Вир Унда

Дни полетели с головокружительной скоростью. Каждое утро Гриндевальд вытаскивал сонно моргающего Альбуса из постели, влезая в окно его спальни, наплевав на все приличия, а затем нетерпеливо дожидался, пока тот появится на крыльце с неизменной корзиной в руках. И после тащил в ближайшее безлюдное место, быстро выучив все удобные закутки Годриковой впадины, где, установив все необходимые ограждающие чары, они практиковались в магии до самого вечера. Батильда, судя по всему, несказанно радовалась их, как она полагала, завязавшейся с ее легкой руки дружбе и совершенно не возражала против того, чтобы племянник львиную часть времени проводил с Альбусом. Так она могла без угрызений совести с головой уйти в работу над своим учебником, который должен был вот-вот выйти в публикацию. Письма копились на столе Альбуса, оставленные без ответа, а намерение вплотную заняться проблемой Арианы совершенно вылетело из его головы. Альбус к собственному удивлению тратил на Гриндевальда все свое свободное время совершенно добровольно, особенно когда выяснилось, что они с юношей имеют куда больше общего (да, мисс Бэгшот, Вы были правы), чем могло показаться на первый взгляд. Это особенно проявилось в одно утро, когда, обсудив с Альбусом учебную программу на грядущий день, Гриндевальд неожиданно попросил рассказать подробнее о расширенных щитовых чарах, за которые тот получил премию Варнавы Финкли. - Protego falciparum, - кивнул Альбус, горделиво выпрямившись. - Позволяет на довольно продолжительное время изолировать источник мощной магии, такой как вырвавшееся из-под контроля колдовство или волшебного зверя высокого класса опасности. Они шли вдоль поросшей плющом стены дома старика Броклхерста, страдавшего слепотой, глухотой и еще сотней недугов, но сохранившего поразительный интерес к жизни соседей. Вот и сейчас его рябое морщинистое лицо показалось из-за высохших кустов гортензии, но юноши, вежливо кивнув, и не подумали прерывать разговор. Специальное заклинание превращало их беседу в набор бессмысленных звуков для чужих любопытных ушей. - Насколько я понял со слов Батильды, ты каким-то образом смог создать щит, который не теряет прочность со временем. Но как? Ведь сама суть щитовых чар состоит в поглощении внешнего воздействия, чем оно больше, тем быстрее ослабевает барьер. Обратное противоречит Второму закону Гэмпа. Рыжие брови Альбуса так и поползли вверх. Во-первых, казалось невероятным, что такой самовлюбленный болтун как Гриндевальд в принципе способен слушать кого-то помимо себя, в чем Альбусу довелось уже не раз убедиться. Во-вторых, удивлял сам факт, что заядлый дуэлянт и истый практик, презирающий планомерность и теоретическую направленность учебных программ, настолько подкован в углубленной теории заклинаний. До этого момента Альбус полагал, что Гриндевальд, как и большинство его современников даже в академических кругах, использует магию отчасти бездумно, заучивая список полезных заклинаний и не вникая в подробности. Зачем, если результат от этого не изменится? - Ты абсолютно прав! - Альбус настолько воодушевился тем, что Геллерт оказался способен оценить всю сложность и без излишней скромности гениальность его открытия, что совершенно не заметил радостную снисходительность в своем голосе. Будто Геллерт был питомцем, приучившимся, наконец, к лотку. - Понимаешь, просто однажды я подумал, а что если центром и источником щита сделать то самое, что необходимо удержать с его помощью? Если как бы вывернуть щит наизнанку? И тогда... - Удерживаемая внутри магия сама же будет поддерживать барьер, которым окружена! - возбужденно перебил его Гриндевальд, присвистнув. - Да ты чертов гений, Дамблдор! Альбус польщенно улыбнулся, чувствуя, как розовеют скулы. - Я серьезно. И как тебе это только в голову пришло? - Не помню, - улыбаясь все шире, Альбус умолчал, что импульсом для мыслей в этом направлении явилась, разумеется, Ариана. И не удержался, чтобы не похвастаться. - Protego falciparum требует недюжих магических способностей и силы воли, но его уже официально внесли в список необходимых заклинаний для работников аврората и отдела Магического правопорядка. - Как пчелы на мед, а? - понимающе фыркнул Геллерт. К концу недели ни тому, ни другому так и не удалось добиться особенных успехов в освоении новых навыков, но досада неудач с лихвой компенсировалась возникшей взаимной симпатией и, пожалуй, даже восхищением. Насколько Альбус мог судить по глубине знаний юноши и тому, что львиная доля всех его безумных школьных приключений приходилась в основном на последние два курса, Гриндевальд провел в библиотеке едва ли меньше времени, чем сам Альбус. Только почему-то стеснялся это признавать. Более того, в отличие от Альбуса, чьи даже самые оригинальные рассуждения зачастую скатывались в нечто излишне формализованное и сухое, Гриндевальд играл словами мастерски, любую, даже самую простую и очевидную идею умел подать как нечто необыкновенное, заразить собеседника своим воодушевлением, зажечь интерес. Общение с Гриндевальдом действовало опьяняюще подобно чтению захватывающего романа, оторваться от которого не представлялось возможным, и одна глава следовала за другой до тех пор, пока не слипались веки. У Альбуса, проводившего с юношей почти целые сутки, даже не оставалось времени, чтобы по обыкновению разобраться в собственных чувствах и проанализировать мысли, взвесить свое отношение к новому знакомому. Геллерт быстро реабилитировался в его глазах, несмотря на колкости и издевки, на выпирающее самолюбование, показное пренебрежение правилами и бесконечное хвастовство, и от неприятного осадка их первой встречи не осталось и следа. И потому робкая просьба Арианы познакомиться с его новым другом не показалась Альбусу несвоевременной. С тех пор как Гриндевальд появился в Годриковой впадине, его шумное оживление, похоже, всколыхнуло не только трясину мрачных мыслей старшего из Дамблдоров. Ариана больше не сидела безвылазно в своей комнате, каждое утро теперь пекла свежее печенье, и, воссоединяясь с Геллертом на крыльце, Альбус чувствовал спиной любопытный взгляд серых глаз. Так как это была идея Арианы, Аберфорт не посмел сказать ни слова против, но не отказал себе в удовольствии многозначительно намекнуть Альбусу, что если что вдруг пойдет не так, то это будет целиком и полностью его вина. И без брата представляя возможные риски, Альбус, приглашая Гриндевальда на завтрак, кратко поведал тому, утаив детали, что сестра колдовать не умеет, а чужой магии панически боится, так что юноше следует вести себя сдержанно. Геллерт лишних вопросов задавать не стал и, показавшись на крыльце дома Дамблдоров утром воскресенья, даже соизволил привести себя в порядочный вид. Помимо выглаженных рубашки и брюк на нем был удлиненный жилет глубокого синего цвета и ботинки с заостренными носами, и только шейный платок, повязанный не стесняющим горло, свободным узлом, помешал бы поместить Гриндевальда на страницы журнала мужской моды. Открывший ему дверь Альбус даже несколько растерялся. Такой Геллерт - собранный и аккуратный - казался старше и будто немного выше, а от шлейфа изысканного парфюма на краткий миг сбилось дыхание. - Привет, - хмыкнул Геллерт, входя, не дождавшись приглашения, и с любопытством осматриваясь. - Миленько тут у вас. Не сказать, чтобы обстановка в доме Дамблдоров кричала роскошью, но Персиваль никогда не скупился в вопросах качества, а Кендра обладала отменным вкусом, который, кажется, передался как минимум Ариане, исправно поправляющей ряд пухлых подушек на софе в гостиной. За Аберфортом остался уход за цветами и садом, последний, правда, особенного внимания никогда не удостаивался, а Альбус по мере необходимости (когда пыль становилась полноправной частью интерьера) затевал магическую уборку. Перед приходом гостя, разумеется, распределенные обязанности были исправно выполнены. Более того, заметно взволнованная Ариана даже заставила ворчащего Аберфорта - “Мы что, Министра ждем?” - помыть голову и причесаться. Завязывать волосы лентой на манер Альбуса он наотрез отказался и пушистой гривой походил на пса породы комондор. - Проходи в столовую, вот сюда, - пригласил опомнившийся Альбус, чувствуя внезапное волнение не пойми от чего. Там их ждал Аберфорт, поминутно сдувая рыжие пряди с неприветливого лица. - Знакомься, это мой брат, Аберфорт. - Геллерт Гриндевальд. Хотя Альбус наверняка обо мне много рассказывал, - неспешно окинув его оценивающим взглядом с головы до ног, юноша протянул руку с точно такой же ленцой, как это было в первую встречу с Альбусом, играя тот же спектакль под названием “Докажи, что стоишь моего внимания”. Аберфорт, остро реагирующий на малейшие отголоски пренебрежения, сжал его ладонь куда сильнее, чем требовали приличия. - Да не то что бы, - он нарочито безразлично пожал плечами, быстро принимая правила игры, казавшейся Альбусу бессмысленной и глупой. - Сказал только, что ты вроде как знаешь, с какой стороны держать палочку. Вообще-то Альбус не сомневался, что после упоминания дуэльного таланта Гриндевальда Аберфорту очень даже захотелось познакомиться с ним, как минимум узнать, чего тот стоит. И что его предубеждение против Геллерта возникло скорее в противовес восхищению, которое испытывали к иностранцу брат с сестрой. Да и в принципе Альбус легко мог представить, как юноши подружатся, если бы не одно веское “но”. Само лицо Геллерта - насмешливое и самоуверенное - действовало на Аберфорта как красная тряпка на быка, как неправильный ответ на сфинкса или как что угодно движущееся на дракона. Альбус становился свидетелем подобного бессчетное количество раз и очень удивился бы любой другой реакции. Он только надеялся, что, проверив нового знакомого на прочность, брат - как это обычно бывало, если оказывалось, что делить с противником нечего - быстро остынет. - А что, в Хогвартсе этому не учат? - нарочито удивился Геллерт, вскинув светлые брови. - А вот и Ариана, - предупреждая ответную колкость Аберфорта, громко сообщил Альбус, глядя на лестницу, ведущую на второй этаж. Сестра в любимом голубом с белым кружевным воротником и манжетами платье робко переминалась с ноги на ногу на одной из верхних ступеней. Ее чуть менее тронутые рыжиной, чем у братьев волосы мягкими волнами струились по спине, подвязанные широким бантом, а в ушах скромно блестели жемчужные серьги-гвоздики. Да, Ариана подошла к знакомству с новым другом брата со всей серьезностью, и в груди Альбуса впервые за несколько недель шевельнулась нежность по отношению к сестре. Для бедной, запертой в доме девочки даже визит соседа - уже целое событие. Аберфорт тут же кинулся помочь ей сойти с лестницы, но Ариана неожиданно проигнорировала его, спустившись самостоятельно и со всем достоинством. - Я очарован, - изящно склонившись, Геллерт галантно поцеловал воздух над ее рукой, когда Альбус представил их друг другу. На обычно насмешливом лице юноши не осталось ни капли высокомерия, одна сплошная любезность. - Стоило приехать в Англию только ради того, чтобы увидеть такую красоту. Не привыкшая к подобному обращению Ариана залилась румянцем до самых кончиков ушей, и не заметила, как перекосило Аберфорта за ее спиной. Сдерживая смешок, Альбус позвал всех к давно накрытому столу. Сестра проснулась рано утром, чтобы успеть приготовить воистину королевский завтрак: здесь были маленькие булочки со смородиной, смазанные сливочным маслом и джемом, омлет с жареным беконом и еще теплое овсяное печенье. Аромат в столовой царил божественный, и Геллерт с Аберфортом на некоторое время забыли о своих разногласиях. - Очень вкусно, - потянувшись за очередным печеньем, похвалил Гриндевальд, снова вгоняя Ариану в краску. Та почти ничего не ела, только мелкими глотками пила чай, как ей казалось незаметно разглядывая юношу словно тот был диковинным зверем. И не мудрено, ведь помимо матери, братьев и Батильды девочка вот уже много лет не видела вблизи другого человека. Уж точно не такого как Геллерт. Аберфорта ничто в подлунном мире не могло лишить аппетита, но, набивая рот хрустящим беконом, он нет-нет, да бросал на гостя недобрые взгляды, давая понять, что разговор еще не окончен. Геллерт игнорировал их, как игнорируют рычащего на привязи пса, поддерживая инициированную Альбусом непринужденную беседу о школьном прошлом. Ариана обожала слушать рассказы братьев о школе, лишенные, разумеется, большего количества магических деталей, а Геллерт никогда не упускал возможность вспомнить Дурмстранг, по-видимому, ставший для него настоящим домом, так что комбинация эта оказалась, как и предполагал Альбус, беспроигрышной. Геллерт в красках поведал им о горных вершинах, покрытых снегом даже летом, об озере, которое, напротив, не замерзает даже в самые суровые зимы. О большом черном корабле с высокими мачтами и невысоком, скромном с виду замке с многоярусной сетью подземелий. О том, что в отличие от Хогвартса Дурмстранг - частная школа и обучение в ней платное, а для того, чтобы попасть в списки учащихся необходимо сдать вступительные экзамены, в том числе экзамен на знание немецкого языка. Потому студенты Дурмстранга - почти поголовно отпрыски зажиточных магических семей со всей Европы, начиная, очевидно с Германии и Австро-Венгрии и заканчивая Российской Империей, Болгарией, Италией и многими другими странами. Такой глупости как распределение по факультетам в Дурмстранге, конечно же, нет, зато каждому студенту с первого курса разрешено иметь метлу. Да и учебная программа не такая ограниченная как в Хогвартсе. - Кто бы сомневался, - прервал пафосный монолог Гриндевальда помалкивающий до этого Аберфорт, эмоции на лице которого оставались вполне себе прозрачны. - Небось каждый день в расписании сплошные Темные искусства. А домашние задания на тему “Как превратить соседа по парте в студень и с чем его есть потом”. - Аберфорт! - одернул его Альбус, кося взглядом на Ариану. Ему ли было не знать, что, разреши директор Фронсак включить в список школьных предметов Темные искусства, Аберфорт стал бы первым записавшимся на курс. - Какие вульгарные представления о Темных искусствах, я будто читаю средневековую брошюру об охоте на ведьм, - брезгливо усмехнулся Геллерт, соизволив, наконец, бросить снисходительный взгляд на младшего из братьев Дамблдоров. - Но, впрочем, чего это я. Откуда бы такому Hinterwäldler знать что-то о действительно серьезной магии. - Как ты меня назвал?! - угрожающе сощурился Аберфорт, стиснув вилку в кулаке, словно из нее могло вылететь атакующее заклинание. - Может повторишь это на английском, или кишка тонка? - Аберфорт, Геллерт, прошу вас, успокойтесь. Не забывайте, что мы в присутствии дамы, - еще раз с нажимом урезонил Альбус, на всякий случай сжав волшебную палочку под столом. Упомянутая дама слегка побледнела, переводя обеспокоенный взгляд с одного на другого, но пока что не демонстрировала признаков приближающегося приступа. Вот только после внезапной смерти Кендры ничего нельзя было сказать наверняка. - Приношу свои извинения, - тут же смягчился Геллерт, вежливо кивнув Ариане. - Мое поведение абсолютно недопустимо. Я непременно должен загладить свою вину перед хозяйкой дома. После таких слов девочка, разумеется, готова была простить ему все что угодно, а вот уязвленный, бурлящий возмущением Аберфорт, наоборот, закусил удила и сдерживался от того, чтобы не смахнуть насмешку с лица блондина хорошим апперкотом, единственно ради сестры. Чтобы как-то сгладить трескучее напряжение, повисшее над столом, Альбус предложил налить еще чая, но Гриндевальд поспешно отказался - кофе в доме Дамблдоров не водился, и бедный австриец с трудом осилил одну чашку сладкого чая с молоком. Обстановку неожиданно разрядила Ариана. Взмахнув ресницами и кокетливо заведя выбившийся локон за ухо, она попросила Геллерта рассказать что-нибудь о его путешествиях, таким образом впервые за очень много лет заговорив с кем-то помимо родных и Батильды. Удивительно спокойно и даже игриво, как будто ее кто-то этому учил. Такой они сестру никогда не видели. Обычно тихая и по-детски непосредственная Ариана сейчас казалась самой обыкновенной четырнадцатилетней девочкой, впервые пробующей свои женские чары, и разница эта была настолько невероятной, что Аберфорт даже отвлекся от своей ненависти к Гриндевальду. На Геллерта, привыкшего к легкому, светскому флирту и не знающего всех деталей состояния Арианы, подобное поведение впечатления не произвело, и он с явным удовольствием поведал о том, как в семилетнем возрасте ездил с двоюродной бабушкой, не с Батильдой, на выставку в Париж и как впервые увидел Эйфелеву башню. Зачарованно внимая ему, Ариана так оживилась, ахая и восхищаясь всему, что он вспоминал о выставке, что не заметила, как ей в чашку упал кусочек булочки. Ее недоуменно переглядывающиеся братья, хоть и по разным причинам, почувствовали себя лишними, и это одинаково задело обоих. В тот момент, когда из гостиной донесся звон часов, извещая о том, что стукнул одиннадцатый час, Геллерт поднялся из-за стола и вежливо поблагодарил Ариану за превосходное угощение и радушный - тут Аберфорт громко фыркнул - прием. - Пора и честь знать, - элегантно склонившись, чтобы поцеловать руку Арианы на прощание, Геллерт затем повернулся к Альбусу. - Я подожду тебя в том месте у моста, где мы были пару дней назад. Полагаю, - тут он с ухмылочкой глянул Альбусу за спину, - тебе нужно кое-что уладить дома. - А может это мы с тобой что-нибудь уладим, Гриндевальд? - тут же воинственно отозвался Аберфорт, вскочив на ноги, но австриец прошел мимо, уронив напоследок только, что не станет калечить ребенка. Вскипев, Аберфорт кинулся было за ним, но Альбус ловко встал у него на пути, придержав за плечо. - Берт, не надо, - как можно более ласково попросил он, но тот только сильнее взбесился, резко стряхнув с себя его руку. - Что не надо?! Почему ты только меня останавливаешь? Ты что, глухой? Не слышал, как он меня назвал?! - Геллерт со всеми такой поначалу - терпеливо объяснил Альбус. - Поверь, со мной он вел себя гораздо хуже. Но чем сильнее твоя реакция, тем больше его это забавляет. Ты же не хочешь доставить ему такое удовольствие? - О, я ему сейчас кое-что доставлю! - сжав кулаки, Аберфорт снова дернулся к двери. - Отпусти, у меня руки чешутся раскрасить его смазливое личико! - Аберфорт. Пожалуйста. Ты пугаешь Ариану. Уж какой, а испуганной сестра нисколько не выглядела. Отвернувшись от окна, в которое выглядывала Гриндевальда, она смерила брата выразительно долгим укоризненным взглядом, без всяких слов изъявив, что чрезвычайно разочарована его несдержанным, невоспитанным и попросту возмутительным поведением. Даже Альбус, бывший староста факультета и староста школы, не сумел бы передать все это одними только глазами. Пристыженный, но ничуть не разуверившийся в своей правоте Аберфорт заскрипел зубами, раздраженно смахнув с лица пушистые рыжие пряди. - Я поговорю с Геллертом, - заверил Альбус, уверенный, что брат теперь уж не ринется в драку. - Возьму с него обещание, что впредь он будет вести себя учтиво. - Да иди ты, миротворец хренов! - фыркнул Аберфорт брезгливо, вперив кипящий бессильной злобой взгляд в противоположный угол комнаты, и, будь он василиском, жители деревни попадали бы замертво в радиусе мили. - Не строй из себя главу семьи. Будь отец жив, он не стал бы терпеть подобное, а вышвырнул бы мерзавца из дома, как только тот открыл свой поганый рот. Более всего в этой жизни Альбус не выносил две вещи: жестокость и непробивное невежество. - Во-первых, как бы тебе не хотелось обратного, я действительно глава семьи, Аберфорт, и пора бы зарубить это на носу! - повысил голос Альбус, теряя терпение. Сколько раз между ними происходил разговор, подобный этому? - Во-вторых, будь отец жив, он устроил бы тебе взбучку за такую дерзость. А в-третьих, я очень надеюсь, что ты достаточно разумен, чтобы не лезть на Геллерта с голыми кулаками. Да и с палочкой, в общем-то, тоже. И, не желая продолжать эту бессмысленную ссору, Альбус повернулся, чтобы попрощаться с сестрой перед уходом, но Ариана, по-видимому, утомившись их пререканиями, незаметно удалилась к себе в комнату. Так что не без доли злорадства он трансгрессировал прямо перед носом у возмущенного Аберфорта прямиком в условленное место - там, где река измельчала настолько сильно, что невысокий бревенчатый мост, перекинутый через почти пересохшее русло, казался чьей-то глупой шуткой. Зато здесь можно было проводить дуэли со всеми удобствами, ведь песок смягчал падения, а мост давал спасительную в жаркие дни тень. Гриндевальд, судя по всему, тоже был не в настроении идти пешком, Альбус застал его уже на месте нервно расхаживающим взад-вперед вдоль вяло текущего ручейка - того, что оставалось летом от реки Минноу. Сброшенные ботинки юноши валялись рядом, жилет был расстегнут, шейный платок болтался свободно, на лице собирались грозовые тучи. - Быстро ты разобрался, - завидев его, Геллерт прекратил свои хождения, но против обыкновения даже не усмехнулся. Альбус и не подозревал, что его настолько сильно задела перебранка с Аберфортом, но, признаться, считал, что виноваты оба. Ему никогда не удавалось понять, почему некоторым так сложно не самоутверждаться за счет каждого встречного. - Зря ты так с Аберфортом, - укоризненно покачал головой Альбус. - Обязательно было его провоцировать? Он злопамятный и теперь не успокоится, пока вы не подеретесь. - Я в ужасе! - округлил глаза Геллерт. - Но извиняться не собираюсь. Твоего братца для его же блага нужно поскорее научить подбирать себе противников по зубам. Иначе это может плохо, а главное быстро для него кончиться. - И ты любезно решил помочь ему в этом? - скептически приподнял бровь Альбус, подумав о том, что хоть слова Геллерта, в целом, имеют смысл, уж кому-кому, а не ему учить других такту и предусмотрительности. - Раз уж ты этого до сих пор не сделал, - эта нахальная уверенность в том, что он имеет полное право поучать младшего брата Альбуса в обход его самого, граничила с дичайшим неуважением, но Альбус решил осадить Гриндевальда чуть позже при первой же удобной возможности. Сейчас его интересовало другое. - Но если не Аберфорт, то что тебя так разозлило? - Ты, похоже, не читал сегодня Пророк, - Геллерт бросил ему сложенную вчетверо газету. Альбус, честно говоря, был убежден, что помимо своей персоны Гриндевальд ничем больше не интересуется, тем более последними новостями. Заголовок сообщал крупными буквами: “Магия для волшебников”. Большая статья под ним более подробно сообщала о том, что по инициативе Роба О’Брайена, делегата от США и непримиримого противника маглов даже по меркам суровых законов его родины, Международная конфедерация магов с текущего года вводит запрет на смешанные производства. Так как труд маглов стоил все дешевле по сравнению с трудом волшебников, а с развитием технологий разница в скорости работы стала незначительной, все больше европейских производителей переводили весь возможный объем работ в магловские цехи, сокращая таким образом магический штат. Такие товары, как одежда, мебель, предметы быта и прочие, не требующие высококвалифицированной магической сборки, изделия вполне успешно изготовлялись рабочими-маглами, а волшебникам впоследствии оставалось лишь наложить необходимые заклинания для продажи на магическом рынке. Подобные производства как раз и назывались смешанными и, как показала практика, оказались куда более эффективными, чем традиционные. Тем не менее вопрос об их запрете в связи с угрозой для Статута о секретности висел на повестке вот уже несколько лет и горячо обсуждался в мировом магическом сообществе, склоняющемся то в одну, то в другую сторону. Соединенные Штаты Америки, в которых уже столетие свирепствовал закон Раппапорт, по очевидным причинам возглавляли сторону “за”, а страны Старого Света, исторически связанного с маглами намного теснее, по большей части выступали “против”. И едва ли перевес сместился бы в одну из сторон, если бы не печально известный инцидент с волшебными бритвами, произошедший около полугода назад. Все началось под Рождество, когда на прилавках магловских магазинов по всей Америке вперемешку с самыми обычными оказались зачарованные бритвенные наборы известного английского производителя James Barlow & Sons. Это вызвало дикий переполох, повлекший несколько жертв, и все же ужас, пережитый маглами при столкновении с волшебными бритвами, нельзя было сравнить с потрясением, охватившим американское магическое сообщество. Возмущенные безответственностью конкурентов американские компании призвали бойкотировать товары европейского смешанного производства, а в обществе снова поднялись анти-магловские настроения. Что стало основательным поводом для О’Брайена снова вынести на свет свое детище - закон, окончательно изолирующий магическое производство от последних достижений магловской науки и техники. И в этот раз за его принятие проголосовало подавляющее большинство. - Ох, - вздохнул Альбус, дочитав статью, завершившуюся пояснением, что новый закон вступит в силу с начала грядущего года, оставляя смешанным производствам (сомнительное) время на реорганизацию. - Это какой-то ******! – смачно возмутился Геллерт, не стесняясь также в выражениях родного языка, от которых у Альбуса, накануне подыскавшего перевод излюбленных словечек Геллерта в словаре, завяли уши. Он успел познакомиться со многими эмоциями Гриндевальда, щедрого на их выражение, будь то насмешка, презрение, радость или воодушевление, а вот злости на красивом, хоть и слегка заострившемся лице еще не видел. Голубые глаза метали молнии, и Альбус почти слышал их громкий треск. – Чертов О’Брайен, blöder Wichser, под шумок добился-таки своего. - Но ведь это глупо, - Альбус еще раз неверяще пробежался взглядом по строчкам. - Я и представить себе не мог, что его законопроект воспримут всерьез где-либо за пределами Соединенных Штатов. Всем известно, что вещи, изготовленные волшебниками, стоят гораздо дороже, да и на всех их попросту не хватит. - Именно так, - кивнул Геллерт серьезно, снова принявшись беспокойно вышагивать у Альбуса перед носом. - Зато в Америке, как ты знаешь, смешанных производств нет, так что снижение объемов им не грозит. Отличный способ не только заполнить рынок своими товарами, но и убрать самых сильных конкурентов. - И предотвратить появление новых. Но как же Европа пошла на такое? - Не знаю, да это и не важно! - раздраженно отмахнулся Геллерт. - Важно то, что теперь волшебники потеряют последнюю связь с технологиями маглов. Теперь мы не заметим, когда они догонят и обойдут нас. Черт, Альбус, для тех, кто не так давно открыл для себя огонь, они научились слишком многому, что раньше было доступно только нам, магам. Но магия им и не нужна. Зачем, если есть телеграф, поезда и пароходы, дирижабли, электричество, оружие, динамит? Никаких заклинаний и волшебных палочек, бери и пользуйся! Я могу перечислять бесконечно - и все равно это только то, что они умудрились изобрести в этом веке! Они развиваются невероятными темпами, и, будь я маглом, то испытывал бы невероятную гордость за свое племя. Но я не магл, и гордиться мне нечем. Геллерт с вызовом посмотрел на него, предоставляя возможность возмущенно не согласиться, но он испытывал странное чувство дежавю. Ведь пытаясь, вероятно, шокировать Альбуса, Гриндевальд в итоге озвучил его же собственные мысли. Не говоря уже о том, что от его слов веяло жаром, а гневное пламя в голубых глазах очаровывало. Поняв, что возражать ему никто не собирается, Геллерт снизил градус пылкости, продолжив со звенящим льдом презрением: - Мы, волшебники, не приучены меняться и думать наперед. Мы так привыкли к комфорту, который дает нам магия, что страшимся одной мысли изменить унаследованный от праотцов, привычный уклад жизни. Не стремимся к большему. Прячемся за спиной у маглов, тешим свое самолюбие тем, что так якобы защищаем их, но все это полный бред. Мы спрятались не от маглов, а от ответственности. Вот только так больше не получится. Уже нет. Этот мир почти перешел в руки маглов, как бы такие непроходимые тупицы как О’Брайен не были убеждены в обратном. Еще совсем немного, и наша изоляция потеряет добровольный характер. А если кто-нибудь из их ученых вдруг изобретет прибор, позволяющий видеть магию… Где мы тогда будем прятаться? Вот почему нельзя выпускать маглов из поля зрения. Вот почему этот запрет - абсурд, а О’Брайен и все те, кто проголосовал за него…, - тут Геллерт разразился таким трехэтажным ругательством, что не было надежды найти его перевод в словаре, а после повисла звенящая тишина - только шуршал песок под босыми ступнями Гриндевальда. Его слова накладывались на давние мысли Альбуса вплоть до последней буквы, будто были созданы по одному трафарету вольнодумства. И нельзя сказать, что подобные мысли время от времени не заражали умы других молодых волшебников, но подобно легкой осенней простуде обычно проходили быстро и бесследно. Лишь очень немногие маги открыто выступали за снятие Статута и, как правило, не воспринимались обществом всерьез. Поэтому собственные взгляды Альбус рассматривал скорее в утопическом ключе, и уж точно не ожидал встретить единомышленника в лице нетерпеливого, самовлюбленного и самонадеянного Гриндевальда. Сам Альбус ни за что бы не высказал эти свои мысли человеку, которого едва знает, а потому поневоле оценил его смелость. - Ну давай, докажи, что я не прав! - в конце концов не выдержав, вздернул подбородок Геллерт совсем как Аберфорт. Альбус, все еще оглушенный его внезапным эмоциональным взрывом, неопределенно покачал головой. - А как по твоему мнению, - задумчиво проговорил он, глядя вниз на свои большие пальцы, медленно вращающиеся один вокруг другого, - должны вести себя волшебники, если не прятаться? Воевать? - Война - самый грубый и невежественный метод, - фыркнул Геллерт ровно с тем же злым снисхождением, с которым недавно поучал Аберфорта. - Я считаю, нам нужно открыто заявить о себе, пока мы еще можем что-то противопоставить маглам. Пока мы - сила, с которой нельзя не считаться. - А что, если маглы все же захотят войны? - допытывался Альбус, придирчиво испытывая Гриндевальда также, как тот все время испытывал его. - Нет ничего, с чем бы не справилась парочка Империусов, так ведь? - алые губы перекосила беззаботная ухмылка, но глаза горели прежним огнем непоколебимой убежденности. - И прежде, чем ты праведно возразишь, что это аморально, позволь заметить, что допущение бессмысленного массового кровопролития представляется мне куда более аморальным поступком. Разве это не та самая пресловутая ответственность сильного перед слабым? - Так и есть! - подхватил Альбус, чувствуя как ускоряется взволнованное сердце. - Я никогда не понимал, почему со всеми нашими знаниями и умениями, а главное с реальными возможностями многое изменить, мы прячемся и бездействуем, тогда как могли бы возглавить прогресс. Разве это не наша прямая обязанность - использовать подвластную нам магию не эгоистично, но ради общего блага? - Отлично сказано, староста, - кивнул Гриндевальд без тени насмешки. - Это вопрос совести и чести любого уважающего себя волшебника. Между тем Альбуса прорвало: - Меня давно уже не покидает мысль о совмещении их науки и нашей магии на более глубоком, фундаментальном уровне. Я выписываю несколько магловских научных журналов и нахожу поразительным то, с какой изобретательностью их ученые иногда обходят отсутствие магии. И мне не понять, почему в списке школьных предметов до сих пор нет чего-нибудь вроде магловедения. - Точно, - закивал Геллерт воодушевленно. - Я убежден, что врага нужно знать лучше самого себя. - Врага? – настороженно вскинул брови Альбус, впервые ощутив внутреннее несогласие. - Я думал, ты имеешь в виду единое общество. - Потенциального, конечно же, - тут же поправился Геллерт, поведя плечами. – Соперника, если угодно. Исходя из моего богатого дуэльного опыта, соперника нельзя недооценивать. Поэтому я всегда признаю чужие таланты, - тут он как-то по-особенному взглянул на Альбуса, и к скулам того начала прилипать кровь. - А маглы заслуживают нашего признания все больше и больше. - Не думал, что услышу подобное от чистокровного волшебника, - смущенно кашлянул Альбус, пойманный врасплох своей реакцией на, казалось бы, ничем не примечательный комплимент. - В ***** чистую кровь! - выпалил Геллерт вдруг с такой ненавистью, будто Альбус оскорбил весь его род. - Прости? - снова поднял брови Альбус, решив не спешить с выводами. Отвернувшись, Гриндевальд засунул руки в карманы брюк и весь как-то сгорбился. И когда недоумевающий, но не желающий завершать столь увлеченную беседу на неприятной ноте Альбус уже решил перевести разговор в другое русло, проговорил сквозь зубы: - Моя семейка помешана на чистоте. История рода Гриндевальдов уходит корнями в дремучую древность, и одно уже это гарантирует примесь магловской крови, но попробуй заикнись об этом при моем папаше. - Батильда упоминала, что у тебя в семье какие-то разногласия, - осторожно сказал Альбус, весь обратившись во внимание. За прошедшую неделю Геллерт ни разу не заикнулся о своей семье, предпочитая вспоминать школу или свои похождения вне ее. - Разногласия! - фыркнул Геллерт саркастично. – Разногласия – это если отец не одобряет твой выбор галстука на званый ужин. А когда он выбивает тебе зубы за то, что ты ходил на рыбалку с друзьями-маглами из соседней деревни, это уже патология. Альбус сначала даже подумал, что Геллерт, как часто с ним бывало, немного привирает, приукрашивает историю для пущей выразительности. Но обычно подвижное лицо Геллерта, красивое даже в гневе, вдруг словно окаменело, а в складке губ появилась непривычная жесткость. Такая реакция на воспоминания о родном отце казалась дикостью. Альбус помнил своего отца всегда спокойным, строгим, но понимающим, мудрым, в неизменно аккуратном костюме, застегнутом на все пуговицы, и идеально начищенных ботинках. Персиваль Дамблдор являлся для Альбуса, который, к слову, поддерживал знакомство со многими светилами современности, самым первым образцом для подражания. И Альбус никак не мог представить, чтобы отец поднял руку на него или брата, и уж точно не на Ариану. То, как отец обошелся с теми маглами, сломало его быстрее, чем Азкабан. - А как же твоя мать? – все еще недоумевал Альбус, вспомнив Кендру, которая скорее убила бы себя, чем позволила кому бы то ни было причинять вред ее детям. С Арианой, по сути, так и вышло, учитывая, что сестра причиняла вред самой себе. - Свихнулась после смерти брата, - в этот раз Геллерт не стал вдаваться в подробности, но Альбус успел уловить в его голубых глазах тень затаенной боли, какой в них не было даже при упоминании насилия со стороны отца. Что ж, теперь многое прояснилось. Они снова замолчали, оба переваривая внезапную откровенность Геллерта, сегодня будто сорвавшегося с цепи самоконтроля (а может попросту открывшего настоящее лицо?), но Альбус вдобавок с удивлением обнаружил в себе способность сопереживать чужому горю, когда собственные раны все еще не затянулись. И это неожиданное открытие вдохновило его на встречную исповедь. - Ариана не сквиб, как ты, наверное, решил, - сказал он тихо, глядя на носки своих покрытых дорожной пылью башмаков. Краем глаза он заметил, что Геллерт вскинул на него внимательный взгляд, отвлекшись от своих мрачных воспоминаний. – Когда ей было шесть, какие-то мальчишки из маглов увидели, как она колдует на заднем дворе, и что-то с ней сделали, я не знаю, что именно, но после этого она начала панически бояться магии в любых ее проявлениях. Вот только магия все равно вырывается из нее стихийными всплесками, как это бывает у детей, а потому сестре нужна посторонняя помощь, чтобы справляться с ними. Теперь понимаешь, почему Ариана не учится в Хогвартсе? Волшебство провоцирует ее приступы. А дома, в знакомой обстановке она хотя бы может жить спокойно. - Вот почему твоего отца отправили в тюрьму, – догадался Гриндевальд. – А твоя мать...? Альбус ждал этого вопроса и знал, что обязан на него ответить, раз уж Геллерт теперь желанный гость в их доме. Вот только горло сдавило так, что пришлось силой проталкивать слова наружу. - Обычно Ариана очень спокойная, даже слишком, но в тот день, видимо, произошло что-то, что сильно ее взволновало - не знаю, мы с братом были в школе. И, наверное, мама просто не успела защитить себя... Мы получили сову от Батильды…, - тут его горло сдавило окончательно, а в следующее мгновение на плечо легла теплая ладонь. - Не продолжай. Альбус кивнул, постаравшись, чтобы длинные волосы свесились на лицо, и отстраненно подумал о том, как легко открылся человеку, которого едва знает. Рассказал больше, чем Элфиасу за все годы их дружбы. И чувствовал странное нежелание останавливаться. Он сел на песок, подняв глаза к пронзительно голубому небу, но почти сразу же ослеп от его яркости и зажмурился, сдерживая выступившие слезы. - Знаешь, я часто думаю, что если бы не Статут, возможно, Ариана не стала бы такой. И родители были бы живы, - тихо признался он, заранее уверенный, что Геллерт поймет его лучше нерешительного Элфиаса, лучше категоричного Аберфорта, лучше, может быть, даже его самого. - И я не застрял бы здесь... Наверное, я ужасный человек, раз думаю так? - Ты талантливый человек, - уверенно поправил Геллерт, и Альбус почувствовал, как он присаживается рядом, вытягивая босые ноги. - В этом все дело. Я никогда не слышал, чтобы про Мерлина или Парацельса говорили: “Он воспитал брата и сестру”. Нет, не подобное оставляет след на страницах Истории. И это совершенно нормально для таких как мы - хотеть большего. Когда чувствуешь, что тебе по силам что-то изменить, что стоишь чего-то, бездействие угнетает. И никаким грамотам, медалям и значкам старосты этого не унять. Поэтому ты, Альбус, всю жизнь не можешь отделаться от навязчивого чувства вины, хоть и стараешься всем угодить. Поэтому ты так одинок. Затаив дыхание, Альбус внимал его словам, впитывая их, как потрескавшаяся от засухи земля впитывает живительную дождевую влагу. Как часто он убеждал себя теми же доводами? Но услышать их из чужих уст - совсем другое. Да, Геллерт прекрасно его понимал. И даже больше - разделял эти муки. Гриндевальд щурился, но упорно не отводил взгляд от слепящего неба. Сморгнув слезы, Альбус глядел на его профиль, уже не удивляясь тому, какие глубины оказались спрятаны за этой красивой и беззаботной маской. До этого момента он был убежден, что Элфиас Дож - его лучший друг на всю жизнь. С ним прошли все его школьные годы, с ним вместе Альбус учился и взрослел. Но часть себя, постыдную, но все же, как ему казалось, лучшую Альбус прятал от друга так же, как и от всех прочих. И именно ее Геллерт безошибочно разглядел в нем всего за какую-то неделю, парой метких фраз обнажил его сокровенную, кровоточащую суть. И, что странно, Альбус не почувствовал себя беззащитным словно выуженная из панциря улитка, как было в вечер их знакомства. Внешне сохраняя спокойствие, внутри он весь дрожал от охватившей его эйфории. Как мало сейчас значили годы дружбы с Элфиасом в его глазах по сравнению с этим мигом. Ужасно захотелось обнять юношу, громко рассмеяться, но Альбус, конечно, сдержался. Где же ты был, чертов Гриндевальд, все эти годы моих затаенных угрызений? Никакие переживания, впрочем, не могли погасить пыл двух молодых волшебников, и вскоре они уже носились по песку, обстреливая друг друга заклинаниями, и в этот день Альбус проиграл Гриндевальду даже с удовольствием. С тех пор вопросы политики и социального устройства поднимались в их разговорах не реже академических, иногда перерастая в жаркие споры, во время которых они нередко забывали изначальную цель встречи. Их дискуссии зачастую начинались, едва они делали шаг за порог дома Дамблдоров, и продолжались весь день в перерывах между занятиями и даже часть ночи, пока, совершенно измотанный Альбус не засыпал с пером в руке или неясыть Батильды, протестуя, не улетала в лес, отказываясь носить письма. Птолемея, филина Альбуса, когда-то принадлежавшего еще Персивалю, позаимствовал Аберфорт, наверное, для переписки со школьными друзьями. Вскоре они в общих чертах обрисовали ставшую общей идею о лучшем мире. Обоих решительно не устраивала изоляция от маглов, оба мечтали об открытости и коллаборации, само собой под чутким руководством магов, и в своих, становившихся смелее день ото дня фантазиях рисовали человечеству общее, великое будущее. Не обошлось, разумеется, без некоторых разногласий в практических способах воплощения их теории в жизнь. Альбус считал, что двигаться в направлении светлого будущего следует постепенно, прививая новым поколениям идеи о свободе и равенстве, слой за слоем счищая многовековую наледь устаревших обычаев и традиций. Геллерт, напротив, придерживался того мнения, что масштабные перемены необходимо проводить быстро и решительно, словно вправляя вывихнутый сустав. Да, будет много недовольных, но люди быстро привыкнут к новому порядку вещей, осознав, что он куда лучше старого. Так пронеслась вторая неделя. Погруженный в магические поединки, обучение Гриндевальда первомагии и непрерывное обсуждение единственно верного варианта мироустройства Альбус никогда не чувствовал себя более живым и вдохновленным, никогда не ощущал себя всецело собой. Ну, почти.