«Я так скучаю по тебе, Считаю дни, часы, минуты. И без тебя не спится мне, И не живется почему-то…»
(Неизвестно)
***
В этот раз Саске занесло куда-то совсем далеко. Местные едва различали его диалект, таращились и имели совершенно дикие повадки. Но здесь все же имелась парочка шиноби, таких же заблудших далеко от дома, замерзших и уставших. Здания казались слишком обветшалыми и побитыми, со следами давнишней гари и копоти. По разговорам он узнал, что недалеко отсюда до сих пор ведутся военные действия между поселениями. Хотя полноценной войной это не назовешь. Саске представлял и видел, что важнее, совершенно иной масштаб катастрофы, нежели эти жители. Они все делали по старинке. И сражались тоже на катанах или кулаках. Северная часть поселения была безбожно выжжена. В некоторых местах из умершей земли торчали столбцы, а у их основания какое-то подобие подношений. У одного такого Саске видел куклу. Самую обычную, тряпичную, с истертым красным платьем и глазами-пуговицами. Сердце невольно сжалось в мыслях о Сараде. Его дочь была все такой же крохотной, такой, что страшно было и на руки-то взять. Одна Сакура не боялась, уставшая вусмерть от смен в больнице и хлопот по несуразно большому дому, бережно пеленала их плод любви своими по-матерински нежными руками. Они так отличались от ручек их совсем маленькой дочери, которая во время бодрствования тянулась небольшими, еще неокрепшими пальчиками к его рваной челке. В эти моменты Саске старался лишний раз не дышать, чтобы не сдавить нежное детское тело. Сарада всегда что-то лепетала своими излишне надутыми розовыми губками, будто пыталась рассказать своему отцу нечто важное. Но получались только какие-то несвязные звуки, которые так забавляли Сакуру. От его чрезмерно длительных миссий все же был толк для их семьи. За повышенную сложность прилично доплачивали, поэтому малышка Сарада никогда и ни в чем не нуждалась. Хоть Сакура и не переставала твердить ему о том, что их ребенку не хватает отца, Саске оставался непреклонен. Ему удалось разыскать здесь ночлег за чисто символическую плату. Комната, конечно, была крайне узкой и душной, но все же лучше, чем промозглая и сырая земля. Саске повернул защелку на замке вправо, чтобы запереть дверь. И чтобы уж наверняка закрыться от внешнего мира, задвинул ситцевую занавеску на единственном окне. Он погрузился в облегчающий и спокойный мрак, но тут же зажег покорёженную свечку на блюдце, ожидая получить хоть какое-то ощущение уюта и тепла. В какой-то момент он встал посреди комнаты, тупо таращась в пустую стену перед собой. С ним сегодня было что-то не то. Как если бы Саске заболел или чувствовал тревогу. Но это уже случалось с ним неоднократно, может, раза четыре и наберется. Во всем виновата банальная тоска. По дому, по семье. По месту, где можно забыть про диковатые повадки шиноби и не прислушиваться к чужому, лишнему вздоху или скрипу гнилых половиц. — Неужели я снова сделаю это? Саске коснулся лба рукой, пробираясь пальцами сквозь челку. С тихим вздохом он подошел к стулу, скидывая на него тяжелый плащ. За спиной раздался хлопок, а отросшие волосы на затылке разметались в разные стороны от резкого потока воздуха, к ногам потянулись языки сизого дыма, быстро растворяясь. Но на его лице не дрогнул ни один мускул. Наоборот. Плечи, до этого находившиеся в постоянном напряжении, вдруг ссутулились, принимая покатую форму. Сначала по спине прошлись длинными гладящими движениями, а после женские руки сцепились под грудью, сминая ткань жилетки. — Аната*. В животе что-то перевернулось. Саске очень давно не слышал ее голос, теперь он казался лишь миражом или вымыслом его больного сознания. Но это был именно голос Сакуры. Точнее, не так. Ее подобия, которое Саске воплотил из собственного клона. В моменты, когда чужая земля пропадала из-под ног, и он постепенно начинал отрекаться от этого мира, нужен был якорь, чтобы вновь вспомнить, ради чего он живет и существует. Руки Сакуры были гораздо меньше его, но с такими же длинными пальчиками. На безымянном левой руки в свете свечи поблескивало серебряное колечко с ромбовидным красно-сочным рубином. Она была так счастлива и вся тряслась от напряжения, когда Саске не очень умело натянул украшение ей на палец. Этот момент разрывал ее жизнь на до и после. Харуно Сакура ушла в забытие, со всеми своими детскими обидами и комплексами, со слезами и болью, с неразделенной любовью. Теперь была лишь Учиха Сакура, которая всегда будет окружена теплом и заботой мужа и дочери. И круг на спине пропадет, оставляя место для красно-белого веера, восставшего как феникс из пепла. Саске медленно расцепил женские пальцы, оборачиваясь. Она была такой, какой он запомнил ее в последний раз. Тогда он вернулся всего на два дня и ушел поздно ночью, когда Сакура заснула после… Прощальный секс? Он не знал, как описать их близость, когда они оба знают, что не увидятся еще очень долго. В такие моменты его жена была особенно жадной и даже более властной, чем он. Нещадно хватала его за жесткие волосы на затылке, впивалась в губы и сжимала ребра с такой силой, что, казалось, еще немного и они точно треснут. И такое правда случалось. Редко, но случалось. Но Сакура совсем не чувствовала себя виноватой, лишь поджав губы подсаживалась поближе и начинала вливать в поврежденные кости свою целительную чакру. Их отношения еще были ценны тем, что до друг друга у них никого не было. Ни в романтическом, ни в сексуальном плане. Но с самого начала не было ожидаемой робости, наоборот, изголодавшись, каждый отдавался без остатка, с энтузиазмом и рвением искав нужные точки соприкосновения, пытаясь получить то количество удовольствия, которое им принадлежало по праву. Саске потянулся рукой к ее щеке, чуть поглаживая шершавым пальцем прохладную кожу. Сакура непроизвольно прильнула к ладони, отзываясь на ласку. Потеревшись щекой, она прислонилась губами к месту чуть выше запястья, опаляя его кожу горячим дыханием. Взгляд у нее был какой-то потерянный и жадный. Но никто из них не собирался торопиться. Ситуацию полностью контролировал Саске, а значит искусственно созданная женщина перед ним не могла действовать достаточно свободно. Мысленно отдав приказ, Саске замер, наблюдая как ловкие пальцы справляются с пуговицами на жилетке. И все, что выдает Сакуру — это слишком уверенные движения. Его жена в такие моменты всегда слишком нервничала, от чего руки подрагивали и соскальзывали с петель. Для себя Учиха не мог никак охарактеризовать происходящее. Из раза в раз он возвращался к этим навязчивым мыслям и наступал себе на глотку, чтобы самому себе признаться в том, что действительно стал зависим от людей, которые теперь приходились ему семьей. Это считалось слабостью в мире шиноби. А еще непозволительной роскошью. Иметь то место, где тебя ждут, доводилось не каждому, но у Саске, у человека, который совершил в своей жизни столько зла, все-таки была та благосклонность свыше, чтобы потеряв однажды, он мог буквально по кусочкам собрать себя и свою жизнь. То, что сейчас происходило, не иначе как эгоистичный порыв. Наверняка Сакура справлялась с тоской и желанием самостоятельно, давилась одиночеством и прозябала под той ответственностью, которую на нее скинул ее блудливый мужчина. А Саске ослаб настолько, что даже на расстоянии обращался к той, которую искренне не заслуживал, испортил жизнь и принес столько боли. Что он ей дал, кроме бесконечных надежд и туманного женского счастья? Обесчестил, привязал к себе и не давал спокойно вздохнуть. Но Сакура дала ему все, что он сейчас имеет. Она дала ему новую жизнь, в которой был смысл. Их новорожденная дочь была самым прекрасным, что он когда-либо видел. Саске не думал, что когда-нибудь будет способен так сильно любить человека, даже после умершего брата и любимой жены. Он рвано вынырнул из мыслей, когда с плеч уже соскальзывала рубаха. Точно, Саске сейчас был не один. Перехватив женское запястье, он зашагал к кровати, слишком узкой для них двоих, и уселся на самый край, заставив Сакуру опуститься на его колени самым бесстыдным образом. — Я слишком привязался к тебе, — он сдвинул воротник ее красного ципао и оставил короткий поцелуй под ключицей. Конечно же Саске не был мастером по части клонов, в этом он значительно уступал Наруто. Поэтому текстура кожи получилась совершенно не такая. Не такая мягкая, не такая гладкая и пахнет совершенно по-другому. Саске злился сам на себя. Зная все тонкости этого любимого тела, он не был способен воссоздать идентичную копию. Почему? Возможно, ему стоит усовершенствовать данную технику. — Почему ты не говоришь об этом оригиналу? — клон чувствовал себя вполне комфортно, положив обе руки на покатые и оголенные плечи, продолжая сдвигать края рубахи сантиметр за сантиметром вниз. — У нас одно с тобой сознание, я и так это знаю. — Прикуси язык, — Саске рыкнул сам на себя. Даже характер у этой Сакуры слишком отвратный, чтобы она была отдаленно похожа на его жену. Девушка тихо выдохнула, даже чуть осуждающе. Ну какой смысл критиковать самого себя? Она впутала пальцы одной руки в черные волосы на затылке, оттягивая их вниз, и наклонилась, впиваясь в холодные губы. А вот манеру поцелуя клон передал полностью, по крайней мере постарался. Саске на секунду забыл о том, где сейчас находится, и это был самый лучший момент за все эти месяцы. Терпеть сил не осталось, он повалил девушку на кровать, нависая сверху, но не прерывая поцелуй. Слишком долго он не прикасался к Сакуре, чтобы иметь возможность оторваться. Теперь он понимал ее. Пусть это была лишь обманка, Саске не смог бы быть настолько груб с ней, чтобы воплотить свои самые грязные фантазии, потому что, вероятно, ей было бы больно или не совсем приятно. И ведь был резон исполнять подобное именно с клоном, но рука никак не поднималась. Рубашка наконец-то полетела куда-то на пол, заставляя его поежиться от прохлады. Повинуясь мысленным указаниям, Сакура расстегнула свое ципао, разводя его части в стороны. Она смотрела на него ярко-зелеными оленьими глазами, за радужкой которых плясали самые настоящие черти. Он мог бы сравнить ее с русалкой только из-за ее манящих глаз и необычных волос, прелестно вьющихся от влаги. Саске громко сглотнул, не в силах оторвать разномастные глаза от женских прелестей. И в этом не было ничего такого, он видел ее грудь уже тысячу раз. Но после рождения Сарады Сакура будто бы закрылась от него, несколько не уверенная в своей теперешней привлекательности. У нее физически не хватало времени на тренировки, чтобы вернуться в прежнюю форму, хотя Саске ни раз говорил ей о том, что сейчас ее тело нравится ему даже больше, чем до родов. Поэтому даже сейчас, когда у него был выбор, какой именно Сакура предстанет перед ним, он все равно остановился на ее настоящей версии. По поверхности груди расползались белесые полосы, а соски были чуть вытянутыми от кормления грудью, и он знал, что если сдавить грудь около них, то выступят белые капли молока. Раньше он мог стискивать полушария так, что Сакура будет сдавленно стонать от легкой боли, но теперь к ней проснулась какая-то особенная нежность, и Саске уже не мог позволить себе такую грубость. Саске склонился над ее грудью, едва касаясь шершавого соска языком. Грудная клетка расширилась, приподнимаясь, заставляя его отпрянуть назад. Сегодня он оставит эту часть ее тела в покое, чтобы по возвращению домой выместить на своей жене все его раздражающее возбуждение. Он оставил влажный поцелуй чуть выше пояса бридж, попутно расстегивая пуговицу. Сакура с ловкостью избавилась и от них, будто бы случайно задевая его бок коленкой. — Резвишься? — Саске сощурился. — Ты смешон, — эта Сакура была куда более раскрепощенной, с проблесками его дерзости и непокорности. И он не мог не признать тот факт, что эта ее версия тоже была неплоха. Когда его пальцы добрались до резинки трусов и потянули их вниз, девушка раздвинула ноги пошире. В последнее время у Сакуры совсем не было времени на себя, и она каждый раз смущенно извинялась, когда Саске заявлялся без предупреждения и требовал от нее близости. Но ему совершенно не хотелось выжидать на десять минут дольше ее приготовления в душе, чтобы ее тело было достаточно гладким. Да и было бы нечестно по отношению к ней предъявлять условия, потому как обычно Саске выглядел самым ужасным образом. С недельной щетиной, отросшими и пыльными волосами, грязной одеждой и непривлекательными ранами. Поэтому даже сейчас он предпочел честность, совершенно не идеализируя свою жену. К тому же, его всегда охватывало любопытство, везде ли ее волосы розовые, а до недавнего времени ему и не представлялась возможность узнать об этом. — Ты извращенец, — щеки Сакуры заалели, когда его указательный палец прошелся прямо по бледно-розовым волоскам на промежности и остановился у клитора. — И кто меня развратил? Ей пришлось заткнуть рот ладонью, чтобы не издавать слишком громких звуков. Горячий язык прошелся вдоль половых губ, раздвигая их. Ощущение чего-то напористого прямо около скопления нервных окончаний не вызывало ничего, кроме приятного пожара внизу живота, который поднимался выше, заставляя сердце биться быстрее. Она инстинктивно чуть приподнимала бедра навстречу, когда кончик языка останавливался у входа. Колючая щетина на подбородке добавляла остроты, от чего Сакура больно закусила запястье. Слюна смешивалась со смазкой и стекала вниз, оставаясь мокрым пятном на простыни. — Перевернись. Поза «сзади» была излюбленной, так как ему так банально было проще. Не имея второй опоры в виде руки, он достаточно быстро уставал, а плечи затекали. Ну и вид на ее обнаженную спину, с каждым толчком прогибающуюся все ниже, захватывал. Поэтому спина и плечи зачастую были украшены лиловыми синяками и саднящими укусами. И Сакуре приходилось залечивать следы перед зеркалом, тихо ругаясь на мужа. Потерев вход, Саске погрузил в нее сразу два пальца, проворачивая их. Услышав одобрительный и слишком жалобный стон, он освободил пульсирующий член из штанов и провел им пару раз по промежности. Собственная рука казалась слишком грубой и мозолистой. Ласки Сакуры были намного приятнее, когда она касалась члена своими мягкими пальчиками, под которыми мелкими импульсами электризовалась чакра, дразня его нервные окончания так, что его всего передергивало, а кожа покрывалась мурашками. Она проводила чакру даже через свой заостренный к кончику язык, вытворяя что-то непонятное, но до ужаса приятное. Наконец-то головка скрылась внутри, он выдохнул как-то уж слишком тяжело. За последнее время у него не было сил даже на самостоятельную разрядку, поэтому их веселье продолжится не так долго, как хотелось бы. Он начал входить более уверенно, с каждым толчком вбиваясь сильнее. Перед глазами слишком вызывающе маячил еще один вход чуть повыше. И в обычной ситуации Саске бы даже не начал раскатывать губу, так как Сакура всегда была против такой практики. Но, если подумать, это ведь не совсем она? — Даже не думай, — Сакура предупредительно шикнула, когда большой палец начал надавливать на анус. Но Учиху это не остановило, даже начала забавлять эта ситуация. Сейчас он мог делать то, что хотел, хотя в каких-то моментах продолжал себя ограничивать. Палец вошел всего на одну фалангу, а стенки влагалища как-то странно сжались, стискивая его со всех сторон. И это было совсем не хорошо. Если так продолжится, он сдастся даже раньше, чем Сакура. И его мужское самолюбие скатится куда-то к отметке «ноль». Смирившись с тем, что мужчина останется непреклонен, она погрузила палец в рот, обильно смачивая его слюной. Саске не видел, как Сакура это делает, но очень отчетливо представлял. Она прогнулась в спине чуть сильнее, прижимаясь к нему бедрами и принимая глубже, опустила голову к руке, сжимающей простынь, и принялась стимулировать клитор круговыми движениями. Опора в виде одной руки немного вызывала дискомфорт, но первостепенной задачей оставалось отвлечение от легкой боли в районе копчика, которая уже начинала утихать. Ощущения были странными, и хотя ее уже начинало потрясывать от приближающегося удовольствия, она предпочла сосредоточиться только на собственных ласках. Саске был несколько недоволен тем, что она самым наглым образом ублажает себя, когда он находится в непосредственной близости. Он на мгновение остановился, убирая руку, и перехватил ее запястья за спиной, заставляя уткнуться щекой в подушку. Сакура искоса взглянула на него, пыхтя себе под нос что-то несвязное. Еще бы, он не позволил ей довести начатое до конца, каков подлец. Выйдя из нее, Саске поежился от прохладного воздуха. От головки к основанию скатилась крупная вязкая капля мутной смазки. — Расслабься, — девушка замерла в напряжении от ожидания неизбежного. И когда вместо пальцев в нее начало проникать что-то более горячее и пульсирующее, она не смогла сдержать шумного вздоха. Все ощущения разом подступились к одному-единственному месту на ее теле. Сакура чуть всхлипнула от тянущей рези, стараясь не двигаться и не сжиматься, что получалось крайне плохо. Она чувствовала каждый еле заметный, рваный толчок, который Саске старался сдержать и двигаться более плавно, прислушиваясь к любым, исходящим от нее звукам. Саске бы описал это как… Теснее, чем обычно? Еще толком неразработанный вход обхватывал член стенками со всех сторон. И уже сейчас он был совершенно уверен в том, что эта авантюра не станет последней в их интимной жизни. Пусть и прелюдий требовалось больше, это явно того стоило, потому что Сакура уже начала глухо постанывать, до крови закусывая губу. Он слышал, как бьется ее сердце, а глаза кажутся стеклянными из-за расширенных зрачков и мутности. Это значило, что она уже на пределе, и ему следовало бы поторопиться. Она вцепилась одной рукой в его запястье, а вторую сжала в кулак. На его коже в скором времени останутся полумесяцы от ногтей, и это лишь часть того, что могло бы быть, если бы она имела доступ к его шее и спине. Плечи Сакура старалась не трогать, потому что могла не заметить, как оставляет глубокие борозды в опасной близости от саднящего конца культи. Саске пусть и редко жаловался на обрубок, она прекрасно знала, что старая травма продолжала ныть и делать его рутину еще более невыносимой. На ягодицах оставались покраснения от соприкосновения их взмокших тел. Благо, сегодня он уже слишком устал, чтобы отвешивать болезненные шлепки или впиваться в нее цепкими пальцами. Только поэтому ее бедра все еще не пестрили синячками и укусами. А вот спине повезло меньше, чувствуя конец, Саске склонился к ней, захватывая губами кожу выше лопатки. Потом где-то у основании шеи. И так пока не останется ни единого свободного от следов места. Издав протяжный стон, Сакура подалась бедрами навстречу ему и неосознанно сжалась. Саске же только зажмурился, совершая еще пару толчков до того, как семя разольется в ней. Он мог разглядеть перед собой только розовые волосы, от пота прилипшие к телу и бугрящиеся позвонки. Когда он вернется домой, то обязательной перецелует каждый, даже если это вызовет шквал возмущений со стороны жены. Он вышел из нее и упал рядом, чувствуя мокрой спиной смятые простыни. Сакура с трудом умостилась сбоку, зажатая между ним и стеной. Кровать и правда была слишком узкой. Ее рука легла ему на тяжело вздымающуюся грудь с рваным шрамом поперек, на пальце все так же поблескивало обручальное кольцо. В эту ночь Саске не прогонит клона вплоть до утра, чтобы скучать по ней чуть меньше. ________________________________ Аната — это уважительное обращение к мужчине, здесь в значении «дорогой», «дорогой муж». А еще это трактуется как господин, повелитель))