Одиночество

      Тук-тук, шлёп. Резиновый мячик раз за разом отскакивает от пола, по инерции разгоняется в стену и, отлетая от неё по низкой дуге, влетает во влажную ладонь. Снова и снова. Тук-тук, шлёп. Тук-тук, шлёп.       Ви забрал эту игрушку со стола какого-то мальстрёмовца после того, как оторвал к херам его голову. Интересно, то хромированное нечто тоже сидело в одиночестве в пустой комнате и швыряло резинку в стену? Тук-тук, шлёп. Тук-тук, шлёп. Пиздец какой-то.       Вот уже две недели Ви живёт нормальной жизнью. Ну, как нормальной. Такой, какой жил до всей истории с Джонни Сильверхендом, застрявшим у него в голове. Работает наёмником, выполняет заказы, иногда звонит Джуди и рассказывает ей о своих увлекательных приключениях в надежде, что сам сможет поверить в то, что жизнь не так уж и плоха. Но никак не может себя заставить.       Ви по привычке ждёт язвительных комментариев, пропахшего сигаретами Джонни, следующего за ним по пятам. Ждёт оглушающего писка и надписи «сбой в работе биочипа» на все поле видимости. Старается нырнуть в мысли, чтобы покопаться в старых воспоминаниях: не только своих, но и Джонни. Узнать что-то новое, запутаться, но с каждым днём частички Сильверхенда в нём отмирают, и Ви становится всё более одиноким. Тук-тук, шлёп.       Зачем он вообще вернулся? Надо было остаться в Сети: либо уйти с Джонни, либо отдать ему тело. Но нет, они же оба договорились, что Ви пойдёт доживать свою бесполезную жизнь, и уже не могли отступить. Хотя еще там, стоя посреди цифрового мира, оба поняли, что хотят чего-то другого. Идиоты.       Ви всё еще говорит: «Джонни, ты видел?» — когда эмоции захлёстывают от какой-нибудь неожиданности. А затем себя одёргивает и потухает, потому что соберись уже, мужик, Джонни больше нет, он не видит, его рядом уже не будет. Только тупая татуировка на руке красуется: «Джонни+Ви» в сердечке, пронизанном стрелой. Винсент бы сейчас с радостью отдал тело под контроль Сильверхенду, чтобы тот вытворил еще какую-нибудь хрень. Он скучает по этому неконтролируемому долбоёбу. Ей богу, что за хандра.       Он даже сходил на могилу Сильверхенда, выцарапал там его полное имя и принёс увесистый булыжник. От нечего делать — так он себе говорил. На самом же деле — потому что скучал. Прежде чем дописать на надгробии какую-то сентиментальность, Ви поспешно свалил оттуда, чтобы самому себе не признаваться, что Джонни он на самом деле полюбил. А как иначе-то? Разве возможно было от этого убежать, если Сильверхенда он знал лучше, чем себя самого, и принимал все его стороны даже против своей воли?       Интересно, а Джонни знал? Ви задаёт себе этот вопрос сейчас, сидя на полу и вспоминая, как старательно прятал эти мысли. А вдруг, это были мысли Джонни? Не, херня какая-то. Если Ви вдруг прав, то они невероятно много потеряли. Это пугает еще сильнее, чем то, что они никогда друг друга больше не увидят, умерев в разных пространствах.       И зачем всё это было? "Ближе тебя у меня никого нет, Ви". "Примешь за меня пулю, Ви?". "Я тоже". В итоге ведь ничего не вышло, так к чему было замахиваться на такую близость? Теперь только больнее не оборачиваться на прошлое, сложнее жить настоящим. Мозг не принимает таких радикальных изменений, отчаянно гребёт в сторону полюбившегося болота, которого больше не существует. Чтобы вступить в новые обстоятельства, необходимо сначала убить себя старого, облепленного зоной комфорта. А сил на это нет.       Ви не пускает себе пулю в лоб только потому, что они с Сильверхендом слишком многим пожертвовали, чтобы он мог сейчас кидать резиновый мячик в стену, загибаясь от одиночества. Тук-тук, шлёп. Оно того не стоило, наверное.       Он так привык каждый день узнавать о Джонни что-то новое, что познание другой личности стало своеобразным наркотиком. Сейчас, избавившись от своей шизофрении, Ви читает статью за статьёй, слушает песни, разговаривает с людьми. И всё ради того, чтобы убедиться: он один во всём мире знает настоящего Джонни. И из-за этого чувствует себя еще хуже.       Пытаясь занять себя делом, Ви иногда даже забывается. Но потом — снова пустая квартира, холодные стены, самобичевание и полюбившийся резиновый мячик, который с неизменным звуком отскакивает от стен и прилетает в ладонь. Тук-тук, шлёп.       А все мысли о том, что Джонни обязан вернуться. Потому что Ви оставил лазейку. Сам не знает, как додумался до такого, и почему мысль пришла в голову слишком поздно, но он сделал всё, что смог. И всё равно прошло уже слишком много времени: за две недели можно было сто раз вернуться. Да и ничем ему Джонни не обязан.       Вынырнув тогда из «Микоси», Ви притащил на своё место убитого солдата «Арасаки» и присоединил его «нейронетральное» тело к главному порту, скинув с металлической решётки в воду. Дико, да. Но Альт должна была почувствовать. И, если ей не категорично было, забирать Джонни или нет, она бы его отпустила вливаться в новое тело. Конечно, если бы Сильверхенд попросил. А он мог и не попросить, ему ведь, наверное, не так важны сантименты.       Ви тоже плевать.       Только сердце чуть не вырывается из груди, когда тук-тук в дверь сливается с тук-тук мячика. Ви думает, что ему показалось. И кидает игрушку еще раз, а вместо неё почему-то летит сердце, отскакивает от пола, по инерции разгоняется в стену и, отлетая от неё по низкой дуге, влетает в мокрую, вспотевшую до предела ладонь. Тук-тук, шлёп — мячик. И следом еще одно тук-тук — дверь.       Ви мигом оказывается у входа, будто летит туда на крыльях, стараясь сильно не шуметь — издержки профессии. Приходится себя уговаривать, вдалбливать в голову, что там, по той стороне, стоит не Джонни. Его тут быть не может. Это не он. Сильверхенд бы не стучал. Раз за разом Ви повторяет это, успокаивая взволновавшуюся душу, чтобы не упасть от разочарования, когда откроет и встретится с кем-то, кто не он. И ему это даже немного удаётся. Дыхание в норме, сердце еще немного барахлит, а мозг уже почти уверен, что Джонни Сильверхенд никогда больше сюда не явится. Ви всё равно знает, что разочаруется. И ничего с этим не поделать.       Он открывает дверь.       Тук-тук. Стучит сердце в голове.       — Тук-тук, — говорит гость, стоящий на пороге. Он, облокотившись на косяк, с напускной высокомерностью смотрит на Винсента, будто ничего особенного не происходит.       А Ви знает, что высокомерность из этого взгляда давно уже стёрлась, и с ним просто шутят. В таких ситуациях только и шутить, да.       Он всё равно чуть не падает. Попробуй не потерять равновесие, когда на твоём пороге стоит Джонни Сильверхенд. Еще и в дверь постучался. И правда — пиздец какой-то.