Lovely

С младенчества Сычену навязывали важность послушания окружающих и незначительность собственных слов и звуков. Рыдания ребенка оставались приглушенными за стенами пустой тесной комнаты, его горло горело пламенем, что съедал остатки голосовых связок и шептал о бессмысленности плача. Каждый раз, стоило маленькому рту открыться при мольбе о помощи, его затыкали укоризненным взглядом, стоило раскрыть губы для простого «мама», они заново смыкались от страха и приступа тошноты при мысли быть игнорированным. Сычен любил выплеснуть все несказанное в школе, выразить мнение и быть услышанным, но в ответ не получал ни одобрения, ни возражения, лишь немое молчание. Почему к нему относились, как к пустому звуку? Разве, он заслужил такого отношения к себе? Сычен не понимал, чем, и ломал голову ночами, придумывая невозможный диалог с родителями, с учителями и одноклассниками, перед которыми росла боязнь снова вымолвить что-нибудь неподобающее, неинтересное. Она годами росла и плющом захватывала весь мозг, не выпуская сокровенные мысли наружу. Его голос перекатился в утроб, не хотя произносить бессмысленные слова, и со стечением времени совсем забыл, каким образом издавать звук, умея только однотонно горлопанить и мычать. Дун находил все новые и новые способы самовыражения, пробовал писать, сочинять, рисовать, но остановился на одном – танцах. Отыграться на зарытых в душе эмоциях, в каждые резкие и быстрые движения вложить те огромные грады беспокойства и страха, которые таились в груди громоздким камнем, почувствовать усталость и онемелость во всех мышцах от понимания, что он вложил силы и эмоций в хореографию. Сычен впервые так откровенно радовался и грустил, словно творил все поэмы и картины своим телом, научился совершенно новым эмоциям, которые он бы не смог получить от слов. Все вокруг считали танцора немым, хотя это не мешало его любимому хобби. От окружающей жалости Дун взаправду поверил в свою неспособность к речи, пока не встретил того, с кем хотелось разговаривать, чье имя захотелось произнести. Читтапон с детства увлекается танцами и из-за несчастного случая лишился зрения, так же все вокруг зовут его Тэн – вся информация, которой осведомлен Сычен. Тем не менее, когда парень зашел в танцевальную студию, невозможно было заметить широкую, дружелюбную улыбку и зажмуренные, искрящиеся глаза, которые были словно живые, до сих пор работоспособные. «Может, эти все слухи – вранье?» - даже успел подумать Сычен, пока не увидел первые движения стройного юноши. Его веки были прикрыты, а ноги ощупывали пол, пытаясь понять материал под ним, и, наконец, со включением первых аккорд гитарной композиций парень влился в танец. Он был бесподобен, движения гладкие и изящные, каждый толчок быть интенсивным и содержал в себе целую эпопею. Отсутствие зрения никак не влияло на выступление Тэна. Даже думалось, что, к сожалению, парень не может видеть сию красоту, которую он источает. Их близость началась с партнерского задания и продолжилась дальше в виде совместных танцев. Сычен пытался говорить с помощью гаджета и удивлялся заинтересованности парня к беседе, его звенящему смеху и желанию обсудить другие темы. Но ему больше всего нравилось общаться с ним через тело, придуманную хореографию. Тэн не видел всех его движений, но по его лицу было заметно, что он слышит и чувствует каждый взмах рукой по воздуху, каждый скрип на полу. Они соединялись в едином танце, не смущались касаться друг друга, понимали каждое движение и будто отражались на сфере, которая состоит лишь из двух черно-белых фигур, разжигающих в своих сердцах огонь. Сплетенные нитями друг к другу тела порхали над землей, кружились подобно воздушным одуванчикам. Музыка в ушах растворялась и превращалась в фоновое жужжание, ведь их души уже обросли крыльями и странствовали в далекой галактике. Двое парней заливаются смехом, вытирая стекающий ручьем пот, и садятся перед окном, за которым виднеется ночное небо, освещаемое луной и звездами. - Я до сих пор помню сияние звезд, - разморено произносит Тэн, чувствуя плечом тепло чужого тела, - ведь это было последнее, что я видел, прежде чем я потерял зрение, - он отчего-то улыбается и грузно выдыхает, смотря не в сторону окна, а на отбеленную стену. Сычен смотрит на парня из-под опущенных ресниц и думает, как бы было прекрасно на один-единственный день одолжить парню свое зрение. Одновременно ему завистливо, ведь Тэн болтлив и общителен, он всегда выразит свое негодование, найдет интересные рассказы из своей жизни, а Дун лишился этой способности. Они оба не являются полноценными членами общества из-за несправедливости. - Знаешь, а ведь в детстве я был тем еще стукачом! Если увидел что-то, мог всем вокруг проболтаться, - смеется в ладонь, поддаваясь ностальгии. – Похоже, моя слепота – карма за все те шалости. Сычен не отводит взгляда от лица парня, ведь тот необычайно выразителен. Даже сквозь шутливость в кривой улыбке Тэна можно разглядеть пелену печали. Он неуверенно касается слегка дрожащей руки Тэна, заметив легкое недоумение на физиономий юноши, которое сменятся на некую благодарность. Но Дун чувствует, что этого недостаточно, чтобы подарить истинную поддержку. - Мне никогда не нравилось мое настоящее имя, - начинает откровенничать парень, пожимая плечами, - поэтому придумал никнэйм «Тэн». Разве не звучит круто? На эти слова Сычен не находит ответа даже в своей голове. Безусловно, Тэн – очень коротко и удобно, но, умей парень разговаривать, то звал бы его лишь по имени. Сычен бы хотел каждый день доказывать, насколько необычным и прелестным именем тот обладает. Но не может. И от этого становится грустно, ведь Дун долгое время пытался приобщиться с окружающими людьми, но перестал из-за бессмысленности собственных слов. А теперь он не в состояний произнести имя ставшего любимым человека, которое несет в себе столько смысла, историй, эмоций. Его губы вытягиваются, пытаясь выдать хоть одно слово, но горло не решается и больно зажимается. - Ч…ча, - бормочет себе под нос и привлекает внимание Тэна, остановившего свой очередной рассказ. – Чэпо… - как бы парень не старался, из губ вылетают совсем иные буквы, не складывающиеся в единое имя. – Чита…. Пун. Читтапон, - говорит размазано и глухо, но достаточно слышно. Рот Тэна раскрывается от удивления, а его глаза, кажется, смотрят в самые губы парня, будто пытаясь разглядеть то единственное слово, вышедшее из уст немого. Сычен радуется, как ребенок, в его груди тлеет обжигающее пламя, а в животе играют бабочки, отдавая трепетом и гордостью к самому себе. Потерявшись, он быстро выуживает из кармана телефон и печатает что-то. - У тебя красивое имя, - звучит уже голосом робота. – Я люблю его. Губы Читтапона вытягиваются в улыбку, и сердце Дуна сжимается от ожидания слов парня. - И я тебя люблю.