Крыса

1996 г.       Розамунда достала из духовки печенье и пересыпала в вазочку. Из микроволновки на тарелку выложила горячие бутерброды. Поставила все на поднос рядом с кувшинчиком сока. Хотела отнести поднос на голове, но побоялась, что сок прольется. С своей ношей она вплыла в комнату и с поклоном поставила угощение перед Джеймсом, смотревшим телевизор.       — Соблаговолите откушать, господин мой!       Он, развалившись на подушках, нарочито-вальяжным жестом взял один из бутербродов. Розамунда, плюхнувшись рядом, попросила сделать погромче. Показывали интервью с человеком, спустившимся к «Титанику». Джеймс знал, что в семье Розамунды с этим кораблем была связана какая-то история; вроде бы из-за нее Розамунда даже выбрала своей профессией инженерное дело. Сам Джеймс мечтал снимать кино или хотя бы писать сценарии, но пока всего лишь участвовал в организации чужих свадеб и дней рождения. Противоположности сходятся, как ни банально, и вот, познакомившись на дне рождения какого-то общего знакомого, они с тех пор не расставались.       Розамунда присвистнула и подалась вперед: как раз показали рисунок, чудом уцелевший в одной из затопленных кают. Это было изображение обнаженной молодой женщины — надо сказать, очень привлекательной — на шее которой был кулон с большим камнем. Розамунда неожиданно сильно сжала его руку. Ее выразительное лицо стало скорбным и торжественным.       — Ты видел подпись? Видел?       Джеймсу показалось неудобным признаться, что подпись, в отличие от роскошного тела незнакомки, его не заинтересовала. Он промолчал, но Розамунда пояснила сама:       — JD. Так подписывал свои рисунки мой прадедушка. Неужели они нашли тот самый рисунок… Я ведь рассказывала тебе?       — Подробно — нет.       — Есть только один способ проверить, — вскочив с дивана, Розамунда побежала наверх. Спустя пару минут она вернулась с большим бумажным пакетом, из которого достала папку и какую-то старинную фотографию.       — Посмотри, ведь это она? Женщина с портрета?       На фотографии Джеймс увидел пышногрудую девушку с проницательным и надменным взглядом. Ее кудрявые волосы были убраны в строгую прическу. Она держала голову, точно королева.       — Да, без сомнения, это та самая женщина.       Розамунда стала рассказывать взахлеб, а Джеймс слушал, задумавшись, будто оценивая какие-то шансы. И наконец спросил:       — Ты узнала рисунок твоего прадеда — и что ты намерена делать теперь?       — Ну… Я позвоню на канал, по которому показывали интервью…       — Да, это правильно. А ты хотела бы побывать на месте катастрофы? Вот именно там, где «Титаник» затонул?       Розамунда уставилась на него.       — Разве это возможно?       — Предоставь это мне. Только не подслушивай, о чем я буду говорить с ними. Я хочу сделать тебе сюрприз.

***

      Сквозь стекло вертолета Розамунда заворожено смотрела на корабль в океане. Сердце встревоженно билось. Она не представляла, что мог сказать Джеймс членам экспедиции, чтобы они так заинтересовались ими обоими, даже пригласили для личного разговора. Это у них в семье, большой, дружной и шумной, никто ничего друг от друга не таил, а Джеймс всегда оставался загадочным и как будто отстраненным.       Вот уже стали виднее люди на палубе, встречавшие их. Взгляд девушки перебегал с бородатого толстяка в смешной футболке к невысокому человеку с выгоревшими волосами и обветренным лицом, с серьгой в ухе. Это у него брали интервью. Он держался так, будто он тут главный. И он напоминал пирата.       Розамунда посмотрелась в стекло, оправила длинные рыжие кудряшки, завязанные в высокий «конский хвост», пригладила воротник алой куртки. Хотела поухаживать и за Джеймсом, но тот ласковым, однако твердым жестом остановил ее. Он и так был хорош: высокий, широкоплечий, с вьющимися белокурыми волосами и трагической нотой во взгляде пронзительно-голубых глаз. «Ему не сценарии писать, а самому сниматься. Навряд ли на земле у кого-то такой красивый мужчина, как у меня».       Вот они высадились — ух, как дух захватило! — и «пират» приблизился к ним.       — Мисс Доусон, мистер Гибсон, я Брок Ловетт. Мы ждали вас.       Джеймс понимающе кивнул. Розамунда осмотрелась. Значит, именно здесь когда-то произошла одна из самых страшных морских катастроф. Здесь люди срывались с кормы корабля, взмывшей над водой, и летели навстречу смерти. Здесь они погибали, тщетно моля о помощи. Сейчас был такой светлый, веселый день, океан так блестел в лучах солнца, что сложно было поверить, что все они стоят над огромной могилой.       — Для начала мне бы хотелось, чтобы вы показали моей невесте найденный рисунок, — сказал Джеймс. — Она привезла с собой другие работы своего прадеда — может быть, слышали, был такой иллюстратор и преподаватель, Джек Доусон? Книги, репортажи… Правда, он работал еще до войны…       — Если точнее, прадедушка работал до последнего дня жизни, — вмешалась Розамунда. — Он умер в сорок восьмом году.       Да, прабабушка Фрэнки рассказывала: умер блаженно, во сне, с улыбкой.       — Так вот, Роззи привезла его рисунки с подписью и еще кое-что…       Розамунде не понравилось выражение лица Ловетта, но Джеймс спокойно вынес его взгляд.       — Я привезла фотографию Розы Дьюитт-Бьюкейтер. Думаю, на рисунке именно она.       Ловетт уже не скрывал жадное любопытство.       — Значит, это ваш прадед в ночь гибели «Титаника» нарисовал «Сердце Океана»?       Роззи опустила глаза. Теперь ей многое стало ясно.       — Он нарисовал женщину, которую любил. Могу я взглянуть на рисунок?       …Рисунок колыхался под водой, точно живое существо. Розамунда всмотрелась в лицо женщины, переживавшей, наверное, самые счастливые минуты в жизни. Этой женщине, такой юной и прекрасной, оставалось жить всего несколько часов, но она пока не знала об этом, открывшись жизни и любви.       А что чувствовал Джек Доусон, когда эта женщина летела навстречу смерти?       Розамунда молча выложила рядом с рисунком фотографию, которую привезла с собой, и рисунки с подписью прадеда. Сходство, кажется, всем стало очевидным. Ловетт между тем что-то увлеченно рассказывал про тот самый бриллиант, «Сердце Океана», который интересовал его больше судьбы семнадцатилетней девушки. Бриллиант, что едва не погубил Джека Доусона — и принес смерть его возлюбленной.       — Я выследил его через записи страховой компании… по старому заявлению, которое содержалось под грифом полной секретности. Знаете, кто подал это заявление?       — Натан Хокли, думаю, — уверенно ответил Джеймс. — Сталепромышленник из Питтсбурга. Сразу после гибели судна. Его, видимо, очень волновало, чтобы не пропали деньги, которые его сын, Каледон, потратил на подарок своей невесте. Розе Дьюитт-Бьюкейтер.       — Может, вы также знаете, где и когда Каледон Хокли купил для нее этот бриллиант? — потрясенно спросил Ловетт.       — Конечно. Купил он его в Париже. За неделю до отплытия «Титаника».       Тут уже и Розамунда потеряла дар речи. Откуда Джеймс все это знал?       Им показывали вещи, найденные на «Титанике», потом кадры, снятые при глубоководном погружении. На время Розамунда забыла о переживаниях, слушая, как разрушался грандиозный корабль, точно ей читали интересную лекцию. Ее с детства интересовало, как с небольшой погрешности могут начинаться катастрофы. Иногда приходилось напоминать себе, что за интересными для нее примерами стоит множество сломанных человеческих судеб.       Розамунда заметила, что все вокруг замолчали и смотрели на нее. Они ждали ее рассказа, но она никак не могла собраться с духом. В руках ее была папка с исповедью ее прадеда, но это было слишком личное, чтобы зачитывать всем вслух.       Джек Доусон никогда не рассказывал о «Титанике» ни детям, ни знакомым. Он открыл душу только Фрэнсис Смит, когда сделал ей предложение, и то не смог рассказывать, глядя ей в глаза — передал рукопись и попросил прочесть, прежде чем она решится ответить. На следующий день, когда они встретились с Фрэнсис, она вернула ему рукопись и сказала:       — Ты имеешь право на прошлое. Если хочешь, мы поговорим о том, что случилось с тобой, но это только от тебя зависит. Теперь я больше тебя понимаю и прошу дать мне только то, что ты можешь, что осталось.       Они прожили вместе двадцать восемь лет, и прожили очень счастливо. У них родились сын и дочь, которые потом не вспоминали о детстве иначе, как с теплой улыбкой. Они не знали о теневой, горькой стороне в истории их семьи, и лишь спустя время поняли, что их родителей связывала скорее нежная дружба и полное доверие, чем страсть. Лишь похоронив мужа, прабабушка Фрэнки достала его старую рукопись и прочитала ее детям. Она хотела, чтобы они помнили о Розе Дьюитт-Бьюкейтер, перед которой сама Фрэнсис считала себя «в неоплатном долгу».       Эти люди тоже должны услышать о Розе.       Розамунда стала рассказывать, как на «Титанике» юноша спас девушку от самоубийства, как двух дней хватило, чтобы их любовь распустилась, точно подснежник весной. Как жених девушки строил им козни, а она не пожелала оставлять возлюбленного даже перед лицом гибели. И приняла смерть с мужеством, с каким ее принимают солдаты.       Когда Розамунда замолчала, то заметила, что окружавшие ее члены экспедиции немного задумались. Но больше всего ее удивил взгляд Джеймса — будто тот ждал своей очереди, чтобы тоже что-то рассказать, и волновался.       Джеймс в самом деле разволновался, не зная, как Розамунда примет то, что он собирался поведать. Он сразу понял, что могли искать на «Титанике» охотники за сокровищами, и рассказ девушки лишь укрепил его предположения. Да, за этими сведениями Ловетт и пригласил их обоих — никак не ради грустной, но банальной истории обреченной любви. Тем более, на взгляд Джеймса, история эта не была такой уж однозначной: он не завидовал Каледону Хокли, который от измены невесты и ее смерти не мог оправиться, похоже, всю жизнь. Пусть Хокли запомнился всем, как негодяй, а Доусон — как прекрасный семьянин, талантливый художник и преданный друг — это Доусон разрушил Хокли жизнь и вряд ли сожалел об этом. Так кто в конечном счете негодяй в этой истории? В любом случае Джеймсу было непросто повторить то, что он сказал Ловетту по телефону.       — Сейчас я должен сообщить то, о чем узнали вы, но еще не знает Розамунда. И я прошу ее об одном: не торопиться. Так вот: моя настоящая фамилия — Хокли. Ты правнучка Джека Доусона, Роззи, а я правнук его врага.       — Как? — выдавила Роззи, глядя на него, точно на восьмое чудо света.       — Старший сын Каледона Хокли, Стюарт — собственно, мой дед — так не ладил с отцом, что, едва стал совершеннолетним, взял фамилию родственника, которому многим был обязан. Отец, в свою очередь, лишил его наследства. Однако относительно семейных тайн Стюарт был хорошо осведомлен — возможно, благодаря тому самому родственнику. Итак, господа, мы переходим к тому, что вас интересует.       Джеймс прокашлялся и продолжил:       — Во время эвакуации пассажиров Каледон Хокли успел забрать «Сердце Океана» из своего сейфа. Он положил колье с бриллиантом в карман своего пальто, однако, забывшись, отдал пальто своей невесте Розе. Как вы уже знаете, Роза погибла, но каким-то чудом колье осталось в кармане ее пальто. Я не знаю, у кого хватило совести обворовать мертвую девушку, когда ее вытащили из воды… Как бы то ни было, до Хокли дошли слухи, что бриллиант теперь ходит по рукам, и он тайно отыскал его. Конечно, не поставив в известность страховую компанию.       Ловетт побелел.       — Так все это время…       — Увы, вы гонялись за призраком. Но остался ли бриллиант в семье Хокли — спорный вопрос. Каледон чудом выстоял во время Великой Депрессии, и как предполагал мой дед — именно за счет того, что сбыл бриллиант с рук. Впрочем, он и его мать и дядя только и могли, что предполагать. Мать, то есть моя прабабушка, была к тому времени с Хокли в разводе. Он женился снова, дожил до восьмидесяти, а уж был ли счастлив — другой вопрос. Нравом отличался желчным, говорят. Впрочем, свою компанию он держал в железном кулаке. Его дети так не могли, и она быстро развалилась.       Роззи, опустив глаза, стала собирать рисунки своего прадеда.       Оставив Ловетта и его товарищей в гнетущем молчании, Джеймс и Розамунда взяли букет, припасенный ими заранее, и вышли на палубу. Каждый ждал, пока другой заговорит, и первой не выдержала Роззи.       — Надеюсь, они нас не утопят после того, что ты рассказал им.       — Они не идиоты. Я всего лишь навел их на верный след. Бриллиант следует искать на суше.       — Ладно, не будем больше об этой побрякушке, — Роззи сглотнула и сжала руку Джеймса. — Получается, мы с тобой — как Ромео и Джульетта?       — Получается, да. Кто знает, что когда-то поссорило Капулетти и Монтекки. Хорошо, что нам не нужно умирать, чтобы положить вражде конец. Или…       — Нет уж, Джеймс, — Роззи с упрямой улыбкой мотнула головой. — Нам нужно жить. Ведь вражда началась со смерти.       Отделив от букета пышную красную розу, она вытянула руку, разжала пальцы и проводила задумчивым взглядом цветок, скрывшийся в океане. Конец.