Уроки игры на шпаге

     Взмах шпаги - как росчерк пера - разрезает воздух с легким свистом, и ветер остро касается щеки Дикона, разбивается о его кожу, оставляя на ней звонкую ноту. Тот отстраняется: холодное прикосновение ветра почти как прикосновение стали, на мгновение Ричарду кажется, что из раны на лице брызнет кровь, проводит рукой по мнимой царапине, но нет, это всего лишь ветер. Алва стоит в паре метров - не сильно далеко, но и недостаточно близко, насмешливо щурится. Дикон знает, что это невообразимо трудно, практически невозможно - сравняться с ним в мастерстве, но он должен, ради Катари, ради Талигойи, ради Людей Чести.      Поэтому он снова поднимает шпагу, с твердым намерением все-таки отбить хотя бы три выпада Первого Маршала, но опять терпит неудачу на втором же взмахе. Рокэ его не щадит, не пытается поддаваться, и его выпады вроде бы звучат одной мелодией, но каждый раз разные, не похожие друг на друга, и Дикону сложно, очень сложно поймать этот ветер, что каждый раз так настойчиво ранит его лицо или шею. Мальчик знает: будь это настоящий бой - он бы погиб уже сотню раз, но каждый раз пытается и пытается, с остервенением, до белых костяшек сжимает шпагу, глядя в глаза своему врагу и учителю.      Алва не выдерживает первым и, фыркая, вкладывает шпагу в ножны.      - Вы, кажется, незыблемы в намерении остаться полным профаном в искусстве драться на шпагах.      Дик молчит. Он понимает, что до Алвы ему далеко, но - Леворукий тебя забери! - он ведь старается! Он помнил, что, когда дрался с однокорытниками в Лаик, не было такого чувства полной никчемности, он никогда не проигрывал после второго же выпада, сделанного твердой рукой.      Ричарду ничего не остается, кроме как спрятать свою шпагу и уныло поплестись со двора. Он знает, что завтра будет то же самое, несмотря на то, что Рокэ показывает, рассказывает и объясняет, он все равно будет пропускать удары и услышит звон стали о сталь максимум два раза.      - Так, юноша, - слышит Дик вдогонку, - зайдите ко мне сегодня вечером. Может быть, после пары бутылок вина вы покажетесь мне не настолько безнадежным.      Вот еще удовольствие - драться с пьяным Алвой! Он же и зарубить может по пьяни! Но Ричард кивает, закусывает губу и идет к себе. Он знает, что вечером придет к эру, выслушает несколько замечаний, десяток насмешек, пару провокаций и почти демонический смех, когда слова о вызове на дуэль вновь сорвутся с его уст.      Солнце еще не зашло, и кабинет Первого Маршала окутало почти потустороннее алое сияние. На столе, вопреки ожиданиям Дикона, – бутылка «Слёз», почти допитая, всего один пустой бокал и продолговатый кожаный футляр. Заметив Ричарда, Рокэ убрал вино куда-то под стол, жестом приказывая юноше подойти.      - Сегодня урок будет особый, - задумчиво изрек Первый Маршал, с нежностью щелкая застёжкой на футляре и открывая миру его содержимое. - Возможно, если вам повезет, вы сегодня научитесь держать шпагу за правильный конец.      Дик вспыхнул, но невольно подался вперед, силясь рассмотреть вытащенный инструмент. Похожий на гитару, но намного меньше, не длиннее руки, изящный и гладко отполированный, с округлым корпусом и изогнутым грифом, он смотрелся прекрасной дамой в руках Алвы.      - Это скрипка, Дикон.      Рокэ встал с кресла, мягко положил инструмент на согнутую левую руку, зажав край корпуса между плечом и подбородком, достал из футляра смычок, и, легко касаясь струн, сыграл какую-то тихую и грустную мелодию, вслушиваясь в звучание каждой ноты, дрожащей под его длинными пальцами. Сейчас они не были усеяны перстнями, и Дик невольно позавидовал изяществу, с которым маршальская рука скользит по грифу, зажимая струны.      Мелодия длилась недолго, закончив играть, Алва удовлетворенно кивнул и протянул скрипку и смычок Ричарду. Тот опешил, но инструмент взял. Гладкое темное лакированное дерево сохранило крупицы тепла рук Первого Маршала, и у Дикона как ток по спине прошел, а кожа на мгновение покрылась мурашками. Рокэ чуть повернул голову, сверкнув глазами, в которых отразился невозможно алый закат.      - Будет невообразимо сложно, Ричард. В твоем возрасте брать скрипку в руки – это кощунство над искусством игры и форменное издевательство над твоими мышцами. Но будем считать, что у тебя есть шанс. Гладкое темное дерево безумно приятное на ощупь, и в воздухе витает еле заметный аромат вина. Алва смотрит на него оценивающе, что-то мысленно отмечает, водит пальцами по воздуху.      - Встань ровно.      Тихий приказ невозможно не выполнить. Дик ставит ноги на уровень плеч, равномерно распределяя вес всего тела – это легко, его учили этому. Вот только держать при этом в руках скрипку и смычок кажется чем-то нереальным. Рокэ остался недоволен, покачал головой. Обошел юношу со всех сторон.      - Расправь плечи, и голову вверх!      Встряхнув головой, Ричард отводит назад тихонько хрустнувшие лопатки, задирает подбородок. Стоять так не очень удобно, руки сразу начинают затекать. Алва заходит сзади, обеими руками касается диконовских плеч и мягко, но настойчиво тянет их немного вверх и вперед. Окделл повинуется и замирает. Руки Рокэ поднимаются немного выше, к шее, и указательные пальцы Повелителя Ветра мягко соединяются под подбородком Ричарда, два больших пальца при этом немного надавливают на челюсть, заставляя чуть-чуть опустить голову и при этом повернуть её.      Руки теплые. Мягкие и настойчивые. Шершавые от мозолей, но невыразимо деликатные.      - Не выпячивай живот, - следует приказ, - и стой прямо, не шатайся.      Дикон коротко вздыхает и пытается стоять как можно более естественно. Роящиеся в голове мысли не отпускают его, ему чудится то настороженный голос Катари, то предостерегающий шепот эра Августа. Рокэ приподнимает диконовскую левую руку за запястье и кладет на плечо скрипку. Дик может видеть прямо перед собой внимательный синий взгляд, когда рука Первого Маршала кладет его подбородок на специальное углубление и слегка прижимает.      - Зажми скрипку между ключицей и подбородком, вот так, и опусти руку вниз.      Голос звучит тихо, почти ласково, завораживающе. Ричард пытается повиноваться, но ему становится до жути страшно за инструмент, который он может не удержать. Плечи начинают затекать, и до боли хочется повернуть напряженную шею. Не дожидаясь, пока Дик решится таки отпустить руку от грифа, Рокэ насильно опускает его руку, легко придерживая корпус инструмента.      - Перехвати так, чтобы было удобно. Чтобы она держалась.      Дик снова шумно вдыхает воздух и шевелит плечом и шеей, пытаясь найти комфортное положение. Скрипка не тяжелая, но удержать её между ключицей и подбородком очень сложно. Алва плавно убирает руку от грифа, и Дик с ликованием стоит почти по стойке «смирно», удерживая инструмент на плече.      Рокэ, видимо, удовлетворенный результатом, снова поднимает левую руку Ричарда и кладет её на гриф к порожку, хаотично разметав пальцы по струнам, загибая их, придавая округлую форму. Дик изо всех сил силится запомнить, прочувствовать напряжение струн под пальцами, но дико, невыносимо больно плечи и шейные позвонки, до крика, до плача…      Дик ощущает почти спасительный толчок в грудь и отступает на пару шагов, отпуская скрипку, которая остается в руках у Рокэ, и испытывает чувство невероятной свободы.      - Плохо, Дикон, - качает головой Первый Маршал. - Встряхни конечностями, они тебе еще понадобятся. И не зажимайся так, я тебя не покусаю.      Дик встряхивает руками, поворачивает затёкшую шею, хрустит лопатками и откидывает голову, расслабляя челюсть.      - Снимай колет, он тебе мешает. И перстень тоже.      Юноша удивленно смотрит в синие глаза, но делать нечего – и он повинуется, откладывая в сторону смычок, который, оказывается, держал все это время, дрожащими пальцами расстегивает пуговицы, стягивая с себя обозначенный предмет одежды, осторожно кидает его на кресло, оставаясь в одной рубашке. Становится действительно легче, движения больше не стягиваются плотной тканью, но одновременно становится и немного неловко. Как только фамильный перстень занимает место на столе, Рокэ вновь протягивает ему скрипку.      - Пробуй встать точно так же, - тихо звучит голос Алвы. Удается выполнить приказ не сразу, но ему дается много времени настроиться, ровно встать, положить инструмент на руку, зажимая его подбородком, выпрямить плечи и вопрошающе взглянуть на Маршала серыми глазками. Рокэ смотрит чуть щурясь, но в целом он доволен результатом.      Рокэ делает легкое круговое движение правой рукой, сгибая её над мнимой скрипкой и требует повторить движение. Это проще, даже со смычком в руке, правая рука слушается Ричарда гораздо лучше левой. Алва снова подходит к нему, приподнимает пальцы над струнами, слегка опускает локоть правой руки, меняет положение пальцев на смычке.      - Мягче, Дикон, - ладони Повелителя Ветра легонько встряхивают правую руку Ричарда. - Не напрягай руку, держи смычок свободнее.      Затем Алва мягко ставит безымянный палец Дика на четвертую струну и слегка прижимает.      - Зажми струну подушечкой пальца, и следи, чтобы не касаться её ногтем. И не прижимай сильнее, чем надо, скрипка – девственная барышня, не надо к ней так настойчиво. А теперь легонько, мягко веди по струне смычком.      Дрожа чуть ли не всем телом от нетерпения и волнения, Дик касается смычком четвертой струны и медленно ведет вниз.      Звук получается корявый и больше похожий на скрип ногтей по стеклу. Алва морщится и мотает головой.      - Дикон, слушай меня, - пальцы Рокэ зарываются в волосы Ричарда и заставляют повернуть голову навстречу синему взгляду. - Оставь свою ненависть, что ко мне, что ко всему остальному Талигу. Скрипка чувствует это, и она не будет повиноваться тому, кто живет по воле злых чувств. Улыбайся ей, Ричард, не мне – скрипке. Музыка не терпит ненависти, ей нужна только полная отдача, без остатка, ей нельзя лгать, её нельзя использовать во зло, ибо она просто отвернется от тебя. Давай, Дикон, оставь свои чувства ко мне, тебе нужны лишь ноты. И ты сыграешь их, Леворукий тебя забери!      Алва отстраняет Ричарда от себя и выжидает, глядя на оруженосца пронзительной синевой. Ричард закрывает глаза. Давай, юноша! Он вспоминает Варасту, легкую улыбку Первого Маршала, звучание кэналлийских песен, нежное прикосновение к шее.      И в звенящую тишину осторожно вливается нота «до».      Ричарду потребовалось не меньше часа, чтобы запомнить незамысловатую последовательность из восьми нот. Восемь раз по порядку зажать нужные струны в нужном месте. Четыре раза провести смычком вниз и четыре – наверх. Он играл, иногда сбиваясь, но Рокэ одобрительно кивал и изредка поддерживал корпус инструмента, чтобы дать Ричарду возможность хоть немного размять почти мгновенно затекающую шею. Дик старался не замечать боли в плечах и спине, даже ноги, кажется, подкашивались после нескольких часов упорных занятий. Но он ощущал невиданную доселе свободу от оков окружающей его реальности, ему не были нужны интриги, он старался впустить простенькое звучание восьми разных нот в свой разум, в свое сердце.      Чтобы отдаться милосердному скрипичному плачу без остатка.      Чтобы услышать наконец запрятанные глубоко в сознании мысли, на которые так грубо давила действительность.      До. Изначальный звук, протяжный, мягкий, глубокий. Дикон видит перед собой чудесные синие глаза, наполненные тысячами эмоций, так ярко, бесподобно, хотелось утонуть в них, скрыться от мира, он никогда еще не глядел в них с таким всепоглощающим доверием, жаждой и уважением.      Ре. Нота тянется почти без паузы, переходит плавно, но уверенно. Ричард вспоминает Надор, пусть далёкий, пусть неуютный и холодный, но такой родной, самый близкий, он помнит ласковые объятия матери, и ему нестерпимо сильно хочется стать ребенком, чтобы только снова увидеть по-настоящему драгоценный дом.      Ми. Легкая, совершенная, она напоминает юноше Лаик. Там смеялись, там шутили, там были друзья, там было весело, там было интересно, там была жизнь, в конце концов! Там было все по-настоящему, не нужно было гадать, где друг, а где враг, потому что там не было врагов – была только жизнь, во всем её разнообразии красок, где ничто не делится на черное и белое.      Фа. Звук скользит по комнате, отражаясь от стен, и Ричард вспоминает варастийские пушки, реку, горы, время, когда жизнь была яркой, незабываемой, когда было опасно, тошно, когда всюду летала смерть, но так и не поймала самую легкую добычу. Звук надежды, звук правды. Только на волосок от гибели можно понять, чем ты действительно дорожишь.      Соль. Настойчиво и верно. Верность – самое главное, что можно предложить, и тем, кто верен, воздается десятикратно. Честь и честность – и Ричард знает, какое из понятий важнее, а еще он понимает, что гордиться своим наследием и слепо цепляться за прошлое – это две стороны одной медали, и поворачивать её нужно действительно верной стороной.      Ля. Милосердие и спокойствие звучат в теплой и одновременно грустной ноте. И каждый человек, разделяя что-то с другим, ждет подарка в ответ. Дик улыбается, вспоминая ласковый взгляд и руки, баюкающие левретку. Он знает, что обязательно отблагодарит радушную хозяйку при первой же возможности.      Си. Напряженная, звонкая нота, она как будто всегда на взводе, но всегда такая утонченная, женственная. Как нежные гиацинты, как Катари…      Звук внезапно прерывается и звучит по-другому. Дик на мгновение выходит из транса и отшатывается, но Алва, про которого Ричард почти позабыл, удерживает его на плаву, мягко проводя пальцами по вискам и щекам.      - Дикон, - тихий голос вплетается в собственные мысли юноши, - в музыке нет места лжи. Еще раз, спокойнее, приведи мысли в порядок и не лги, наконец, хотя бы самому себе. Гиацинты падают, разводя круги на воде. Ричард не хочет, но не может не признать, что его просто привязывают к этим цветам, настойчиво и мерзко тащат на дно, вслед уже упавшим. Вслед собственной ненадежной памяти, вслед легендам, в которые он поверил когда-то давно, потому что правда была слишком жестока. Поэтому.      До. Последняя нота звучит тише, чем остальные, но она самая пронзительная, самая яркая.      Яркая, как бесконечная синева, которую Дикон видит перед собой.      Свечи давно догорели, да и за окном уже непроглядная темень. Рокэ мягко забирает скрипку, почти не глядя кладет её в футляр и подхватывает готового упасть уставшего, зачарованного, погруженного в свои мысли Ричарда.      - Эр Рокэ…      - Тише, Дикон. Ты сегодня сделал и так очень много. Слишком много.      С утра Дик ходил по дому как в полусне. Плечи, шея, спина, ноги и руки болели как после тяжелых физических работ. Он помнил вчерашнее, все до последней подробности помнил, каждую мысль, каждое прикосновение, каждый звук. Он даже помнил, что в третьем часу ночи, когда тело и разум полностью отказали ему, он безотчетно отключился прямо на руках держащего его Алвы. Скрипка до сих пор звучала в голове юноши невероятными откровениями, и при этом он не выпил ни капли алкоголя.      Скрипичная музыка пьянила его сильнее любого вина.      Несмотря на болевшее тело, он все-таки решился выйти во двор, где они с Рокэ обычно фехтовали, и тот не был против провести очередной урок.      - Представь гамму, Ричард. Представь её звучание, и повторяй ноты про себя.      Дик вздохнул и мысленно провел смычком по струне. Тягучая нота в голове застыла и потянула за собой семь других.      - Я готов.      Рокэ шагнул вперед.      До. Первый выпад Алва делает снизу, как и должно быть. Ричард часто отбивал эти выпады, но только сейчас услышал эту рассветную ноту, тягучую, просыпающуюся от долгого сна, тянущуюся вверх, начало и завершение, будто внезапное откровение, пролившееся на него с немилосердных небес.      Ре. Шпага расчерчивает воздух и с неуверенной твердостью звенит слева. Распускающийся мотив тянет дальше, с упреком, бесстрастно и напористо, срывается в стон и скользит по стали, перетекая в следующую ноту.      Ми. Ричард уверенно встречает третий выпад сверху резким свистом беспощадного ветра. Яростный, упрямый росчерк звенит кратко и прерывисто, стремится вверх, и стальная мелодия требует продолжения, и тот ветер, что ранее раз за разом терзал лицо Дикона, наконец отступает, разбивается о невидимую преграду, но уходит довольно, сыто, почти миролюбиво.      Фа. Нота серьезно и чуть ли не враждебно встречает юношу прямым ударом, и он отклоняется от резкой черты, отводя шпагу Алвы вправо. Она звучит глухо, присмирев, как затишье перед настоящей бурей, как внезапно закончившийся летний дождь, только чтобы вылиться с следующий звук…      Соль. Празднично, как радуга после прошедшего дождя, нота взвивается в небо пронзительным лязгом справа от Ричарда. Юноша уже знает, что достойно встретил её, твердо отбивает маршальский выпад, азартный, зрелый, почти родной, настойчиво требующий продолжения.      Ля. Нота звенит почти сразу, взвизгивает слева убийственным ударом, будто предвещая конец, твердо, тягуче, неумолимо. Она несется как ливень, как степная птица, и нужно ударить с размаху, уже даже не защищаясь – почти атакуя!      Си. Буря как будто отступает, но вместо нее накатывает неожиданная резкая волна, и Дик краем шпаги еле успевает отбить тонкий росчерк слева, безжалостный, как сам Алва, острый, как кошачьи когти, и нота струится водопадом, внезапно замирает перед завершающим аккордом.      До. Твердый закатный звук звучит торжественно, и сталь встречает сталь почти на уровне глаз, рассекая ветром сомнения и цепи. Нота будто впивается в пальцы, держащие шпагу, ударом тока проходит по спине и бьет в глаза ясным осознанием того, что это – конец. Первый Маршал смотрит с одобрением, на мгновение дольше задержав скрещенные шпаги. И прозвучавшая последняя нота сливается с его смешком.      - Очень недурно, юноша.      Дикон восхищенно смотрит в теплую синеву маршальских глаз. Мелодия все еще играет у него в голове – простая, летящая вверх, непримечательная, но уже такая родная, звучная, яркая. Ричарду кажется, что в этот момент он играет на шпагах почти наравне, вливается в ритм, навязанный ему уже не врагом – наставником, учителем, ментором. Алва улыбается одними глазами.      - Еще раз, Ричард.      Вздохнуть, отступить назад, твердо встать на готовую расцвести под звоном шпаг ноту.      - Готов?      Дик кивает и распахивает яркие серые глаза. И снова звенит в ушах неприхотливый мотив, тянется, летит в небо, рассекает звоном небеса. Ричарду кажется, что он отобьет эти выпады даже с закрытыми глазами. Восемь нот. Восемь неумолимых ударов. Каждый раз непохожая на другую серия из восьми взмахов, объединенных одной идеей, одним напевом, элементарным, незамысловатым. Каждый раз сталь звенит так знакомо, почти влюбленно, с каждым взмахом шпаги Дикон вспоминает теплый гриф и изящный смычок, и каждый раз на последней ноте тело сводит легкой судорогой. Он играет эту гамму на шпаге уже так быстро, что даже не задумывается, что мелодия идет, почти не прерываясь, одна и та же, Рокэ делает еле заметную паузу, и снова пускает шпагу в звонкую игру мажорной гаммы.      - Стоп.      Тихий голос пригвождает Дика к месту, он не шевелится, почти что не дышит, хотя понимает, что жутко запыхался. Он даже не может понять, сколько прошло времени, его все еще крутят в отчаянном водовороте восемь незамысловатых нот. Алва хищно улыбается, чуть прищуривая яркие блестящие глаза.      - Скорее всего, для тебя это будет невозможным, но вдруг. Попробуй сыграть гамму наоборот, не вверх, а вниз.      Ричард встряхнул головой, отгоняя уже привычный ряд. Начинается с до, пронзительно чистой, завершающей, закатной… но как эр Рокэ себе это представляет?! У Дика мутнеет в глазах. Как закат может обратиться рассветом, минуя ночь? Юноша вновь трясет головой, прикрывая веки, несколько раз повторяет про себя ноты снизу вверх, пытаясь запомнить обратный порядок, отогнать сравнение с рассветом и закатом. Но звуки путаются в голове, заученное один раз не желает покидать голову Повелителя Скал. Он очень тихо, не размыкая губ, протягивает верхнюю «до».      Ричард коротко выдыхает и вздрагивает от неожиданности, ощутив холодное прикосновение стали к подбородку. Алва нежно заставляет его приподнять голову, и Дик распахивает глаза, непроизвольно отходя назад.      - Готов?      Юноша нервно сглатывает, поднимает шпагу. Он бы ответил скорее нет, чем да, но его не спрашивают, и безумный вихрь вновь подхватывает его в свои объятия.      До! Нота звучит иначе, она может быть и началом, и концом, сталь звенит о сталь в настойчивом порыве поскользнуться, упасть, разбиться на осколки и собраться вновь.      Си. Нота взмывает вверх с протяжным стоном, бьется о сталь, уверенно рассекает воздух и отпечатывается на горле.      Дыхание Ричарда сбилось, и наваждение бесследно развеялось. Он вновь стоял перед синеглазым герцогом и смотрел снизу вверх – на вершину мастерства, которой ему не достичь. Это гамма, обычная гамма, восемь нот в правильном порядке, ничего сложного. Ричард мимолётно представил, какие же мелодии крутит у себя в голове Рокэ, когда действительно дерется, нет, играет на шпаге.      Алва смеется, тихо, почти дружелюбно.      - Ладно, юноша, на сегодня хватит. Вы и так прыгнули выше головы.      Звенящая тишина для Ричарда уже невыносима. Рокэ закончил занятие так, как должно, позволив ему взмыть вверх, а потом нещадно спустить на землю. Ричард все понимает, знает, что это правильно, и невыразимо благодарен эру. И он знает, что тело опять будет болеть, а мышцы ныть, но невозможно уже прожить без тягучих нот, без мягких прикосновений, без неминуемо последующего ощущения тяжести в плечах.      - Эр Рокэ!      Алва почти удивленно смотрит на оруженосца, незвано-нагадано притащившегося к нему в кабинет.      - Вы… вы будете еще меня учить играть на скрипке?      Алва смеется. Смеется и ласково проводит рукой по кожаному футляру.      - Я сомневался до этого момента. Да, Дикон. Буду.