Gravity of love

Раскрыв глаза, я сразу увидел его. Как всегда, безупречный, в своем черном фраке дворецкого, он стоял, вглядываясь в пейзаж за окном. Но почувствовав мое пробуждение, тут же повернулся ко мне. Он улыбнулся мне своей извечно ироничной улыбкой, и глаза его вспыхнули вчерашним огнем желания, вызвав у меня ответную волну тепла во всем теле — с головы до самых кончиков пальцев. При воспоминании о произошедшем накануне мои щеки зарделись. — С пробуждением, милорд! Вежлив и услужлив, как и положено идеальному дворецкому. И одного звука его неподражаемого голоса хватило, чтобы, несмотря на зудящий голод, меня охватил пьянящий триумф от осознания: МОЙ! Впрочем, было и еще одно чувство, доставляющее весьма ощутимый дискомфорт: я был адски голоден. Настолько, что глаза мои зажглись алым, а зрачки вытянулись. — Себастьян, — слишком много чувств нахлынуло на меня одновременно, и оттого я слегка охрип. — Сколько я проспал? — Почти сутки, милорд. Сейчас шесть часов пополудни. Скоро закат. Я был удивлен: не думал, что могу так долго проспать, тем более, что сон для демона вовсе не являлся необходимостью. Но вчера я был слишком слаб, едва не умер, поэтому моему организму понадобился обычный человеческий отдых. Слабость? Я прислушался к себе, пытаясь понять свое состояние. Нет, слабости больше не было, наоборот, я ощущал себя особенно сильным, обновленным… Вот только это назойливое отвлекающее чувство… — Милорд, по-видимому, вы голодны, — озвучил он мое состояние. Я упрямо тряхнул головой. — Вас выдают ваши глаза, — он улыбнулся. — Но я рад, ведь это верный признак, что вы пошли на поправку. Нужно собираться на охоту. — Ничего, я могу и потерпеть немного, не срочно… — пробормотал я смущенно. Откровенно говоря, вовсе не этим я хотел заняться. Совсем не этим. Но Себастьян проявил странную непреклонность. — Я немедленно подготовлю вашу одежду. — Мою одежду? — кровь снова бросилась мне лицо, когда я вспомнил, каким образом был раздет накануне, и невольно притронулся к собственной груди. И с удивлением обнаружил, что лежал в своей привычной шелковой пижаме. — Себастьян! Ты… ты переодел меня, пока я спал? По-прежнему невозмутим. Лишь на самом дне карих глаз проблескивают лукавые искры. — Разумеется, господин! Не мог же я допустить, чтобы вы спали в верхней одежде, да еще и в туфлях, которые вы даже не соизволили вчера снять! — Ты… ты… — от смущения я едва не потерял дар речи. Да как только я представил себе, что Себастьян раздевает меня, спящего, а потом натягивает на мое безвольное тело одежду… После того, что чуть было не произошло, после наших взаимных ласк… Я не знал, куда девать глаза, хотя, казалось бы, что такого особенного? Несколько лет подряд это являлось его ежедневной обязанностью, и мне бы и в голову не пришло в то время возмущаться по поводу подобной инициативы с его стороны. Правда, было одно существенное отличие: тогда я еще был ребенком, пусть и с вполне взрослым разумом но, тем не менее, физически невинным. Теперь я юноша-демон, страстно влюбленный в своего дворецкого, мечтающий о близости с ним… И уже не просто мечтающий… Поэтому каждое его прикосновение мне было не безразлично. — Не стоило этого делать, — пробурчал я, пытаясь скрыть свое смущение, без особого, впрочем, успеха. — Вы недовольны? — сама невинность, взгляните-ка! Решил поиграть со мной? Что ж, давай… Мое человеческое неравнодушие к различного рода играм осталось при мне в полной мере. Поэтому, скрыв хитрую усмешку, я искусно изобразил недовольство: — Кажется, однажды я приказал тебе больше не переодевать меня! Вызов принят. Его глаза азартно блеснули: похоже, он тоже соскучился по нашим прежним, человеческим отношениям. — Вы считаете, что в данной ситуации я проявил неповиновение? Я чуть наклонил голову набок, ответив плотоядной улыбкой: — Для нас обоих это очевидно, Себастьян. Он неторопливо приблизился к постели, на которой так страстно ласкал меня накануне, заставив меня снова вспыхнуть. Больше всего мне хотелось немедленно оказаться в его объятиях и вновь насладиться головокружительной близостью, но… Игра еще не закончена. И это щекотало нервы, возбуждая не меньше самых искусных прелюдий. — Желаете подвергнуть меня наказанию? Его голос зазвучал еще на тон ниже, соблазняя, дразня своей откровенной сексуальностью. Во мне же вдруг начало разгораться какое-то новое чувство. Игра переставала быть только игрой. Моя демоническая сущность проснулась неожиданно сильно, подстегиваемая острым голодом. Глаза мои вновь загорелись алым. Губы изогнулись в жестокой усмешке. Желание продемонстрировать ему свою власть вдруг оказалось непреодолимым. Я снова ощущал себя его полновластным хозяином. Я даже чуть подался вперед, навстречу ему, словно собираясь напасть. Он увидел. Сразу почувствовал произошедшие во мне изменения и застыл в шаге от меня, напряженно всматриваясь в мое лицо, ища что-то в моем взгляде. Что-то или… кого-то? Человека. Прежнего меня. Демон во мне издевательски расхохотался, наблюдая за его реакцией. — Сам просишь о наказании? Как и подобает верному рабу… — сказал я вслух, хищно улыбаясь. «О! Я бы наказал тебя, Себастьян! Я бы придумал тебе такое наказание…» И тут я одернул себя. Что на меня нашло? Почему я хочу унизить его? Особенно теперь, после взаимных признаний, первых поцелуев и объятий? Словно желаю разрушить то счастье, что так неожиданно было даровано нам… И сделав над собой поистине титаническое усилие, я подавил в себе жестокие демонические инстинкты, вложенные в меня Адом. Ради него. — Нет, — выдохнул я, наконец, приходя в себя и гася свой огненный взгляд. — Я не желаю тебя наказывать. Ты поступил правильно. Он слегка мне поклонился, приложив руку к сердцу. Однако лицо его стало холодным и непроницаемым. Обиделся? Я понимал, как тяжело ему — сильному древнему демону — примириться со своим положением вечного слуги неопытного юнца. Но мое понимание ничего не меняло: я не собирался отказываться от него. Ни за что. — Что бы ни было между нами, ты принадлежишь мне, — жестко сказал я, отвечая на невысказанный упрек и обрывая нашу неудавшуюся игру. — Вчера у тебя была возможность изменить это. Но больше ее не представится. Обещаю тебе. Ты — мой. Навсегда. Он посмотрел на меня со смешанным чувством удивления и боли. — Я знаю это, милорд. И разве я сам недостаточно ясно показал, что согласен с этим? — Себастьян… — мне было больно от его боли, я ненавидел себя за то, что причиняю ее. И еще больше — за то, что не могу по-другому. Я потянулся к нему, на этот раз почти умоляюще: — Никто не нуждается в тебе больше меня. Тебе этого мало? А он… он приблизился ко мне вплотную, и взяв в ладони мое лицо, нежно провел большим пальцем по моим губам, вызвав дрожь облегчения и удовольствия. Его взгляд вновь потеплел, и у меня отлегло от сердца: он тоже понимал. — Мой Лорд… Наверное, он хотел сказать еще что-то, но мне уже были неважны все слова на земле. Я обвил его шею руками и, прервав на полуслове, притянул к себе. Но, кажется, он вовсе не был против. Это было похоже на вихрь. Одно прикосновение губ — и вновь наши тела охвачены безумным огнем желания. Он прижал меня так сильно к себе, что мне даже стало больно. Но вместо того, чтобы чуть ослабить объятия, я, наоборот, сам крепче прижимался к нему. Его руки, его губы — везде на мне. Беспорядочные, хаотичные ласки. Наше смешанное, рваное дыхание. Непреодолимое притяжение. Зачем он переодел меня? Зачем оделся сам? Ведь эта одежда — досадная помеха нашему обоюдному влечению, нашим прикосновениям. Мы оба охвачены нетерпением. Моя сорочка снята единым порывистым движением и отброшена куда-то в угол. Пижамные штаны были сорваны лишь минутой позже. Я лежал под ним уже полностью обнаженный, неистово желая слиться с ним воедино. Но с его одеждой было сложнее. Фрак, жилетка, рубашка… — Ты специально что ли? — недовольно чертыхнулся я, пытаясь расправиться с бесконечными застежками. Он в ответ засмеялся, и от этого смеха, от его вздымающейся груди я едва не потерял рассудок. В нетерпении оборвав оставшиеся пуговицы, я, наконец, распахнул его рубашку и заскользил пальцами по его груди, вызвав у него судорожный вздох. Какая горячая кожа под моими пальцами! Гладкая, влекущая… Но и этого мне уже невыносимо мало. Я нагнулся, целуя его в ключицу. Он задрожал. Я прикоснулся губами еще раз. А потом еще. И еще. Не в моих силах было остановиться. Я ласкал и ласкал его шею и грудь губами, затем языком. А после — и зубами. Ему нравилось, нравилось каждое мое прикосновение. И от этого я сходил с ума еще больше. Я обнял его за спину, ощущая игру мускулов под своими пальцами. Меня возбуждало в нем все: его тело, его запах, его ласки, его дыхание. Он, кажется, тоже никак не мог насытиться мной: он беспрестанно гладил мое лицо, волосы, шею, плечи, руки, спину, затем вновь возвращался к лицу, и его рот вторил этому хаосу, то страстно, до боли, впиваясь мне в губы, то вдруг начиная осыпать жаркими поцелуями мое тело. Всего через нескольких минут нашего с ним общего безумия, я уже ощущал предельное, почти болезненное напряжение в паху и своими бедрами чувствовал и его возбуждение. Я буквально изнемогал от ожидания, когда же он прикоснется ко мне, чтобы унять это пронзающее насквозь желание, и когда это, наконец, произошло, не смог сдержать громкого стона. Его рука заскользила по моей возбужденной плоти, и я даже зажмурился от испытываемого острого удовольствия. — Сиэль… — услышал я его прерывистый вздох и в удивлении распахнул глаза. Его лицо было искажено страстью, глаза горели, словно огненные рубины, он пристально смотрел на меня. Я впервые слышал из его уст свое имя. И это было… так… — Повтори, — хрипло попросил я, сгорая в неистовом огне его глаз. — Сиэль… Я потянулся к нему, словно желая вкусить с его губ собственное имя. И вдруг застыл. Необъяснимая тревога пронзила мою грудную клетку. Сердце пропустило удар, а тело вдруг напряглось, будто ожидая удара. Себастьян не сразу заметил перемену в моем настроении. Его руки продолжали ласкать меня, а губы жаждали моего прикосновения. Я почувствовал, как по моему телу прошла крупная дрожь, и на этот раз никакого отношения к возбуждению она не имела. Иррациональный страх закрутился тугим кольцом где-то в животе и подкатился комом к горлу, напрочь сметая все прочие эмоции. Я уперся Себастьяну в грудь ладонями, отталкивая. — Подожди! Он остановился, неровно дыша и недоуменно глядя на меня. — Милорд… А через секунду мой страх отразился и в его глазах. Себастьян среагировал мгновенно: — Господин, уходим! Одним неуловимым движением он метнулся с кровати. Еще одно движение — и моя одежда, уже выдернутая из шкафа, полетела мне точно в руки. Мне хватило секунды, чтобы натянуть на себя штаны, но на остальное времени уже не осталось. Едва я просунул руки в рубашку, как Себастьян, остававшийся одетым, хоть и с распахнутой грудью, подхватил меня привычным жестом на руки, и с ловкостью тигра выскочил в окно. Через миг раздался оглушительный скрежет, и дом, служивший нам пристанищем более полутора лет, рухнул, погребая под собой нашу прошлую жизнь, и едва ли не нас самих. В следующий момент Себастьян приземлился на землю, ставя меня на ноги, и мы застыли, с трудом веря в произошедшее. Чувство страха не отпускало, оно вновь скрутило мне внутренности, еще сильнее, чем прежде. Оно росло, оно обладало теперь вектором. И я повернулся в ту сторону, откуда — я знал — наступала беда. Себастьян повернул голову вслед за мной, и мы оба словно окаменели. С горизонта, крадя от взора садящееся багровое солнце, прямо на нас двигалась плотная темно-серая стена, закрывавшая собой все пространство от земли до неба. И приближалась она неумолимо быстро. Я еще не понимал, что происходит, но чувствовал: она двигалась именно на меня. — Что это, Себастьян? Бледный, прикусив бескровные губы, он не отрывал помрачневших глаз от этой надвигающейся стены. Лишь руки его, все еще покоящиеся на моих плечах, инстинктивно прижали меня ближе, стремясь защитить от неизбежности. — Это Ад, господин. Он пришел за Вами.