Крыса

      В первую очередь, конечно, Кэл поручил Айзеку выкупить серьги: не хватало еще, чтобы они очутились у какого-нибудь проходимца. Дальше он собирался напрямую отправляться к Джулии и был готов прихватить с собой Эванса, поскольку не был уверен, что ему не захочется разорвать эту шлюху на куски. Айзек уговорил его не торопиться.       — Я сначала наведу справки. Если у Джулии с кем-то роман, это не могло остаться незамеченным. Поверь, она не семи пядей во лбу, чтобы скрыть вторую связь.       Каледон согласился, чтобы заодно дать себе время успокоиться. Всю следующую неделю он не виделся с Джулией и старался не думать о ней: все же он не хотел лишний раз срываться на подчиненных или на беременной жене.       «Но если все же измена…» Он не испытывал к Джулии сотой доли того, что когда-то чувствовал к Розе. Однако это не значило, что он готов был ее отпустить. Он перестал бы себя уважать, если бы очередные мерзавец и потаскуха, одурачив его, вышли сухими из воды. Их обоих следовало раздавить просто из принципа, из чувства собственного достоинства — но разумеется, действовать более обдуманно, чем он тогда сгоряча действовал на «Титанике». Надо выяснить все о любовнике Джулии, и тогда…       Однако неделю спустя Айзек доложил, что никакого другого любовника у Джулии нет. Она вообще жила тихо, редко ходила в гости, и к ней приходили только две подруги из театра, где она работала. В ломбард же Джулия обратилась после того, как получила какое-то письмо, чрезвычайно ее расстроившее.       — Я подумал бы, что ей понадобились деньги для больной матери или сестренки. Но она круглая сирота, росла у какой-то дальней родни.       — Она не говорила мне, что ей нужны деньги, — фыркнул Кэл.       — А ты стал бы тратить на нее лишний цент?       Пришлось признать: не стал бы.       Вечером того же дня они с Айзеком отправились к Джулии.       У нее не было спектакля, и она, видимо, решила этот вечер провести дома. Каледон машинально отметил, как поспешно и наигранно она улыбнулась ему: да, недаром в театре дела ее шли плохо. Не отрывая взгляда от ее лица, Кэл вынул из кармана выкупленные сережки и положил их на стол.       — Интересно, правда? Угадай, как они снова оказались у меня?       Джулия посмотрела на Каледона с детской растерянностью. Перевела взгляд на Айзека, скромно вставшего у стены. На минуту сморщила лоб, будто соображая. Потом немного вымученно улыбнулась.       — Я рада! Я очень рада, что ты нашел… Как раз хотела сказать… Мне просто нужны были деньги…       — Зачем? — спросил Каледон резко и посмотрел ей в глаза. Ему вспомнилась Роза перед тем, как он дал ей пощечину. Она даже тогда не выглядела виноватой — а Джулия сейчас выглядела. Он должен был быть доволен, но ощущал только отвращение.       — Я не сделала ничего плохого, — наконец сказала Джулия довольно твердо. — Мне написала тетя Мейбл… Я не рассказывала? Я воспитывалась у нее. Ее сын, мой кузен, Ник — он… Кэл, понимаешь, у него неприятности, и понадобились деньги…       — Чтобы оплатить проигрыш или внести залог? — насмешливо спросил Айзек.       — Внести залог, — Джулия опустила голову. — А у тети нет таких денег.       — Значит, твой кузен — бандит? — уточнил Каледон, пытаясь оценить опасность.       — Нет! — Джулия испуганно вскинулась. — Нет, нет! Он очень хороший, очень добрый. Просто он социалист. Он подговаривал рабочих устроить забастовку, и вот…       — Покажи-ка нам это письмо, — попросил Айзек, и Джулия с готовностью открыла ящик стола. А Кэл тем временем соображал, как отнестись к этой новости.       — А ты сама часом не социалистка? — спросил он Джулию.       — Нет, конечно! Ну, как можно? Я думаю, Ник лезет не в свое дело. Но ведь он же мой кузен, и он очень добрый, всегда защищал меня, и тетя Мейбл была так ко мне добра… Кэл, прости, я думала, что потом выкуплю сережки, но разве я могла бы бросить их в беде?       Между тем Айзек передал Каледону письмо, и тот небрежно пробежал глазами расплывчатые каракули. Джулия не лгала. С одной стороны, он мог бы вздохнуть свободно, но с другой — хотелось грустно рассмеяться.       — Я правильно тебя понял, — ласково обратился Каледон к Джулии, — ты помогла человеку, который вредит таким, как я?       — Вредит? — удивилась Джулия. — Но… Я уверена, он не хочет вам вреда! Он только хочет, чтобы рабочие…       — Добивались каких-то прав. Вместо того, чтобы выполнять свои обязанности, за которые, между прочим, они получают жалование. Понимаешь, Джулия, они получают деньги за свой труд — что же им еще может быть нужно? Ну-ка, подумай.       Джулия беспомощно на него посмотрела. Кажется, она стала кое-что понимать.       — Ты на меня сердишься? Ты… — и она явно испугалась. — Ты прогонишь меня?       Кэл задумался. С одной стороны, ему хотелось немедленно прогнать девчонку, связанную, пусть косвенно, с бездельниками, периодически отравлявшими жизнь ему и его отцу. С другой — неизвестно, окажется ли лучше Джулии новая любовница. Джулия, пожалуй, теперь будет его еще больше слушаться, если так боится потерять его расположение.       — Я подумаю, милая, — ответил он, растягивая слова. — Не скрою, ты меня огорчила.       — Этого больше не повторится, поверь!       На первый раз Каледон решил ей поверить.       Когда они с Айзеком вышли на улицу, Каледон остановился на минуту вдохнуть вечернего воздуха. Не сдержал нервный смешок.       — Как любит говорить мой отец, эти бабы…       — Ты проявил доброту, — задумчиво проговорил Айзек. — Я, признаться, не ожидал от тебя.       — А чего ты ждал? Что я растопчу эту дуру на месте? Нет, знаешь, мне стало слишком смешно. Вот они, наши бессеребренники! Обличают богачей, а сами позволяют содержанкам тех же богачей себя выкупать.       — Действительно, забавно. Даже жаль, что этим никак не воспользуешься. Впрочем, кто знает, как повернется жизнь.       — Но-но! Не советую где-нибудь оглашать подробности моей личной жизни. В любых целях.       — Я пошутил, Каледон! Неужели ты считаешь, что я способен…       — Как опять же любит говорить мой отец, каждый способен на все.       Уже когда Кэл сел за руль, а Айзек устроился в соседнем кресле, друг задал неприятный, не относящийся к сегодняшним событиям вопрос:       — А кстати, кто этот Доусон? Ты упоминал его, как человека, который может что-то знать о камне. Когда я искал камень, то называл эту фамилию, но только сильно удивлял тех, кого расспрашивал.       Каледон растерялся — к счастью, всего на секунду. Хорошо, что он всегда умел придумывать объяснения на ходу.       — А, этот. Мелкий воришка. Ехал в третьем классе. Нам, знаешь ли, не везло с самого начала поездки: то ли на первый, то ли на второй день Роза чуть не свалилась за борт. Этот проходимец ее вытащил, назвался художником, а она, бедняжка, была помешана на всяком искусстве. Загорелась идеей дать ему подзаработать. Буквально упросила меня разрешить ему написать ее портрет. Ох, видел бы ты эту мазню… Зато он умудрился, пока был у нее в каюте, стащить пару безделушек. Лавджой - помнишь такого? - догнал его, обыскал, отнял украденное и начистил морду. Собственно, вот и все.       — А при чем тут бриллиант?       — Роза позировала ему в том самом колье с бриллиантом. Я подумал, вдруг он может что-то знать…       — Ну ты даешь! Что-то я сомневаюсь, что парню удалось спастись с «Титаника».       — Удалось, — процедил Каледон сквозь зубы. — На «Карпатии» я видел эту гниду.       Айзек издал удивленное восклицание и заговорил о будущих скачках. Каледон сдерживался, чтобы не утереть со лба пот. И как же в эту минуту хотелось верить, будто все, что он успел рассказать о «Титанике», о смерти Розы — правда! Роза любила его, погибла из-за того, что испугалась сигнальной ракеты, а Доусон — всего лишь вор. «А сейчас я счастлив в браке и обожаю жену и сына». Оставалось лишь жать на педаль газа, чтобы умчаться от удушающей правды в надежде догнать сладкие иллюзии.