? Мне плевать на всех, кто его терпит, но я не позволю никому унижать себя и оскорблять мою семью, и если для того, чтоб отстоять себя, мне нужно оправдываться и просить прощения, то у нас с вами разные нормы хороших манер, профессор МакГонагалл. Писать строчки — вы думаете, мы с Уизли сделаем какие-то выводы из этого? — Ты будешь учить профессора хорошим манерам, Малфой? Гадкий картавый голос у двери — на глазах Малфоя белая пелена. — Я тебя прежде научу, дитя героев. — Соответствующим образом, дитя Пожирателей? — Ага. Круцио! Серебристый щит, выпущенный из палочки вовремя спохватившейся МакГонагалл отбил от когтевранца алый луч. Белая как мел профессор опустилась на стул. — Родителей ко мне. Луи поспешил было закрыть за собой дверь пустого класса, но окончание предложения его настигло: — Оба. Скорпиус, вспомнив эпизод годичной давности, комиссию отдела образования, острый вопрос о собственном отчислении и первое в жизни одобрение со стороны отца, сжал колено под партой. — Не знаю, где он сейчас, но, блядь, пусть никогда не возвращается, — злостно шептал он Алу, нарочито резко чертя в тетради зигзаги острием пера. — Надеюсь, он лежит где-нибудь в канаве, трижды изнасилованный, убитый, гниет, звери растаскивают его останки, а маньяк, который это сделал, будет оправдан присяжными и получит Орден Мерлина, или что там у маглов, за оказание миру великой услуги. Перед носом Скорпуса со звонким хлопком захлопнулся конспект и отъехал к краю парты. А на его место тут же с шелестом опустился длинный свиток с молниеносно проявляющимися чернильными завитками пронумерованных профессором вопросов. — Волшебные палочки перед собой, учебники попрошу убрать, Поттер — за мой стол. — А-а-а-а, куда! — спохватился Скорпиус, вцепившись другу в рукав. Семестровый срез написать без подглядывания в работу друга не представлялось для него реальным. Альбус, хлопнув его по плечу, подхватил перо и чернильницу и, чувствуя себя то ли элитой, то ли сгорая от желания исчезнуть на месте, поднялся на порожек к учительскому столу. — Тишина, не мешайте друг другу. Поттер, смотрите в пергамент, а не на Малфоя, он вполне справится без вашей диктовки. — Сомневаюсь, — прошипели и Поттер, и Малфой. — Флэтли. — Взмахом палочки выудив из кармана слизеринки полутораметровый рулон шпаргалки, профессор МакГонагалл вскинула тончайшие брови. — У вас слишком много свободного времени. Песочные часы на учительском столе перевернулись сами собой, и отсчет времени начался. — Двадцать минут на десять вопросов? Да если я прочитаю эти вопросы за двадцать минут, то выдайте мне диплом без экзаменов. — Малфой. — Профессор, я не понимаю, здесь на греческом написано? — Переверните пергамент. Ученики склонили головы над заданием, Скорпиус склонил голову в молитве. Косо глянув на первое задание, которое представляло собой четыре варианта путанных диаграмм, и вопрос, требующий указать верный алгоритм превращения змеи в клубок ниток, он нахмурился. — Мы проходили это? Судя по тому, как скрипели перья, проходили. Прижавшись к парте грудью и не переставая сжимать перо, дабы изо всех сил имитировать бурную деятельность. — А-а-а-ал… А-а-а-а-а-а-а-ал. Сухие пальцы МакГонагалл постучали Малфою по плечу. Замаскировав призыв о помощи под приступ кашля, Скорпиус снова повертел перо, дождался, пока МакГонагалл пройдет к первым партам, и снова пригнулся. — Роза… Ро-о-о-за-а-а-а, что у тебя в первом? Роза, сидевшая впереди, круто обернулась, отчего ее вьющиеся рыжие кудри, похожие на вздыбленное птичье гнездо, взметнулись. — Не отвлекай меня, Малфой. Я скажу профессору МакГонагалл. Скорпиус брезгливо поморщился и фривольным жестом попросил одноклассницу отвернуться. «Не дай Бог кто-нибудь узнает, что она на третьем курсе две недели была моей первой любовью», — в ужасе и стыде подумал он. — «Фу, пизданутая зубрила». — Поттер, пишите спокойно, мистер Малфой вполне способен справиться без вашего суфлерства, — одернула МакГонагалл. Скорпиус сокрушенно завертел головой — злобная зубрила отвлекла его от верного Ала, который жестами выводил ответ на пятый вопрос о движении руки для превращения воды в камень. Песок в часах неумолимо сыпался вниз, зубрила Роза встала со своего места и протянула профессору пергамент. — Малфой, — окликнула Скорпиуса сидящая на соседнем ряду слизеринка. — В первом вариант «б». Делай шестое, а я спишу третье и пятое. Скорпиус кивнул, торжественно обвел ответ на первый вопрос в кружочек и внимательно вчитался в доверенный ему шестой вопрос. — Есть, — ликовал Скорпиус спустя три минуты, утерев лоб. — Флэтли, шестой есть… Профессор МакГонагалл, оторвавшись от проверки работы Розы, оглядела класс орлиным взором. — Ответ — «одиннадцать». — Вопрос был о ступенчатых трансформациях твердых тел. Скорпиус прикрыл глаза. — Блядь. — Класс, пять минут до конца урока. «Малфой, паникуй», — разрешил себе Скорпиус, потирая холодные ладони. Но, опустив взгляд на указательный палец и повертев на нем фамильный золотой перстень, хитренько прищурился. «Неужели он все же уйдет на С.О.В. с допуском в «Удовлетворительно»?» — стоя позади и кося взглядом в работу своего самого тяжелого ученика, думала профессор МакГонагалл. — «Ответы верные, неужели нужно было дотянуть до конца урока, чтоб начать стараться?» И, поправив очки-половинки на переносице, разглядела на плече сидевшего за учительским столом Поттера крохотную золотую канарейку, которая зорко глядела глазами-бусинками в его работу. — Малфой, задержитесь после уроков. Скорпиус, безотрывно глядя в пергамент перед собой, вздрогнул и моргнул, а канарейка, тут же обернувшись обратно перстнем, упала перед Алом на учительский стол. — Вы уже меня оставили, профессор, — вздохнул невесело Скорпиус, протянув недосписанную работу.

***

— Она ненавидит меня, — плюхнувшись в кресло, простонал Скорпиус, после того, как отработка у МакГонагалл закончилась, несмотря на то, что длилась вечность. — Заставила исписать шесть свитков конспекта. Альбус, сделав усилие, чтоб не захлопнуть ветхую «Истории магии XIX века», вскинул бровь. — Не утрируй, не ты один исписал шесть свитков. — Но я один должен их выучить к пятнице. — Сурово. — И не поспорить. Скорпиус был настроен критически. — МакГонагалл ненавидит меня с первого дня. Я порчу ей статистику по Малфоям, наверное. Справедливости ради, Скорпиус был причиной девяноста девяти процентов происшествий и катастроф школы за последние два года, ровно с тех самых пор, как поступил на третий курс и познал все отличия между жизнью в замке и домашним обучением. И «статистику по Малфоям» профессору отнюдь не портил — к первому в роду Малфою на Гриффиндоре директор МакГонагалл относилась более чем поблажливо: Скорпиусу прощались и попытки Непростительных заклятий, и попытки поднять домовых эльфов на восстание против Пуффендуя, выигравшего Кубок Школы прошлым учебным годом, и комментирование школьного, также прошлогоднего, квиддичного матча «Слизерин-Когтевран», в процессе которого Малфой сначала полчаса рассказывал в волшебный рупор сюжет сериала «Отчаянные домохозяйки», затем громко матерился и бился в истерике, когда Слизерин проигрывал, а затем предложил тридцать галлеонов тому, кто собьет с метлы когтевранского загонщика Луи Уизли. Видимо, единственное, что не прощала МакГонагалл — лень и вопиющая расхлябанность. Более того, не знай Альбус строгий нрав беспристрастной МакГонагалл, подумал бы, грешным делом, что Скорпиус стал первым ее необъективно любимым учеником за долгие годы. Скорпиус же в упор не считал каждый подаренный ему «последний шанс, мистер Малфой», зато готов был часами разглагольствовать на тему того, как профессор МакГонагалл придирается к нему. Ал знал, как вести себя в такой ситуации. Проще согласиться и кивнуть, чем доказывать и спорить. Но Скорпиус не был бы Скорпиусом, если вот так вот просто взял и перестал гнуть свою линию, а уж особенно, если ему запахло притеснениями. — Ну нет у меня способностей к трансфигурации, — ныл он уже глубокой ночью, а канарейки, некогда бывшие золотыми галлеонами, понимающе чирикали, паря над его головой. — Я гуманитарий. Ал, хочешь, я тебе на таро погадаю? — Блядь, Малфой, морду в подушку и спи, — проворчал Ал, накрывшись одеялом с головой. Но и на следующее утро Скорпиус не унимался, разве что придумал более, как ему показалось, действенную стратегию по борьбе с трансфигурацией, нежели жаловаться канарейкам на жизнь. Ала сразу насторожило то, что друг мало того, что проснулся без будильника, стонов и слез, так еще и спустился в Большой зал на завтрак не дождавшись его. — «Прошу освободить моего сына, Скорпиуса Гипериона Малфоя, от экзаменов по трансфигурации в связи с тлетворной реакцией его нервной системы на стресс перед подготовкой. Заранее благодарен. Глава отдела магического правопорядка. Драко Люциус Малфой», — прочитал Альбус, выдернув из рук Лили клочок пергамента, над которым она старательно корпела. — Скорпиус, ты серьезно? Скорпиус оскорбленно закинул ногу на ногу и надул губы. — Ну, а что? — вступилась Лили, сидя за столом напротив него. — У меня даже почерк красивее, чем нужно. Да? — Да, — подтвердил Скорпиус. — Смотри, Ал, она даже подпись сделала. — Дохлый номер, — сев рядом, отрезал Ал, придвинув к себе огромное блюдо с омлетом. — Да чего? — оскорбилась Лили. — А того, что глава отдела магического правопорядка, Драко Люциус Малфой, не мог сделать в названии своей должности три орфографических ошибки. Лили Поттер вспыхнула на мгновение пунцовым румянцем. — Опа, а это что за эпистолярный бартер? — расхохотался Ал, вытянув из рук Скорпиуса пергамент, исписанный его косым почерком. — «… Прошу разрешить моей дочери, Лили Полумне Поттер, посещать деревню Хогсмид по выходным. Гарантирую, что старшие братья обещают присматривать за ней в течение всех посещений. Благодарю. Искреннее Ваша Джиневра Молли Поттер». — Ну, а что? — повторил теперь Скорпиус. — Иди отсюда, мерзкая обманщица, все равно МакГонагалл в жизни не поверит в то, что мама написала такое письмо. — Это еще почему? — вскинула тонкие брови Лили. — Как же. Это всем известно, — протянул Альбус, щедро намазав тост джемом. — Ты приемная. — Да пошел ты. — Я-то пойду. А вот куда идти тебе, приемная дочь? Лили оскорбленно приоткрыла рот и рванула прочь, таща за собой рюкзак. — Это было жестоко, — впрочем, улыбнувшись, сказал Скорпиус. — Сразу видно, что ты единственный ребенок в семье. Правило многодетных семей номер один: шутки про приемных детей передаются от старшего к младшему. — А кого будет дразнить Лили, если она младшая? Ал пожал плечами. — Старшего племянника. — И повернул голову в сторону семикурсников. — Судя по тому, что Джеймс сейчас сожрет лицо Полли Чепмэн, это случится скоро. Фу, еще бы потрахались, мы здесь вообще-то едим. — Перестань пялиться, это же брат, это же фу, это личное, — скривился Скорпиус, дернув Ала за рукав. Ал послушно повернулся и с видом мудреца потряс наставительно пальцем. — Правило многодетных семей номер два: подглядывание за старшим — святой ритуал. Скорпиус подавился кофе. — А, пардон, за кем подглядывать Джеймсу, если он старший? — Не знаю, наверное, за родителями. — Господи, не дай мне это развидеть, — прошептал Скорпиус в ужасе. — Если за старшим подглядывают, а младшего дразнят, то что происходит со средним? — Его обычно не замечают, — пожал плечами Ал. — Спасибо моим родителям за развод, — произнес Скорпиус, догрызая тост. — Не стерпел бы еще одного ребенка. «Поверь, с таким-то наглядным экземпляром, как ты, они бы тоже не стерпели», — усмехнулся про себя Ал, тоже быстро доедая — на травологию и так уже вот-вот опаздывали. По коридору до теплиц добраться было тем еще испытанием — каменный пол покрылся тонкой ледяной коркой, как результат того, что зима проникла в замок через чудовищно громко хлопающие ставни старых окон. Держась друг за друга и за стены, ученики спешили, как могли в теплицу — профессор Долгопупс никогда не ругал за опоздания зимой, прекрасно зная, как намерзает единственный путь в теплицы. Зато эту функцию исполнял всласть куда как более авторитетный человек в замке, нежели профессор травологии. — Натоптали как черти! — рычал старый, как сам замок, завхоз Филч, похожий в пыльной мантии на дряхлую летучую мышь. — Никакого уважения к чужому тру… Ты! А ну иди сюда! И, шаркая да постукивая своей неизменной рукояткой для швабры, заменяющей ему клюку, поспешил дернуть за ворот мантии насмерть перепуганного пуффендуйца. — Неужели так сложно отряхнуть ноги от снега, гаденыш? — Страшный, морщинистый, слепой на правый глаз Филч наклонился над пятикурсником, как страшная тень не менее страшного предзнаменования. — Вода забьется в щели, это рассадник для пауков и тараканов! Альбус, быстрехонько миновавший ненавистного завхоза, аж вздрогнул. — Плесень! И вот пойми, это Филч его окликнул или продолжал сетовать на опасности влаги в старых стенах замка. Как оказалось, второе: — Тяжкий труд руками! — Завхоз несвязно орал и ко всеобщему ужасу принялся трясти пуффендуйца так, что рюкзак того слетел и во всеобщей суматохе на скользком обледенелом полу, сбил с ног студентку. — Да успокойтесь уже, — не вытерпел Альбус, внезапно вспомнив, что он староста. — А-а-ал, зачем, — прошептал Скорпиус, поднимая на ноги сокурсницу. И оказался совершенно прав в своем шепоте — Филч поднял на дерзкого старосту глаза: белесый подслеповатый и красный, воспаленный, скривив сухие губы в угрожающем то ли оскале, то ли припадке. Однако спасены оба: и Ал от тряски, и Филч от припадка были появлением учителей. — Вы сделали все совершенно правильно и все от вас зависящее, профессор, — эхом отозвался в старых коридорах голос МакГонагалл. — Инцидент исчерпан, и уж точно не вы его виновник, а, с вашего позволения, двоечники из министерства, которые решили внести корректировки в учебный план… Высокая фигура профессора Долгопупса — человека, который внушал серьезность настолько, насколько это может одетый в свитер с вышитыми оленями под мантией мужчина, что-то тихо и сбивчиво ответила. — Перестаньте, вы восемь лет занимаете эту должность! — МакГонагалл мотнула головой, придержав на ней остроконечную шляпу. И, уже менее строго, сжала плечо робкого профессора. — Смелее, Невилл. Так, а это что еще такое?! Долгопупс аж вздрогнул, не сразу поняв, что громкая претензия обращена не в его адрес. При виде профессоров (скорее, при виде МакГонагалл, Долгопупс был таким себе авторитетом даже у завхоза), Филч обернулся. — Как хорошо, что вы здесь, директор! Я как раз собирался… И заковылял к ней, цокая по льду своей палкой. — Здравствуйте, здравствуйте. — Протискиваясь между учениками осторожно на скользком полу, бормотал профессор Долгопупс, прижимая к груди классный журнал. Ученики тут же начали протягивать ему задания. — Добрый утро. Доброе. Привет… И вспыхнул, как помидор. — Здравствуйте, — уже более официально поздоровался он, а Ал кивнул, сунув ему попутно домашнюю работу — кажется, все на курсе, по крайней мере гриффиндорцы, знали, что профессор травологии среднему сыну Поттеров приходится крестным. — Теплица пятая, пожалуйста. Осторожно, лед, осторожно! Не бежать! Нагруженный конспектами и классным журналом, Долгопупус повернул в ветхих дверях теплицы с пятым номером ключ. — Наверное, МакГонагалл его заставила снова заводить нас в теплицы, — шепнул Скорпиус, усмехнувшись. — Наконец-то. И был совершенно прав. Виной тому был осенний инцидент, когда отдел образования решил ввести корректировки в учебный план старших курсов, и в программе пятикурсников появилось растение с многообещающим названием Заунывник. Похожие на круглые зеленые комья с гигантскими алыми цветами Заунывники выглядели даже красиво, однако при первом же прикосновении, пыльца из цветков сваливала с ног в мертвецкий сон любого, и свалила поток гриффиндорцев и пуффендуйцев еще до того, как профессор успел пояснить опасность этих растений и необходимость защитных масок. Несколько дней спальни пятикурсников пустовали, зато в больничном крыле были заняты все койки, а самые болезненные, в числе которых и аллергик Альбус, неделю провели в Больнице Святого Мунго. После такого инцидента и без того робкий и неуверенный в себе профессор Долгопупс, который, видимо, еще не очень осознал, что он учитель, ходил белее гипсовой статуи. И уверившись, что отравил пятый курс, до самого декабря не заводил в теплицы никого, проводя занятия в классной комнате, где ученики переписывали учебник в конспекты и зарисовывали строение растений. Но, так или иначе, профессора травологии любили все. Во-первых, он никогда не грузил домашним заданием, особенно перед выходными и каникулами. А, во-вторых, никогда не ставил никому плохих оценок. Еще бы! Манера опроса и аттестации учеников проходила у профессора методом «сам задал вопрос, сам ответил, ученик должен лишь кивать». — Чемерица. — Профессор уже кому-то задал вопрос, проверяя домашнее задание. — Чемерица — это растение… — Да, — кивнул профессор Долгопупс, отмечая отсутствующих в журнале. — Да. — Оно используется в травологии… — Да, да, верно. — И, очевидно, растет, — подсказал беззвучным шепотом Ал. — И растет. — Конечно, правильно. — Профессор кивал так серьезно, будто перед ним пуффендуйка не ересь несет, а защищает научный трактат. — А еще всем известно, что сироп из свежевыжатых стеблей чемерицы обладает свойствами изменять голос человека, да? — Да, да, — закивала пуффендуйка. Профессор закрыл журнал. — Очень хорошо, пять очков Пуффендую. Теперь прошу обратить внимание на то, что в горшках перед вами. Это спорыш обыкновенный… Очевидно, что он растет, и очевидно, что раз уж профессор решился снова учить в теплицах, то не рисковал пока подсовывать ученикам что-либо, опаснее сорняков, растущих под каждым забором.

***

— Филч конченый какой-то! — Он не первый раз уже бросается на учеников. — Профессор, он сам открыл окна, зимой, вымыл полы, а потом кинулся на нас, мол, мы натоптали, занесли снег на обуви… — И что влага будет! А от того, что он зимой пол залил водой, влаги не будет? Профессор Долгопупс, поставив поданный горшок с сорняками на высокую полку, выглядел одновременно и солидарным с жалобами учеников, и сомневающимся. — Филч работает в замке много лет, — протянул он не очень уверенно и отрешенно. — Нужно иметь уважение и к возрасту, и к труду… Не обращайте внимания. Интересно, а сам-то профессор Долгопупс понимал, что если он, ненароком однажды отравив поток пятикурсников, готов был увольняться и провести остаток дней в Азкабане, то Филч, если кого-то намеренно зашибет, треснув своей шваброй-клюкой, купит себе торт кремовый и отметит это происшествие с радостной улыбкой и пиром? — Наверняка, — подтвердил Альбус, когда они шли с травологии, миновав ледяной каток в коридоре. Лед словно какой-то гад облил водой сверху — идти невозможно, только скользить. — Я прошу тебя, не падай, если ты сломаешь себе ногу, мне будет скучно сидеть одному на уроках. Скорпиус как раз растянувшись в пируэте, вцепился в друга и с облегчением переступил последние полметра льда. — Я не понимаю, почему его держат в школе. — Ненавистного завхоза пятикурсники обсуждали уже и после последнего урока, заклинаний. — Он бесполезен, только окна открывает на морозе. — Это еще что, — затолкав в сумку толстый учебник, отозвалась Аманда Нотт, капитан команды слизеринцев по квиддичу. — Он якобы мыл лестницу в подземелья, разлил там воду и потушил факелы. Первокурсники летали по той лестнице, пока добирались в общую гостиную. — Да ты гонишь? — ахнул Ал. — Специально. — Я тебе клянусь, Альбус. Он стоял там. Увидеть в темноте слизеринских подземелий за углом ухмыляющегося старого завхоза — Хогвартс должен оплатить первокурсникам курсы психотерапии. — Хорошо, профессор, — послышался голос Скорпиуса, который после уроков о чем-то говорил с Флитвиком у его стола. Альбус застегнул его сумку, которую собрал, чтоб не задерживаться. — Что? Скорпиус, с дергающимся глазом, промолчал. «Ясно, не здесь», — подумал Ал, протянув сумку другу.

***

— Нет, ты представляешь, Ал? — Скорпиус был на грани истерики, но настойки валерьяны, которую Ал ему наставительно совал под нос, отказывался. — МакГонагалл попросила Флитвика «чем-нибудь меня занять». Она настраивает против меня учителей! Профессор Флитвик был большим любителем различного рода внеклассных мероприятий, а потому возглавлял практически все клубы и кружки в школе: дуэльный клуб, шахматный, клуб любителей игры в плюй-камни, хор лягушек, кружок домашних заданий. Альбус даже посудил, что МакГонагалл решилась на гениальную стратегию — дабы подтянуть успеваемость Малфоя, направить его под крыло профессора заклинаний в кружок домашних заданий. Кружок крайне занудный, Ала занесло туда на втором курсе — представлял он собой собрание всех желающих молча и под ромашковый чай делать уроки и дополнительные задания. Но, может, это и нужно было расхлябанному Скорпиусу: посидеть пару часиков по понедельникам, средам и субботам над учебниками, поспрашивать советов и конспекты у школьных зубрил, а дальше сыграет знаменитый малфоевский азарт — костьми ляжет, но станет лучше заучек. — Слушай, ну может, МакГонагалл не так уж и не права… Да не так уж, а прям права была МакГонагалл! Ленивый и беспечный Скорпиус на грядущем С.О.В. грозился сдать только прорицания, зелья и травологию. А это даже не половина. Но лучше бы Ал промолчал. Скорпиус вспыхнул от сего предательства, ахнул, помахал ладонью у лица, как театральная дива, и без сил рухнул в кресло. — А если я не могу учиться хорошо, плохо у меня с магией! Об этом подумал кто-нибудь? — проворчал Скорпиус. — Все ждут от меня каких-то высот, а если я не могу их достичь? — Херня, — отрезал Альбус, закатив глаза. — Ты с третьего курса способен воспроизвести Непростительное заклятие. Ты творишь чудеса со своими канарейками. У тебя даже что-то, похожее на Патронус, получалось. Просто, Скорпиус, надо немножко больше усилий прикладывать. Скажи, вот сколько заданий для С.О.В. из сборника ты прорешал? Скорпиус округлил глаза. — А есть сборник заданий? Ал развел руками. — Вот ответ на твой вопрос. Скорпиус, отмахнувшись и уверовав, что его единственный лучший друг его не понимает, уставился в камин задумчивым взглядом. — Чего залип, белобрысый? — Джеймс Поттер, зарядив ему шутливый подзатыльник, плюхнулся в соседнее кресло и бросил Скорпиусу шоколадную лягушку. Скорпиус развернул картонную упаковку. — МакГонагалл придирается. — Пф, — фыркнул Джеймс, вытянув ноги. — Тоже мне новость. — Ты что, выпил? — скривился Ал, унюхав острый запашок огненного виски. — И что, снова зажимался с Полли за трибунами? — Исчезни, зародыш, — отмахнулся старший брат, застегнув кофту так, чтоб скрыть от назойливого Альбуса следы поцелуев на шее. — Что мне делать, чтоб она отстала? — сокрушался Скорпиус, рассматривая карточку-вкладыш от шоколадной лягушки — жрицу Клиодну. — Может, заболеть на время экзаменов? — Не вариант, белобрысый, — развернув лягушку, покачал головой Джеймс. — Будешь тогда сдавать ей один на один. — Вы прям реально ебетесь за трибунами? — не унимался Ал. — Прям да? — Прям да, Ал, это очень и очень приятно. — Фу, мерзость. Отец узнает об этом. Джеймс снова повернулся к белобрысому. — Ты его научил? — Ой, идите вы, Поттеры. — Скорпиус поднялся с кресла с видом уставшего от жизни человека. — Со своими еблями за трибунами. Не до вас вообще. Грызя задубевшую шоколадную лягушку, Ал проводил друга взглядом, а когда Скорпиус исчез за дверью спальни мальчиков, снова повернулся к брату. — И тебе не стремно? — Что? — поинтересовался Джеймс, медленно моргая. Кажется, от тепла камина его клонило в сон. — Что папа узнает о твоих зажиманиях. — Мелкий, папа давно все знает. Открою тайну: наш отец — нормальный. Так что, зародыш, если у тебя на примете есть какая-нибудь отчаявшаяся ботаничка, знай, у меня есть презервативы. — Блядь, фу, Джеймс. — Хотя, после сегодняшнего, их уже нет. — Ты омерзителен, — скривился Ал. — Зато я нормально выгляжу, — пожал плечами Джеймс. «Существуют ли семьи, где старшие братья не мудаки?» — Ал задавался этим вопросом довольно часто. Но вместо этого вопроса в лоб, спросил: — Ты чего пришел? — Мать спрашивает, домой на праздники едешь? «Оу, черт, маме надо бы ответить», — тут же вспомнилось позавчерашнее письмо из дома, ответ на которого Ал как-то забыл написать. Да, надо бы ответить. Мама очень неспокойно относилась к тому, если не получала ответ на письма в течение трех дней. Поэтому уже ночью, поставив свечу в стакане на тумбочку у кровати, Альбус шкрябал пером по пергаменту. — Так ты едешь домой? — Шкрябанье, должно быть, разбудило Скорпиуса, чья кровать была рядом. Ал вздохнул, припоминая свое последнее Рождество дома, которое мало чем отличалось от предыдущих. — Как так можно, Рональд, что у тебя вместо мозгов? Привет, Джинни. Держи, рисовый пуддинг. — Что он уже сделал? — Мама осторожно взяла у тети большое круглое блюдо, накрытое кухонным полотенцем. — Тапочки обязательно. Полы холодные. Ал, поздоровайся! — Здрасьте. — И чего толку гостеприимно бежать в прихожую, если там теснятся, снимая верхнюю одежду, дядя, тетя, два кузена, да еще и мама с огромным блюдом пудинга? Потолкать друг друга локтями, перекинуть пудинг на чистый ковер? Личное пространство постепенно сходило на нет. Столько сразу посторонних звуков и шума — шаркают по полу домашние тапочки, громкий дядя Рон — сам по себе источник шума, по велению волшебных палочек летят через всю гостиную столы, скрипя и оббивая все препятствия. — … назвать преподавателя при детях недоумком. — И тетю Гермиону из кухни слышно. — В этом весь Рон. — Хьюго двенадцать лет, он все за отцом повторяет. Если ляпнет это где-то в школе? А где у тебя фартуки? Гипперактивный Хьюго носился за котом по всему дому. Тогда Ал понял, что ненавидит детей. Хлопнуло быстро закрывшееся окно, а мама тут же выглянула из кухни. — Гарри, если ты отправляешь письма по работе в сочельник, я убью тебя, — голосом, который ни разу не давал надежду на спасение и милосердие, пообещала она. Кот истошно орал на чердаке — его догнали. Ал готов был поклясться, что в свои двенадцать был умнее раз в пять, чем двоюродный брат. Лили шаркала тапочками по полу, не отрываясь от телефона — кажется, не поняла, что гости прибыли. Зря пошла на кухню — мама устроит ей разнос за прилипание к экрану в праздник через три, два, один… Камин, в котором Ал безучастно жег тонкие прутики метлы старшего брата, вспыхнул, сноп искр взвился вверх, а из тлеющих поленьев, словно протискиваясь, высунулась чья-то голова. — Папа дома? — прохрипел незнакомый колдун Алу, который вжался в диван. Папа тут же примчался. — Бэзил, Рождество, — свесившись над камином, прошептал он, оглядываясь на кухню. — Я же просил, хотя бы сегодня. — Гарри, там такое случилось… — Я уже отправил сову Тервиллигерам. Входная дверь хлопнула, отец вскочил на ноги, мама выглянула из кухни. Не гости, не шпионы, всего лишь Джеймс вернулся. — Вы чего? — повесив на крючок куртку, нахмурился он. Папа прикрыл собой голову Бэзила в камине. Бэзил, сокрушенно ругнувшись, с хлопком исчез. — Здорово, дядя Рон, — хлопнув дядю, вернувшегося из кухни с куриной ножкой, по плечу, хмыкнул Джеймс и поспешил наверх. Мама проводила его взглядом, не отрываясь от протирания полотенцем керамического блюда. И тут же притянула мужа за руку. — Иди, поговори с ним. — Сейчас? — Да, Гарри Поттер, сейчас. Именно сейчас. Или у тебя дела важнее есть? В Рождество? Неловкий взгляд на камин, в окно, на Альбуса, на гору почты, занимавшую всю площадь каминной полки. — Как я с ним поговорю? — Как отец с сыном. Скажи, что мы знаем, что Невилл нам рассказал, что сначала надо выучиться, встать на ноги, а потом уже… а знаешь, я сама ему скажу. — Мама хоть и вспыхнула румянцем и сунула среднему сыну блюдо и полотенце. — Ал, возьми. Ал хоть и продал бы душу, лишь бы хоть краем глаза увидеть багряное лицо старшего брата, когда мама будет наставительно рассказывать ему про пестики, тычинки и опасности ранних знакомств с девушками в школьных теплицах, но с трудом усидел на месте. Тем более, что отец тут же перегородил жене путь. — Я сам. — Вперед. — Слава Богу, началось? — безо всякой радости поинтересовалась тетя Гермиона, расстелив на столах большую вышитую скатерть. Наверху хлопнула дверь. — Дети не должны так быстро взрослеть, я не готова к этому, — сокрушалась мама, направив волшебной палочкой стопку алых салфеток на стол. — Только вчера провожали на первый курс, и вот ему уже семнадцать и невест полшколы. В кого такой? — Ну не в Гарри точно, — фыркнул дядя Рон и тут же подавился курицей, поймав крайне тяжелые взгляды жены и сестры. — Да чего вы? Парень растет, не паникуй, Джинни. — Мы не были такими в его возрасте. — Так и время не такое было. А сейчас детям чего, им мир спасать не надо, вот они от безделья и… — Рональд! — прикрикнула тетя, опустив на стол вазу с омелой. — Ты бы не смеялся, тоже сына воспитываешь. Тоже однажды придется поговорить серьезно. Дядя отмахнулся. — Я ему все уже рассказал. Тетя чуть не выронила коробку со столовыми приборами. Ал, предчувствуя взрыв децибелов, поспешил было подальше, но столкнулся на лестнице с вылетевшим из комнаты братом. — Папа, все, хватит, не могу это слушать! Боже, скорей бы отучиться и съехать… — Ну что, Джеймс, как оно? — гоготнул дядя Рон, которого тетя тут же огрела полотенцем. Джеймс пулей вылетел из дома, багровея и гневно сопя. Чуть ли не искры метал. А, нет, искры, которые прожгли край скатерти, свисающей со стола, метали вспыхнувшие в камине опять поленья. — Гарри, там такое! — И снова голова в очаге. В окно клювом стучалась министерская сова с письмом, привязанным к лапке. — Поттер, ты серьезно?! — громыхала мама. — В Рождество!!! К тебе приехали дети на каникулы!!! Ал припомнил, как на Рождество лучшей частью каникул было отправиться в сочельник спать в восемь вечера, ибо разъяренная на отцовскую работу мама явно была не настроена на праздничное настроение. Отец вернулся с вызова в шесть утра, доедать остывшую запеченную утку, мама не разговаривала с ним три дня, Джеймс дулся на них обоих и искал только повод, чтоб слинять из дома, Лили пользовалась моментом и не вылезала из своей комнаты. — Нет, пожалуй, к С.О.В. лучше готовиться в замке, — произнес Альбус, подложив руку под голову и скомкав подушку. — А ты? Длинный стол, застеленный серебристой скатертью, ломился от еды. Домовик не спал, наверное, неделю, начищая столовое серебро и готовя одно блюдо за другим. Ненавязчивое звучание арф, звон бокалов, шелест мантий, вежливые разговоры ни о чем — на празднике высших министерских чинов веселились все, кроме хозяев. — Улыбнись, — прикрыв рот бокалом, прошипел Драко Малфой. — Люди смотрят. — Отсядь, — прошипел в ответ Скорпиус, с идеально осанкой, не касаясь лопатками спинки стула. — Давай хоть одно Рождество встретим нормально, без твоих капризов. — Нормально? Ты отхреначил меня тростью. — Скажешь, не было за что? Скорпиус цокнул языком и потянулся к бокалу. — Не смей. — Отстань. — Неблагодарный. — Сноб. — Что? — Ты думаешь, никто не видит? Все знают, какой ты на самом деле, а если не знают, то узнают, — косо глянув не то на древний род Селвинов, чьи шумные внуки бегали вокруг огромной пушистой ели, не то на министра магии, который вел светскую беседу со старой ведьмой в великолепных шелках. — Я сломаю тебе жизнь, если еще раз ты поднимешь на меня руку. Я буду в голосину орать о том, как ты напиваешься, тягаешь дом своих потаскух, и еще чего-нибудь придумаю, слышишь, там Рита Скитер под дверью скребется… И тут же умолк, когда мимо них к гостям из министерства прошагала царственной походкой роскошная брюнетка в платье из кроваво-алого бархата, оставляя после себя сладкий шлейф парфюма. — О, вот вы где! Виктор! Виктор, подойди, поздоровайся! — Тихо, — с нажимом прошептал мистер Малфой, сжав сыну колено, когда тот уже расправил плечи и раскрыл рот в возмущении. — Тихо? — громко спросил Скорпиус, бесстыдно указав на мать ладонью. — Что она здесь делает? С ним? — Ох, Скорпиус… — У тебя есть самолюбие или нет? Папа, выгони этих людей отсюда. — В Рождество выставить твою мать из дома? — вздохнул мистер Малфой. — Она часто вспоминала, что она моя мать за весь год? — кипел Скорпиус. — Она даже не смотрит на нас. Нет, уж простите мой французский… — Сядь, француз. Скорпиус щедро отхлебнул из протянутого ему стакана. — Папа, ты дал мне бренди? — не поверил он своим ощущениям, когда с трудом проглотил горький напиток. И, не веря своим глазам, отхлебнул еще. — Ох, как у меня бомбит… Ладно, прости меня. Я больше не буду тебя так доводить. — Я слышу это каждый год на протяжении тринадцати лет, сынок, — вздохнул мистер Малфой. — Почему тринадцати? — Ты поздно научился говорить. Зато как заговорил, так и не заткнулся. Так-так, без фанатизма. — И забрал у сына второй стакан. Гости залились аплодисментами, когда арфы стихли. Нелепые танцы-топтания под арфу закончились. Скорпиус не сводил с мужчины, стоявшего рядом со своей матерью, полного ненависти взгляда. — … ты непростой, я один, и мне сложно быть для тебя другом и примером. Помоги мне немного, не веди как сволочь, ты же хороший ребенок, наказываешь меня за что-то? Скажи за что, я сделаю выводы, но не включай режим маленькой гадости. — Большую часть отцовского шепота Скорпиус прослушал. — Не доводи меня, я не железный. И сам Малфой-старший умолк, когда женщина в красном опустилась на стул напротив них. — Боже, как жарко, — обмахиваясь ладонью, сообщила радостная Астория — вот уж у кого праздничное настроение было всегда. — Скорпиус! — Слышь, она по ходу помнит мое имя. Драко Малфой пнул сына под столом. — Да, малознакомая женщина, которая бросила меня и пишет по два письма в год? — Скорпиус. Астория расхохоталась звонким колокольчиком. — О, какой ты смешной, мой милый, — потрепав сына ласково по щеке, улыбнулась она. — Ты опять гасилась вермутом? — Полегче, это твоя мать. — Ты кто вообще здесь такой? — возмутился Скорпиус, когда за стол присел усталый и откровенно сонный отчим. И принялся сверлить отца взглядом: «Скажи ему что-нибудь, это твой дом, ну и что, что он Виктор Крам, выгони его отсюда!». — Скорпиус. — Астория заговорчески наклонилась к нему. В ее мочках покачивались длинные рубиновые серьги. — Только что я познакомилась с родителями чудненькой девочки, Лисандры Гамп. — Сразу нет, — отрезал Малфой-старший. — Драко, это достопочтенный древний род, уважаемые люди, потомственные исследователи, а еще, мне сказала леди Гамп по секрету, у них при смерти бабушка, которая очень любит свою единственную внучку Лисандру и думает, в чьи бы сильные и хорошие руки передать свое состояние. — Астория вытянула длинную шею и обворожительно улыбнулась ведьме в парадной мантии и шляпке с веточкой магнолии. — Скорпиус, иди, потанцуй с той девочкой. — Мама… — Иди, потанцуй с той девочкой. — Папа… — Сиди, никуда не иди. Астория, ты в своем уме? Этой «девочке» двадцать шесть. — И что с того? — искренне недоумевала Астория. — Скорпиус, иди, поздоровайся. Скорпиус, пытаясь унять дергающийся глаз, встал, несмотря на удержания отца. — Сейчас пойду, мама. Сейчас я пойду. Понимая, что сейчас древнейший род Малфоев будет опозорен раздраженным наследником, мистер Малфой попытался усадить его обратно. — Мама, а Селвину уже восемьдесят, тоже одной ногой уже в Валгалле, давай я к нему пойду поздороваюсь? — кипел Скорпиус. Астория прикрыла глаза. — Ну как хочешь, вечно ты меня не слушаешь. — И только поднесла было бокал к губам, как увидела очередного высокопоставленного гостя. — Ментор Метаскас здесь! Надо поздороваться. И унеслась алым вихрем в сторону галантного пожилого грека. — Успокойся, чего ты завелся? Кто тебя женит в пятнадцать лет? — проговорил звездный отчим. — Ты кто здесь такой вообще? — повторил возмущенный Скорпиус. — Виктор! — Алый вихрь Астория вернулся к столу, подлетев к мужу. — Виктор, хватит есть, пойдем, там господин Метаскас, глава международного комитета по квиддичу. Пойдем, поздоровайся с ним, он предложит тебе хорошую должность… Скорпиус моргнул, сохраняя непроницаемое выражение лица. — Ну не оставлю же я тебя в замке одного, Поттер. Я так-то хороший друг.

***

С самого утра замок начинал рождественские преображения. Дверной проем Полной Дамы был украшен густым остролистовым венком — стоило высунуть нос из башни Гриффиндора, чтоб сразу же унюхать запах Рождества. Пахли ягодки остролиста, пахло имбирем и корицей (долгожданные праздничные пряники!) и хвойный шлейф тянулся по всему замку (долгожданные двенадцать елей!). С потолка в Большом зале сыпался пушистый снег, длинные факультетские столы были украшены еловыми гирляндами, а на завтрак вместо тостов на тарелках появились знаменитые имбирные пряники, щедро политые глазурью. Хогвартс вовсю заражал праздничным настроением, но заражались отнюдь не все. Пятый курс сидел чернее тучи — учителя были в этом году особенно щедры на каникулярные задания, седьмой курс предпочитал вообще не разговаривать с людьми — в последний перед каникулами день грозилась приехать министерская проверка с целью оценить готовность выпускников к Ж.А.Б.А. предварительными экзаменами. Скорпиус Гиперион Малфой мало беспокоился за каникулярные задания, но все равно был гневен и никак не рад праздникам. — Вот так вот, мистер Малфой, — добродушно покачиваясь с носков на пятки, сообщил профессор Флитвик. — Клуб домашних заданий, ребята собираются в учительской три раза в неделю и занимаются. И обвел крошечной ладонью даже не поднявших на них головы студентов, которые сгрудились кучкой за круглым столом, в окружении груды учебников и тетрадей. — Присоединяйтесь, вам с удовольствием одолжат перо и тетрадь для записей! В большом камине у стены вспыхнули зеленые искры, и в то же мгновение в стене что-то застучало, словно его прочищали огромным каменным ершиком. Большая заколоченная коробка сверзилась на тлеющие поленья. — О, — обрадовался Флитвик, бросившись к камину. — Наконец-то нам отправили новые справочники. Ал едва не хохотал, ничуть не жалея, что утро субботы пришлось провести не в постели до девяти утра, а быстро позавтракать и идти вместе с другом на встречу к профессору Флитвику, решившему приобщить Малфоя к внешкольным мероприятиям. Бедный Скорпиус стоял, пытался улыбаться, но лицо его выражало крайней степени брезгливость. — Профессор! — Руку поднял четверокурсник-пуффендуец. — У нас дискуссия. Мы не совсем понимаем суть закона о трансформации жидкостей. — Ал, — прошептал в священном ужасе Скорпиус, глядя на то, как профессор Флитвик с готовностью подлетел помогать почетным заучкам Хогвартса. — Ты посмотри на эти лица. Это же зомби. Альбус не сдержал улыбку. — У них тут не так плохо, вон, смотри, чаек пьют, печеньки едят. — Восемь утра, суббота, — не верил своим глазам Малфой. — Как? Профессор Флитвик, счастливый-счастливый, вернулся к ним. — Оставайтесь, с ребятами очень весело. — Профессор, я бы с радостью, — соврал Малфой, на ходу придумывая причину. — Но Альбус обидится, если я буду делать уроки без него… — То же мне проблема! Оставайтесь, мистер Поттер, здесь всегда рады новичкам! — Что? — Альбус аж подскочил от такой подставы. — Нет, нет, спасибо, я не могу, плохо концентрируюсь, и у меня аллергия на… на… — На общество, — подсказал Скорпиус. — На общество, — благодарно повторил Альбус, но поздно спохватился. — То есть, я бы с радостью, но надо подтягивать Гриффиндор… Профессор, явно зная все эти уловки, не стал настаивать к радости Скорпиуса. — Дело ваше, молодые люди, но подумайте, что вы теряете. Скорпиус чуть не взорвался бурей иронии. Но Флитвик настолько любил все свои кружки и клубы, что не готов был отпускать «добровольцев» просто так. — А может Дуэльный клуб? — не унимался он, проводив их в конец четвертого этажа, где первокурсники махали палочками. — О нет, Бэлби, только заклинания! Не в рукопашную! Друзья переглянулись. — Или, плюй-камни. — Они с профессором спускались уже вниз по лестнице. — Очень интересная игра, развивает мышление, реакцию. Между прочим, каждое третье воскресенье апреля к нам в гости приходит президент национальной сборной. Или волшебные шахматы! Что может быть лучше, чем партия шахмат пятничным вечером? — Все, — прошептал Скорпиус, но, к счастью, не был услышан. — Профессор, я не то чтобы не хотел участвовать в кружках… — Профессор МакГонагалл сказала, мистер Малфой, что у вас очень много свободного времени и вас нужно направить. Правда, она советовала, очень советовала, клуб домашних заданий, но, если вам не подходит, есть множество альтернатив, и все это очень увлекательно. Скорпиус, судя по бегающему взгляду, явно думал, куда бы тихонько свернуть, чтоб вежливо сбежать от профессора. — Просто, мое внутреннее творчество ищет выход не в плюй-камнях, — лепетал Скорпиус. — Ну то есть, это хорошая игра, но я человек простой, командный игрок… Флитвик всплеснул руками восторженно. — Я понял, что вам обоим идеально подойдет, — просиял он, поспешив вниз по ступенькам. Альбус и Скорпиус переглянулись. — Что же? — Хор лягушек. — Что? — Скорпиус чуть не упал с предпоследней ступеньки длинным носом в перила. — Что, простите? Петь в хоре? — Петь, мистер Малфой! На латыни, на английском, а недавно наши «лягушки» разучили французскую песню о волшебном фонтане. Казалось, Скорпиуса сейчас хватит удар. — Профессор, если хотите нас наказать, отправьте в Запретный лес и не впускайте обратно, — в ужасе прошептал Альбус. — Нам еще учиться в этой школе, — простонал Скорпиус. — Мне нравится ваше чувство юмора. За мной, молодые люди! И, бодро шагая в Большой зал, Флитвик не оборачивался. — Валим, — шепнул Альбус. Скорпиус бледнел на глазах. — Боже, это позор. Нас будут бить. Даже Роза будет бить. В этом хоре одни недоумки. Из Большого зала как раз звучало стройное мелодичное пение рождественского гимна. — Сюда, молодые люди, не стесняйтесь, — шепотом поманил их к дверям Флитвик. — Ну что же вы замерли? Не стесняйтесь. Между прочим, в хоре поет вся команда пуффендуйцев по квиддичу. Ребята даже в тесном графике тренировок находят время для репетиций. Приблизившись к тяжелым дверям как к эшафоту, Ал заглянул в Большой зал с таким остервенением, словно ожидал увидеть там немыслимое чудовище. И сразу же отыскал причину, по которой команда пуффендуйцев рискнула своим авторитетом и записалась в хор лягушек. Причина стояла по центру, как раз между разомлевшим ловцом и пунцовым охотником, держала в руках большую квакающую в такт пению лягушку и безотрывно смотрела в нотную тетрадь. Звали причину Доминик Марион Уизли, и она была действительно хороша. — Рыжий ангел, — растекался лужицей Скорпиус Малфой, благоговейно прижав пальцы к губам. — Она еще и в хоре поет… Ал фыркнул. — Это восхитительно, — шептал Скорпиус. — Я знал, мистер Малфой, что вы заинтересуетесь хоровым пением, — кивнул Флитвик. — Да. Я такой. Певец ртом. Дайте мне лягушку, я останусь здесь навеки. — Идиот, — покачал головой Альбус. Впрочем, Скорпиус Малфой не был бы Скорпиусом Малфоем, если бы все случилось с первого раза именно так, как он планировал. — Малфой, только ты так можешь, — не уставал повторять Альбус, едва сдерживая смех. Безутешный Скорпиус ходил грустным и убитым всю субботу и даже утром воскресенья выглядел откровенно плохо. — Да, я не умею петь, — сокрушался он, так резко опустив ладонь на стол, что парочки в теплом хогсмидском кафе вздрогнули. — Ну что теперь, выгонять меня из хора? Альбус отломал ложечкой кусочек наишикарнейшего во всем белом свете морковного торта. Ох, как же был восхитителен морковный торт мадам Паддифут! Мягкие коржи морковного бисквита, нежнейший сливочный крем, апельсиновая цедра в соленой карамели… — Я же могу быть аккомпаниатором. — Такой вкусный торт, а Скорпиус ныл и ныл. — Я играю на фортепиано, на гитаре, могу освоить скрипку, контрабас, бубен, губную гармошку, флейту, да что угодно, лишь бы быть рядом с ней в этом проссанном хоре лягушек! — Рядом с флейтой? — отправив в рот ложку, протянул Ал. — А-а, ты о милой кузине. Бедный влюбленный Малфой даже не притронулся к горячо любимому торту. — Не плачь, — посоветовал Ал. — Покушай тортик. — Я не хочу тортик. Я хочу Доминик. — А, так тортик ты не будешь? — Убери клешни, Поттер, — прошипел Скорпиус, когда Ал попытался отодвинуть от него тарелку. — Я не настолько в депрессии, чтоб отказаться от морковного торта. Небольшое теплое кафе мадам Паддифут теснилось между магазином перьев и цветочной лавкой, и было не очень популярным среди учеников — вероятно, про морковный торт и ягодные тарталетки знали лишь избранные. Розовое кафе с мягкими пухлыми креслами, кованными столиками, хитросплетениями омелы над потолком и фарфоровыми херувимчиками, то и дело сыпавших на головы гостей конфетти в форме блестящих сердечек, никогда на памяти друзей не трещало по швам от наплыва людей. Разве что в день влюбленных особо романтичные пары окунались в розовое царство приторной романтики, если праздник выпадал на выходные дни. Но даже в предпраздничные дни, до Рождества рукой подать, в кафе всех влюбленных, было занято лишь четыре столика: они, Ал и Скорпиус, истинные ценители морковного торта, две пары третьекурсников, у которых началась «та самая вечная подростковая любовь», и пожилая супружеская чета — старички, по словам хозяйки кафе, садились за один и тот же столик у камина каждое воскресенье, начиная с семьдесят третьего года. — Смотри, — не сводя глаз со старичков у камина, всхлипнул Скорпиус. — Это могли бы быть мы. — Мы с тобой? Не, нахрен ты мне нужен. — Мы с Доминик, придурок. — Скорпиус невесело поковырял ложкой в торте. — Она даже в хоре поет… У нашего сына был бы такой генофонд… И посокрушался бы еще, но из-за стойки к третьекурсникам протиснулась полненькая и добродушная мадам Паддифут с подносом тарталеток. Скорпиус встрепенулся, Ал вытянул ладонь, которую друг тут же накрыл своей. Впившись друг в друга взглядом и стараясь не смеяться, они замерли. — Предложить вам еще чего-нибудь, дорогие? — прощебетала мадам Паддифут, поставив на стол третьекурсников тарталетки и повернувшись к ним. — Можно еще кофе, пожалуйста? — Сейчас будет, мои славные, — улыбнулась мадам Паддифут, приобняв обоих широкими руками. Ал отправил в рот очередной кусок восхитительнейшего во Вселенной торта. — Знаешь, — глядя вслед мадам Паддифут, протянул он. — Мне кажется, нас отсюда не выгонят, если мы не будем косить под влюбленных. Скорпиус похлопал его по руке. — Ал, у нас пожизненная скидка и всегда свежий морковный торт. Схема два года работает, давай не будем ее ломать. Альбус фыркнул и сдул с торта конфетти. — Однажды я приведу сюда Доминик, — снова поплыл Скорпиус. Его лучистые глаза аж прищурились. — Накормлю ее тортом, а за это она выйдет за меня замуж. — Друг, она под угрозой смертной казни не придет сюда, — вразумил Альбус. — Рюшки, бантики, ангелочки — она слишком приземленная и романтики в ней как в сосновом пне. И почему он не сказал этого чуть позже, чтоб избежать нотки сюра и закона подлости, когда над дверью в кафе звякнул колокольчик, а за спиной у мгновенно вздрогнувшего Скорпиуса прозвучало: — Да просто чаю возьмем, в «метлах» очередь на километр. Идите сюда, закройте уже дверь, дует. А за окном-то метель, колючий снег валил стеной, не очень-то погодка для прогулок по местам, где нет четырех стен и каминов. Предпраздничный выходной, в магазинах не протолкнуться, в пабах и вовсе яблоку упасть негде, наверное, поэтому Доминик Уизли, румяная от мороза, стащила зубами перчатку с руки и направилась к стойке мадам Паддифут, а стайка подружек-когтевранок не стала занимать столик у двери. — Облепиховый чай, пожалуйста и… О, — растеряно вскинула брови Доминик, повернувшись, когда мадам Паддифут опустила на стол Ала и Скорпиуса кофейник. Скорпиус, на лице которого сменилось двадцать пять разных эмоций в секунду, выпустил ладонь Альбуса так, словно та вмиг обернулась ядовитым пауком. И пока пытался вспомнить звучание слова «привет», Ал поднял взгляд: — Это сейчас вообще не то, о чем ты могла подумать. — Дайте знать, если вам что-нибудь понадобится. Все, оставляю вас, мои хорошие, — как назло прогудела мадам Паддифут. — Иду, иду, дорогуша, облепиховый чай! Альбус желал провалиться под землю в самые недра ада, и надеялся, что Скорпиус сейчас в свойственной ему манере начнет много говорить и отвадит Доминик от компрометирующих мыслей. Но Скорпиус, как назло молчал, сокрушенно закрыв лицо рукой. Разве что поднял взгляд на хихикающих подружек своей зазнобы, но не успел их приструнить. — А что смешного? — В том, что касалось защиты любых угнетенных меньшинств, за Доминик было не угнаться. — Что вы смеетесь? Они есть друг у друга, а кто есть у вас? Любовь — это не смешно. — Тормози, Дом, — прошептал пунцовый от ужаса Альбус. — Нам еще учиться в этой школе… — И учитесь, чего вы боитесь? — Доминик было не остановить. — Нет ни единого закона, который бы препятствовал обучению в Хогвартсе гомосексуальной паре. Это не смешно, какого черта вы смеетесь? Из-за таких, как вы, они вынуждены скрываться. — Остановись, пожалуйста, уйди, сгинь, — молил Альбус, едва не взрываясь от стыда. — Ал, не бойся, я уважаю твое желание не афишировать это, — с омерзительно душевным пониманием заверила кузина. — Я никому не скажу, девочки тоже, да, девочки? И метнула в подруг ледяной взгляд. — И девочки тоже. Ну ты чего? — Доминик ласково потрепала несчастного Скорпиуса по плечу. — Главное же, что вы есть друг у друга. Ал и Скорпиус взглянули друг на друга, безмолвно обменявшись пожеланиями мучительной смерти и сожалением, что заговорили два года назад в купе Хогвартс-экспресс. — Облепиховый чай! — объявила мадам Паддифут, выставив на стойку поднос со стаканами. Подружки-когтевранки поспешили их разобрать, не забыв при этом одарить насмешливым взглядом багряных любителей скидок и морковного торта. — Да ладно, — улыбнулась Доминик, приобняв обоих точно так же, как мадам Паддифут ранее. — Я очень рада за вас, вы такие молодцы, что все-таки сошлись. Это было заметно всегда. — Че? — встрепенулись друзья. — По Алу, правда, заметно было чуть больше… — Ты ебу дала? — возмутился Альбус. — … Ал, никто не узнает, я тебе клянусь, что не скажу никому. Все, уходим, уходим, — подхватив свой стакан с чаем, раскраснелась счастливая Доминик. Третьекурсники за соседним столом отчаянно делали вид, что им не смешно. Сборная Когтеврана по толерантности покинула кафе, Альбус залпом осушил чашку горячего кофе, вместе с гущей на дне, а несчастный Скорпиус рухнул лицом в стол и мученически зашмыгал носом. — Что, Малфой? Схема работает два года? — Я тебя ненавижу, Поттер. Альбус забрал у него тарелку с тортом. — Не плакай в крем, пожалуйста. — Моя будущая жена думает, что мы геи… Что мне делать? — Ну не знаю, — преспокойно отправив в рот кусочек, протянул Альбус. — Может, для начала перестанем держаться за руки, когда сидим в кафе влюбленных? Скидка скидкой, но раз уж так серьезно. Скорпиус заколотил кулаком по столику. — Ну или хотя бы перестань вести интимную переписку с коллегой своего отца. — Выйди на станцию, ляг на рельсы и жди Хогвартс-экспресс, пожалуйста, — посоветовал Скорпиус. Морковный торт уже был не в радость. Настроение Скорпиуса сменилось от мечтательных вздохов до скорбной грусти, Ал же преспокойно доедал тортик и мог лишь благодарить судьбу-злодейку и косоглазых купидонов за то, что ни одна стрела суровой подростковой любви не задела его сердце. — Ты не понимаешь, — вздохнув над чашкой, прикрыл глаза бедный Скорпиус. — Это не просто увлечение пиздюка. Это навеки! — Ну да, ну да, — закивал Альбус. — Я ее когда вижу, у меня в груди аж замирает, потом колет, и сердце так «тук-тук-тук-тук», как дятел внутри, и не вздохнуть. Что это по-твоему? — Тахикардия. Перестань пить столько кофе. — Нет, это любовь, — отмахнулся Скорпиус, покручивая в руке чашку Ала с растекшейся гущей. — На, херня здесь нечитабельная. У тебя нет будущего. — Ох, ну слава Богу, — фыркнул Ал. — А я уж думал Грим. — Нет, Грим у меня. Неудивительно. Любимый ученик профессора Трелони впитал ее манеру предсказания — в любой непонятной ситуации предсказывать смерть. — Пошли, страдалец, — намотав на шею теплый гриффиндорский шарф, сказал Альбус. — Тебя еще ждет отработка у МакГонагалл. Скорпиус нехотя поднялся из-за столика и взял протянутый ему бордово-золотой шарф с львом у длинных кистей. Рождественский Хогсмид был бы похож на картинку с праздничной открытки, если бы не метель. Колючий снег, скользкий булыжник под ногами и хлестающий по щекам ветер мешали всласть насладиться выходным и деревней. У «Трех Метел», как и говорила подружкам Доминик, была очередь. Паб был набит битком замерзшими студентами, а у дверей в очереди за горячим сливочным пивом мерзли посетители, которым места даже стоя не хватило. — Примерзните! — окликнул Ал, заметив брата в очереди под вывеской. Джеймс, даже не отрываясь от смачных поцелуев с подругой, продемонстрировал за ее спиной средний палец. — Что, говоришь, подаришь родне? — натянув шарф аж по глаза, пробубнил замерзший Скорпиус. — Рождество без сарказма. Лучший подарок. Дорога к замку вела вверх по холму, а потому требовались нечеловеческие усилия и воистину грация, чтоб не поскользнуться на обмерзшем булыжнике и не распластаться на льду. Не без смеха глядя на то, как некоторые смешно съезжают с этой импровизированной горки, ругаясь и смеясь, Альбус подумал было обойти скользкий путь через кусты, пусть и будут ругаться местные. И уже хотел было вести друга в подпольный путь меж замерзших кустов и щели в полуразрушенном заборе, как вовремя обнаружил, что Скорпиуса рядом нет. И, решив, что тот снова догадался лизнуть витую сосульку у «Сладкого Королевства» и примерз намертво языком, Ал завертел головой. Отыскать белобрысую голову в потоке одинаковых шапок невозможно, а более у Скорпиуса Малфоя опознавательных знаков не было. Вдобавок мокрые от снега очки ни разу не помогали обзору. Однако этого расплывчатого обзора сквозь мокрые стекла хватило, чтоб увидеть, как шагах в двадцати, у самых дверей в знаменитую хогсмидскую кондитерскую образовалось небольшое столпотворение. И ничего бы необычного — в кондитерской и в обычный выходной не протолкнуться, а уж в предпраздничный и подавно, продавец не успевал наполнять сластями витрины и подсыпать сахар в бадью с клюквенным сиропом, но вот только в глаза бросилась массивная и дымящаяся камера на высоком штативе. «О, боги», — протерев вязанной перчаткой очки, подумал Ал, завидев перед камерой пожилую блондинку в сиреневом пальто и громоздкой меховой шапке. Престарелая, но стабильно раздражающая и создающая раздутые скандалы репортерша «Ежедневного Пророка» судя по раскрасневшимся под слоем душистой пудры щекам и изморози на бороде фотографа, караулила кого-то не пять и не десять минут. Ал и не сразу понял кого — метель, ничего не видно, все в верхней одежде, одинаковые фигуры, но вот кучка когтевранок поодаль оборачивалась, а у девчонки, едва ли не прижатой к витражному окну кондитерской Ритой Скиттер и ее ядовито-зеленым пером, из-под шапки виднелись влажные огненно-рыжие волосы. — Буквально пару слов о твоем брате, дорогая. — Прытко-Пишущее Перо ласково погладило Доминик по румяной щеке. — Вся страна переживает вместе с тобой. Давай отойдем в укромное местечко… Ал не имел никакого желания просачиваться к кузине, как-то машинально шел, а вот Скорпиус, внезапный и невесть откуда, просто пролетев по мерзлой брусчатке, в секунду вклинился между нависшей Ритой Скиттер и вжавшейся в окно Доминик. — Кто дал вам разрешение ее караулить? Будучи неисправимым скептиком, Ал не мог не признать невольно, что его самая противная кузина и самый глупый друг выглядят в паре органично. Скорпиус оказался выше и, несмотря на довольно худощавое телосложение, как-то даже угрожающе выглядел, а сильная и независимая Доминик сцапала позади за локоть так, будто без него не устоять пред натиском. Рука Риты, обтянутая длинной кожаной перчаткой, бесцеремонно отклонила голову Скорпиуса, закрывавшую ей обзор. — Пропавший без вести ребенок из семьи героев войны. Как ты думаешь, в этом есть доля теории заговора или твой брат не выдержал морального давления общества? — Ушла отсюда. — Или. — Рита чуть наклонилась, заглядывая в лицо Доминик из-за плеча Скорпиуса. — Может быть, в стенах дома благополучной семьи случилось что-то неблагополучное? Перо тут же сделало какую-то пометку в парящем блокноте. В ту же секунду случилось что-то, что с плохим зрением не разглядеть, да и с хорошим не вариант — прохожие потом головами вертели. Казалось, Рита не успела договорить, последнее слово закончилось каким-то кряканьем, что-то тихонечко звякнуло и пожилая стервятница, вскрикнув, схватилась за лицо и завертелась волчком. Фотограф тоже отпрянул от своей дымящейся камеры и закрутился, натягивая на голову капюшон что есть силы. — Бегом, — уже предчувствуя наказание для всех, кто был в радиусе ста метров, сориентировался Ал, потянув кузину, тоже закрывшую лицо руками, на себя. Скорпиус, быстро сунув палочку в карман пальто, подтолкнул Доминик в спину и, чуть скользя по брусчатке, поспешил следом. — Стой-стой, — окликнул Альбус и вытащил из волос Доминик кусочек ледышки, который жужжал и путал прядь. Жужжащая ледышка оказалась полупрозрачной осой, которая, заметавшись на ладони секунду, испарилась, оставив после себя лишь пятнышко воды на серой перчатке. — Ты сделал? — поразился, но предугадывая ответ, Ал. Скорпиус, галантно помогая Доминик перелезть через забор, смолчал. — Почему мы лезли через забор, а не могли пойти в замок по дороге? — стоя по щиколотку в сугробе, стучала зубами Доминик. Друзья переглянулись. — Это побег потому что, — вразумил Альбус, сам не зная, почему потащил двоих за собой к плетеной ограде недалеко от дороги. Кто-то заботливый отбил лед с части длинной тропы к замку, за что ученики были благодарны. Миновав сугробы и оставив в снегу кривую глубокую борозду следов, Альбус первым ступил на дорогу, чувствуя, как промокли ноги и штанины. «И снова я страдаю, спасая этого придурка», — уже предвкушая симптомы простуды, заключил он. А придурок хоть бы головой думал, хоть бы немножечко. — Ну чего ты ну… Не думай. Раз твои подружки тебя так кинули и даже не впряглись, значит это не подружки, это… я не знаю, как верно подобрать феминитив, не используя матерное название женского репродуктивного органа, чтоб выразить мое отношение, но они не правы. — Эй! — цокнув языком, окликнул Ал. — Вы по снегу вверх по холму пойдете? Скорпиус, в длинном дорогом пальто, зашел по сугроб уже едва ли не по колено, и обернулся вместе с зазевавшейся Доминик. — А, — смутился он. — Да. Прости. Ал сунул руки в карманы и снисходительно наблюдал за этим приступом раболепной любви, и даже хотел что-то съехидничать вроде, как позади разнеслось до ужаса знакомое хрипение: — Я все видел! Малолетние разбойники! Завхоз Филч, одетый в немыслимые лохмотья — то ли шуба, то ли мантия, то ли половицей обернулся, хромал вверх по тропе за ними, цокая палкой и спотыкаясь. — Нападение на людей! — брызжа слюной, кричал он. — Я говорил директору… — Идем, пока он дочапает, мы уже школу закончим, — вразумил Альбус, глядя на то, как завхоз едва передвигает ноги. — Уже даже за пределами школы дергает учеников, — натянув шапку на лоб, согласилась Доминик, шагая следом. — Накидывается в «Кабаньей голове», а потом ловит тех, кто что-то покупает в «Зонко», ищет навозные бомбы и… — … отчислять и ставить на учет, — вопил Филч не жалея голоса, кашляя и стуча этой свой палкой. — Зачем его здесь держат? — пожимал плечами Ал. — Ал, — окликнул позади Скорпиус. — Давай поможем. Ал обернулся так резко, что едва не запутался в шарфе. Скорпиус не сдвинулся с места, глядя на кляузного завхоза. — Он еле идет. — Ты в своем уме? Довести его до замка, чтоб он быстрее пожаловался учителям? Но здравый смысл Скорпиуса уже тонул в приступе милосердия: в глазах едва ли не слезы блестели. Альбус, прекрасно зная, что такие вот приступы случались у друга минимум трижды в год (будь то бездомный котеночек в Хогсмиде, бабушка с тяжелыми сумками или замерзшие совы в совятне), закатил глаза и переглянулся с Доминик. Впервые и единожды в жизни во взглядах кузенов была солидарность. Но Скорпиус не был бы Скорпиусом Гиперионом Малфоем, если бы просто моргнул и передумал, а Ал не был бы Альбусом Северусом Поттером, если бы не начал ругаться, на чем свет стоит, но все же, превозмогая отвращение, не помог бы другу в очередной глупости.

***

— Да, это действительно глупость, — стоял на своем запыханный Ал, когда они упали за стол в Большом зале. — У меня до сих пор в ушах голос Филча. Лучшим было бы тихонечко вернуться в замок, Филчу уже девяносто, он бы пока дотопал обратно, забыл бы про то, что ты устроил с репортерами… Малфой? Малфой, который еще минуту назад был рядом и шел за спиной к гриффиндорскому столу, немыслимым образом оказался за соседним, когтевранским, рядом с уныло понурившейся Доминик. — Да ну ладно тебе, — осторожно, как дивную ледяную фигуру пытаясь погладить ее по спине, но не решаясь опустить ладонь, говорил Скорпиус. — Если подруги тебя кинули перед репортершей, значит, это не подруги. Им бы только поглазеть, сама знаешь. Альбус закатил глаза и демонстративно упер руку в щеку. Доминик, утерев ладонью глаза, повернулась, а Скорпиус, так низко склонившийся, соприкоснулся с ней носом, побагровел на глазах и, кажется, был близок к сердечному приступу. — А хочешь, я их прокляну, — пролепетал он. — Я знаю Бубонный Сглаз, попавшие под него люди покрываются гнойными шишками, которые взрываются и разрывают сосуды. Я еще много чего знаю из книг деда, я же из семьи Пожирателей смерти. Флиртовать Скорпиус умел плохо. Но сам это понимал, потому что тут же осекся и рефлекторно зажал рот рукой, а Доминик, замерев на мгновение, через силу улыбнулась. — А то, что случилось с твоим братом… что бы ни случилось… — Не надо. — Доминик мотнула головой. — Ты милый, правда. Но не надо лебезить, мой брат вел себя как мудак. Как и ты. Скорпиус вспыхнул и выпрямился. Доминик, сделав последний глоток чая, опустила на стол глиняную чашку и, подтянув рукава свитера, поднялась с лавки. — Кстати, вы бы, наверное, поладили. Провожая ее тонкую фигурку в объёмном, расшитом золотыми снежинками свитере, Скорпиус медленно вернулся за гриффиндорский стол. — Как же, поладили бы, — все еще не сводя с Доминик взгляда, пробормотал он уже менее влюбленно. — Кто вообще мог бы с этим уродом поладить… — Ты заметил, как она отреагировала? — Что? Альбус почесал затылок. — Они с Луи близки. Прям очень близки. Луи пропал, она, по идее, должна быть в депрессии, или как это там называется. А она так спокойна. — Думаешь, она его убила? — благоговейно прошептал Скорпиус. — Боже, как же она крута. — Нет, придурок. Но, — протянул Ал. — Скажем так, если ты пригласишь ее на свидание, а она откажет, я намекну папе, чтоб устроил ей допрос. Скорпиус просиял. — Ты сделаешь это ради меня? — И глазом не моргну, — усмехнулся Альбус. — Ты — лучшее, что случалось со мной в жизни, Альбус Северус. — Я тоже тебя люблю, пиздося. — Ал хлопнул прижавшегося к его плечу Малфоя по спине. — Но сейчас сделай серьезное лицо, к нам шагает Полли Чепмэн. Полли Чепмэн не была злым духом или страшным предзнаменованием, лишь старостой школы. А также крайне старательной ученицей, по крайней мере до тех пор, пока не подружилась с Джеймсом Поттером. Выглядела староста замерзшей — черные волосы взлохмачены под шапкой, губы обветрено алели, из-под мокрой от непогоды куртки торчал свитер с высоким воротом. — Малфой, зайди к МакГонагалл, — стуча зубами, пробурчала староста. Скорпиус дернулся. — Зачем? — хоть и прекрасно понимая, зачем, уточнил он. — Я не знаю, зайди, — ныла Полли, глазея в сторону — ее уже вовсю зазывал Джеймс, пряча в пакете из «Сладкого Королевства» бутылку виски. — Ну… короче, зайди. Ладно? Скорпиус выдавил из себя согласие с таким выражением лица, что любой здравосмыслящий человек не доверил бы ему и конфетный фантик, но Полли уже спешила готовиться с однокурсниками к пробному Ж.А.Б.А посредством молитв и распитой на десятерых бутылкой виски. — Мне кажется, Хогвартс выпускает деградантов, — с сожалением заметил Альбус. — Да ладно, — невесело буркнул Скорпиус. — Это просто мы еще Ж.А.Б.А. не сдавали. И, стянув с серебряного блюда веточку мяты, украшавшую гору имбирных пряников, принялся ее жевать. — Как думаешь, казнят на месте, или это сделает отец, когда меня исключат? — Да перестань, никто тебя не исключит, — бодро, но не очень уверенно заверил Альбус. — Ну напал на людей… опять. Ты же любимчик МакГонагалл. Скорпиус саркастически захохотал. — У нее был десяток причин исключить тебя, но ты все еще здесь. Не переживай. — Тогда почему в твоих очкастых глазах читается, что если меня исключат, ты сдвинешь наши кровати и будешь спать один на двуспальной? — Потому что ты меня хорошо знаешь, Малфой. Хочешь, я с тобой пойду? — Пожалуйста, не надо. — Значит иди. А я тогда соберу твои вещи. Скорпиус нехотя поднялся, потер ладонью дергавшийся глаз и зашагал прочь из Большого зала. «А если его и впрямь исключат на этот раз?» — глядя ему в спину, ужаснулся Ал. Понимая, что если это случится, то он не сможет придумать достойной причины для родителей, почему сам больше не вернется в Хогвартс, Альбус быстро застегнул рюкзак, вскочил на ноги и начал лихорадочно думать. В отличие от Скорпиуса, который порождал в секунду десять импульсивных идей, Ал был рационален, по крайней мере достаточно рационален, чтоб додуматься — самому ломиться в кабинет к МакГонагалл и выгораживать друга идея не из лучших, профессор вряд ли сменит гнев на милость, да еще и защитнику попадет. «Вы же староста, Поттер, почему вы не приглядываете за Малфоем, зная его неблагонадёжность?» — так и звучал в голове голос профессора. Тут бы помощь от кого-то посмелее, погромче, но поглупее, чтоб не пронюхал, что и ему попасть может. Именно поэтому Альбус, запыхиваясь уже на третьем лестничном пролете, спешил в башню Когтеврана. Дверь в общую гостиную находилась на самом верху и не имела ни ручки, ни скважины. Постучав в бронзовым молоточком в форме головы орла, Альбус услышал мелодичный голос, задавший вопрос: — Прячься в тени иль при свете дня: время придет — ты встретишь меня. Я уловлю малейший вздох, тебя обхитрю, застану врасплох. Кто я? — Коллектор, — молниеносно выпалил Альбус. — Годится. — Резной орел на двери расправил крылья, щелкнул замок и дверь отворилась. Юркнув в открывшийся проход, Ал всерьез задумался, чем руководствовалась Распределяющая Шляпа, когда отправила его кузенов-близнецов именно в Когтевран — ни Луи, ни Доминик не обладали выдающимися интеллектуальными способностями, скорее даже наоборот, и, наверняка не по несколько минут тупили перед дверью в общую гостиную, ну или дожидались кого умнее. — Что ты здесь делаешь? — высунувшись из-за спинки большого синего кресла, опешила Доминик. Общая гостиная Когтеврана была больше гриффиндорской (укол зависти), но темнее. Под самым потолком растянулось полотно звездного неба, а окна были витражными и не пропускали солнечный свет, такой вредный для множества книг на полках. Доминик обнаружилась сразу, в кресле у огромного камина, читавшая учебник по Защите от Темных Искусств, а павлинье перо строчило само по себе что-то в тетради на ее коленях. Дернувшись к гриффиндорскому гостю, Доминик свалила с колен тетрадь, а перо оставило на ней неаккуратный чернильный росчерк.  — Тебе нельзя здесь быть. — Это гостиная, а не женская баня. Доминик раскрыла рот в грядущей тираде недовольства. — Слушай, — присев на подлокотник кресла, протянул Ал. — Мы с тобой никогда не дружили… глядя на тебя, даже не хочется задать вопрос «почему?», но к тебе хорошо относится Скорпиус и… — Нет у меня ответов на С.О.В. по заклинаниям. — Хреново, что тебе ответить. Но я не к тому. Сейчас Скорпиуса линчует МакГонагалл, за то, что он наколдовал ос. Можешь как-то сказать, что все было не так, тебе же поверят, за тобой грешков не водилось… И Ал коротко усмехнулся, когда стойкая рыжеволосая валькирия расправила плечи. — За что? Его накажут за то, что он меня защищал? — Зеленые глазищи кровью налились, губы сомкнулись, тонкие пальцы сжались в боевой кулак. — Его исключат, — подливал масла в огонь Ал. Защищать всех, кого так или иначе дискриминировали, причем защищать буйно, с пеною у рта — сияющие доспехи Доминик Марион Уизли. Ал знал, к кому идти, ибо проще будет вручить Скорпиусу Малфою Орден Мерлина и награду за заслуги перед школой, чем унять ужаленную обостренным чувством справедливости когтевранку.

***

— Я считаю, что нападение, как могло показаться достопочтенному мистеру Филчу, на репортеров не несло в себе никакой серьезной угрозы жизни и здоровью. Если бы я хотел действительно навредить людям, я бы использовал Непростительные Заклятия или Манящие чары. Уверен, что ледяные осы принесли здоровью Риты Скитер меньше ущерба, чем принесли бы, скажем, «акцио, сердце», «акцио, правое легкое» или… Скорпиус осекся, понимая, что его понесло не в то русло. Оттянув ворот водолазки и глядя в стену перед собой, он почесал висок. — Я признаю, что вспылил, но не сожалею о своем проступке. Никто не имел права караулить Доминик и задавать ей вопросы о брате. Она также несовершеннолетняя и никто не имеет права в принципе останавливать ее в Хогсмиде и куда-то тащить, но достопочтенный мистер Филч, уверен, об этом сообщить забыл. Профессор МакГонагалл, внимательно изучая непроницаемое лицо ученика, поправила на переносице очки. — Возьмите печенье, Малфой. — Я не смею оспаривать наказание, но, конечно, мой отец, когда узнает об этом, будет другого мнения, — тянул Скорпиус, но тут же до него дошел смысл сказанного профессором. — Что, простите? — Возьмите печенье, — терпеливо повторила МакГонагалл, придвинув к нему вазочку с имбирными тритонами. Скорпиус, ничуть не сомневаясь, что тритоны сбрызнуты ядом, дрожащей рукой взял одного. — Значит, вы создали ос из падающего снега? — Да, профессор. — Какое заклинание вы использовали? — Фригус Веспа. МакГонагалл вскинула тонкие брови. — И где вы его вычитали? — Я его придумал сам, когда мы жили во Франции, и дети из пансионата не хотели играть со мной в снежки, — сконфуженно признался Скорпиус. — И у вас хватает наглости… — … я защищал Доминик Уизли, они не имели права ее караулить. — Хватает наглости заявлять, что у вас нет никаких способностей к трансфигурации? — раздраженно закончила профессор. Скорпиус снова осекся, сжимая имбирного тритона, как последнюю соломинку спасения. — Вы умудрились превратить мелкие быстро движущиеся объекты, снежинки, я имею в виду, в живых существ задолго до того, как школьная программа пыталась научить вас куда как более простым заклинаниям. Это ли не трансфигурация, к которой у вас нет никаких способностей? Теперь, казалось, не только Скорпиуса унесло не в то русло. Он понятия не имел, как корректно ответить, ведь, поднимаясь в кабинет, ожидал наказания за другой проступок и речь по дороге репетировал соответствующую. — Это другое. — Что, другое, Малфой? — снисходительно спросила МакГонагалл. Скорпиус потупил взгляд, будучи совершенно не готовым к такому повороту дисциплинарного взыскания. — Превращать золото в канареек, снежинки в ос, да что угодно в что угодно, это не так сложно. Достаточно просто представить, что канарейка тоже желтая, что сильный снег колет лицо как оса, что печенье в виде ящерицы похоже на ящерицу. — Скорпиус смущенно вернул на стол тритона с белыми отметинами там, где у имбирного были узоры из помадки. Тритон тут же спрятался в ворохе пергамента, пополз дальше и со шлепком плюхнулся на пол. — Для этого не нужны формулы вот эти, алгоритмы, особые движения палочкой, законы и правила, да сами заклинания, их сотни, как их все можно запомнить? У меня это не получается. Проводив взглядом тритона, который спрятался в щель между досками, профессор МакГонагалл поправила стопку пергамента. — Талант, мистер Малфой, это ничто без упорного труда. Запомните на всю жизнь, что каждая минута успеха — это часы работы сквозь десяток неудач. Надеюсь, это для вас это станет напоминанием, что все же стоит утруждать себя домашней работой, которую я по-прежнему все еще жду. Скорпиус закивал, чувствуя, что скоро вернется в гостиную победителем. — И вы правы, пресса не смеет давить на учеников и уж тем более отлавливать кого-либо на пути к замку. — МакГонагалл обмакнула остро заточенное перо в чернильницу и придвинула к себе стопку эссе. — Я с этим разберусь. И, сдвинув очки на кончик носа, склонилась над заданиями учеников. Скорпиус неловко заерзал на стуле. В гнетущей тишине, которую лишь шелест пергамента и завывания метели за окном прерывали, сидеть было неуютно, а встать и выйти равнялось по степени дерзости, как если бы он осмелился закинуть ноги на учительский стол. — Вы можете идти, Малфой. — Профессор, впрочем, подняла на него удивленный взгляд. До неприличия быстро вскочив на ноги и откланявшись, радостный Скорпиус понесся к двери. — Профессор! — Но в кабинет заглянула Доминик, невесть что забывшая здесь. — Это не честно! Скорпиус, побледнев, рукой указал ей за дверь и в мольбе выпучил глаза. Как бы эта дива не начала уж слишком отстаивать его права, а МакГонагалл, которую оторвали от проверки эссе, не вспомнила бы про наказание. — До свидания! — попрощался Скорпиус, закрывая своим телом Доминик и выталкивая ее из кабинета. — С наступающим Рождеством. Спасибо! — Малфой. Вытолкав чертову правозащитницу в коридор, Скорпиус сокрушенно прикрыл дверь. — Вы помните, что у вас летом С.О.В.? — мирно поинтересовалась профессор. — Конечно, профессор. — И вы несомненно не открывали сборник подготовительных заданий? — Ну что вы, профессор! — Смею напомнить, что от студентов, желающих продолжать обучение трансфигураци, я ожидаю оценки не ниже «Великолепно», — напомнила МакГонагалл то, о чем напоминала каждый урок, начиная со второго семестра четвертого курса. — Лично для вас я сделаю исключение. Скорпиус возликовал. — Спасибо! — Ваша проходная оценка — не ниже «Превосходно». За дверь Скорпиус выполз, таща за собою груз боли и траурной безысходности. — Ну что? — И даже рыжий ангел в свитере со оленями был не в радость.

***

— Ну что? — Альбус отложил книгу и повернулся в кресле. — Я не знаю, он вообще ничего не говорит, — обеспокоено пояснила Доминик, придерживая Скорпиуса за плечи так, будто он не мог идти из-за двух открытых переломов ноги. Неизвестно какие слухи успели разнестись по факультету за менее чем полчаса, но даже суровый седьмой курс, сидевший на подушках в стороне с километрами исписанного пергамента, оторвался от подготовки к Ж.А.Б.А. и навострил уши. — Орала? — любопытствовал Альбус. Скорпиус сел в его кресло и уткнул лоб в кулак. — Наказала? — Но, Скорпиус лишь помотал головой. — Отцу написала? — Гораздо хуже. — Неужели исключила? — негодовала Доминик. — Хуже. — Да ладно? — ужаснулся Ал. — Дисциплинарное слушание? Скорпиус одарил его взглядом, в который уместил всю боль этого мира. — Мне надо сдать трансфигурацию на «Превосходно», чтоб получить проходной балл. — Тьфу, придурок, — выдохнула Доминик и зашагала прочь из башни. И Ал был с ней солидарен. Как и все гриффиндорцы. Ну кроме Джеймса Поттера, который как никто знал, что такое клянчить у профессора МакГонагалл «Выше Ожидаемого». — Малой, это беда. Скорпиус скорбно уткнулся лицом в подлокотник. — Да ну перестань. Это ничто, а не наказание, — вразумил, чуть раздражаясь, Ал. — Тем более, что это реально. — Это нереально! — Это реально! — Это нереально, — вступился за двоечников Джеймс, от которого резко пахнуло виски. — Ал, «Превосходно» по трансфигурации это правильные ответы в тестовой части, развернутый ответ на контрольный вопрос, практическое задание от экзаменаторов и дополнительное задание. Скорпиус издал звук, который издавал бы детеныш морского котика, над которым занес гарпун охотник. Неудивительно, что сердобольная ко всякой несчастной живности Лили кинулась его греть в объятиях. Сухо глядя на то, как его родственники жалеют самого расхлябанного студента, Ал закатил глаза. — Хватит, Джеймс, не потакай ему. Иди и задрачивай свои экзамены. Джеймс цокнул языком. — Короче, малой, — покровительственно опустив ладонь на белобрысую макушку Скорпиуса, протянул он. — Ты в дерьме. Советую уже прицениваться к вакансиям, где не нужна трансфигурация. Мойщик окон, например. — Ой, блядь, я посмотрю, кем ты будешь работать, когда тебя отсадят на Ж.А.Б.А. за первую парту, к экзаменаторам, — проворчал Скорпиус. Тяжелые думы не покидали его до самой ночи. — А вообще, мне же не обязательно работать, — расхаживая по спальне в клетчатом халате, размышлял Скорпиус, уже окончательно поставив крест на своей профпригодности в будущем. — Я же лорд. — Лорд, улягся, полночь, — простонал в подушку простолюдин Альбус под аккомпанемент недовольного шипения однокурсников. Лорд улегся и начал ерзать в кровати. — В тысяча шестидесятых годах, мой предок, Арманд Малфой получил титул и землю от Вильгельма Завоевателя. Я пра-пра-пра-пра-правнук или как? Альбус прикрыл глаза и натянул шерстяное одеяло по самые глаза. Но Скорпиус вытянул руку и толкнул его. — А если меня лишат титула за то, что я не сдал трансфигурацию? — Скорпиус, тебе реально сдать этот чертов экзамен на «Превосходно», — проскрежетал Альбус. — Да, надо будет напрячься и что-то выучить. Но это реально. Скорпиус не такой поддержки ждал, но успокаивать его было себе дороже. — Но я же… — Спать. Но даже наутро Скорпиус Малфой горел в негодовании. — А во всем виноват Филч, — шипел он, глядя из окна на то, как хромой завхоз гоняет второкурсников шваброй по сугробам. Альбус, до этого не обращавший на друга внимания, ибо засел за сборник заданий к С.О.В., нехотя оторвался, такого нелогичного заявления не ожидая. — Что? — Филч. Он сразу же настучал МакГонагалл, — прищурился Скорпиус. — То есть мы его на своем горбу волокли к замку, чтоб он на гололеде не убился, а он тут же побежал к МакГонагалл, жаловаться, что я наколдовал ос. — А я говорил бросить его в снег, — напомнил Ал. И снова вернулся к сборнику. Скорпиус закрыл окно и, запрыгнув на подоконник, мстительно принялся барабанить пальцами по стене. — Нет, ну какая же паскуда! — А на что ты рассчитывал? Что ты ему поможешь дойти, а он за это забудет нарушение правил? — Ага. — Не в его смену, сэр. Скорпиус был вне себя. — Да он конченый! — Он всегда был конченым. — Бросается на учеников, разливает нарочно воду, доебывается, ябедничает даже тогда, когда ему помогли. Это каким же нужно быть больным ублюдком? Нет, он прекрасно понимал, что упал и убился бы на льду, никто бы в жизни ему не помог. И он бежит сразу же к МакГонагалл! Виноваты в том, что Скорпиусу предстояло зубрить трансфигурацию, были все. — По-моему, это старческое уже, возраст, помноженный на ненависть ко всему живому и зависть грязнокровки-сквиба. Это самое бесполезное существо в замке, почему его здесь держат? Неужели никто не видит, как он угнетает учеников… вот, смотри, он за ухо тянет второкурсника в замок. Какое он вообще имеет право трогать руками кого-либо? Альбус беспечно перелистнул страницу, пытаясь в шуме малфоевского трепа разобраться в схеме, доказывающей невозможность создания металлов из ничего. — Да что с ним вообще не так? — Скорпиуса было не унять. — Он всегда был таким. Спроси отца, если хочешь, он подтвердит, что двадцать лет назад все было точно так же. — Если бы двадцать лет назад, Филч позволил бы себе хоть косой взгляд в сторону моего отца, дед уже закрыл бы эту школу. — Хрен его знает, — отмахнулся Ал. — Может, у Филча поехала крыша окончательно после того, как миссис Норрис похоронили в обувной коробке. О, благословенная минутка тишины. Но недолгая. — Миссис Норрис умерла? — Скорпиус плавным движением переместился с подоконника на ковер. — А ты не заметил, что она уже третий месяц нигде не шатается? Честно говоря, никакого сожаления по поводу кончины престарелой кошки склочного завхоза Альбус не испытывал, и не сомневался, что кто-либо испытывал вообще. Миссис Норрис не относилась к общепринятому человечеством закону «ути, котик» — это было тощее, пыльно-серое существо, в последние свои годы еще более тощее, с лысеющим хвостом и такое же прихрамывающее, как Филч. Эта кошка постоянно настигала учеников в закутках замка в неположенное время, спустя минуту же появлялся на гнусавый зов любимицы и сам завхоз. Она вынюхивала навозные бомбы и даже сигареты — Ал помнил, как услышал хриплое урчание, через полторы минуты топтание Филча, а через три дня — первый и единственный Громовещатель из дома. Джеймс, например, клялся, что едва не поседел, когда услышал прервавшее свидание за трибунами мяуканье. Пуффендуйцы проклинали кошку еще больше — она всегда была на чеку, когда ученики тягали из рядом находящейся кухни еду по ночам. Одним словом, миссис Норрис была прекрасным дополнением своего хозяина и уж точно никто не сожалел о том, что это, напоминающее чучело, создание, не крадется по замку в поисках нарушителей школьных правил. Как оказалось, почти никто. — О-о, — прошептал Скорпиус. — Тогда понятно. — Что тебе понятно? Почему никто не унюхивает на тебе сигаретный запах? Скорпиус мотнул головой. — Понятно, почему Филч срывается на учениках. Он тяжело переживает потерю. Ал цинично расхохотался. — Малфой, перестань. Еще скажи, что он в глубокой депрессии. — А как по-твоему это называется? Поттер, это не смешно! Вот когда ты будешь в глубокой депрессии, я над тобой смеяться не буду. Распахнутые в негодовании глаза Скорпиуса так напоминали детские, что Альбус даже его как-то пожалел невесть за что. — Ты просто представь, что он чувствует. — Скорпиус не унимался и за обедом. — Во всем замке его любило одно существо, и этого существа не стало. Ну какой же беспокойный парень! Ал почти дремал над луковым супом. — Он всегда был злобным старым дедом, — в седьмой раз попытался вразумить друга. — Дело не в кошке. — Он любил эту кошку! Скорпиус, жестко отстаивая свое и не слыша никого вокруг, вдруг так живо напомнил Доминик, что Ал даже в шутку представил, что у этих двоих может быть будущее. — Да если бы у меня умерла кошка, я бы просто убивал всех вокруг. — Вот, даже убогих защищать начал. — У тебя нет кошки. — Видишь, у меня даже кошки нет, а чувства есть! Ты посмотри на него… И указал ложкой в сторону дверей в зал, у которых стоял Филч и с ненавистью смотрел на гирлянды и прочее праздничное убранство, которое ему потом снимать и прятать чулан после Рождества. — Он один во Вселенной, — выдохнул Скорпиус. Ал посчитал, что мудрее всего отмахнуться. Тем более, что сейчас на обед спустится рыжая валькирия со свитой подруг — другу будет на кого смотреть голодным взглядом маньяка, да и потом ему напомнят про «Превосходно» по трансфигурации, а там и горе Филча покажется ему крупицей по сравнению с собственным.

***

*** — Вообще херня, — рассказывал Джеймс любопытным гриффиндорцам про пробный экзамен Ж.А.Б.А. — Раздали задания, что-то было знакомо, а потом в класс зашел Слизнорт и пригласил членов комиссии выпить чаю. Они ушли на сорок минут, ну и сами понимаете. Слушать, как брат списал экзамен, Ал не собирался, ибо знал, еще не раз услышит эту историю и ее вольный пересказ родителям, в котором Джеймс неустанно учился денно и ночно. Так или иначе, последний день перед заслуженными каникулами проходил в башне суетливо. И отнюдь не в праздничной суете — ученики собирали чемоданы. Несмотря на то, что все без исключения были недовольны переносом отъезда на день позже, на двадцать четвертое число, в связи с непогодой, об этом неудобстве никто и не вспоминал, в день, когда вещи и подарки паковались в чемоданы. В преддверии праздника почетное место в Общей гостиной занимала ель, украшенная сияющими золотыми игрушками и стеклянными шарами, в которых горели крохотные свечи. Камин кто-то украсил остролистом и колокольчиками, а на полку водрузил красивый снежный шар. В самом камине, болтаясь на крюке, грелся медный чайник — неизвестно, как Гриффиндор вообще сотни лет выживал без кофе и чая, пока Скорпиус Малфой не догадался привезти из дома чайник. Пахло конфетами и хвоей, за окном завывала метель — более рождественской обстановки Альбус за все годы в Хогвартсе и не помнил (несмотря на то, что думал так каждый год). Косо наблюдая за тем, как собирались домой однокурсники, Ал ловил себя на том, что, наверное, стоило бы все же последовать их примеру. Рождество у Поттеров мало походило на сказку — измученная подготовкой к празднику мама не имела никакого желания излучать радость под остаток вечера, отец то срывался на работу, то засыпал в кресле еще до праздничного ужина, а если в гости врывались многочисленные Уизли, интроверту прятаться в принципе негде было. Но о том, что делать в замке со Скорпиусом, Альбус вот как раз задумался. Ни телевизора, ни интернета, за окном ненастье, замок полупустой, только и сидеть у камина, смотреть в огонь, и учебники читать для С.О.В.. Но рядом на подоконник запрыгнул Скорпиус, заставив Ала повернуться и отбросить мысли. — Идем, что-то покажу. Наряду с «слушай, что я придумал», эта сказанная в любом контексте фраза Скорпиуса Малфоя могла бы стать неплохой аннотацией к Апокалипсису. В последний раз Скорпиус произносил ее, когда сконструировал из картофелины, куска проволоки, фольги и учебника по изучению маглов за четвертый курс зарядное устройство для телефона. — Внезапно, — признался Альбус, когда они спустились на четвертый этаж, в библиотеку. — Неужели случилось чудо, и ты решил учить трансфигурацию? Скорпиус фыркнул и повел Альбуса вглубь читального зала. И мигом отыскал полку, а затем книгу, на корешке которой сидела канарейка, которая вмиг обернулась галлеоном, когда Скорпиус потянул фолиант на себя. — Смотри, — раскрыв книгу на оставленной между страницами закладке из обертки от жвачки, произнес он. Альбус недоверчиво наклонился над страницей. Скорпиус нетерпеливо заерзал рядом, вызвав крайнее подозрение у библиотекаря, мадам Пинс. — Североамериканский длинноухий жмыр, — не выдержал интриги Скорпиус в итоге, тыкнув пальцем в красочное изображение кошки. Ал быстро перевернул обложку. — «Животные-компаньоны и условия их содержания», — прочитал он. И тут же распахнул глаза. — Скорпиус, я пока не понимаю, что ты задумал, но сразу нет! — Это североамериканский длинноухий жмыр! Смотри вот… маленькая голова, уши большие, с кисточками, желтые глаза, а главное — обычные кошки не живут по сорок лет, я так и додумался искать. Жмыры редко доживают до тридцати, ты представляешь, как Филч заботился о миссис Норрис, раз она пережила все возможные сроки? — Глаза Скорпиуса горели так же, как у этого самого жмыра на картинке. Филч не выглядел так, как будто мог о ком-то заботится, и сам-то выглядел неопрятно, поэтому этот посыл Ала не растрогал. — И что? — Он любил свою кошку. — Я знаю, и? Скорпиус, уже прекрасно понимая настрой друга, почесал пальцем корешок книги на полке напротив. — И он потерял свою любимую кошку, это первое его Рождество в одиночестве, без миссис Норрис… — Малфой, короче. — Он проецирует свою боль на учеников… — Еще короче. Скорпиус что-то смущенно пробормотал. — Не слышу, — насторожился Альбус. — И мы должны подарить ему котенка североамериканского длинноухого жмыра. — Чего, блядь?! Похожая на стервятника с моноклем библиотекарь вытянула длинную шею. Мадам Пинс в шею гнала всех, кто позволял себе слишком громко разговаривать в ее книжном пантеоне. Ал тут же склонился над книгой, сделав умное лицо. — Ты окончательно сбрендил? — Что не так в моей идее? — насупился Скорпиус. тоже наклонившись. — Сама идея. — Критикуешь — предлагай. — Я предлагаю тебе проспаться. Спор, который обещал стать горячим и, при ином месте действия, даже перейти в рукопашную, прервало мерзкое девичье хихиканье. Одновременно повернув головы, друзья увидели стайку смешливых подружек-когтевранок, тех самых, что точно также мерзенько хихикали в кафе мадам Паддифут. — Вы такие милые, — подмигнув подругам, подметила девчонка с густой прямой челкой. — А вы такие стремные, — признался Альбус. — У нас инфаркт гетеросексуальности. Как волчица на вой своих детенышей, как голубь на высыпанную в кормушку крупу, как Джеймс Поттер на вылетевшую из бутылки пробку, вышла из соседнего книжного ряда Доминик Уизли, так и чуя, что кто-то где-то посмел оскорбить женщину. Королева-мать прайда несмышленых хохотушек вышла вперед, гневно уперев руку в бок. — Альбус Северус, — в ужасе ахнул Скорпиус. — Какой же ты грубиян. — Скорпиус Гиперион, — едва слышно шепнул Ал в ответ. — Какой же ты каблук. И захлопнул книгу про животных-компаньонов. — Сильно тебе попало от МакГонагалл? Скорпиус прикрыл глаза и драматично помотал головой. — Все-таки сильно, да? — с сожалением прошептала Доминик. — Я думала, что тебе просто повысили проходной балл по трансфигурации? — Да если бы. МакГонагалл сказала, что это мой последний проступок. Отправила в департамент образования решение о моем исключении. Доминик ахнула, а Альбус, стоя у окошка и терпеливо дожидаясь окончания этого щебета, подавил смешок. — Это не честно! — в сердцах воскликнула Доминик. — Но, подожди, тебя же не исключат в итоге? — Нет. Письмо не дошло, сова с письмом не долетела, сдохла в метель. Доминик снова ахнула. — Зато к родителям сова долетела, — врал и даже не краснел Скорпиус. — Громовещатели орали на всю башню. — Так сильно ругались? Скорпиус закивал со всей болью королевы драмы на лице. Тактику общения с Доминик он выбрал, казалось бы, безошибочно — давил на жалость, но оставался бесстрастным Гамлетом. Поэтому, скупо рассказав о том, как Малфои выжигали его из семейного древа, Скорпиус подытожил: — Вот такое вот рождественское настроение. Ничего, побуду в этом году один. — А Альбус? Альбус, о котором внезапно вспомнили, от нечего делать как раз ставил обратно на полки книги, забытые другими учениками. Поймав на себе взгляд Доминик и выпученные глаза Скорпиуса, он вздохнул: — Мне опостылело с ним общаться. Нападение на репортеров — это слишком. Я терпел, терпел… — И Альбус, видишь, — не дав другу доврать, покачал головой Скорпиус. — Понятно. Одним простым словом Доминик разбила вдребезги и драму, и надежду, и понимание. Альбус не сдержал смешок опять и уткнулся в книжную полку. Доминик, поставив в неумелом ухаживании жирную точку, всем видом дала понять, что у нее в руках книги, которые нужно сдать мадам Пинс, библиотека закрывается скоро, а у нее еще дела прописаны в плотном графике пятикурсницы. — А ты едешь завтра к родителям? — понимая, что никакого особого интереса к нему не питают, поинтересовался Скорпиус. Уже повернувшаяся было спиной Доминик, вынуждена была вежливо ответить. — Да. Скорпиус, краснея-бледнея-синея и заикаясь, что-то невнятное пробормотал. — Чего? — обернулась Доминик, явно восприняв невнятность как оскорбление. — Давай я провожу тебя на станцию. — Проводишь меня на станцию? Ал начал взглядом искать в библиотеке аптечку — у Малфоя грозился случится удар. — Ты же с вещами, а дорога намерзла, я провожу тебя, а если будет время до отправления поезда, выпьем кофе на станции. — На станции нет кофейни. — Если надо — я построю. Скорпиус сказал это таким безапелляционным тоном, что Доминик вскинула брови. — Ну давай, — осторожно согласилась она, не сомневаясь в невменяемости Малфоя. — В десять у ворот? — Ага, да, давай. — Давай. Так как Скорпиус уже плыл куда-то в сторону Рая, окрыленный и не до конца поверивший в свое счастье, то настороженность Доминик и то, как быстро она поспешила удалиться, остались вне поля его внимания. «Совсем больной», — удостоверился Альбус, треснув друга по затылку книгой, как напоминание, что нужно периодически моргать.

***

— Классический английский? Шерсть, мелкая клетка, кепи, зонт-трость. Или это меня старит? Альбус, пытавшийся уже минут десять дочитать один абзац романа, глянул на разодетого друга поверх книги. Скорпиус, стянув с головы головной убор, воспринял это как ответ. — Или может «плохой парень»? У меня есть кожанка и рваные джинсы, — перерывая свой огромный чемодан, бормотал Скорпиус. — Или «поэт из деревни»? Льняная рубашка, подтяжки, брюки до щиколотки… — Минус двадцать на улице. Скорпиус подумал и согласился. Подготовка к свиданию (а Скорпиус решил, что это именно свидание) шла полным ходом. Малфой был совершенно очарован и вряд ли смел предполагать, что прогулка с Доминик по занесенной снегом станции не закончится свадьбой и рождением наследника. Прекрасно понимая, что ему вскоре предстоит заклеивать пластырем разбитое сердце друга, Альбус, впрочем, не мог не подметить главный плюс интенсивной подготовки. — Зато ты выбросил из головы кошку Филча. Скорпиус так и присел на подлокотник кресла в подтяжках на голой груди. — Бля-я-я, кошка! «Кто тебя, идиота, дернул за язык?» — Альбус закрыл лицо рукой. Потому что если Скорпиус Малфой твердо что-то решил, а его отговаривали, то он перевернет мир поперек и перечертит линию экватора, чтоб принципиально добиться своего. — Достать кошку в принципе не проблема, в Косом Переулке три зоомагазина, в каком-нибудь да будет этот североамериканский длинноухий жмыр, — рассуждал Малфой, расхаживая по спальне мальчиков в пижонском халате из изумрудно-зеленого атласа, мешая при этом спать однокурсникам. — Я прочитал, что это самая популярная порода жмыров, а я в жмырах разбираюсь, на минуточку. Но вот как смыться в Косой Переулок и вернуться с котом до Рождества… почему мне кажется, что никто меня никто не слушает? — А? — Альбус оторвался от чтения и взглянул на друга поверх книги. У Скорпиуса дернулся глаз. — «Анна Каренина»? — презрительно протянул он, глядя на обложку. — Зачем ты это читаешь? — Люблю буквы. — В конце она прыгнет под поезд. — Я знаю, — снова вернувшись к чтению, ответил Ал. — Тогда зачем ты читаешь книгу, зная, что героиня в конце погибнет? — Надо же понимать, что ты будешь чувствовать, если прыгнешь под поезд. — Я не прыгну под поезд. — Прыгнешь, если не дашь мне дочитать эту страницу до конца, — прошипел Альбус. Скорпиус понимающе кивнул и присел к нему на кровать. — Конечно, я понимаю. Ты этико-сенсорный интроверт, я уважаю твою потребность в личном пространстве. Читай. И умолк, впившись в Ала немигающим взглядом. — А я буду смотреть, как ты читаешь. Альбус звонко захлопнул книгу. — Ну, раз ты уже не хочешь читать… — Иногда Скорпиус так и напрашивался на кулак в лицо. — Давай обсудим наш план. Из нагретой спальни их выгнали сонные утомленные гриффиндорцы, и Альбус, шипя от злости, спускался в общую Гостиную, поджимая босые ноги на холодных каменных ступеньках лестницы. Позади величественно шаркал подошвами пушистых тапочек Малфой, укутанный в клетчатый плед, как в римскую тогу. Упав в кресло у камина и едва ли не сунув озябшие ноги в очаг, Альбус уставился на друга презрительным взглядом. — Нужно достать кошку. — Скорпиус сказал это так безапелляционно, что не было сил оспаривать. — И проблема в этом. Как попасть в Косой Переулок и вернуться обратно… Альбус Северус, не смей спать, когда на кону спасение души завхоза! — А почему нельзя просто поехать на поезде вместе со всеми и купить эту кошку во время каникул? Скорпиус сомкнул губы. — Когда «Хогвартс-экспресс» привозит учеников обратно в замок? Ал зевнул. — Четвертого января. — А знаешь, какое рождественское чудо после десяти дней от праздника? — Какое? — Хуевое, — проскрежетал Скорпиус. — Кошка должна быть у нас уже завтра. — А если не завтра, то кошка не доживет? — сухо спросил Ал. Скорпиус вытаращил и без того огромные глаза. — Ал, он совсем один. Раньше у Филча была хотя бы кошка, кошка умерла, а это его первое Рождество за тридцать с хером лет в одиночестве. Ты можешь себе представить, что такое, быть совсем одному в Рождество? И не только в Рождество, но особенно в Рождество. Да, мы с тобой тоже проведем его без родни, но это наш выбор, и мы знаем, что в итоге получим гору писем, конфет и подарков, а Филч старый, больной и один, вот вообще один. И если раньше в праздник они с миссис Норрис могли открыть банку тунца, сожрать по-братски и ему было хорошо, то он уже и этого не сможет, — насупился Скорпиус, раздражаясь, что его лучший друг, понимающий все алгоритмы трансфигурации, не понимает такое для него очевидное. — Да он на утро выйдет из окна, ты бы сам так и сделал, если бы остался совсем один. В Рождество. Явно ожидая, что у Альбуса случится озарение, что тот закроет лицо руками, поняв всю экспрессию чувств одинокого старого завхоза, Скорпиус чуть было не разразился матом на всю башню, услышав от друга лишь скупое: — Ну ок. Но и пусть себе, подумывал Скорпиус, ведь за тирадой ломания ледяной стены в сердце бесчувственного Поттера, уже примерно придумал план. — И не думай. — Бесчувственный Поттер и снова сломал всю логику. — Камины в общих гостиных закрыты от сети летучего пороха, после того как один мой родственник, пожелавший остаться анонимным, пронес на прошлый Хэллоуин из «Дырявого котла» семь ящиков медовухи. — Почему я такого не помню? — Потому что один из ящиков приговорил лично. Скорпиус снова принялся расхаживать, шаркая тапками. — А если камин в кабинете МакГонагалл? — Вот с твоими-то проблемами с трансфигурацией и МакГонагалл как раз впору залезать к ней в кабинет и использовать ее камин, — вразумил Альбус. Представив что будет, если суровый профессор поймает его, обмазанного сажей, у камина, Скорпиус заранее засобирался домой. — Пойдем спать, — произнес Альбус, с жалостью глядя на ночное небо. — Сейчас уже ничего не придумаешь, а утром, того и гляди, тебя осенит. Ты же себя знаешь. Скорпиус нехотя поплелся обратно в башню, сдавшись и понимая, что мысли в голове нет ни единой. Альбус, хоть и корчил на бледном лице скорбную боль, ликовал — завхоз завхозом, а спать хотелось. Как же было отлично спать! Мягкая кровать, теплая подушка и одеяло, в ногах грелка, за окном метель, тишина и благодатный уют… И только голова Ала, казалось, коснулась подушки, чья-то ледяная нога пролезла к нему под одеяло и толкнула в колено. — Поттер. — Глаза лежавшего на соседней кровати Скорпиуса горели. — Я знаю, где есть подключенный к сети пороха камин.

***

— Ты просто сумасшедший, Малфой, — причитал Альбус, разглядывая литую табличку на двери. — Учительская? — Помнишь, когда Флитвик водил нас по своим клубам, здесь заседали ботаны и им через каминную сеть передали какие-то книги, — торжествовал Скорпиус. — Вот тебе и рабочий камин. — А если… — Успокойся, Поттер, каникулы, всем на поезд, ну насколько же нужно быть книжным задротом, чтобы… Десяток голов первых школьных отличников повернулось к ним, когда Скорпиус по-хозяйски толкнул тяжелую дверь. — Блядь. И поспешил закрыть дверь. Каменные горгульи у входа залились хохотом. — Иди, чего замер? — ехидно фыркнул Ал. — Они приперлись на свою сходку! — Как только посмели! Скорпиус принялся думать. — Нельзя терять этот шанс. Так, идея! — Не сомневаюсь, — протянул Альбус. — Заходим, я залезаю на подоконник, говорю, что сейчас прыгну, они все паникуют и кидаются меня спасать, а ты в это время лезешь в камин и вперед в Косой Переулок. Идея была на три с минусом. — Во-первых, второй этаж, во-вторых, под нами метр сугроба, в-третьих, ты максимум встрянешь в снегу по пояс, в-четвертых, всем на тебя плевать, в-пятых, такой фокус во второй раз не удастся. Скорпиус взвыл. Горгульи похихикивали с его отчаяния. — Ладно, — после минутки раздумий, произнес Скорпиус. — Еще один вариант. Ал, поймав его хитрющий янтарный взгляд, скривился. — А я считаю! — громко рявкнул Альбус, разнимая жаркий спор отличников. — Что шестой закон исключений Гэмпа безоснователен. Воцарилась тишина, и даже Скорпиус, тихонечко делавший вид, что он занят конспектом в углу, насторожился. — Если изменение формы металлов невозможно, согласно закону, то как же объяснить физику заклинаний горячих температур, которые имеют прямое воздействие на металлы? Это разве не исключение в законе исключения? Шум поднялся просто в секунду. — Да ты в своем уме! — Это другое! — А кто говорил о заклинаниях горячих температур!!! — Вот, смотри, что пишут в справочнике. — А я считаю, что это неправильно написано. Влияние горячих температур… «Ал, ты просто монстр», — восхищался Скорпиус, придвинув стул максимально близко к камину и зачерпнув рукой пороха из медной чаши. — Вот! Смотри, смотри, что пишет автор! Шелест страницы, возмущенные парирования лучших умов школы, уханье переполошенного филина на жердочке — никто и не заметил, как вспыхнули зеленым языки пламени в камине, а тихоня с конспектом исчез из учительской.

***

— Здравствуйте, — рассеянно протирая стакан кухонным полотенцем, пробормотала светловолосая ведьма за прилавком «Дырявого котла». — Добрый день, — склонил голову Скорпиус. И со всем видом сверзившегося из дымохода пятикурсника с нашивкой гриффиндорского льва на мантии, отряхнулся от сажи и поспешил выйти через боковую дверь. В Лондоне было не так морозно, как за стенами замка, «метель» представляла собой некий снего-дождь, который делал древнюю брусчатку переулка скользкой и низ мантии мокрой. Тем не менее, ощущения себя, одетого не по погоде, Скорпиуса начало удручать с первых секунд. — Туда, мама! Леденцы! — Ребенок лет четырех был укутан в лыжный комбинезончик, а его мать-ведьма куталась в плотное длинное пальто с лисьим воротником. Стараясь выглядеть максимально естественно, словно это не он холодно оделся, а все вокруг вырядились слишком тепло, Скорпиус запахнул школьную мантию и поспешил по мощеной булыжником дороге вперед. Магазины уже вовсю пестрили рождественским убранством, но Скорпиус на сияющие гирлянды и золотые игрушечки отважно не засматривался, ибо не был уверен, что Альбус сможет сдерживать почетных школьных заучек достаточно долго, чтоб те не заметили, как один из новоявленных членов клуба пропал. Но каков же был соблазн засмотреться на украшенные витрины, зайти внутрь кафе-мороженого, где предлагали особое зимнее меню, полистать праздничные открытки и календари в книжном, а особенно, когда в кармане тяжелел набитый золотом кошелек. Скорпиус как раз проиграл битву самому себе, засмотревшись на новое творение мадам Малкин — мантию с переливавшимися снежинками из серебристых ниток и блесток, и уже даже представил, что в такой мантии будет на Гриффиндоре самым модным, ведь сияющие снежинки так выгодно оттенят его светлые волосы… И уже, как под гипнозом потянулся к дверной ручке магазина, но увидал неподалеку заветный «Волшебный зверинец» с пестрящей огоньками вывеской. «Не сегодня», — прижав ладонь к витрине, за которой сияла модная мантия, прошептал Скорпиус. — «Не сегодня». Колокольчик в зоомагазине звякнул. Пахло внутри кормами, опилками и распустившимся на двери остролистовым венком. Восторженно, словно в первый раз в жизни, разглядывая сов, змей и ящериц, Скорпиус снова забыл, за чем пришел. Душа требовала забрать всех животных и построить для них дома отдельную комнату с когтеточками, жердочками, поилочками и террариумами, но здравый смысл напомнил, что отец скорее позволит ему набить на лбу чернильное слово «грязнокровка», чем разрешит завести домашнее животное. Но кролик в клетке смотрел на Скорпиуса с такой любовью, черный котенок любопытно обнюхивал руку, высунувшись из корзины, и даже толстая золотая рыбка из аквариума излучала нежность — нужно было срочно переходить к делу, а то уже слезы в глазах пощипывать начали. — Мне нужен североамериканский длинноухий жмыр, — сразу произнес Скорпиус, подозрительно не углядев никого похожего на ушастых кошек с кисточками на хвостах. — Юноша, здесь очередь! — попеняла его «очередь» — один-единственный сгорбленный старый колдун, в руках которого была банка с плавающим в ней слизнем. — Все верно, ровно половина пипетки микстуры. Мой Рафаэль уже третий день отказывается от листьев салата. — Ебать трагедия. — Поуважительнее, юноша, этот слизень старше вас! — Микстура на складе, — зевнула ведьма за прилавком. — Ничего, я подожду. Скорпиус взвыл. Альбус героически задерживал заучек, котенок лизнул его палец, кролик так и смотрел, не мигая, ушками потряс лишь, а какая в террариуме была милая черепашка! — Главное в содержании рогатых слизней — влажный климат и регулярное кормление ряской. — И любитель-слизневод еще прицепился, ожидая продавщицу. — Вы любите слизней? — Нет, — огрызнулся Скорпиус. — Мне вас жаль. Когда ведьма вернулась за прилавок с крохотным пузырьком микстуры для голодных слизней, колдун водрузил на нос пенсне и изучил этикетку. — Да, похоже на то, что я покупал в девяносто девятом… — Какая удача! — снова взбеленился Скорпиус. Но действительно удачей было дождаться, пока колдун отсчитает семь сиклей и, наконец, пропустит его вперед себя. Скорпиус так показательно сделал шаг вперед, что прилавок уперся ему в живот. — Мне нужен… а это что такое? И не мог не опустить взгляд на коробок, в котором прыгал нежно-розовый комочек, словно слепленный из пуха, к которому кто-то приделал глазки-бусинки. — Карликовый пушистик, — пояснила ведьма. — Совершенно бесполезные, но умеют урчать. Розовая пушинка, словно в доказательство, издала тихое урчание, когда ее почесали кончиком ногтя. — Их расхватывают, дети обожают. Этот остался совсем один.

***

— Это кто у нас такой маленький сладенький пиздючок? — ворковал Скорпиус, торжественно неся к «Дырявому котлу» коробочку, в которой подпрыгивал карликовый пушистик. — Кто это у нас такой хороший мальчик? Или девочка? Было радостно, весело, в коробке урчал пушистик, но что-то Скорпиусу подсказывало, что миссия в Косом Переулке не была закончена. — Блядь, — выругался Скорпиус, уже одной ногой стоя в камине, когда вспомнил, зачем вообще сюда сбежал. Ведьма из «Волшебного зверинца» вскинула брови. — Что? — снисходительно глядя на запыханного Малфоя, вцепившегося в прилавок. — Вернуть пушистика? — Да вы что?! — ахнул возмущенный Скорпиус, прижав к себе коробку. — Мне нужен… И чуть не выронил коробку с пушистиком, когда на его макушку легла чья-то широкая ладонь. Кто-то повернул его голову, и Скорпиус нервно сглотнул. — Ты что здесь делаешь? — Ты почему не в школе?! И почему раздетый?! — Вызывайте полицию, звоните Гарри Поттеру, это маньяк, смотрите, он меня куда-то тащит, женщина, делайте что-нибудь… — Куда, куда, сэр? — негодовала ведьма, совсем не от воплей Скорпиуса, а от того, что знаменитый волшебник стремительно покинул ее магазин, так ничего и не купив. — Не будете смотреть? Не будете? Ну и ладно! Тащась за высокой фигурой в неприметной куртке и низко надвинутым на лоб кепи, Скорпиус проигрывал в голове все возможные варианты объяснений. — Отпусти меня, а то я заору на весь переулок, что Виктор Крам похищает детей, на минуточку, несовершеннолетних детей, ты какое вообще право человеческое имеешь меня за руки хватать, это бытовое насилие, я сейчас кричать буду, да. Мой отец узнает об этом, ты понял? Знаешь, что вон то за здание? Это редакция «Ведьминого пирога», я сейчас заору, репортеры выбегут, а завтра вся женская часть страны прочитает о том, как ловец болгарской сборной применяет насилие к детям! Люди, смотрите, он тянет меня в переулок! Виктор Крам обернулся и, стянув темные очки-авиаторы, над нелепостью которых Скорпиус как раз собирался пошутить, наклонился к нему. — Ты почему не в школе? — НЕ КРИЧИ НА МЕНЯ! — Тебя все-таки исключили? — Не дождешься. Если бы меня исключили, я бы переехал жить к вам с мамой. Вот бы весело было, да? И, внимательно наблюдая за тем, как на виске отчима забилась жилка, с наслаждением добавил: — Ты бы на второй день бегом вернулся в Болгарию. — Что ты здесь делаешь? — терпеливо повторил Крам. — А ты что здесь делаешь? — прогнусавил Скорпиус. — Если в зоомагазине решил выбрать маме подарок на Рождество, то это плохая идея. Женщина, которая бросила сына, вряд ли уследит за какой-нибудь черепашкой. Прекрасно понимая, что нужно срочно выбираться из передряги в лице знаменитого отчима, Скорпиус вытянул шею. Приметив скопление людей у почтового отделения, он не придумал ничего лучше, чем на очередной вопрос Крама о том, что он здесь делает, ответить громогласным воплем: — Это же Виктор Крам!!! Толпа у почты зашушукалась, люди завертели головами, а Крам совершил роковую ошибку, обернувшись. Вжавшись в стену, когда люди едва не снесли прославленного ловца с пути, Скорпиус бегом ринулся в «Волшебный зверинец», уже в третий раз. — Североамериканский длинноухий жмыр есть? — Нет. — Как, блядь, нет?! — заверещал несчастный Скорпиус, но, понимая, что Крам вот-вот ото всех отмахнется, поспешил бегом хоть куда-нибудь, где теоретически мог быть зоомагазин. Паника нарастала, ноги несли сами. — Североамериканский длинноухий жмыр есть? — Здесь почта. — Не вижу логики! У вас же есть совы! Скорпиус уже практически молился, а хозяин почты так вдребезги разбил его надежды. И уже приготовился паниковать окончательно, как кто-то дернул его за рукав. Вздрогнув, Скорпиус перевел взгляд на неопрятного лысого человечка в нелепейшей шубе, от которой пахло изысканным парфюмом из нафталина и перегара. — Нужен жмыр? С презрением и плохо скрываемым ужасом глядя на внезапного продавца жмыров, который, оставив кляксу подписи на посылке, протянул ее работнику почты, Скорпиус кивнул. Человечек, взяв квитанцию, подхватил свои тюки. — Пошли. Не веря своему счастью, что сейчас этот загадочный спаситель достанет из одной из своих многочисленных сумок не кого-нибудь, а североамериканского длинноухого жмыра, Скорпиус готов был идти куда-угодно. — А что в посылке? — спохватился хозяин почты, тряся оставленный ему на отправку сверток. — Флэтчер, что в посылке? — Пошли-пошли, — быстренько поторопил Скорпиуса в спину неряшливый колдун, попутно протирая лысину надушенным платком. — Вы можете достать североамериканского длинноухого жмыра? — Скорпиус с радостью юркнул вслед за ним в узкий перелок, ведь Виктор Крам, кажется, раздал почти все автографы и уже выискивал взглядом белобрысую макушку. — Я могу достать все, что угодно. — И жмыра? — И жмыра. То, что они свернули в Лютный Переулок, Скорпиуса не удивило, да и в Лютном Переулке он бывал не раз с отцом, когда выбирал себе на день рождения подарки в детстве. Никогда, правда, не видел, чтоб мрачные магазины с чернухой на витринах были украшены к Рождеству, но тем лучше — праздничное настроение было везде. У утлого магазина, к которому они подошли в итоге, тоже колыхалась на ветру криво повешенная гирлянда из конфетных фантиков, но Скорпиус смотрел отнюдь не на нее, а на покосившуюся вывеску «Зоолавка Морана и сыновей». «Оно». — Жмыр? — уточнил коротышка в шубе. — Североамериканский длинноухий жмыр, — уточнил Скорпиус, заглянув внутрь магазина, где пахло навозом и гарью. — Моран! — треснув кулаком по звоночку и переполошив птиц в кованных клетках, крикнул спаситель. — Тащи сюда ту злую ушастую хренотень… то есть, жмыра. Угрюмого вида продавец в черном плаще протянул ему котенка на вытянутой руке так, словно стоял три часа за ширмой и ждал, пока кто-нибудь не придет за этим наделавшим в лавке немало хлопот зверьком. Скорпиус зачарованно смотрел на крохотного того самого североамериканского длинноухого жмыра — действительно тот самый, и кисточки на длинных ушках присутствовали, и на хвосте была, и лапы длинные, и глаза желтые, как в справочнике. Шерстка, правда не пыльно-серая, как у покойной, храни кошачий бог ее душу, миссис Норрис, а лохматая, трехцветная, но вернуть уже пытавшегося отгрызть Скорпиусу палец котенка жмыра и потребовать такого же, но серого, было бы издевательством над судьбой. — Беру. Сколько? Продавец переглянулся с лысым коротышкой, явно нервничая. — Семьдесят, — не очень уверенно протянул он в итоге. Скорпиус с готовностью достал кошелек. — А есть еще канделябр! Латунь, делался на заказ. Чехословакия. Качество говорит само за себя. Лучший подарок к Рождеству. Или вот, кусок гобелена, тонкая работа. Это и носовой платок, и элемент декора… Не хочешь? — Лысый коротышка никак не отставал, преследуя Скорпиуса до самого «Дырявого котла». — Тогда вот, уникальная вещь. Ведро для льда. Архаичная ржавчина, антиквариат… — Спасибо, спасибо, очень помогли, прощайте, — отмахивался Скорпиус, сжимая одной рукой коробку с карликовым пушистиком, а другой пытаясь отцепить жмыра от своей мантии и уже догадываясь, почему хозяин зоолавки предлагал связать котенка для удобной транспортировки. И, ступив в камин, прижал котенка в груди, в ту же руку взял коробку, зачерпнул летучего пороха из каменной чаши. — Хогвартс, учительская!

***

— И если прочитал три абзаца учебника истории, это не значит, что ты знаешь историю, — возмущался Альбус, которого выскочивший из камина Скорпиус кинулся оттягивать от стола. — Что в тысяча двенадцатом, что в тысяча шестьсот двенадцатом — предпосылки к гоблинским восстаниям были одними и теми же. — Ал, хорош, пойдем, — хохотал Скорпиус. А он-то волновался, что друга там на клочки разорвут, что долго сдерживать внимание заучек он не сможет! — Но предпосылки к восстанию десятого года… — Те же самые, не надо ничего мудрить и изобретать. Уйди от меня! — сбросив руку Скорпиуса с плеча, гремел возмущенный Поттер. — Так вот, умение анализировать поступившую в мозг информацию — очень важное умение и это важнее чем вызубрить параграф за полчаса. — Да там написано! — Да такие же как вы написали этот учебник, чтоб потом такие же как вы его зубрили. Круговорот глупости в природе. Когтеврангка-третьекурсница вытянула шею, одарив Скорпиуса удивленным взглядом. — Ты был здесь все это время? — Естественно, — кивнул Скорпиус, чувствуя, как в коробке, которую он прятал под мантией, котенок жмыра доедает карликового пушистика. — А почему молчал? — Я согласен с Альбусом потому что. — Котенок под мантией выпустил когти прямо Скорпиусу в живот, и тот сделал над собой усилие, чтоб не зашипеть. — Увожу Ала, пока он никого не покалечил, он у нас такой. И потянул друга за дверь, со всеми прощаясь и улыбаясь. — Ну, показывай! — нетерпеливо сказал Ал. С огромной радостью сунув пищавшего котенка ему, Скорпиус спрятал вжавшегося в угол коробки карликового пушистика. — Довольно милое существо, — признался Альбус, повертев котенка, который, атакуя лапой, едва не смахнул с его носа очки. — А это что? — Не спрашивай, он был один и по акции. — Оказавшись в кармане, карликовый пушистик довольно заурчал. Спрятав котенка под мантию и прижав к груди, чтоб даже не думал сбегать, Альбус, поднимаясь по главной лестнице, которая тут же вздумала сменить направление, стоило поставить на ступеньку ногу, признался: — Знаешь, а у ботанов там не так-то и плохо. Чай, эклеры, вечеринка на Рождество, да и народец толковый… — Альбус, не пугай меня, — серьезно произнес Скорпиус. — Надо срочно найти тебе подружку. Или друга, тут уж как скажешь. — Да пошел ты. — Боюсь спросить, какая у них там вечеринка будет. Движ с плюй-камнями и отличницами. — А вдруг там круто. Будь там у них скучно, они бы уехали домой на каникулы. Скорпиус так и застыл на лестнице, как обухом по голове оглушенный. — Который час? Ал взглянул на циферблат наручных часов. — Пять минут двенадцатого. Ты чего? — Я должен был проводить ее на поезд! В секунду побледнев до оттенка гипсовой лепнины, Скорпиус ринулся вниз по лестнице, едва не падая при своей-то длинной мантии и грации полена. Ал так и остался стоять неприкаянным истуканом со жмыром под мантией — догонять ринувшегося в метель Скорпиуса было бы неосмотрительно. И холм занесло снегом, а тропа до станции совсем заледенела, хоть это и не сравнилось бы с теми неудобствами, как если крикнуть Скорпиусу вслед, что поезд со станции Хогсмид отправлялся в одиннадцать ноль-ноль.

***

В башне было тихо — Ал до конца не мог поверить, что гриффиндорцев на каникулы осталось лишь четверо. Девчонки с шестого курса, должно быть, просиживали день в Большом зале, и их можно было понять. Близился рождественский ужин, на столах то и дело появлялся горячий какао, печенье и рулеты с самыми разными начинками, так и маня ароматами выпечки, которую только-только достали из печи. Ал и сам бы с удовольствием приговорил пару больших порций, ведь есть хотелось очень сильно, но кто-то должен был составить компанию Скорпиусу и его депрессии. — Принести тебе рулетик? С джемом? — Принеси мышьяк, пожалуйста, — глухо прошептал с дивана скрюченный в позу грустного сутулого эмбриона Скорпиус. Альбус вздохнул и, приподняв голову Скорпиуса за волосы, подложил ему под щеку подушку для лучшего впитывания слез. — Перестань, уже не смешно, — в итоге не выдержал он. — Сегодня сочельник. — Дай мне умереть спокойно. Ал бы с удовольствием дал и пошел бы уже есть рулетики с какао, тем более, что близился вечер, пять часов, еще час и Джеймс вместе с Лили встретятся на перроне с родителями, совсем скоро начнется знаменитая поттеровская подготовка к рождественскому ужину: мать, вымотанная приготовлениями, будет нервной и усталой, отца будут дергать с работы, обязательно будут, голодные замерзшие дети с поезда, толпы родни и сотни писем с поздравлениями — и это все в кратчайший промежуток времени. За столом пренепременно будут обсуждать плохую успеваемость Лили, распущенность Джеймса, отцовскую работу, затем традиционно, ровно в двадцать один ноль-ноль, на домашний телефон позвонит дядя Дадли Дурсль, который будет в течение получаса монотонно поздравлять отца с праздником, с которым потом будет вынужден лично поговорить каждый племянник, чувствуя себя под взглядом отца словно под дулом ружья. Потом Лили радостно сбежит в комнату, наслаждаться долгожданным интернетом, а Джеймс тихонько сольется гулять с соседкой-маглой, это будет раздражать маму, тем более, что отец скорей всего уже будет вызван на работу… У них там у всех будет своя суетливая атмосфера, Ал же планировал обойти это хоть раз в жизни, всласть наесться сладостями и читать, лежа на диване перед камином в гриффиндорской гостиной, прямо у ёлки, чтоб боковым зрением видеть блеск игрушек и сияние волшебных огоньков. Но на диване растекался печальной лужицей Скорпиус, сладости в Большом зале ели без него, книга так и осталась на прикроватной тумбочке, а ёлку свалил три часа назад котенок североамериканского длинноухого жмыра. — Она со мной не заговорит больше, — сокрушался Скорпиус, елозя пальцем по старому ковру. — Я даже не смогу оправдаться. Надо быть просто конченым идиотом, чтоб не прийти на встречу с такой, как она. К таким, как она, на сломанных ногах приползают по гололеду вверх по холму. — Ну, объяснишь ей все после каникул. — Что объясню? Что не пришел проводить ее на поезд, потому что в это время был за сотню километров, искал кота для нашего ебанутого завхоза, ведь это приоритетнее? Ал не сдержался и фыркнул, уже представив, как зеленые глаза эгоцентричной Доминик расширяются от негодования и ярости, услышь она такую причину. — Я умру в одиночестве, — заключил Скорпиус. — Прямо как ты, Ал. Усевшись на пол и откинувшись на подлокотник дивана, Ал должен был признать, что токсичный угрюмый Скорпиус неистово убивал все остатки с трудом зародившегося праздничного настроения. — И с чего ты взял, что это было прям свидание? — напомнил Ал. — Она просто разрешила провести себя на поезд. — Если она просто разрешила провести себя на поезд, то почему под гостиной Когтеврана не стояла с пяти утра очередь из желающих дотащить ее чемодан до станции? Ты видел, как на Доминик смотрели в этом хоре лягушек? А в команде по квиддичу? Да в нее даже никто никогда не запускал бладжеры! — Тем не менее, никто в Хогсмиде не отбил ее от журналистов. — Какая уже разница, — отмахнулся Скорпиус. Альбус закатил глаза. Ох уж все эти разбитые сердца… жил же Скорпиус как-то шестнадцать лет без цепких пальцев когтевранской демоницы на горле? — Я раз сказал, и повторю. Это тебя Бог отвадил. Она очень тяжелый человек. Да, симпатичная, но там столько гонора, столько гадости за этой оберткой. И, пока Скорпиус не накинулся со шпагой на него, порочащего светлый образ Доминик Марион Уизли, Ал добавил: — А еще это тебе урок. Трижды подумай, прежде чем воплощать свои идеи в жизнь. Погнался за идеей зачем-то помогать Филчу, кстати, не подумав, а нужно ли это ему, и вот сейчас, в сочельник, лежишь на диване и шмыгаешь носом. Зато котенок есть. Скорпиус приподнялся. — Кстати про котенка. Слышишь? Ал навострил уши. — Что-то как-то слишком тихо. — Вот-вот. Котенок жмыра оказался на редкость шумным и шкодным, умудрившись в первый же час своего пребывания в башне Гриффиндора перевернуть вверх дном спальню, подрать коготками древний гобелен и свалить ёлку в гостиной. Тут же кинувшись обыскивать спальню, Скорпиус вмиг позабыл о своем разбитом сердце — тишина могла значить либо то, что умаянный устраиванием хаоса котенок уснул, либо то, что мелкое создание доедает эльфа-домовика, решившего сменить в спальне постельное белье. — Нету! — послышался из спальни мальчиков тревожный оклик Скорпиуса. Альбус, как раз шаривший под книжным шкафом, повернул голову. — Потряси ёлку. Но в ёлке, державшейся исключительно на духе праздника и изоленте, жмыра не оказалось. — Как вы могли не видеть, выходил ли из башни котенок? — возмущался Скорпиус, но портрет Полной Дамы не обращал на него ни малейшего внимания. — А если бы он что-то украл? Полная Дама, насвистывая себе под нос рождественские гимны, лишь ковыряла пальцами виноградную гроздь. Скорпиус сделал глубокий вдох — с Полной Дамой у него отношения были сложные, в силу неспособности его запоминать пароли. — Малфой! — окликнул его Ал, свесившись с перил. — Смотри! И указал вниз, на лестницу, как раз медленно изменявшую направление к шестому этажу. На одной из ступенек, беспечно вылизываясь, сидел длинноухий трехцветный котенок. Скорпиуса едва не хватил удар. — Боже, он сейчас упадет! Лететь вниз высоко, Ал и сам-то побаивался лестниц, и старался вниз не смотреть, когда поднимался по ним, да и вообще на этих ступенях надо было ходить аккуратно, об этом каждый год напоминала МакГонагалл первого сентября за торжественным ужином. — Бежим! — Скорпиус, рванувший его за руку, явно предупреждений не слушал. Придерживая на переносице очки и стараясь не смотреть вниз, Альбус поспешил следом. Оказавшись на пролете, к которому медленно придвигалась одна из лестниц, они смотрели на то, как котенок, приблизившись к краю ступени, поиграл с паутиной, растянутой между перилами, и даже чуть не грохнулся вниз, но, наверное, услышав, как сердца двух гриффиндорцев на мгновение замерли, преспокойно спрыгнул на шестой этаж и побежал вглубь коридора. — Где он? — рычал Альбус, который настолько не любил бегать, что уже хрипел и держался за бок. Скорпиус хотел было снять со стены факел, но не разобрался как, а потому подсветил мрачный коридор зажигалкой. — Люмос, — снисходительно произнес Альбус, достав палочку. Пятнистое чудище не было видно, что вселило еще большую панику — таким трудом и такими жертвами его раздобыть, чтоб оно сбежало и убилось на волшебных лестницах! — Почему ты не закрыл его в спальне? — Потому что он скребся. Ал хотел было язвительно ответить, что лучше бы у Малфоя в голове скреблись извилины, но пропажа неожиданно нашлась. Вернее была услышана — коридор сотряс звук, с которым на каменный пол падает груда посуды. — Зал трофеев, — с упавшим сердцем прошептал Скорпиус. Вход в зал трофеев представлял собой красивую кованную решетку с гербом Хогвартса. Дернув закрытую решетку и представив, как вместо вековых кубков и начищенных до блеска витрин в зале трофеев царит буйство битого стекла, Скорпиус вцепился в решетку: — Кс-кс-кс… — Да, конечно, щас он выйдет на твое «кс-кс-кс», после того, как что-то там расхреначил, — ворчал Альбус. — Брось, может, успеем выманить уродца на твоих канареек, пока… Пока вдали по коридору не послышалось хриплое дыхание, шаркающие шаги и стук швабры. Оттащив Скорпиуса от решетки и поспешив за угол, Альбус злостно думал о том, что, возможно, сочельник он проведет не с книгой у камина, а с веником и щеткой в зале трофеев, ведь старый завхоз Филч, уже спешил на звук хулиганства, медленно, хромая, аж задыхаясь и держась за сердце, но спешил, так и жаждя отходить будь то ученику, будь то полтергейсту Пивзу по хребтине своей шваброй. — Он все-таки вышел на мое «кс-кс-кс», — шепотом ликовал Скорпиус. Представив, что на «кс-кс-кс» Малфой призвал завхоза, который вышел из тени, Ал нервно хохотнул, но приглядевшись, увидел, что меж прутьев решетки протиснулся непослушный североамериканский длинноухий жмыр. Доковыляв насилу до зала трофеев, видимо, стараниями Пивза и хулиганов, мог с легкостью определить по звуку чего-то бьющегося в какой части этажа случилась авария, Филч на ходу ощупал карманы в поисках связки ключей. — Пивз?! — прогромыхал Филч, выискивая негнущимися пальцами нужный ключ к решетке. — Я знаю, что это ты! Дрожащей рукой направив ключ в скважину и злостно сопя носом, Филч попытался его повернуть, но тщетно. Зато, с трудом выдернув ключ и обнаружив, что вслед за ним из скважины тянется розовая жвачка. — ПИВЗ! Ругаясь, Филч с видимым усилием наклонился и попытался оценить, насколько плотно полтергейст накануне залепил скважину жвачкой. И только наклонившись, ухватившись за поясницу, увидел, что за его злоключениями наблюдает проказливый трехцветный котенок, который, надо отдать ему должное, скважину жвачкой залепить не мог в силу наличия лапок. Ал услышал, как Скорпиус, выглядывающий в коридор из-за его спины, подавился собственным ахом.  — Потерял своего хозяина? — наклонившись к жмыру так низко, что хруст поясницы прокатился по коридору эхом, поинтересовался Филч. — Ишь какой… ушастый. И даже перекошенная гримаса ярости из-за шума, жвачки и полтергейста как-то на долю секунды сошла с лица завхоза, когда пакостник-жмыр бдительно обнюхал протянутые к нему шишковатые пальцы и боднулся, высоко задрав хвост. — Ох уж эти дети, уродцы, выпросят у родителей зверушку, наиграются и бросят. Сколько я повидал таких вот не нужных никому жаб, ящериц… лису кто-то в девяносто втором приволок. Никто не отзывается потом на объявления, никто их не ищет, — причитал Филч и, осторожно подняв жмыра, который даже не попытался отгрызть ему руку, сунул за пазуху. — Ничего. Пойдем, накормим тебя хорошенько, а затем разберемся с треклятым полтергейстом… Ал потерял тот момент, когда вышел из укрытия за углом и смотрел прямо перед собой на то, как цокая палкой от швабры, ковылял обратно Аргус Филч, что-то рассказывая ушастому комочку, жалуясь, качая головой и не сомневаясь, что его слушают и понимают. И прокручивал в памяти, как наклонился, не щадя больной спины раздосадованный выходкой полтергейста Филч, как шкодный котенок боднул его пальцы, как позволил сунуть себя за пазуху — наверное, если и существовала любовь с первого взгляда, то это была она. Отрезвил ошарашенного Альбуса тихий всхлип позади. — Моя пиздося, — вздохнул он, обняв расчувствовавшегося Скорпиуса. И в любой другой момент всласть посмеялся бы с того, что сердце Малфоя нежнее лепестков эдельвейса, но лишь задумчиво похлопал по спине. А как же не задуматься, если абсолютно идиотская, импульсивная и заранее обреченная на провал идея, родившаяся в голове эксцентричного недоумка, возымела настолько обескураживающий, но по-своему правильный эффект? — Знаешь, — рассеянно произнес Ал. — Иногда мне кажется, что некоторые вещи ты понимаешь куда лучше меня. И эти вещи важнее хороших оценок и мнения со стороны — вот и думай потом, идиот ты или гений. Скорпиус широко улыбнулся. — Я ждал этих слов вечность. — Мы знакомы всего два года. — Нет, Поттер, — мечтательно протянул Скорпиус. — Мы знакомы вечность. В зале трофеев послышался звон стекла, сопровождаемый радостным улюлюканьем — видимо Филчу и его новому помощнику все же предстояло столкнуться в неравной схватке с полтергейстом, который отмечал праздник по-своему. Лестница, стоило Алу и Скорпиусу взойти на ступеньку, тут же решила поменять направление. И пускай, все равно они оба впервые за день никуда не спешили. — Может суши закажем? — Мы в Хогвартсе, Малфой. — А, ну да. Итак, какие у нас планы? — Не знаю. Пожрем? — М-м, отлично. И, раз уж ты признал, что иногда мои идеи бывают гениальными… — Прошу подчеркнуть слово «иногда». — … то у меня есть еще несколько предложений, как сделать нашу жизнь более… — Не в этом году, Малфой.

***

Облаченный в теплую фиолетовую кофту поверх изумрудно-зеленого атласного халата и в пушистые шапочки Скорпиус выглядел чуть более чем очаровательно. — Скажи мне, Альбус Северус, как человек рациональный и образованный. Как так выходит, что когда надо на первый урок, мы с трудом встаем в семь утра, а когда законный выходной, более того, праздник, в шесть мы уже свежи и бодры? Ал, который никогда в жизни не выглядел свежо и бодро, пожал плечами. — Рождественская магия. В общей гостиной пахло имбирем — неизвестно, кто оставил на каминной полке корзинку со свежими пряниками, но огромная ему за это благодарность. Ёлка, казалось, распушилась еще больше, словно ее никогда не сваливал коварный котенок, но вряд ли дело было в некой магии — нижние ветви подпирала гора подарков в цветастых обертках. — Угадай с трех раз, какие подарки прислали мне, — подмигнул Скорпиус. Альбус расхохотался. Сложно было не отметить аккуратные свертки, упакованные в строгую блестящую темно-зеленого цвета с лентами в виде черных переплетенных змей, рядом с которыми ярко контрастировала нежно-розовая коробка в мелкого золотого цыпленочка. — От мамы? — усмехнулся Альбус, сдирая бумагу со своих подарков. — От дедушки. — Скорпиус снял с розовой коробки крышку. — Только дедушка может дарить фамильное золото и «Большую Энциклопедию Родовых Проклятий» в такой коробочке. Тут же нацепив на запястье новенькие часы, присланные родителями, Альбус потянулся к свертку от бабушки, уже заранее зная, что там будет целый пакет домашнего печенья, завернутого в зеленый свитер. У Скорпиуса подарки всегда были… интересными. — Отец подарил мне трость, а мать — девять коробок бельгийского шоколада. Эти люди ждут, чтоб я стал хромым и умер от диабета. Неприметная корзина у ног Ала дернулась. — Это от Джеймса, — в ужасе произнес он. — Он два года подряд дарит мне боггарта. — Спасибо родителям за то, что у меня нет старшего брата, — покручивая трость, хмыкнул Скорпиус. — Ну, открывай. — Ага, шас. Чтоб опять полезли сколопендры, а я вместо рождественского пунша пил успокоительное? — Ала аж передернуло. И решительно отодвинул корзину подальше, но присмотрелся к бирке. — Это тебе. — Я какое Джеймсу плохое зло сделал? — вскинул брови Скорпиус. И взглянул на бирку, где под его собственными инициалами красовалось лаконичное «В». — Ох, лучше б от Джеймса. — От кого это? — Презент от отчима. Спорим, там или волшебные розги, или лепрекон, наученный читать нотации? Или бладжер, который сейчас прилетит мне в лицо. — Открывай уже. Подцепив пальцами застежку, Скорпиус не без опаски откинул крышку корзины и даже отклонился назад. Но, услышав тихое мяуканье, не веря ни ушам, ни глазам, ни пальцам, которые приветливо обнюхивал и покалывал усами угольно-черный котенок. — Кошка. Настоящая, — благоговейно прошептал Скорпиус. — Это карма, Малфой, не иначе, — поразился Ал. Но разве его слышал друг? Да даже если бы Альбус сейчас с ноги снес ёлку и прыгнул в камин, Скорпиус бы не заметил, ведь теперь у него была… — Кошка! Настоящая кошка! Смотри! — тыкая котенка Алу в лицо, шептал он. — Вот она какая, у нее лапки! И нос, и даже глаза! Смотри какая! Зачем ему дарили из года в год фамильные драгоценности, какие-то умные фолианты, трости всякие? Неужели никто не додумался подарить Скорпиусу животное, ведь только слепо-глухо-немой не знал, как он мечтал о питомце? — И даже не пришлось продавать душу дьяволу! — Вряд ли кошки любили объятия, от которых их глаза увеличивались в полтора раза, но хриплое мурлыканье стало лишь громче. — Боже, меня же папа домой не пустит теперь… Ну да похуй, мы будем с тобой бродягами! — Что, может быть, стоит дать отчиму шанс? — отправив в рот печенье, подмигнул Ал. Скорпиус тут же посуровел со всем старанием человека, по которому ползал котенок. — Шанс? Закрыть малыша в корзине! Я еще узнаю, как он его сюда отправил! Что взять от человека, которому бладжер прилетал в голову сотню раз и отбил все зачатки мозга? — Твой отчим любит квиддич? — Не так, как разрушать чужие семьи. — Но напускная суровость не могла не быть повержена улыбкой. — Ты посмотри какой у меня котенок! Так, нужно придумать тебе величественное имя, чтоб ты соответствовал Благороднейшему и Древнейшему Семейству Малфой. «Неудивительно, что именно ты смог понять Филча», — подумал Ал, не сдержав усмешку. И потянулся к очередному подарку от дядюшки. — Флаундер! — воскликнул Скорпиус, подняв котенка высоко над головой. — Очень величественно. Позволь утончить, ты назвал кошку в честь рыбы из мультфильма? — Да, все верно. Переглянувшись и обменявшись долгими серьезными взглядами, друзья в итоге не сдержали улыбок. — Счастливого Рождества, Поттер. — Ну да.

— Круто, а это девочка или мальчик? — Лили осторожно сняла розового карликового пушистика с плеча и посадила на стол. — Это трансгендер, — серьезно ответил Скорпиус. — Ого. — А ты думала. — Спасибо! А есть имя? — Придумай сама. Лили, стянув с головы шапку, стала похожа на рыжий одуван. — Во, — гордо продемонстрировав братьям пушистика, похвасталась она. — Что подарил мне Скорпиус. Этот комочек питается пылью. — Так маме и скажешь, что у тебя в комнате не срач, а угодья для карликового пушистика, — кивнул Альбус. — Ну так что, как все прошло? Во сколько отец умчался в министерство? Джеймс прислонил чемодан к гриффиндорскому столу и расстегнул куртку. Красный от мороза и усталости, видимо дорога от станции в метель была той еще. — Считай, только забрал нас с вокзала и вернулся к десерту. Ничего нового. Действительно ничего нового. — И что вы делали, пока его не было? — Известно что. Обсуждали мою половую жизнь. За столом, со всеми родственниками, — сухо сказал Джеймс. — Хрен кто узнает мой адрес, когда я съеду. — То есть, мы съедем? — вклинилась школьная староста Полли. — Да, да, мы, — подняв взгляд к потолку, протянул Джеймс. Под потолком Большого зала как раз бушевала метель, полностью дублируя погоду за окном. — А ну разошлись по комнатам, нечего нести в зал слякоть! — Аргус Филч, стуча шваброй и ведром, пронесся между гриффиндорским и пуффендуйским столами. — Пошли прочь! Ну, давайте, вон отсюда с вещами! В вестибюле и без того развели болото! Пятнистый жмыр, смешно вертел головой, выглядывая из нагрудного кармана его старого одеяния. Ноя и ругаясь, усталые ученики потащили чемоданы на лестницу. — Надо же, даже не упомянул про розги и отрубание пальцев правонарушителям, — заметил Джеймс, провожая взглядом Филча, принявшегося за уборку талого снега и луж. — Ты идешь? Чего замер? Скорпиус действительно замер на ступеньке, образовав на парадной лестнице пробку. Ахнув и подавшись обратно, лишь завидев в мелькнувшие под шапкой чьи-то рыжие волосы, он недовольно выдохнул, когда это оказалась Роза. — Пошли уже, — Ал толкнул его вперед, на следующий лестничный пролет. — Вы не видели Доминик? — спросил он сразу и у всех, кто двигался вверх, в гриффиндорскую башню. — Если поехала на карете, то я ей не завидую. — Она и поехала на карете, — сообщила Лили. — Я ее видела. — Тогда я ей не завидую, — отозвался гриффиндорец-четверокурсник. — Кареты встряли в снегу, Хагрид насилу успокоил фестралов. — Да уже должны добраться, скоро же ужин. — Вот это аргумент, Лили, ужин — веская причина для метели исчезнуть. Стой, ну куда! — не успев схватить Скорпиуса, кинувшегося обратно вниз, воскликнул Альбус. — Да погоди! Не сдует твою Доминик ветром! Джеймс, задумчиво глядя ему вслед, покачал головой. — Был парень и нет парня.

***

— Заходите, быстрее, нельзя пускать холод в замок, — ворчал Филч, елозя тряпкой по каменному полу. — Отряхивайте ноги! Да, вот так вот. Не теряем шапки! Чья шапка? Стой! Куда побежал? Но Скорпиус, не слыша его, промчался меж спешившими в тепло старшекурсников, попутно высматривая в них нежные черты и волнистые рыжие волосы. Выбежав во двор и дрогнув от порыва ветра, он запахнул мантию у горла и принялся жадно выглядывать в поднимавшихся к замку группках учеников знакомую фигуру. — Доминик! — заорав как припадочный и перепугав некоторых, Скорпиус заглушил даже свист ветра. Замерзшая, взлохмаченная, в промокшей куртке и с тяжелым чемоданом в озябших руках, она повернула голову. — Доминик! — Скорпиус бросился к ней так резко, что подружки-когтевранки всерьез задумались, не маньяк ли он. — Чего ты хочешь? — Девки, идите, он не отстанет, — вздохнула раскусившая нрав Скорпиуса Доминик. — Чего надо? Скорпиус, бережно взял ее за локоть (что еще больше напугало подружек-когтевранок) и отвел с пути к большим окнам первого этажа. Сомнительно оценив перспективу стоять по щиколотку в снегу, но зато под фонарем, Доминик начала дышать на покрасневшие от холода ладони. — Что ты хочешь, Малфой? — Пожалуйста, дай я объясню. — Объяснишь, почему я не могу сейчас зайти в теплый замок? — Нет, но это тоже. — Скорпиус покрылся красными пятнами и очень надеялся, что это не было заметно. Хотя бы не так заметно, как его неловкое заикание. — Я не продинамил тебя тогда. Вернее, как бы да, но я не хотел… — А-а-а, — холодно протянула Доминик. — Ты про то, как я час ждала тебя с вещами у ворот на морозе в метель? — Да. — Пошел ты. Скорпиус в ужасе и отчаянии вцепился ей в куртку. — Ну пожалуйста, дай я объясню. Я не хотел тебя кидать, да я ни к одному экзамену так не готовился, как к этой встрече. Но случилось… И осекся, прекрасно понимая, что адекватным языком не объяснить прагматичной и такой далекой от него Доминик, что могло заставить любого здравомыслящего парня, на месте которого с радостью бы выстроилась очередь из желающих, не прийти на встречу. «Я променял тебя на завхоза». — И я не могу объяснить, что случилось, чтоб ты не подумала обо мне как о конченом придурке. — Я так и думаю сейчас, — подтвердила Доминик. — Все сказал? Очень холодно. Глядя из окна второго этажа на то, как рушатся небесные замки Скорпиуса Малфоя, Альбус почувствовал себя как на экзамене по астрономии — сам ничего не понимал, но другу помогать надо было. Бедный Скорпиус, как ребенок, краснел и бледнел, не мог ни звука внятного вымолвить. «Ну ты все-таки сука», — злостно думал Альбус, сверля рыжую макушку взглядом, несмотря на то, что сам окажись на месте кузины, еще бы и треснул Скорпиуса по лицу своим багажом. И вот она развернулась, подтянув к себе чемодан, и потопала на расчищенную от снега дорогу. — Что? — обернулась Доминик, услышав за спиной бормотание, которое приняла за ругательство. — Если ты сейчас уйдешь, ты никогда не будешь счастлива так, как если останешься еще на одну минуту. Альбус закрыл лицо рукой. — Что ты сказал? — с вызовом прорычала Доминик. Скорпиус выглядел так, будто попутно вспоминал слова, которые забыл. — Да, я не пришел на встречу, я идиот. И если я объясню почему я не пришел, где я был и что делал, ты или не поверишь, или посмеешься, хотя, нет, может и поймешь, ведь мы с тобой из одного сплава, ты бы поняла, точно поняла. Доминик моргнула, не понимая ничего. — Никто и никогда не будет любить тебя так, как я. Да, мы никогда не дружили близко… мы вообще не дружили, но все, так случилось, это навсегда, это… это мактуб. — Скорпиус так глубоко вздохнул, что чуть не закашлялся от ледяного воздуха. — Я всегда буду рядом, любопытные репортеры — не единственное, от чего я буду тебя спасать. Я не прошу признаться мне в любви, только один шанс. Дай мне шанс и никогда об этом не пожалеешь, не дашь — я отстану. — Точно отстанешь? — уточнила Доминик. «Ну ты тварь, Доминик, ну ты тварь лютая» — Ал, глядя на них из окна, заранее ненавидел кузину. Позади на узкой лестнице, послышались шаркающие шаги. — Да, у меня теперь есть кошка, разбивай мое сердце сколько хочешь, я переживу, — улыбнулся Скорпиус. Доминик откинула капюшон и ее рыжие волосы взметнулись от ветра. Поглядев на Скорпиуса задумчиво, но не без презрения, она закусила губу. — А как же Ал? — Ой, блядь, вспомнила! — в один голос воскликнули и Скорпиус, и глядящий на него Альбус. На подоконник опустился латунный фонарь. Альбус вздрогнул, когда за его спиной, извечно хрипя и сопя, завхоз Филч вытянул шею в окно. Пахло от Филча чистящими средствами и нафталином. Рядом с фонарем на подоконник из нагрудного кармана шлепнулся котенок североамериканского длинноухого жмыра. — Итак, что мне сделать, чтоб ты отстал от меня? — послышалось внизу. — Помоги-ка мне, парень, — сказал Филч, подняв к подоконнику тяжелое ведро. Альбус, прислушиваясь к сбивчивому ответу Скорпиуса, машинально подхватил ведро под ржавое дно и толкнул на подоконник. И тут же спохватился, но Филч уже вылил содержимое — ледяную воду, которой драил вестибюль, прямо на головы парочке, стоявшей под окнами. — Все в замок, было сказано! — рявкнул он следом. — Бегом! Закрываю двери! Ал высунулся в окно, в ужасе глядя на мокрого до нитки Скорпиуса, кинувшегося отводить заледенелую шокированную Доминик в замок. Видимо, серьезный разговор был окончен. — И отряхните ноги! Не несите снег в Большой Зал! — с удовольствием гаркнул Филч, закрыл окно и повернулся к Алу. — А ну пошел прочь! Ужин для всех! И не натопчи. Ал стоял, не шелохнувшись, лишь нервно сглотнул. Филч подхватил пустое ведро, подхватил фонарь и затопал обратно, вниз по узкой лестнице. — Мисс Норрис. Котенок спрыгнул с подоконника и, задрав хвост, поспешил следом.

***

Закутавшись по самые щеки в колючее одеяло, с которым за второй день в больничном крыле уже сроднился, Скорпиус высунул из своего теплого кокона руку и обмакнул перо в чернильницу. Чернильница опасно качнулась на краю кровати, что вызвало у проходившей мимо мадам Помфри полный негодования взгляд. — Сколько, говоришь, заданий из подготовительного сборника для С.О.В. ты сделал? — глядя, как Скорпиус переписывает ее конспект по трансфигурации с начала октября, поинтересовалась Доминик. Оторвавшись от конспектов, Скорпиус с удовольствием взглянул на нее. Даже в пижаме и его теплой кофте, с шарфом на горле и с опухшими глазами, простуженная и с неряшливым пышным пучком на макушке она была прекрасна. — А есть сборник? — Понятно. Она фыркнула — И как ты думаешь сдать трансфигурацию на свой проходной «Превосходно»? Скорпиус пожал плечами. Как для человека, над которым медленно, но верно нависала безысходность, он был непозволительно радостным. — Пиши давай, — придвинув к нему свой конспект ближе, напомнила Доминик. — Ты хоть понимаешь, что списываешь? — Да, — покачал головой Скорпиус. Доминик глубоко вздохнула и подсела ближе. — Ладно, еще раз… Неблагодарная работа учить уму-разуму самого расхлябанного лентяя Гриффиндора, и Ал, глядя с порога больничного крыла на эту пока еще идиллию, с удовольствием и торжественно передал эту прерогативу Доминик. Она как раз, наклонившись над своими записями, что-то с умным лицом поясняла, водя по пергаменту пером, Скорпиус делал вид, что не понимал, хмуря брови. И поднял вдруг взгляд в сторону дверей, где стоял Альбус, усмехаясь каблуку, нависшему над его белобрысой головой на ближайшие сто лет. «Я тебя понял», — безмолвно кивнул Ал и тихонько прикрыл двери в больничное крыло.

***

*** — Короче говоря, на первое свидание с вашей мамой ваш папа не пришел, а попытка выпросить второе закончилась тем, что им на голову вылили холодную грязную воду, которой мыли половые тряпки, после чего они почти неделю проболели в больничном крыле. — Альбус сунул руки в карманы старой потертой кожаной куртки и зевнул. — Итак, они женаты уже шестьдесят лет. Я часто себя спрашиваю почему. Но Бет смотрела на него снизу вверх так серьезно, что Ал осекся, в очередной раз поняв, что юмора крестница не понимала. — Хорошая история. Но вы правда думаете, что я в это поверю? — Почему бы и нет? Когда вашему папе было шестнадцать, все, что его интересовало в рождественскую ночь — это кошка, С.О.В и ваша мама. А вы из-за снега переживаете, леди Элизабет. Переступив лужу на тротуаре, она прикрыла глаза. — Рождество без снега. Как такое бывает? — Привыкайте, это Лондон, — напомнил Альбус, краем глаза наблюдая за выражением ее бледного лица. Она была очень странным ребенком. Будто родилась не в то время, не в том месте, не у тех родителей. Ей было всего десять, а она уже была другой. Не из тех детей, чьи коленки всегда будут разбитыми, даже не из тех у кого от компьютера были вечно красные глаза, не из вечно лохматых, сколько не причесывай, не задающая детских наивных вопросов, да и вообще с трудом находившая в себе смелость говорить. Она стеснялась всех, кто хоть как-то отличался от отца и матери, маленькая, хрупкая — канареечка в клетке. Но Ал замечал, что крестница к нему тянулась. Неловко, стесняясь, что было ему непонятно — он же крестный, не лучший, но понятный, искренний. И Альбус, в жизни так никогда не фильтруя поток речи, смущался, когда замечал, что девочка, так похожая на его некогда лучшего друга, тоже смущается. Ей десять, а каждая попытка общения дается трудом. Скоро ей в школу, если, конечно, Скорпиус позволит канарейке летать, и ей там будет нелегко. — Почему вы больше не приходите к нам? Элизабет редко задавала вопросы, но частенько ставила ими в тупик. — Я пьяница, милая леди. — То-то я смотрю, отец прячет бурбон. Альбус расхохотался, а девочка смущенно отвела взгляд и улыбнулась. Десять, ей всего десять, а она могла выдавать такие перлы! Это не вычитать в интернете, не услышать от взрослых, это самый настоящий сарказм — тонкий, как бы не с целью обидеть, но с ноткой желчи. Такой рождается у людей умных, красноречивых, изысканных, ведь нужно быть отнюдь не простым обывателем, чтоб заменить одно грубое слово десятком обыденных, но чтоб звучало куда как более колко, нежели простой мат. Мастерство сарказма, изысканной иронии — то, чего так не хватает миру, то, чего так не хватало собственным детям Альбуса. Да с таким потенциалом, да с таким генофондом, леди Элизабет могла бы строить и учителей, и учеников. Но такая она была нежная, робкая, правильная… «Отправьте ее на месяц ко мне!» — так и билось в глазах Ала. — «Девчонка хоть жизни понюхает». — И все же. — Кукольное детское личико посерьезнело. — Что между вами произошло? Внутренний чертик, скребшийся о ледяную решетку давно загубленной души, так и подмывал сказать, как есть. Без прикрас. Тряхнуть за плечи девочку, что не от мира сего, вразумить, что папа ее ни разу не добрый волшебник, прячущий бурбон. Что единственная причина, почему Альбус вежлив и добр к ней, это ее мать, которая хоть и частенько высказывала ему свое «фи», но всегда была честна. Ал снова опустил взгляд, умом понимая, что никогда этого не сделает, хотя бы потому, что его странная крестница была очаровательна. Даже не смотря на то, что была так похожа на своего отца. — Я расскажу вам однажды. Может быть. Не спрашивайте отца. — Почему? — Потому что у вас лучший отец, которого можно представить. И никудышный крестный-пьяница. — Так расскажите. — Не сегодня, Бет. Бет придержала на шее белый кашемировый шарф, который взметнулся назад от порыва ветра. — Потому что я слишком мала? — Потому что сегодня сочельник, — подмигнул Альбус. — Купить вам яблоко в карамели? — Я не ем сладкое, спасибо. — Простите, но вы очень странная. Они усмехнулись одновременно. Район Сохо, сколько бы лет не прошло, сколько бы новостроек не выросло, а всегда будет наводнен людьми, особенно в праздник. На тротуарах, обычно, не протолкнуться, но в этом году повезло — слишком слякотно. Но те прохожие, которые шли навстречу, не боясь луж и срывавшихся с неба капель, поглядывали с интересом, с опаской: Ал, в старой потертой кожанке, не по размеру большой, потрепанный, неприветливый, со шлейфом перегара и с тлеющей сигаретой во рту, а рядом, хоть и на некоторой дистанции, холеная девочка в аккуратном черном пальто, с гладко собранными в узел пепельными волосами. Со стороны казалось, будто ее похитил собственный крестный. — То, о чем я говорил, — подмигнул Альбус, когда они приближались Шафтсбери-авеню. Хоть и внутри все словно костлявая рука сгребла в охапку. Скорпиус Малфой расхаживал у ступенек, накручивая себя минимум о сотне злачных мест, куда мог Альбус Северус Поттер отвести его драгоценную наследницу в сочельник. Однако, еще на светофоре, вдалеке, увидев их и убедившись, что все в порядке, на карманных часах ровно восемь, как и было оговорено, что в руках у Элизабет ни бутылки, ни ножа, и что, сам факт, она возвращается, даже, кажется, улыбается — значит, все прошло гладко, Альбусу хватило сил и мозгов не вспоминать обиду хотя бы в этот вечер. А значит, Скорпиус зря не находил себе места. Они остановились, вернее, Ал остановился, на расстоянии шагов десяти, неприязненно глядя перед собой. — Спасибо за книгу, — поблагодарила Бет. — Не за что. Дверь за ней закрылась быстро — они со Скорпиусом оба проводили ее взглядом. И, оставшись в самом людном районе Лондона вдвоем, друг напротив друга, переглянулись издалека. Альбус отвел взгляд первым и, не утруждая себя светскими прощаниями, зашагал в обратном направлении. Скорпиус пару секунд глядя, как он идет прочь, прикрыл глаза, опять себя коря, потому что это так неправильно, так гнусно, грубо… — Поттер! — взяв у совести аванс, окликнул он, без малейшей надежды на то, что тот обернется. Альбус обернулся. Между ними приличное расстояние, чтоб вот так вот просто обернуться на людном тротуаре и не показаться странным. Но, что такое это «приличное расстояние» по сравнению с пропастью последних лет? — Счастливого Рождества, Поттер. Величественный аристократ, холодный, суровый манипулятор и беспринципный серый кардинал, он на короткий миг секунды показался тем подростком, который то ли гений, то ли идиот, который пропустил свидание, чтоб достать завхозу котенка. — Ну да, — ответил Альбус, и даже впервые за долгое время коротко ему улыбнулся. Значит — не все потеряно. Значит однажды, просто не сегодня.