Апостолы смерти

Уделять внимание другим дамам, когда твоя покровительница и любовница сама оберштурмбанфюрер СС - фрау Ирене Энгель - крайне неразумно, однако Ганс не мог удержаться: очень уж была хороша дочь Йозефа Менгеле. Рассветно-белокурые волосы, чистая алебастрово белая кожа, голубые глаза: фройлян доктор была эталоном арийской красоты; впрочем, и Зигрун была светловолосой, с кожей цвета сливок и голубыми осколками вместо глаз, однако не унаследовала от своей матери ни характера, ни силы воли, была приземистой, полной и рыхлой, возмутительно добродушно, за что Ирене относилась к ней с нескрываемым презрением. А вот фройлян Батори – совсем другое дело. Ее подтянутая ладная фигура притягивала мужские взгляды, округлые бедра, подчеркнутые узкими брюками, так и манили к ним прикоснуться, а грудь, высокая, крепкая, как молодые яблочки, прямо просились ладони. Буби облизнул губы, прищурившись, поправил перчатки, под которыми ладони волнительно взмокли. Сунуть бы руку в ворот рубашки фройлян Менгеле, сжать грудь, нащупать сосок, чтобы ущипнуть, выкрутить, заставив ее вскрикнуть, а после – коленом раздвинуть ноги, чтобы запустить пальцы уже туда, в розовую арийскую щель, куда вставить член будет сладко, как в облако сахарной ваты. Ирене при всех своих достоинствах уже растеряла юношескую свежесть: грудь у нее обвисла, на шее наметились несколько дрябловатых складок, кожа на лице пошла морщинками, как шкурка печеного яблока, на животе и ягодицах были растяжки, а во время близости фрау Энгель могла зайтись хриплым прокуренным кашлем, от чего Буби казалось, что он лежит в постели с задыхающимся астматиком. Но все это были придирки изнеженного мальчика, избалованного вниманием и привилегиями, которые давали ему связь с Ирене; Гансу вполне комфортно жилось под опекой фрау Энгель, она не нагружала своего Буби строгими требованиями и поручениями, однако юноша должен был оставаться в полном распоряжении оберштурмбанфюрера, быть готовым угождать женщине везде, где ей только захочется. Нельзя было назвать Ирене ненасытной, но иногда у Ганса не было нужного настроения, поэтому приходилось постараться, чтобы оставить фрау Энгель довольной. Нередко ему приходилось забираться под стол, утыкаясь лицом между ее раздвинутых бедер, целовать кривоватые пальцы ног женщины с желтыми ногтями, сидеть на коленях, не смея касаться себя из-за запрета Ирене, пока она вжимала его голову в свою промежность, заходясь низкими стонами. Член ныл, оттягивая брюки, Ганс задыхался, сопел, забившись носом между складок, но активно работал языком, теребя и посасывая клитор, зная, как нравится Ирене. С ней приходилось быть послушным, ласковым и покладистым, терпеть, стиснув зубы, давить раздражение и досаду в зачатке, однако все, что Ганс получал взамен, того стоило. Зато, когда рядом была фройлян Батори, Буби чувствовал себя мужчиной; не игрушкой, не мальчиком на побегушках и не забавой стареющей, амбициозной и тщеславной женщины, а настоящим мужчиной, солдатом, истинным арийцем, способным получить все, что бы он не пожелал. Его не пугали слухи, кружащие, словно мухи у разлагающегося трупа, вокруг Батори Менгеле; об Ирене тоже болтали, однако она была всего лишь человеком со своими слабостями и страхами: у фрау оберштурмбанфюрер были одни, у фройлян Менгеле - другие. К тому же Ганс Винкле, которого пестовала его влиятельная любовница, был настолько уверен в собственной неотразимости, что не мог даже допустить мысли, что мог не понравиться девушке, которую в концлагере "Головы смерти" прозвали фройлян Бутчересс. И то, что она много времени проводила с женой одного из офицеров ГГГ, ничуть не настораживало Буби; девушке ведь нужно с кем-то делиться секретами, болтать и сплетничать. Представляя, как Батори признается фрау Гослер в своей симпатии к унтерштурмфюрер Винкле, у Ганса становилось сухо во рту; это было очень скверно по отношению к Ирене, все-таки Буби был очень признателен фрау Энгель, восхищался ею, почитал, как одну из самых опасных, умных и верных Рейху женщин, был готов на многое ради ее улыбки, однако, как всякого мужчину, молодого и полного сил, его иногда тянуло и к другим красоткам. Лицо Ирене портили шрамы - каким чудовищем надо быть, чтобы сделать такое с дамой?! - фройлян Батори своего и вовсе не открывала, предпочитая носить марлевую медицинскую маску, но глаза... в них можно было смотреть вечно, как в бездну, стылую, полную льда, снега и жажды крови. Батори Менгеле была предана не столько Германии, сколько своей работе, однако, пока она трудилась на благо Рейха, в том никто не видел вреда, хотя фрау оберштурмбанфюрер не слишком одобряла подобное отношение. У фройлян Менгеле определенно был потенциал, но она растрачивала его в лабораториях, предпочитая вскрывать заключенных и те гадкие образцы, которые ей привезли из Луизианы. Буби содрогнулся; его едва не стошнило, когда она увидел тех жутких тварей, которых привезли специально для Бутчересс, но девушка над ними заворковала, как над котятами, а фрау Ирмалинда Гослер, красивая ухоженная блондинка в пальто с песцовым воротником и жемчугами в ушах, полностью разделяла ее восторг, хотя даже Ирене сплюнула от омерзения. Как ни странно, необычные пристрастия Батори не сделали ее в глазах Буби менее привлекательной. Скорее, даже наоборот; до ужаса хотелось стянуть с ее мордашки маску и взглянуть, что же она прячет, причем не только под ней, но и под рубашкой с дразняще глубоким вырезом. Разумеется, Ганс никогда не пойдет на измену Ирене; разве можно было потерять все из-за какой-то минутной слабости? Красивых девок в Германии немало, а такая, как Ирене Энгель - одна, единственная во всем мире, однако непристойные мысли все же иногда скользили по кромке сознания Буби, будоража и распаляя до такой степени, что он мог позволить себе некоторую нахрапистость в отношении фрау оберштурмбанфюрер. Ганс хватал ее как девицу в пивной, мял бока и бедра, рывком расстегивал китель и спускал штаны до колен вместе с бельем, а Ирене лишь посмеивалась его напору, гладила по плечам и спине, по покрытому испариной лбу, не сопротивляясь, хотя в глазах искоркой мелькало злое веселье, как будто женщина все понимала. Но она не могла, Винкле был осторожен, не допускал и лишнего взгляда в сторону фройлян Бутчересс или ее подруги. Однако фрау Энгель была поразительной женщиной и умела разбираться в людях, поэтому, оставляя Ганса в "Головах смерти" на время своей вынужденной поездки в Берлин, она трепала юношу по щеке и поправляла растрепавшиеся волосы, растирала покрасневшие на ветру уши - франтоватый Ганс не надел ни фуражки, ни шарфа. - Будь умницей, Буби. Веди себя хорошо, - просила Ирене, и в ее взгляде каплями ртути переливалась нежность. С Гансом фрау оберштурмбанфюрер была ласковее, чем с собственными детьми. - Обещаю, любовь моя, - Буби поцеловал пальцы женщины; от ее перчаток пахло табаком, порохом и оружейной смазкой. - Я буду считать часы до нашего воссоединения. Все-таки жестоко бросать меня здесь, одного... - Ну-ну, мой мальчик, - фрау Энгель взяла лицо юноши в ладони, - в Берлин я еду по делам, времени на тебя мне просто не останется, а здесь ты мне нужнее. Присмотри за Вульфом и его офицерами. После провала в замке Вольфенштейн нельзя допустить, чтобы и операция "Сердце Белиара" пошла под откос. Тебе не придется здесь задерживаться. Скоро мы снова будем вместе. - Надеюсь на это, потому что уже скучаю по тебе, мое сокровище, - выдохнул Буби вместе с облачком пара, и Ирене коснулась изуродованными губами губ Ганса. Врачи Черепа хорошо постарались, восстанавливая ее лицо и зубы, но шрамы остались напоминанием о Бласковице, об этой американской свинье, о разгромленном лагере "Белица", о побеге заключенных, о позоре нацистских солдат. Однако это ничего - рано или поздно капитана Бласковица найдут, и тогда... о, крови будет очень много. Ирене понравится. А Буби потерпит ради нее, как и всегда. Ирене уехала, а Ганс Винкле остался в лагере "Головы смерти" в окружении офицеров ГГГ, относившихся к нему пренебрежительно, свысока, не как к доверенному лицу самой фрау оберштурмбанфюрер, а как к лакею, прислуге, оставленному дожидаться приказов властной хозяйки. Открыто манкировать юношу не смели, однако он чувствовал, что вдали от фрау Энгель на территории Юргена Вульфа у Буби не было никакого влияния; он мог только наблюдать, слушать, по обрывкам подслушанных разговоров собирая сведения для своей любовницы; допускать его к архивам и секретным документам ГГГ Буби, конечно же, никто не собирался. Даже проход в лабораторию был для юноши под запретом: личное распоряжение фройлян Бутчересс - никаких посторонних на введенном под ее ответственность этаже. Было бы не так унизительно, если бы фрау Гослер не пропадала там целыми днями; и куда только смотрел ее муж?! И Гослер, и Батори Менгеле были подчиненными геггинггруппенфюрера, Буби не мог отдавать им распоряжения, и это бесило больше всего. Неужели он один, без поддержки Ирене, совершенно беспомощен, и в нем видели только молодого любовника фрау Энгельс? Возмутительно, черт побери! Ганс Винкле такой же солдат Рейха, офицер, настоящий ариец с кровью чистой, как вода в роднике. Не старому ублюдку Вульфу задирать перед ним нос! Скорее бы Ирене позвала своего Буби к себе; без нее все было совсем не так. Из-за постоянного напряжения, вызванного раздражением и нервозностью, Ганс стал плохо спать и много курить, каждый день он мучился от мигрени и колик в животе, что ничуть не улучшало его настроения. Он срывался на рядовых солдат, иногда вымещал злость на заключенных лагеря, однако старался не слишком усердствовать - в "Головах смерти" у него не было такой свободы, как в "Белице". Изредка он выпивал и играл в карты с Захи и Густавсоном, несколько раз поужинал с самим Юргеном Вульфом, а в остальное время был предоставлен сам себе; офицеры ГГГ не особо торопились завязывать с Буби близкое знакомство, фрау Гослер после пары попыток юноши завязать с ней светскую беседу начала открыто его избегать, а Бутчересс практически не покидала своей лаборатории. Что же там было такое, что так крепко держало ее там? Новые артефакты? Какие-то оккультные реликвии или останки древних рыцарей? Почти все данные об исследованиях в замке Вульфенштейн были утеряны, и если ГГГ что-то нашли, то Ирене следовало об этом знать. Но Ганса никто не собирался вводить в курс дела, а что-то требовать от геггинггруппенфюрера и дочери доктора Менгеле он попросту не имел права. Приходилось ждать, страдать от безделья и разлуки с Ирене и думать о фройлян Бутчересс, увлеченной и скрытной, как и все ученые, чьи тайны наверняка могли порадовать фрау Энгель. Разумеется, Буби абсолютно честно обещал фрау оберштурмбанфюрер вести себя примерно, но, пожалуй, немного озорства не повредит, особенно если Ирене об этом не узнает; юноша всего-то и собирался, что подкупить нескольких подручных фройлян Батори, чтобы передали ему немного информации из лабораторий "Голов смерти", которую не стыдно будет преподнести фрау Энгель. Записи, досье, снимки, хоть что-нибудь; за это Буби был готов щедро заплатить. Прошлось действовать аккуратно, неторопливо, чтобы не спугнуть возможных доносчиков и не вызвать подозрений у Бутчересс, которая вымуштровала своих людей настолько, что они не смели дышать без ее позволения. Пришлось постараться, чтобы простой ассистент Кристоф Шуппе согласился посодействовать унтерштурмфюреру Винкле; все, ради благополучия арийской нации, разумеется. - Не стоит так беспокоиться, тебе ничего не угрожает, - жеманно улыбаясь, говорил Буби, успокаивая нервно потеющего Кристофа, - если все пройдет гладко, то доктор Бутчересс ни о чем не узнает. Ты же не будешь всю жизнь прозябать в казематах, подавая фройлян Батори ножницы и скальпели? Пора подумать о собственном будущем. Я и фрау оберштурмбанфюрер никогда не забываем добрых услуг. - Я... я постараюсь, герр унтерштурмфюрер, - Кристоф Шуппе часто моргал слезящимися глазами, то и дело сглатывал, поводя плечами, переступал с ноги на ногу, будто бы стоял на морозе. - Но доктор Менгеле... если она узнает... - Значит, сделай так, чтобы она не узнала. Это в твоих же интересах, - Ганс выдохнул сигаретный дым в лицо Кристофа; и это ариец? Трусливый идиот, тупой кусок мяса, расходный материал, но Буби нуждался в нем, поэтому приходилось быть с Шуппе любезным. Позже, когда нужда в нем отпадет, можно будет тихо избавиться от Кристофа, чтобы не начал болтать, ну, а пока юноша по-дружески ободряюще похлопал его по плечу. - Я не сомневаюсь, что у тебя все получится. Не забывай, что ты делаешь это ради Рейха. - Ради Рейха... да, конечно же, - Кристоф несколько осоловело кивнул, робея перед унтерштурмфюрером; жажда денег оказалась сильнее страха перед Бутчересс. Шуппе действительно верил, что Буби сможет защитить его в случае провала, и Ганс не стал его разубеждать. Буби же не идиот, чтобы ссориться с фройлян Батори из-за какого-то олуха, которого он видел впервые в жизни. Несмотря на свое брезгливое отношение к Кристофу, Ганс был уверен, что какие-то крохи информации ему удастся передать, однако Шуппе не вышел на связь ни на следующий день, ни на второй. Неделя прошла в бесплодном ожидании Кристофа, который так и не вернулся после своей смены в лаборатории, а его коллеги отмалчивались, будто никакого Шуппе среди них и не было. Это могло значить только одно - Кристоф провалился, попался Батори Менгеле и, возможно, к исходу недели Бутчересс успела вскрыть ему голову и вытащить из черепной коробки все содержимое вместе со всеми его тайнами и секретами. Пропажа Кристофа Шуппе вызвала новый виток бессонницы и головных болей, у Буби совсем пропал аппетит, вместо завтрака обеда и ужина он курил, запивая горечь сигарет кофе с несколькими ложками сахара и коньяком. Неважно, что Бутчересс рассказал Кристоф, плевать, Ганс будет все отрицать; какие у Батори доказательства, кроме слов ее ассистента, да еще и вырванных под пытками? Он мог и Бласковицем назваться, лишь бы фройлян Менгеле остановилась. Ирене тоже могла заставить человека признаться в чем угодно; как же Буби ее не хватало. Фрау Энгель в два счета смогла бы раскусить и Бутчересс, и Юргена Вульфа, но чертов американский выродок все испортил. А теперь еще и Кристоф поднасрал, болван. И хорошо, что он сдох; такие не достойны служить в великой немецкой армии. Оставалось теперь только дождаться следующего шага Бутчересс; едва ли она станет открыто выступать против любовника оберштурмбанфюрера СС, но промолчать, проглотить попытку внедрения шпиона в ее лабораторию не сможет. На фоне разыгравшейся паранойи Ганс приказал усилить свою охрану и требовал, чтобы еду, которую подавали ему на стол, а так же мыло, одеколон и пену, пробовали заключенные - вдруг фройлян Менгеле решит его отравить. Даже любимые сигареты вызывали подозрения, унтерштурмфюрер позволял себе затяжку только после того, как один из солдат раскуривал сигарету почти на половину. В "Головах смерти" у Буби не было друзей, а лишняя осторожность никогда не повредит; пусть Бутчересс подавится своими тайнам, но Ганс Винкле не умрет, не даст Батори Менгеле разделать его на цинковом столе в своей лаборатории рядом с теми премерзкими членистоногими тварями из Луизианы. Интересно только, чтобы Бутчересс написала в свидетельстве о смерти? Брюшной тиф? Дифтерия? В концлагерях всегда было полно всякой заразы, которую переносили унтерменши. Время шло, вторая неделя после пропажи Кристофа подходила к концу, а фройлян Батори не спешила спрашиваться с Буби за попытку подкупа одного из своих подчиненных. Почему же? Решила позабыть об этом, не рискнув тягаться с фрау Энгель? Мудрое решение, хотя и трусливое; юноша уже начал забывать о Кристофе, решив переключиться с разработок лаборатории "Голов смерти" на что-то более прозаичное, вроде планов раскопок и расхода заключенных на нужды исследований, когда его нашел солдат с нашивкой черненых черепов на кителе под сдвоенной молнией - член личной охраны доктора Батори. - Доктор Менгеле хочет вас видеть, герр унтерштурмфюрер, - отрапортовал немолодой усатый солдат, поправляя ремень автомата на груди. - Просит вас спуститься к ней. - Спуститься - куда? - осклабился Буби, чувствуя, как дрожат пальцы, удерживающие тлеющую сигарету. Фройлян Батори, наконец, решила все прояснить? А она не торопилась... Нарочно заставляла Ганса ждать, хотела, чтобы он понервничал? Женщины... Никак не могут удержаться, чтобы немного не помучить мужчину. Даже его дорогая Ирене могла быть очень жестокой, если хотела, однако фрау Энгель дорожила своим Буби, а вот Бутчересс вряд ли будет с ним обходительной. Но ничего, Батори ничего ему не сделает, не посмеет; Ганс не какой-то там Кристоф Шуппе, его исчезновение заметят. Ирене не оставит этого просто так. Бояться совершенно нечего. Но у Буби сохло в горле и ломило виски, пока он в сопровождении мрачно помалкивающих, словно идущих на похороны, солдат спускался на нижние ярусы, где располагались владения фройлян Батори Менгеле. Чем ниже, тем сложнее становилось дышать, юноша сначала оттягивал воротник кителя, а потом и вовсе расстегнул его вместе с рубашкой, хватая ртом загустевший воздух; легкие судорожно сжимались, в груди сипело, у Буби кружилась голова; идти становилось все сложнее. Уже на последних ступеньках он покачнулся, едва не теряя равновесие, и один из солдат удержал его за локоть. Недокуренная сигарета выпала из пальцев юноши и погасла под тяжелым кирзовым солдатским сапогом. - Аккуратнее, герр унтерштурмфюрер, - посоветовал низкий мужской голос; когда солдат говорил, в глотке у него скрипело и булькало. - Не торопитесь, помедленнее, а то еще совсем поплохеет. - Что... Что за черт?! - простонал Буби, морщась от болезненных спазмов в желудке. - Что все это значит? - Всем становится дурно, когда спускаются сюда в первый раз, - хмыкнул солдат, не отпуская руки Винкле, - здесь особый температурный режим и атмосферное давление, чтобы создать наиболее благоприятные условия для образцов. Доктор Менгеле очень серьезно относится к своим исследованиям, поэтому вы уж извините ее, что она просит вас спуститься в лаборатории. Но она далеко не каждого приглашает к себе, герр унтерштурмфюрер. Это многое значит. Солдат улыбнулся, сверкнув неровными зубами, и Буби, не желая терять лицо, растянул губы в ответной улыбке, хотя хотелось плюнуть в усатое, толстощекое лицо немца, который держал Ганса так крепко, словно тот мог передумать и сбежать. Зачем Бутчересс решила позволить Буби войти в лаборатории? Что она задумала? Может, из Берлина пришло распоряжение от Ирене, что все служащие в "Головах смерти" обязаны оказывать унтерштурмфюреру Винкле всяческое содействие? Юноша гордо приосанился; это было похоже на фрау Энгель. Буби знал, что она его не бросит. Так что очаровательной фройлян Батори придется немного укротить свою заносчивость и тепло встретить Ганса; кто знает... Ирене далеко и не узнает, что может произойти в стенах лабораторий "Голов смерти", а доктор Бутчересс, должно быть, истосковалась по компании; одна работа на уме, и окружение - сплошь солдафоны да не слишком расторопные лаборанты. А как же развлечения? Красивым девушкам нужно веселиться, иначе они зачахнут, как цветы без света. Буби будет приятно помочь фройлян Батори немного отвлечься; юноша развязно причмокнул губами, вновь уносясь мыслями к ее груди, бедрам и налитому заду, по которому так и хотелось приложиться ладонью, с силой, до звонкого шлепка и красного следа ладони на белой ягодице. Все-таки Бутчересс была такой негодницей; ее следовало наказать. Фрау Энгель иногда шлепала Буби, когда у нее случалось игривое настроение, а Ганс вел себя скверно; Ирене била ладонью, а могла еще ремнем, линейкой, стейком, тонким гибким прутом, который так сильно обжигал кожу, что юноша, не сдержавшись, взвизгивал, и тогда Ирене добавляла ему еще один удар. Женщина знала, сколько он может выдержать, и Буби крепился, стиснув зубы, потому что хотел порадовать Ирене. В последнее время фрау Энгель мало, что радовало, неприятности случались все чаще, и улыбаться она стала куда меньше после случая в "Белице"; у нее ведь была такая замечательная улыбка, а Бласковиц, кусок дерьма, сраный америкашка, сделал ей больно. Буби своенравно дернул подбородком, поправляя расстегнутый китель; капитан Бласковиц не сможет прятаться вечно. Когда-нибудь эта крыса вылезет из подполья, и тогда сияющая машина нацизма размажет его внутренности вместе с другими унтерменшами из Сопротивления. Мысли о мести были слаще рождественского лебкухен, однако Буби все равно немного мутило; наверное, от недосыпа и курения на голодный желудок, но никак не от волнения. Чего ему беспокоиться? Гансу ничего не угрожало, чтобы там не напел Кристоф. За мыслями о Бласковице, который по иронии уродился лицом в настоящего арийца - эти глаза, голубые, как горный ледник, были способны обмануть кого угодно, не только Буби, - юноша не заметил, как его подвели к металлической двери с выдвижным окошком. Над ней горела лампочка под простым жестяным плафоном; пятно холодного света раскачивалось, выхватывая то кусок бетонной стены с трещиной, то пола, то носок начищенного сапога Буби. Солдат грохнул кулаком по двери, посылая гулкое эхо по коридору, окошко с противным лязгом приоткрылось, и через секунду заскрежетал замок, громыхнул отодвигаемый засов и лязгнула цепь; дверь приоткрылась, выпустив в лицо Ганса поток воздуха, тошнотворного запаха спирта и формальдегида и пения Йоханнеса Хестерса и Марики Рекк. Музыку тут же сделали потише, стоило Буби переступить порог, дверь тут же захлопнули за его спиной, отсекая юношу от сопровождавших его солдат. Нервно оглянувшись на запертую дверь, Ганс сглотнул, беспокойно дрогнув кадыком; силясь немного выиграть время, он пригладил волосы и смахнул незримые пылинки с рукава кителя, намеренно не поднимая глаз на сидящих за столом женщин. Их было двое - фрау Гослер, как всегда, была рядом с фройлян Батори; и как еще герр офицер не возмутился, что его жена больше времени проводит с Бутчересс, чем с ним? На его месте Буби был бы не доволен; фрау Ирмалинда была моложе своего мужа и открыто предпочитала ему общество фройлян Батори. Уголок рта Ганса приподнялся в глумливой усмешке, язык обвел верхнюю губу; неужели?.. Да нет же, не может быть. Фрау Гослер состояла в Лиге немецких женщин, носила Золотой партийный знак НСДАП и считалась образцовой женой; между ней и Бутчересс не могло быть ничего, кроме дружбы. Однако такое пикантное предположение показалось унтерштурмфюреру довольно занятным; найти бы еще доказательства, и тогда фройлян Батори вместе с подругой окажутся в полной его власти. Какая жалость, что Кристоф не справился, но, может, в лагере найдется какая-нибудь ушлая горничная, готовая поработать на благо партии. Несколько повеселев, Буби выдохнул и поднял голову, сияя очаровательной улыбкой; редкая женщина оставалась равнодушной к его обаянию, Ганс не сомневался, что сумеет расположить к себе Бутчересс и фрау Ирмалинду, которая настолько устала от своего старого мужа, что предпочитала отсиживаться в лабораториях, однако кровь отхлынула от лица, в ушах запищало, а комната закачалась перед глазами, как после удара по голове, когда Буби увидел распластанного на цинковом столе голого Кристофа. Шуппе был жив; его руки и ноги удерживали фиксирующие ремни, рот держали открытым пара металлических скоб, и слюна, стекая по небритому подбородку, капала ему на волосатую грудь. Вислый белый живот, поросший курчавыми волосами, подергивался при каждом вздохе, Кристоф умоляюще, как подыхающая собака, смотрел на унтерштурмфюрера, что-то мычал, шлепая толстым, похожим на кусок ветчины языком, задергался, хлюпая носом. Стол держал Кристофа под углом, напротив двери, рядом стояла тележка с блестящими, как елочные игрушки, инструментами, а в высокой стеклянной клетке сидели... Буби зажал рот ладонью, шарахнувшись к двери. Это было омерзительно, еще хуже, чем те твари из Луизианы; Ганс бешено взглянул на Бутчересс, раздражающе спокойную, и фрау Гослер, которая невозмутимо пила чай с шоколадными конфетами. Ирмалинда куталась в лисью перелину, блестя аметистами в ушах, а Батори Менгеле, в фартуке, забрызганном кровью, в марлевой маске, закрывавшей лицо, и в перчатках, процокала длинными и острыми, будто шило, каблуками прямо к трясущемуся Буби; волосы, арийско-светлые пряди, липли к покрытому испариной лбу, тугой комок желчи подкатил к горлу, желудок болезненно сжался. Ганс пытался сглотнуть, но горло перехватило спазмом, а вид гигантских извивающихся червей с лицами уродливых мертвых младенцев вызывал отвращение и парализующий ужас. Черви били хвостами, скалили зубы, торчащие из склизких розовато-серых десен, пялились на него круглыми, лишенными век белесыми глазами, колотилось о стекло, елозя по нему мордами, вывалив языки из пастей. - Сделай мне бо-о-ольно... - провыл один из червей, ударившись выпуклым, покрытым струпьями и волдырями лбом о стекло. От удара брызнула кровь, гадкая коричневая жижа, гной и сукровица, от глухого стука Ганс вжался спиной в дверь, отчаянно царапая ее ногтями; стучать и звать на помощь он не мог - это означало окончательно потерять свое достоинство перед Бутчересс; сука, решила испытать его? Напугать? Мразь, полоумная мясничиха, совсем спятила в этих своих казематах! А фрау Гослер тоже хороша! Спелись две арийские гадюки! Не будь Буби так взвинчен и ошарашен, он бы непременно отметил этот необычный вид существ, которые, шипя и толкаясь, слизывали со стекла собственную кровь. Колотились о стекло, разбивая лбы и ломая носы, заходясь сладострастными стонами и довольным урчанием, они жались друг к другу стайкой шаловливых щенят, пока один из них не вгрызся зубами в щеку другого червя, пронзительно заверещавшего от боли. - Сделай мне больно-о!.. Я хочу... Хочу, чтобы ты сделал мне больно-о!.. - Нельзя! - рявкнула Бутчересс, хлестнув стеком по стеклу; от тихого щелчка черви трусливо отпрянули, поджав хвосты спиралями, оскалились, чуть слышно зарычав, однако кинулись к немке, стоило ей прижаться к гладкой поверхности стекла ладонью. Батори с нежностью рассмеялась, постукивая пальцами по стеклу, черви, закрутившись волчками, радостно затявкали, запищали, захлебываясь слюной, чем вызвали у фройлян Менгеле новый приступ умиления. - Они сегодня такие беспокойные, - заметила фрау Ирмалинда. - Конечно, ведь у нас сегодня гости. Мои малыши так рады новым лицам, - наметив улыбку под маской, Бутчересс повернулась к побелевшему Буби, - добрый вечер, герр унтерштурмфюрер. Добро пожаловать в мою скромную обитель. - Не хотите ли чаю? - учтиво предложила фрау Гослер, словно они были у нее в гостях. - Мы с фройлян Батори пьем его с мелиссой и цикорием по совету герра Геббельса. Очень полезно для желудка. - Не нужно, Лина, - мягко упрекнула Бутчересс, - герр унтерштурмфюрер здесь не за этим, верно? - Вы мне скажите, фройлян, зачем я здесь? - Гансу стоило немалых сил говорить твердо и уверенно, по-мужски чеканя каждое слово. - Вы же меня пригласили. - После того, как наш дорогой Кристоф поделился со мной вашим интересом к моей работе, - девушка шагнула к Буби, похлопывая себя стеком по бедру; невольно представив, как она этим же стеком хлещет червей или наотмашь бьет самого Ганса по лицу, юноша ощутил тяжесть в чреслах. - Зачем же было так стараться, подкупать Кристофа, когда можно было просто спросить? Поверьте, герр унтерштурмфюрер, я бы охотно рассказала вам о даемитах. Буби истерично хихикнул. - Дае... кто? - Даемиты, герр Винкле, - подсказала фрау Ирмалинда, - просто невероятные создания. Подобных им просто не существует. - Мне так приятно, что они тебе нравятся, дорогая, - промолвила Бутчересс, повернувшись к фрау Гослер, - далеко не все способны оценить их по достоинству. - Не у всех такой тонкий вкус, как у тебя, моя роза, - в голосе Ирмалинды прозвучала плохо скрытая нежность, и Батори Менгеле шутливо замахнулась на нее стеком. Кожаный узелок со свистом рассек воздух. - Тише. Не смущай нашего гостя, он и так ошеломлен. Не правда ли, герр унтерштурмфюрер? Уверена, вы ничего подобного никогда не видели. - Не видел, - хрипло согласился Ганс; он старался не смотреть на червей, которые катались по клетке, свесившись в один тревожно шевелящийся клубок, избегал взгляда Кристофа, надсадно дышащего, издававшего отчаянный горловой вой, за что и получил удар стеком по щеке. На его скуле вспух алый след, однако это не заставило Шуппе замолчать; он продолжал реветь, брызгая слюной, трепыхался раздавленным, но еще живым тараканом, и Бутчересс, сузив глаза в приливе омерзения, отвернулась. - Мне кажется, герру Шуппе не повредит доза седативного препарата, - кротко вздохнула фрау Гослер. - Нет. Он не заслужил. Тем более, что кровь должна быть чистой, без посторонних примесей, чтобы слияние даемита с телом прошло успешно. - Тогда, может, закрыть ему рот? - Ирмалинда озорно хихикнула. - В теле человека есть и другие отверстия, которые может использовать даемит. - Лина, мы же уже это обсуждали и не раз, - Бутчересс погрозила фрау Гослер стеком, поигрывая кожаной петлей. - Анатомия и биология - серьезные науки, дорогая, в них нет места шуткам. - Ну, прости, - фрау Ирмалинда легко поднялась, поправляя свалившуюся с плеча золотисто-рыжую перелину. Она подошла к фройлян Менгеле; красивая, ухоженная, как кинозвезда, с завитыми волосами, благоухающая жасмином и лилией, девушка смотрелась чужеродно в полутемной комнатке с червями в высокой стеклянной клетке и хнычущим на цинковом столе голым Кристофом. - Ну, что же, герр унтерштурмфюрер, - глаза Батори переливались зимним небом, - пора вознаградить ваше рвение. Вы так хотели узнать, чем я здесь занимаюсь? Готова продемонстрировать вам один из самых любимый моих экспериментов - внедрение червя-паразита в тело человека. - Незабываемое зрелище, - подхватила фрау Гослер, взяв Бутчересс под руку; обручального кольца Ирмалинда не носила, зато на указательном пальце девушки сидел золотой перстень с круглым индигово-синим сапфиром; подарок, наверное, и Буби сильно сомневался, что украшение Ирмалинде преподнес муж. Неужели они с Бутчересс уже и драгоценности друг другу дарят? Вот ведь парочка потаскушек. - Окажите честь, герр унтерштурмфюрер, - стеком Батори Менгеле легонько похлопала его по гладкой выбритой щеке, - выберите даемита, который займет тело нашего Кристофа. Выбирайте с умом - самые маленькие и слабые могут не пережить слияния, а крупные очень агрессивны... - Благодарю за оказанное доверие, доктор Менгеле, но я, пожалуй, откажусь, - улыбка Ганса Винкле вышла слабой и жалкой, - к сожалению, я не любитель подобного зрелища, поэтому прошу меня извинить... Немки переглянулись. - Так что же, вы уходите? - Ирмалинда Гослер вопросительно приподняла выщипанные брови. - Вот уж не думала... - Не нужно, Лина. Ты сама говорила, что не все способны разделять мои вкусы, поэтому не будь так строга к герру Винкле. - Как скажешь, - девушка вернулась к столу, явно разочарованная, однако Буби было глубоко плевать на то, какое впечатление он произвел на женушку офицера Гослера. К черту ее и Батори Менгеле! Больные суки! Как геггинггруппенфюрер вообще все это допустил?! - Если передумаете, герр унтерштурмфюрер, возвращайтесь. Мои даемиты всегда рады гостям, - пропела Бутчересс на прощание, открывая дверь вспотевшему, сотрясаемому нервной дрожью Буби; прежде, чем выпустить юношу в коридор к ожидавшим его солдатам, арийка прижалась стеком к его щеке. - Постарайтесь не слишком откровенничать с фрау Энгель. Работа ГГГ находится не в ее ведомстве, и геггинггруппенфюрер Вульф отчитывается лично фюреру. А теперь - идите, - стек несильно шлепнул Ганса по заду, - я не люблю заставлять даемитов ждать. И фрау Гослер тоже... не из терпеливых. Дверь с грохотом закрылась за юношей, защелкали замки, кто-то - вероятнее всего, Ирмалинда, - сделал музыку громче, а Буби на нетвердых ногах побрел к выходу. Ганс порадовался, что ничего не ел с утра, иначе бы его стошнило прямо перед Бутчересс. Ненормальная; она еще большая фанатичка, чем покойные фрау фон Булоу и Марианна Блавацкая. Несчастный Гослер, его впору пожалеть; молодая жена попала под влияние фройлян Менгеле. Каково теперь герру Гослеру живется в браке? Может, Бутчересс и ему успела подсадить даемита? Глухо икнув, Буби прижал кулак ко рту, гадливо содрогнувшись; скорее бы Ирене забрала Ганса в Берлин, подальше от Бутчересс и ее подруги с их отвратительными питомцами. Однако до чего же грустно, что у таких красавиц не все в порядке с головой, но что поделать? Война всех, так или иначе, сводит с ума.