Амфатамин

Ночь. Угрюмый шатен тихими шагами бредет домой, под безразличными взглядами прохожих, которым плевать на все, что их окружает, им важны лишь их проблемы, их чувства, а боль других пустое место. Капля в море, которая сливается с миллионами таких же капель и образует океан забытых чувств, боли, сокрытой где-то в груди под слоем обжигающего льда и крепких ребер, что вот-вот разобьются и пробьют легкие насквозь. Этот мир ничто не изменит, такова уж человеческая природа, порочна и ничтожна. Рекламы над витринами огромных магазинов и баров, шум музыки из проезжающих мимо машин, запах жженого бензина — это то, что затягивает в себя людей, город просто тонет в обилии эмоций, но что толку, если эти эмоции почти всегда одинаковы? Адреналин приходит всего на секунду, кайф длится меньше, а затем наступает долгожданная эйфория, которая длится меньше, чем происходит систола желудочков раненого сердца, сгнившего изнутри. Мир проржавел, скоро люди проломят его и упадут в неизвестность, и никто не знает, к чему это приведёт. Гудок резко остановившейся машины привел кареглазого в чувства и заставил ускорить шаг, не обратив внимания на крики разьерённого водителя, он не слышал, все мысли были далеко. Возможно дома, возможно в прошлом, кто его знает? Бычок от красных Marlboro был зажат между тонких пальцев, давно перестав сиять красным светом от тлеющего табака. С каких пор он начал курить? Сам парень уже не помнит, да и зачем? Разве есть в этом смысл? Не думаю. В последние дни холодного февраля неожиданно повеяло теплом и запахом морской воды, от горечи которой хотелось морщится больше, чем от запаха дешманской подделки сигарет известной фирмы. Последний шаг и бледная рука ложиться на холодную ручку подъездной двери, другая же набирает код на стареньком домофоне, кнопки которого уже с трудом можно было нажать. Ломаный писк оповещения, скрип петель двери и один шаг… Грязный пол, исписанные стены, окурки и пустые бутылки, ничего удивительного, это же один из самых неблагополучных районов города, где-то на окраине Йокогамы. Убогий лифт открыл перед парнем свои двери, словно грудную клетку, и показал внутренний мир с разбитым зеркалом и мертвецки пьяным телом, свернувшимся на полу клубочком. Презрительно фыркнув, мимо прошла бабка с первого этажа, разглядывая эту картину в освещенной железной клетке, что вновь закрыла двери, запирая себя и то, что содержит в себе. Поднявшись на несколько пролетов вверх, детектив подошёл к железной, исцарапанный гвоздями и когтями собак, двери и воткнул ключи в замочную скважину. Щелчок первого оборота, второго, третьего и вот перед глазами открывается привычная картина. Он дома, но его никто не встречает, хотя из другой комнаты доносится тихий шепот:"Наконец-то он пришел» и тяжелое дыхание. Дазай вздыхает и проходит в дом, запирая двери на хлипенький замок, что он выбьет с одного удара ногой. Все как обычно: свет выключен, шторы закрыты, в комнатах душно, что невозможно дышать, пахнет вином и смрадом. —Ты вновь ничего не ел? — тихо и еле слышно прошептал парень, понимая, что он как всегда прав, и нет толку раз за разом читать нотации о вреде голодания. Пройдя в комнату, Осаму увидел зрелище, что уже давно заставляет его сердце кровоточить, а дыхание замирает, с глаз стекают соленые слезы. На полу, среди пустых бутылок и блистеров от каких-то препаратов лежит его солнце. Рыжие локоны давно поблекли, ранее голубые и яркие глаза потеряли свет и разум. Это был Чуя — любовь шатена, которую он сам сломал, сам испортил его, а теперь поклялся вернуть все в норму, хоть и понимал, он не сможет, стало слишком поздно. А началось все с простого спора… Они были пьяны, не понимали ничего и были готовы на все… Они были молоды… Шатен с горечью вспоминал, как сам предложил Накахаре попробовать амфетамин, говорил, что ничего не случится с одного раза, но он ошибался. Привыкание наступило слишком быстро, шатен просто не успел застать этот момент, когда его действия сломали рассудок его солнца, его любимого, его жизни. Виноват, он чертовски сильно виноват, но исправить ничего не выйдет, как бы тот не старался, шанс ускользнул из рук тонкой нитью. Послышалось тихое шипение, а затем и голос, хриплый, но такой родной: —Ты принес? — ни привет, ни досвидания, ничего, только очередной запрос о долгожданом кайфе и трясущиеся руки. Детектив тихо кивает и протягивает упаковку с белыми круглыми таблетками. Рыжий без разбора хватает одну из пластиковых упаковок, закидывает в рот белое колесико и глотает, только потом осознавая, что что-то не так. Мутным взгдядом он смотрит то на кареглазого, то на задную часть упоковки, на которой красуется надпись «Крысиный яд». —Ах ты мразь… — только срывается с губ, и истощенное костлявое тело падает на пол, издавая последний вздох. —Прости, Чуя, так будет лучше для нас… Для тебя, — тонкие пальцы берут в руки упаковку и достают из них несколько белоснежных таблеток. Они с шипением падают на язык, а потом попадают внутрь, запятые любимым ранее вином рыжеволосого. Секунда и на полу в съемной квартире лежат два бездыханных тела. Они как Ромео и Джульетта, вместе, убитые смертельным ядом, под названием «Любовь», и этот яд намного сильнее действия амфетамина. Наконец-то они освоились. Наконец-то их мучения закончились…