***
Аккуратность не свойственна Райту. Его рабочее место находилось в беспорядке со множеством скинутых друг на друга папок и файлов, занимавших весь стол. Малышка Перлс всегда ругалась и жаловалась на небрежность адвоката, и, пожалуй, это единственное, что заставляло того хотя бы изредка перебирать и составлять документы по полкам в алфавитном порядке. Обычно Феникс как можно дольше это откладывал; ему было вполне комфортно: всё под рукой. Тем не менее, даже Гамшу, известный своей неряшливостью, отмечал бардак в его кабинете. С квартирой сложнее. Здесь ничьи слова не служили побуждением убраться раз-другой: Феникс наводил порядок только перед приходом Майи и Перл, хотя первая чаще появлялась неожиданно. Она лишь отшучивалась и колко, но беззлобно подначивала Райта по поводу общего бедлама, но не более того — медиум и сама не похожа на чистоплюя. Для Ларри вообще не утруждался: у него, Райт был уверен, всё обстояло намного хуже. Другое дело — Эджворт, который крайне придирчив и щепетилен в данном вопросе. Злить или расстраивать пассию в намерения Феникса не входило — придётся постараться усерднее обычного. Как и основательно подумать над тем, что адвокат подаст к столу. Райт небольшой кулинарный эксперт, хотя готовить умел — опять же, на базовом уровне. В университетские годы это было необходимостью — способом выживания, ведь заказная еда — дорого, а на одной лапше и макаронах желудок испортишь. Пришлось научиться, особенно после расставания с Айрис. Феникс повёл кистью по подбородку, впадая в раздумье, — он мог организовать для них что-то самостоятельно. Всегда можно позвонить в доставку, если Эджворту не понравится, верно? К тому же, научиться готовить получше его мотивировала всё та же Пёрлс, которая в свои года разбиралась в традиционной еде гораздо лучше нерадивой кузины. Феникс читает рецепт в одном из случайных журналов, оставленных в его квартире стихийным бедствием, известным как Майя Фей. Большинство из них о Стальном Самурае, но в жёлтой прессе пока присутствуют и другие колонки. Клянётся, он однажды принесёт их в бюро, но всякий раз забывает — да и все эти бликующие глянцем страницы уже стали частью паттерна неаккуратно составленных на полу книг по юриспруденции, забытых где-то на десятой-двадцатой странице и ни разу не дочитанных до конца. Придётся и их расставлять по местам. За годы холостяцкой жизни Феникс научился многим вещам. Мясо лучше брать в лавке — там дешевле — и лучше с утра, после привоза (не то чтобы адвокат им себя баловал); заболел — аптека в двух кварталах от дома (частое место для посещений в это время года); хлеб в пекарне неподалёку по пути с работы; цветы — в магазинчике через перекрёсток за углом… Феникс не смог удержаться и не заглянуть туда снова. Адвокат просит девушек завернуть пять красных роз — его несколько раз уверили, что они не страшны для аллергиков, кроме того, это один из двух видов цветов, которые Райт отличал. Все остальные для него сливались в одно. По возвращении он ставит их в непримечательную тонкую вазочку, купленную когда-то, чтобы держать цветы в подарок Айрис. В ней даже успел побывать букет для Франциски. Вечер пятницы знаменовал собой невыносимые боли в суставах. Райт то и дело ощущал внезапные прострелы в шее, из-за которых ею хотелось сильно хрустнуть, но в то же время адвокат переживал, что от пары неправильных движений скелет буквально рассыплется на крошки. Меж лопаток встрял кол, на который намотались прилегающие нервы: пришлось ехать аккуратно, чтобы не защемить и не схватить последующие судороги. Феникс постучал кулаком по позвонкам, сцепил за спиной руки в замок и хорошенько потянулся, расправляя плечи от привычной сутулости. Усталость как рукой сняло. Райт заслужил отдых после усердной работы, однако времени на него не много: надо закончить начатую и брошенную ранее уборку, чтобы не заниматься ею потом.***
На часах 7:15 — только-только занимается рассвет. Феникс на ощупь находит на полу источник осточертевшего ему пищания — свой телефон, — с переменным успехом пытается разлепить хотя бы одно веко, потирая то каждый раз, чтобы в размытом спросонья фокусе перевести будильник. Сначала на десять минут, пятнадцать, полчаса, а затем полноценно на час. Райт откидывает его обратно и практически сразу погружается в сон: в выходные он всегда просыпался очень поздно. Спит не час, но два — что тоже неплохо. Адвокат потягивается на кровати, щурясь от лучей уже вставшего солнца, переводит взгляд на экран телефона: 9:30 a.m. Эджворт ни за что не опоздает — наверняка даже придёт раньше, — так что терять время непозволительно с учётом того, что Феникс проспал. Райт жарит любимые в детстве картофельные оладьи, периодически по неосторожности обжигаясь мелкими брызгами шипящего масла. Мечтательно перебирает лопаточкой и переворачивает жёлтые таблеточки на сковородке, постепенно покрывающиеся ярко-рыжей корочкой, поочерёдно снимает — одну едва не роняет — и бросает новую партию, опять забыв о кипящем золотистом масле. Овощной гратен — тоже прямиком из детства — остывает на тарелке, вылезая концами за край, потому что противень только один, и сейчас он занят куриной грудкой в томатном соусе с сыром. Феникс её недавно поставил, так что запекаться та будет ещё минут сорок-тридцать, согласно вырезке из журнала. Оставалось только надеяться, что всё пропечётся и не сгорит. Через распахнутое окно тянет какой-никакой сквозняк непривычно жаркого для этого времени года дня, заставляя короткие занавески качаться. От плиты пышит жаром настолько, что крохотный вентилятор на небольшом раскладном обеденном столе не справляется вовсе. Феникс ополаскивает пострадавшие предплечья ледяной водой, пересчитывая мелкие красные пятнышки, не ставшие полноценными ожогами, и задумчиво возвращается к своим оладьям, как слышит раздражённый звонок в дверь. У Райта привычка такая дурацкая: никогда не спрашивать, кто пришёл, просто сразу открывать дверь. Да и сейчас это точно не требовалось. Несмотря на всё, Феникс немного опешил при виде прокурора: он, по своей невнимательности, совсем забыл проверять время, реагируя только на звонок таймера. Райт виновато свёл плечи, бросил взгляд куда-то в стену и сконфуженно улыбнулся в привычной манере, объясняясь перед Эджвортом за свой несносный вид. Майлз покачал головой. — Твоя безалаберность однажды в могилу сведёт. Феникс, невзирая на укор, неуклюже перевёл взгляд тёмно-синих глаз обратно на прокурора. Одет тот всё так же вычурно, как и всегда: было похоже, что он скорее собирался на какую-то закрытую вечеринку для аристократов, нежели на домашние посиделки. Элегантно обвивший изящную бледную шею красный крават; чёрный атласный пиджак, детально подчёркивающий прямую, гордую осанку; светло-серый, практически белый жилет с едва заметной текстурой полоски. Образ, который до этого совсем не вязался с самим Эджвортом. Хотя нет, он отдалённо отдавал чём-то знакомым. Райт застыл в немом восхищении. Адвокат понимал, что, хоть Эджворт и абсолютно точно женат на работе, у него определённо имелся другой выходной костюм, а то и целый гардероб — представление о том, что у прокурора огромный платяной шкаф, заполненный идеально выглаженной дорогущей одеждой, но при этом ни разу не ношенной, заставляет Феникса издать тихий смешок. Не зря все юбки в прокуратуре и даже за её пределами считали Эджворта невероятно привлекательным, галантным молодым человеком, несмотря на очевидную педантичность, а порой и сварливость характера. Феникс тешился мыслью о том, что прокурор выбрал его, а не одну из этих кокеток: с лицом заядлого ловеласа можно было всякого ожидать. Адвокат старательно пытался сделать вид, что не глазеет, но провалился с треском — его партнёр уж очень хорошо выглядел. А тот факт, что он, возможно, один из немногих, кто видел Эджворта в таком виде, делал всю ситуацию ещё более милой. В самом деле, почему он не ходит так на работу? Феникс, вернувшись, наконец, в реальный мир, делает гостю самый очевидный и нелепый комплимент, приглашая войти, а не стоять на пороге. Под предлогом буквально только что прозвеневшего таймера просит у едва смущённого прокурора пару минут, чтобы привести себя в порядок: сменить забрызганную футболку с небольшой дыркой где-то под лопаткой, которую Райт, конечно, мог зашить, но вечно ленился, ведь всё равно носил только дома, и, пусть и длинные, шорты, также рассчитанные для домашней носки. Укладывать волосы в привычной манере времени не нашлось — пришлось попросту зачесать всё ещё колючки, но не такие крепкие, как после геля, назад. Майлз проходит в узкий коридорчик и замечает у стенки две пары белых тапочек для гостей, на которые не обращал внимание раньше: одну побольше и другую поменьше — очевидно, предназначенных для сестёр Фей. Наверняка Майя просто скидывала «уконки», как часто их называла, и бегала по квартире босыми ногами, что надоело Райту настолько, что тот даже приобрёл для неё свою пару. Юная леди же была намного воспитаннее, но и её адвокат вниманием не обделил. Прокурор поспешно переобувается, вешает на старые деревянные плечики пиджак и проходит в небольшую комнату наподобие гостиной. Когда Эджворт случайно был здесь в последний раз, он отметил, что «погром» — слишком деликатное слово для описания состояния, в котором находилась квартира Райта. Прокурор в очередной раз был в некоторой степени восхищён упёртостью и безграничной мотивацией адвоката — его должно похвалить, но из уст Майлза это прозвучит чересчур иронично. Эджворт оставляет свой дипломат у дивана и возвращается обратно за небольшой картонной коробочкой, смазанно цепляя взглядом ярко-красные пятна роз. Хотя предмет воздыхания всех женщин, как ни странно, разбирался в цветах ещё меньше, чем Райт. Что ж, он предусмотрительно выпил противоаллергенные, чтобы не давиться пылью и пыльцой в воздухе в самом тривиальном варианте. Феникс скоро возвращается уже в куда более презентабельном виде. Ставит блюдца на невысокий столик, за которым, видимо, и предстоит обедать, наряду с тарелками и столовыми приборами — и только сейчас Майлз, как следует приглядевшись, отмечает на ещё не до конца отмывшихся от свёклы фиолетовых ладонях адвоката пару дурацких детских цветных пластырей, хаотично расклеенных по пальцам. У него что, других не нашлось? Эджворт хотел было сказать, что не стоило так утруждаться ради него, но подумал, что прозвучит слишком грубо. Феникс, прихватив полотенцем, приносит только что вынутый из духовки противень с горячим и ставит на деревянную дощечку для резки. Неплохо. Для первого раза. Хоть Райт и абсолютно забыл, что дальний правый угол по неизвестной причине жарит сильнее остальных, поэтому он покрылся более тёмной корочкой, чем ожидалось. Феникс отряхивает руки и финальным штрихом выставляет купленные на днях несладкие лимонные кексы. — С этим я промахнулся, — роняет Эджворт и передаёт адвокату коробку с, как оказалось, коричными булочками. Феникс лишь улыбается, благодарит его и ставит раскрытую коробочку на свободное пятно столика. Эджворт проходит в сторону уборной, жмурясь от ярких потоков солнечного света со стороны кухни. Если окно, выходящее на узкую полоску балкона ещё было кое-как вычищено, то другое, как раз кухонное, с видом на парковку и старый клён, подпиленный к весне, оставалось под сантиметровым слоем пыли. Феникс не трогал его с самого своего переезда. С момента визита в «Wright & Co.» прокурор обнаружил далеко не самые чистые окна, наполовину скрытые за горизонтальными жалюзи. Ещё тогда он длительно вглядывался в них, негодующе изучал каждую пылинку. Однако напрямую так и не решился спросить, в честь чего такие натянутые отношения со стеклом, когда вся сантехника идеально вычищена. Майлз чувствует резкий запах дегтярного мыла, пропитавший насквозь размером квадрат на квадрат ванную комнату, которое Феникс, разумеется, хранил без футляра. С днища стекает выступившая от постоянной влажности дёготь — ещё одно подтверждение того, что среди из без того дешёвого, Райт выбирает самый дешманский вариант. Фениксу невдомёк утончённые вкусы прокурора — главное, что хорошо чистит, к тому же сушит сильно лоснящуюся кожу. Эджворт проводит пальцами по внутренней стороне ладони со скребущимся звуком, привыкая к новому ощущению сухости. Солнце зарится на лицо Райта, заливая его золотым пламенем. Лучи только начавшегося дня играют на скулах адвоката, и Майлз вспоминает, что Феникс, будучи ребёнком, всегда искристо улыбался. Прокурор присаживается рядом — в первый раз ближе, чем в метре, за время их не таких уж продолжительных отношений. Райт ненадолго отворачивается, чтобы предложить закуски, и Эджворт, в напряжении невольно обостривший все чувства, сквозь свой дорогой одеколон читает тот же запах, что сейчас исходит от его собственных рук, без привычной мятной примеси. Мгновенно приводя мысли в порядок, прокурор благодарит Феникса за проявление гостеприимства. Адвокат лопаткой прорезает и накладывает себе еду: не много, потому что столько есть не привык. Эджворт же не решается. Из оладий просит самую хорошо получившуюся среди огнисто-рыжих, но не столько из брезгливости — скорее, из старой привычки, отказаться от которой даже спустя длительное время не представлялось возможным. В ответ Райт беззлобно дразнит его, но послушно исполняет кроткую просьбу. Непрофессионально, но всё равно неожиданно вкусно. Майлз давным-давно позабыл вкус домашней еды со всей вложенной в неё душой: только с трудом может вспомнить, как каждый раз на завтрак ел омлет отца, и каждый раз пригоревший снизу, но всё равно превкусный, ведь Грегори им гордился. И сыном, и омлетом. Вспомнить, как Феникс приносил обед из дома, как делился с ним и с Ларри этими самыми оладьями и как они втроём обедали вместе вперебивку с бессмысленными разговорами обо всём, но при этом ни о чём вовсе. Какая-то детская часть Майлза, навеки захороненная где-то очень глубоко, на мгновение встрепенулась. Сам Эджворт готовить не умел: обычно завтракал чашкой чая или кофе с простой закуской; обедал и ужинал уже в кафе или ресторане — как сложится, — благо, позволить себе мог. И всё же это не умаляло его хорошего вкуса в еде. Ненадолго прервав трапезу, прокурор с коротким щелчком открывает дипломат, проверяя взглядом его содержимое. Эджворт с самого начала планировал обсудить улики, о которых не следовало распространяться в людных местах. Нынешнее разбирательство никак не касалось Райта, тем не менее, Майлз считал сидящего рядом с ним человека более чем достойным некоторых подробностей. Эджворт не сразу понял, что обсуждать дела с ним вошло привычку. К тому же, ещё примерно два года назад, как раз после суда над Ланой Скай. Феникс же на протяжении долгих лет всегда верил Майлзу. Прошлым годом это чувство у него притупилось, но не сгорело совсем: даже тогда он не смог выбросить из головы всё, что их связывало. После того дела Райт вновь открыл для себя, что по-настоящему доверяет ему. Светило постепенно катится к западу; чем ближе к горизонту — тем сильнее загорается огненными разводами. Эджворт периодично пристально смотрит на свои часы, иногда цокая, но без упрёка. Если у него и были ещё планы, он уже опоздал, зачем теперь торопиться? Опускает идеально выписанную ладонь на колено и поднимает взгляд стальных глаз на сидящего рядом мужчину, откинувшегося на диване и потягивающего свой уже согревшийся сок. Необработанное серебро волос желтит на свету, и Майлз, прочистив горло, продолжает что-то объяснять и рассказывать, но уже вдалеке от разного рода преступлений. Сейчас это не приносит ему такой дискомфорт. И Феникс снова с упоением слушает. В неприметной вазочке расправляют лепестки красные розы.