Эл, ты знаешь, что боги смерти едят одни только яблоки?

Рьюга Хидеки, Рюдзаки, Эл. Спадающие на лицо, растрëпанные и вечно торчащие в разные стороны волосы, по-детски пахнувшие мармеладом, не слышавшие о расчëске, и ярко-чëрные, как смоль, темнота или тëплая сентябрьская ночь. Обтягивающая худые, впалые щëки болезненно-белая, бледная и обескровленная кожа, казавшаяся из-за этого практически прозрачной и, отчего-то, странной. Обнажëнные угловатые ступни, остро очерченный и очень красивый подбородок, длинные и тонкие пальцы пианиста или художника. Вздëрнутый курносый нос, вечно помятая и неподходящая по размеру, излишне домашняя одежда и, наконец, глаза. Огромные глаза с бездонными, постоянно расширенными зрачками, то ли из-за патологической аневризмы сосудов, то ли из-за действия атропина. Глаза, в которых можно однажды затеряться навсегда, будто в лабиринте зеркал, или умереть. Всë это Эл. Тот, кто встал на пути у Киры, и настоящее имя которого Лайт обязательно, во что бы то ни стало узнает, после чего мгновенно, недрогнувшей рукой запишет в тетрадь смерти. Но это произойдëт точно не сейчас, а мерзкий хохот, раздающийся откуда-то из-за спины, лишь подтверждает это. В маленьком кафе людно и душно, несмотря на то, что крошечный вентилятор работает на полную мощность, а жужжание его крутящихся лопастей настолько громкое, что, наверное, способно разбудить даже спящего. Радиоприёмник, стоящий за барной стойкой около кофемашины, приглушëнно мурлычет, создавая уют и домашнюю атмосферу, пока сидящие за соседними столиками парочки о чëм-то отчаянно шепчутся. А тем временем, неправильно державшая изящную десертную ложку рука, отломив кусок клубничного торта, отправляла его в рот, постепенно опустошая тарелку. На столе в неправильном порядке лежали предсмертные записки заключëнных, которые когда-то были написаны непревзойдённо ровным почерком самим Лайтом, а сейчас, хранивший молчание Ягами тупым и невидящим взглядом разглядывал их, расчëтливо и холодно анализируя происходящее. Разговор был уже окончен: Хидеки, если он действительно был Эл, ещë несколько минут назад предложил парню помочь ему с расследованием дела Киры, и тот облегчëнно согласился, радуясь, что весь его задуманный план практически всеобъемлюще претворился в реальность. Всë шло как нельзя лучше, но ни Рьюго, ни Лайт почему-то не собирались прощаться: каждый ждал подобного шага от другого, да и выражение желания уйти первым могло изменить весь ход событий. Поэтому черноволосый лишь молча поглощал десерт, про себя проговаривая только два слова: пять процентов, а новоиспечëнный студент, скучая, складывал фирменные салфетки в форме журавликов, пытаясь хоть чем-то занять руки и воспалëнный мозг. «Пять процентов», – снова и снова повторял в своей голове Эл, бесстрастно пополняя количество глюкозы в организме. – «Разве не значит ли это то, что Ягами не может быть Кирой, и следовательно, мои подозрения – беспочвенны? Нет. В таком деле даже ничтожная вероятность играет роль. Так означает ли это, что мне надо действовать, чтобы восстановить справедливость?». «Он думает», – размышлял в свою очередь Лайт, лицо которого тоже оставалось абсолютно безэмоциональным. – «Думает о том, могу ли я быть Кирой и какой шаг сделать следующим? Что ж, видимо, я могу читать его мысли, потому что они слишком очевидны. Вы неосторожны, Эл. И даже если считаетесь великим детективом, то обязательно однажды допустите ошибку. А я не упущу свой шанс, поверьте мне. Не в этой жизни». – Не хочешь выпить за знакомство, Лайт? – отстранëнно спросил Рьюго, когда его тарелка опустела, и тонкие губы тронула едва заметная, фальшивая и кривая улыбка. – Ты же совершеннолетний, ведь так? Ягами сдержанно кивнул, уже не обращая внимания на хихиканье бога смерти, и Хидеки, плотнее прижав колени к груди, подозвал официанта, внимательно скользя взглядом по меню. Эл не любил алкоголь, предпочитая ему зелëный чай с четырьмя кубиками сахара или карамельный кофе с ванилью, но в этой ситуации он почему-то решил, что его выбор был обоснованным: возможно, только этанол с грациозным и одновременно звеняще пошлым французским названием мог развязать хладнокровному и всегда сосредоточенному Лайту язык, заставив его совершить опрометчивый и необдуманный поступок, дав хоть какую-то призрачную зацепку. Да, в этом оба соперника, притворявшиеся хорошими знакомыми, были одинаковы: они ждали всего лишь одного неосторожного шага. И тот, кто совершит его первым, проиграет и будет уничтожен. – Спасибо. – поблагодарил Ягами официанта, когда тот поставил перед парнями два сияюще чистых фужера и бутылку полусладкого. А Рьюго же, сохраняя молчание, заворожëнно наблюдал, как Лайт разливал кроваво-красную жидкость по бокалам, невольно любуясь им и его движениями. Да, до этого момента всë происходящее было битвой умов. Но сейчас, в игру вступал козырь, оголяющий эмоции и убивающий трезвый рассудок, так что только одному богу, если тот действительно существовал, было известно, чем же закончится знаменательная встреча в кафе, когда-то предложенная Ягами Лайтом. И этим богом, вполне возможно, был бог смерти, с злорадной ухмылкой наблюдающий за очередным раундом битвы за хрупкую и слишком относительную справедливость, которая для каждого была своей. – Ты всë больше и больше нравишься мне, Рьюга. – подняв бокал, хитро и всë же холодно улыбнувшись, натянуто приветливым голосом сказал Лайт, под этими словами подразумевая готовность согласиться с новыми правилами. И даже не поморщившись, Ягами одним глотком выпил собственноручно налитые двести миллилитров, почувствовав очень насыщенный вкус и терпкость, из-за высокого содержания танинов. Вино почему-то казалось тяжëлым во рту, и почти мгновенно возникло ощущение сухости нёба, смешанное с тошнотворным привкусом смородины. Всë это было слишком глупо и явно не стоило того, но Лайт не любил проигрывать, даже в таких странных соревнованиях. Так же, как и Эл. Поэтому Хидеки, жалея о том, что поблизости не было ни капли сахара, тоже осушил свой бокал, смотря куда-то в пустоту, мимо собеседника, которого это отчего-то веселило. «Ты хотел развязать мне язык, при этом прекрасно понимая, что это заранее неосуществимая партия, верно?», – вкладывал в свою улыбку Лайт, когда доливал вина себе и Рьюго. – «Так зачем же ты делаешь это? Хочешь умереть от своего же оружия?». «Он задаëтся вопросом, зачем же я это сделал», – всë больше крюча пальцы ног, говорил про себя Эл, чувствуя неуют. – «Что ж, пусть ломает свою голову, пытаясь угадать, что я запланировал. Потому что здесь ему не поможет разум: я просто совершил бессмысленный поступок, рассчитывая попытать счастья, и всë – сделать большее сейчас я физически не могу. Так что весь секрет заключается в том, что его нет. А я пока попытаюсь понять, что в твой голове, Ягами Лайт». – Может, расскажешь что-нибудь о себе? – как всегда в полголоса предложил детектив, на что парень с радостью согласился, начав рассказывать глупые и ничего не значившие байки про свою семью, учëбу в школе, экзамены и даже свидания. – У тебя есть девушка? – когда к концу подходила уже третья бутылка, а оба смирились с отвратительным, непривычным вкусом, уточнил Эл, который хоть и стал более раскованным и просто получал удовольствие от процесса общения, смирившись с тем, что пользы оно не принесëт, всë равно не смог придать своему вопросу даже удивлëнную интонацию. – Нет. – ответил расслабившийся Лайт, оценивающе посмотрев на сидящего перед ним Рьюго, которого он сам всей душой ненавидел. Ненавидел до такой степени, что закономерно начинал любить: не даром существует такое мнение, что нет более близкого человека, чем твой враг. И сейчас, скользя мутным взглядом сверху вниз по Эл, Ягами понимал, что ему отчаянно хотелось прикоснуться к нему, а потом уничтожить, и всячески издеваясь, втоптать в грязь. И видимо, все желания Лайта отразились на его лице, так как Хидеки мгновенно стало не по себе, когда он заметил, что его пристально рассматривали, словно товар на рынке. – Я скоро вернусь. – не веря собственным словам, пообещал Эл, ощущая, что его пробрала нервная дрожь. – Не скучай без меня, Лайт. – неосознанно добавив в конце фразы чужое имя, сказал он, покинув столик и оставив Ягами в смятении: тот снова и снова прокручивал в голове небрежное и одновременно интонационно подчëркнутое «Лайт», мечтая услышать его из уст своего любимого врага хотя бы ещë раз. – А он сладкий мальчик. – Рюк противно расхохотался, пока студент разглядывал краснеющую в бокале жидкость и вскоре, залпом допил всë оставшееся в бутылке. – Тебе же он нравится, не так ли? А как ты думаешь, ты ему тоже или нет? – Заткнись. – шëпотом прошипел Ягами, пока внутри него яростной волной нарастала злость: раньше он испытывал еë только тогда, когда вписывал имена в тетрадь, но теперь она появилась при совершенно иных обстоятельствах. – Так признайся ему, Лайт. – Рюк сел на опустевшее место Эл, и парень неприязненно поморщился, глядя в будто застывшее и кривое лицо с красными стеклянными глазами, которые он всегда мог купить. Но не хотел, и вряд ли когда-нибудь захочет. – Признайся, или ты будешь обычным трусом, способным убить миллионы, водить за нос Интерпол, относиться к самому богу смерти, как к ничтожеству, и при этом бояться, что какое-то убожество, так и не научившееся, как у вас принято говорить, нормально сидеть, отвергнет и потом переиграет тебя? А Эл прекрасно может победить: он чертовски умëн, да и, без обид, сообразительнее. – Хватит. – закрыв глаза, сказал Ягами, и все посетители кафе вопросительно посмотрели в его сторону. Но сопротивляться Рюку было уже невозможно: тот хотел шоу. А значит, он получит его. – Ну ладно, если хочешь, будь тряпкой: не трогай Эл, когда можешь морально и физически унизить его. – своим низким рычащим голосом изобразил капитуляцию любитель яблок. – И раз ты даже не можешь взять то, что по праву принадлежит тебе, это уже не моë дело. – Я же попросил тебя заткнуться! – разгневанно крикнул Лайт и рывком поднялся с удобного и мягкого углового дивана, пока на лице Рюка расплылось удовлетворëнное подобие улыбки. Ягами бросился к коридору, ведущему скорее всего в уборные, в одной из которых Хидеки приходил в чувство, и открыв первую встретившуюся на своëм пути дверь, увидел Эл, умывающегося ледяной водой. – Ну, и долго ты будешь тут возиться? – грубо развернув испуганного ситуацией черноволосого к себе, спокойно, но и из-за этого угрожающе поинтересовался он. – Не надо так сжимать плечо. – всего лишь ответил Рьюго, и теперь в его интонации даже слишком явно читалась дрожь и... Страх? – Мне больно, Лайт. Ягами только улыбнулся, ничуть не ослабив почти что железную хватку. А Рюк, о котором тот уже забыл, и которого просто-напросто не замечал, закрыл дверь, радостно потирая руки в предвкушении. – Пожалуйста. – сдерживая слëзы, сквозь всхлипы, сдавленно взмолился Эл, когда его плечо превратилось в горящий очаг боли. – Прошу тебя. – Так проси более умело, сахарок. – прижав парня к стене, любезно посоветовал Лайт, чувствуя, как их колени соприкоснулись, а внизу живота ощущалась приятная тяжесть: Ягами был в непозволительной близости к объекту его ненависти, и в отличие от тупых эротических журналов, это заводило. – Поверь, ты ещë не раз назовëшь моë имя сегодня. Он с силой сжал чужие приятно пахнувшие волосы, притянув Эл к себе, и тот инстинктивно попытался высвободиться, однако все его попытки были тщетны. – Зачем ты это делаешь? – практически неразборчиво прошептал Рьюго, и в ответ услышал лишь насмешливую фразу: «А разве тебя это не возбуждает?». Нет. Но владельца тетради смерти это явно не волнует. Ягами, тяжело дыша, буквально впился в чужие губы, срывая с них кожу и чувствуя струившуюся тëплую кровь, пьянящую и солоноватую на вкус. И вскоре, не обращая внимания на слабое сопротивление Хидеки, он углубил рваный и наполненный ненавистью поцелуй, властно и одновременно унизительно для своей жертвы вторгаясь в еë до этого плотно сжатый рот. Язык Лайта скользил по ослепительно-белым и ровным зубам, которые имели сладкий вкус вина и клубничного торта. Он кропотливо и любознательно исследовал буквально каждый уголок, и Эл, несмотря на то, что слишком сильно боялся, уже не мог не отвечать ему тем же. Ведь разве не для этого он спрашивал, есть ли у Ягами девушка? – Лайт. – вместе с протяжным стоном сорвалось с искусанных губ Рьюго, и Ягами готов был отдать всë, даже свою борьбу за справедливость, чтобы слышать это всегда. – Наслаждайся, красавчик. – снова прижав Хидеки к холодному кафелю, сказал он, и их языки опять переплелись в страстном вальсе на вулкане, который бы не смог описать даже Равель. И вскоре, когда Лайт отстранился, Эл действительно почувствовал, что возбудился, несмотря ни на что. Ягами быстрым движением снял с себя пиджак, скинув его на пол, и Рьюго дрожащими руками принялся расстëгивать пуговицы на его рубашке, пока Лайт стащил с него донельзя знакомую белую водолазку, обнажив прекрасное бледное тело, будто состоящее из мрамора, которое тот так давно хотел, не отдавая себе в этом отчëта. Они снова слились в поцелуе, но на этот раз он был коротким и причинил обоим приятную боль, после чего, разорвав его, Лайт начал покрывать подобными полуукусами шею и ключицы Эл, вызывая у него до мурашек заводящие стоны одобрения и восхищения, и оставляя багрово-красные засосы, особенно яркие на бледной коже Рьюго. И, наконец, когда расстëгнутая рубашка Ягами уже покоилась рядом с его пиджаком, парни могли в полной мере насладиться друг другом: Лайт изучал незнакомое, но такое податливое под его прикосновениями тело, излучавшее лихорадочное тепло, пока Хидеки, выгибаясь и время от времени закрывая глаза от удовольствия, потянулся к чужому ремню. И без труда сняв его, Эл накрыл явно отвердевший член рукой. Внутри него всë кипело, а кровь в висках отчаянно пульсировала, однако несмотря на помутневшее сознание и размытую картинку перед глазами, он знал одно: ему ещë никогда не было так хорошо. А Лайт, тем временем, глухо застонал, уже не скрывая свои эмоции от откровенных действий Рьюго, на лице которого расплылась хитрая и блядская, по мнению Ягами, улыбка. – А что будет, если я сейчас уйду? – водя ладонью вверх-вниз, шëпотом спросил он, желая помучить Лайта, но шутки здесь были неуместны: тот одним резким движением поставил Рьюго на колени, и его голова оказалась на одном уровне с недавно расстëгнутой ширинкой, а в как всегда расширенных зрачках загорелось непонимание. – Ты что, действительно думал, что всë ограничится поцелуями, сладкий? – на выдохе произнëс Ягами, но Хидеки уже не возражал и не отпирался: он стянул с Лайта постоянно безупречно выглаженные, но теперь мятые брюки и незамедлительно перешëл к боксëрам, слыша неритмичное, учащëнное стучание собственного сердца и тяжëлое дыхание парня. Если честно, Эл даже не знал, что следовало делать дальше, но всë, что случилось потом, было инстинктивно и настолько хорошо, что Ягами никогда бы не поверил, что для Рьюго это был первый раз. Лайт чувствовал настоящий триумф и почти запретное удовольствие, наращивая бешеный темп и зарываясь рукой в приятные на ощупь и мягкие, несмотря на внешний вид, волосы, ощущая себя опустошëнным и при этом впервые поистине счастливым: Эл был непросто неотразим, он оказался превосходным, оказался лучшим. И если на первых порах Хидеки всë же немного стеснялся и был неуверенным, то потом стал иногда перехватывать инициативу, при этом всë равно оставаясь послушным, когда Ягами этого хотел. Поэтому, пусть и Лайту не было суждено попасть в рай, в тот день он там побывал. – Давай, иди сюда. – нежно произнëс Ягами, ласково и аккуратно подняв с колен снова ставшего боязливым Рьюго. «С ним надо обращаться, как с диким зверьком», – пронеслось в голове у Лайта, и мягко прижавшись к его губам, он потянул руку к штанам, скрывавшим изнывающую плоть. И не прерывая поцелуя, который, казалось, мог длиться и длился целую вечность, Ягами довëл Хидеки до неконтролируемого оргазма и снова услышал собственное имя, смешанное с до жути возбуждающим стоном. Рьюго поменялся с Лайтом местами, прижав того лопатками к стене, и их языки в который раз переплелись. Пять процентов. – Эл, ты знаешь, что боги смерти едят одни только яблоки?