Спи сладко малыш...

      Гордей сидел в комнате, читая книгу. Всё, как всегда. Тихо до жути. Слышно лишь его дыхание и еле-еле гудящий где-то компьютер. Парень закуривает сигарету, не открывая окна, не делая никаких лишних движений. Всё, как по шаблону. Одно и тоже. Изо дня в день. Какой раз он перечитывает эту книгу? Читает ли он её вообще? Или всё думает о том болезненном признании в любви, которой вовсе не существует? Сигаретный дым распространился по комнате, смешиваясь с запахом алкоголя и свежий крови. Крови? Руки Гордея были все в мелких царапинах. Нет. Не убивать себя. Просто причинить себе боль, чтобы хоть как-то отвлечься от душевной, которую ему с радостью предоставил любимый братик. — Чёртов ублюдок! — кричит в пустоту парень, допивая виски. Снова и снова прокручивая одну и туже ситуацию. На столе два бокала красного вина трёхлетней выдержки, в вазе уже стоят красные розы, а у Гордея светятся глаза. Нет, не стеклянные глаза под воздействием алкоголя, а от предвкушения. Хоть ему немного страшно, но об этом нужно было думать раньше — уже всё готово. В комнату заходит Даня и смотрит на всё это с недоразумением. — Ты кого-то ждёшь? Неужели наш малыш нашёл себе девушку? — с ухмылкой произносит парень и проходит ближе. — Стой, нам нужно поговорить… — Хм. О чём же? — Я… я пытался это скрывать, но… но меня сейчас просто переполняют эмоции… Дань я люблю тебя, не как брата, просто люблю… — Гордей опустил глаза и его щёки залились краской в цвет вина. — Ты в адеквате? Ты бредишь? Я же говорил тебе не гулять под дождём! — Дань, я не шучу, я на полном серьёзе… Данил ошарашено поднимает на него взгляд и отшатывается. — Блять. Что? Ты что, пидор? Как… Как вообще жить можно с такой болезнью? — брюнет отворачивается, громко дыша. — Я н-надеюсь, что ты шутишь… — к горлу Гордея подступил ком, мешающий говорить. Из-за шока выдавить что-то связное у него удавалось с трудом. — Я надеюсь, что это ты шутишь. Я с тобой ещё и в одном доме живу! — Даня посмотрел в потолок, всё ещё пытаясь прийти в себя после услышанного. — Разве родители нас так воспитывали? Ты хоть понимаешь, какой это кошмар? — Д-Дань, я прошу тебя, успокойся, пожалуйста. — слёзы уже давно скатывались с лица парня, отчего оно стало мокрым. — Съеби отсюда… — Ч-что? — Я. Сказал. Съеби отсюда. Пока я тебе ничего не сломал. Резко Гордей подался вперёд, повинуясь неожиданному порыву, быстро поцеловал его. Может, именно сейчас он пробьётся в толщину льда брата? Наверное, это было зря. Гордей отступил назад и горьковато-металлическая жидкость заполнила рот, стекая с подбородка на рубашку. У Дани же костяшки в крови.       Умывшись, парень быстро собрал некоторые вещи, взял деньги и вышел, громко захлопнув за собой входную дверь. Навсегда.       Гордей падает на кровать, закрывая лицо руками, и кричит, громко, истерически, до тех пор пока не срывает голос. И ему абсолютно наплевать, что он в съёмной квартире в панельном доме. Парень идёт в ванную комнату, смотрит на своё отражение, на опухшие от слёз и недосыпа глаза. Взъерошенные волосы. Порванная майка. — Ненавижу тебя. — тихо говорит он своему отражению и разбивает зеркало на тысячи больших и мелких осколков. Острый, тонкий кусок стекла в руках у Гордея. «Потерпи ещё немного и ты перестанешь чувствовать эту боль. И эту гребаную пустоту. Ну. Давай же. Действуй». — внутренний голос продолжает настаивать на своём. Всё громче и громче. Гордей набирает ванную, окунается в тёплую воду, берёт остриё осколка и, не с первого раза, но задевает вену. Один порез, второй третий… Брюнет сжимает зубы от боли, но продолжает. Порез за порезом. Он засовывает руку в воду, теряя всё больше и больше крови… Гордей издаёт тихий стон, последние слёзы скатываются в окровавленную воду, по цвету напоминающую то самое вино. В тот самый гребаный день… «Тсс, слышишь? Тебя зовут. Нет, нет не здесь, а уже там. Спи сладко, малыш»