Зверь внутри тебя

      Пальцы осторожно касались мягких чёрных волос, поправляя спадающие локоны на мирно спящее лицо. Фьор с каким-то нежным трепетом смотрел на едва подрагивающие во сне длинные ресницы, где-то в глубине души он не мог всё ещё осознать происходящее — это и радовало, и немного наводило тоску. Он посмотрел на едва приподнятые в молчаливой улыбке уголки губ и невольно повторил то же самое. Когда-нибудь ему придётся сойти с ума рядом с этим безумцем. Пару часов назад они сидели на этой же кровати. Лауритц был у него на коленях, обнимал за шею и целовал так сладко и медленно, что всё внутри переворачивались с ног на голову, а глаза не хотелось закрывать. Было желание только смотреть на умиротворённое лицо и наслаждаться теплотой юного тела. Но, стоило отдаться нарастающему чувству страсти и возбуждения, Фьору пришлось отстраниться, поставить между собой и Лауритцем преграду в виде полусогнутых в локтях рук.  — Нормально же всё было, — заныл Сайер и состроил грустное выражение лица, тем самым вызвав короткую печальную улыбку.  — Ты же знаешь, я не могу.  — Это глупо! Неужели только потому, что ты каких-то там несколько сотен лет назад случайно угробил во время се…  — Не несколько сотен, — прервал его Фьор и нахмурился. Они говорили об этом много раз, и каждый из этих разов заканчивался одним и тем же. — Лауритц, я не хочу делать тебе больно, неужели ты не понимаешь?  — А если этого не произойдёт? Прошло столько времени, а ты всё ещё боишься, — Лауритц наклонился к его уху, мягко прикусывая хрящик. — Я даже растянул себя для тебя. Фьор на мгновение закрыл глаза, втягивая воздух через нос, он издал рычание, но тут же одёрнул себя и буквально скинул с колен Лауритца, уронив его на кровать. Сам поднялся на ноги и отвернулся, тяжело дыша. Плотские утехи были не только грехом, но и больной темой для самого Фьора. Того самого Фьора, который однажды перестал контролировать своё истинное я, стоило ему отдаться незабываемым, ярким ощущениям. Ни много, ни мало возлюбленных истекло кровью от его же рук и зубов, лап и клыков. Он забывался, а когда приходил в себя — ужасался.  — Замечательно, — буркнул Лауритц. — То есть, я или тебя люблю, но остаюсь не траханным, или тебя не люблю, но ты меня трахаешь?  — Чтобы ты оставался в целости и сохранности после ночи со мной, нужно, чтобы я тебя не любил, — Фьор повернулся полубоком и исподтишка посмотрел в сторону тяжело вздыхающего парня. Страсть доводит до безумия, а страсть с любовью, в случае юного Ютула, до смерти. Он боялся, и это было понятно.  — Но если мы не попробуем, мы не узнаем, — не сдаваясь, Лауритц встал с кровати и подошёл к Фьору, обвил своими руками его торс, прижался к спине и сам себе позволил скользить ладонями по скрытому под футболкой животу. — Ты повзрослел Фьор, понимаешь? Прошло достаточно времени, чтобы попробовать овладеть не какой-нибудь проституткой на одну ночь, а тем, кого ты любишь. Ты же любишь меня, Ютул? — последнее он добавил с угрожающей интонацией, и Фьор улыбнулся теперь повеселее.  — Будет преступлением, если ты считаешь иначе, — он попытался перехватить чужие руки, спускающиеся своевольно ниже, но по ним шлёпнул. Пришлось замереть, но не расслабиться. Фьор был напряжён.  — Если тебе так будет спокойнее, я могу пообещать укусить тебя за яйца, если вдруг что пойдёт не туда, — Лауритц тихо издал смешок и коснулся губами шеи, пока его пальцы уже расстёгивали ремень. Чем больше возбуждался Фьор, тем больше он терял контроль над самим собой. Он чувствовал каждую возникшую на его коже мурашку, вызывающую в нём безумную бурю эмоций и чувств. Ему пришлось закрыть глаза, чтобы не видеть отражения в зеркале на стене, что висело перед ними не так уж и близко, но Фьору было достаточно, чтобы увидеть короткий жёлтый блеск в собственных глазах.  — Ты можешь его разозлить, — охрипшим голосом проговорил быстро он и шумно сглотнул, когда ощутил тёплые пальцы на своём крепком стволе.  — Ты хотел сказать «меня»? Разве я могу разозлить тебя, Фьор? — голос Лауритца помогал держать себя в руках какие-то жалкие минуты, по истечению которых Ютул извернулся в руках. Они оказались стоять лицом к лицу, и Лауритц смог увидеть вблизи большие глаза насыщенного янтарного цвета, широкие круглые зрачки, блестящие удлинившиеся клыки; смог ощутить горячее дыхание. Но как бы угрожающе не смотрели на него эти два жёлтых огня, он и не думал отступать, и даже когда сильные руки повалили на кровать — он и не думал сбежать. Дыхание перехватило, стоило горячим — действительно горячим — ладоням коснуться оголённых участков тела. Одежда волшебным, по мнению Лауритца, образом исчезла. На самом же деле, Фьор её просто-напросто разорвал как какие-то ненужные тряпки, предоставляя самому себе возможность насладиться запахом лежащего под собой человека. Полностью голый Лауритц, со взглядом полного изумления, без какого-либо страха протянул свои руки к лицу Фьора. На мгновение звериные глаза приняли отблеск осмысления, их хозяин замер, внимательно изучая черты чужого лица, прижимаясь инстинктивно к тёплым подушечкам пальцев. На вид Фьор не выглядел сейчас человеком. Скорее зверем в облике человека. Но его разум всё ещё был ясным, и Лауритц это прекрасно видел, поэтому и не боялся, не убегал. Он и вправду растянул себя. В надежде, что Фьор наконец освободит себя от прошлого и они смогут насладиться друг другом. И эта надежда, в каком-то роде, осуществилась. Фьор резко наклонился к шее, провёл своим широким мокрым языком по коже, оставляя характерный след, и в конце пути появился лилового оттенка засос. Ноющий, болючий, но вызывающий улыбку на лице Лауритца, судорожно хватающегося пальцами за густые волосы на затылке и призывно выгибающегося вверх. Тихие глухие стоны слетали с его губ всякий раз, как противоположное — звонкое и громогласное — рычание звучало из уст Фьора. Руки младшего переместились с волос на спину, и накрашенные чёрным лаком ногти с силой впились в лопатки, оставляя за собой красные полосы царапин. Он желал показать и свою власть в этот момент. Это, кажется, помогло, Ютул внезапно умерил свой пыл, цепляя осторожно клыками некоторые участки шеи, переходя укусами на ключицы и грудь. Каждый укус и поцелуй отдавали жаром внизу живота, член в желании мелко подрагивал, как и края дырочки, к которой уже во всю притиралась плоть Фьора. Раскрывая блестящие и влажные тонкие губы, Лауритц попытался простонать, сделать глубокий вдох, но вместо этого лишь издал хриплый вздох, утонувший в глубоком поцелуе. Член внутри распирал мышцы, проникал глубже мерными, короткими толчками, чтобы тело Сайера содрогалось не от боли, а от одного только желания и возбуждения; чтобы комнату наполняли не мольбы остановиться и слёзы отчаяния, а крики страсти и огня. И Лауритц не мог не кричать, не стонать. Он выгибался от каждого нового ощущения внутри себя, сам подначивая парня двигаться, растягивая свои губы в хитрой и довольной улыбке. Пальцы сжимались то на плечах, то на волосах, то впивались ногтями в уже кровоточащую спину. И тело всё изгибалось подобно волнам, что накрывали с головой их обоих, в которых они тонули, как во всех жарких, нарастающих звуках вокруг, внутри.  — Охрене-еть, — голос срывался в хрип, обстановка начинала накаляться с каждой секундой, с каждым новым решительным и резким движением. И пускай Фьор молчал — не считая рычаний и стонов — Лауритц чувствовал, как бушевала в нём страсть, как горели не только глаза, но и его тело, разум. Горячее семя выплеснулось между животами, и разум, и тело постигло незабываемое умиротворение, позволяя каждой мышце расслабиться. Лауритц сдунул со своего лба несколько упавших прядей и в который раз посмотрел на яркие жёлтые глаза, в которых видел только взгляд Фьора. Его Фьора, который крупно дрожал, напрягая мышцы на своих руках; который вжимался в него своими бёдрами, вгоняя член до основания и с тихим протяжным рыком изливаясь под мерную пульсацию. Лауритц схватил его за шею, притягивая вновь к своим губам, чтобы целовать так же, как и прежде, чтобы ощущать на себе взгляд карих тёмных глаз.  — Ты… Ты… — Фьор пытался перевести дыхание, но мешали непрерывные поцелуи, к которым он тянулся сам. — Лауритц…  — Я в порядке, видишь, — он глухо рассмеялся и увлёк в продолжительный поцелуй, окончательно сморившего его сознание. И теперь Фьор лежал рядом со спящим после душа Лауритцем. Касался его лица и изучал каждую черту, хоть и знал из наизусть. Он смотрел и понимал, что готов, в принципе, и с ума сойти, если всё плохое затмится улыбкой этих тонких, любимых губ.