Эредин плюс Цири равно любовь. Или нет?

Циридин

К чему скрывать — мне нравится этот пейринг, хоть сама я в него и не умею. Две яркие личности, два лидера. Оба упрямы, своенравны, порывисты, воинственны, если не сказать мстительны, обоим свойственен дух соперничества. Каждый желает быть лучшим во всем и не терпит, когда им/ей пытаются манипулировать. Сходство, что называется, налицо. Столкнувшись, два такие персонажа не могут никак друг на друга не отреагировать. И тут возможны два варианта: либо страсть, которая хлещет во все стороны, либо же ненависть, когда во все стороны хлещет уже кровища. А может, и то, и другое, и сразу. Если бы Эредин и Цири так не ненавидели друг друга, то из них могла бы выйти очень красивая и яркая пара… Однако же, как известно, когда вместе оказываются два лидера, такой союз взрывоопасен и крайне нестабилен. Но довольно пустых слов. Давайте лучше откроем оригинал и почитаем, что там написано. Найдем ли мы у пана Сапковского хоть какие-то намеки на пейринг Цири/Эредин? Итак. «Владычица озера», глава 5. Единственная глава в Саге, где наши огненные персонажи физически взаимодействуют. Цири смотрела на эльфов. <…>…черноволосый лицом напоминал хищную птицу. «Светлый и черный, — подумала Цири. — Добрый и злой. Свет и тьма…» — Позволь, Зиреаэль, представить тебе Эредина Бреакк Гласа. — Очень приятно, — поклонился эльф. Цири ответила наклоном головы. Не слишком изящно. Вот Цири впервые видит Эредина и первое впечатление у нее, скажем, не очень. В отличие от Аваллак’ха Эредин кажется ей «злым». А первое впечатление, как мы знаем, часто бывает верное. (Нет, я не хочу сказать, что Эредин объективно злой. Такой он конкретно для Цири) Свое отношение к нему она выражает не слишком любезным приветствием, хотя пока что, казалось бы, у нее нет ни одной причины Эредина недолюбливать. Тем более, что он только что «спас» Цири и Аваллак’ха с его небольшим отрядом лучниц от единорогов: Не сопротивляйся, — услышала она голос. — Я должен прыгнуть и перенести тебя в другое место. Тебе угрожает смертельная опасность. Издалека до них донесся свист, протяжный крик. А мгновение спустя земля задрожала от подков. Из-за холма появились всадники. Целый отряд. <…> Свист, крик. Наездники лавиной мчались на них. Прежде чем они приблизились на полстае, единорогов уже не было. Они исчезли в степи, оставив за собой облако пыли. Ситуация неоднозначная. По словам единорогов, а точнее Конька, Цири нужно спасаться от эльфов. Эльфы считают, что ее нужно спасать от единорогов. Красота. Ладно, погнали дальше. Откуда ты узнал, — спросил Аваллак’х, — что нам грозит опасность? — Я и не знал. — Эльф внимательно разглядывал Цири. — Мы патрулируем равнину. Разошлась весть, что единороги стали беспокойными. Неведомо почему. То есть теперь уже ведомо. Из-за нее, ясное дело. Здесь Эредин сканирует Цири, пытясь определить, может ли она быть причиной такого переполоха среди единорогов. Иными словами, может ли она действительно быть носителем гена Старшей Крови. Несколько мгновений они глядели друг на друга, но ни он, ни она не хотели первыми опустить глаза. И в это самое мгновение начинается их соперничество. Судя по тому, как беззастенчтво Эредин позволяет себе рассматривать собеседника, на этикет командиру Красных Всадников пофиг. Как пофиг на приличия и Цири. Оба — до крайности наглы и прямолинейны, как палка. — Значит, это и есть Старшая Кровь, — отметил эльф. — Aen Hen Ichaer, наследница Шиадаль и Лары Доррен? Что-то не очень хочется в это верить. Самая обыкновенная девчонка. Dh'oine. Человечья самочка. Предположим, — продолжал черноволосый, — что ты не ошибся. Более того, примем за факт — ведь ты, говорят, никогда не ошибаешься, — что в этом существе сидит глубоко укрытый ген Лары. И верно, если приглядеться как следует, можно заметить определенные признаки, свидетельствующие о родословной этой малютки. — Короче говоря, — скривил губы черноволосый, — есть в этой маленькой Dh'oine что-то стоящее, что-то прекрасное. Я замечаю. И у меня такое ощущение, будто я увидел золотой самородок в куче… перегноя. Какие выводы можно сделать из слов Эредина? Во-первых, он говорит то, что думает, без красивостей и не фильтруя. Во-вторых, он наблюдателен, если сумел разглядеть в Цири Старшую Кровь. В-третьих, он безжалостен, когда делает выводы исходя из своих наблюдений. Самородок в куче перегноя — кратко, метко и очень обидно. Эредин явно не пытается понравиться и произвести хорошее впечатление, но и злого умысла в его словах не видно. Он просто сказал то, что у него было на уме, что в принципе ожидаемо от представителя его профессии. Глаза Цири вспыхнули. Ну, а чьи бы не вспыхнули? На этом этапе Эредину точно удалось ведьмачку зацепить, пока что в плохом смысле этого слова. Аваллак’х медленно повернул голову. — Ты говоришь, — сказал он, четко выговаривая слова, — совсем как человек, Эредин. Иными словами: бескультурье ты, командир Красных Всадников, и ничуть не лучше, чем дхойня немытая, нечесаная. Эредин Бреакк Глас улыбнулся, показав зубы. Улыбку эту трактовать можно по-разному, но в данном контексте имхо она означает: ребята, мне по седлу, что вы про меня думаете. — А что, эта девочка, — сказал Эредин, — которая пытается убить меня взглядом, уже знает причину своего появления здесь? — Конечно. — И готова сотрудничать? — Еще не вполне. — Не вполне, — повторил Эредин. — Ха, скверно. Поскольку характер сотрудничества требует, чтобы оно было полным. Иначе как полным — попросту невозможно. А поскольку от Tir na Lia нас отделяет всего полдня езды, хорошо бы знать, к чему мы пришли. К чему МЫ пришли. Почему сразу мы? Пять минут назад Эредин случайно пробегал мимо и случайно спас Цири и Аваллак’ха от единорогов, а тут вдруг уже участвует в вопросах селекции? Причем настроен он решительно. — Зачем торопиться? — Аваллак’х слегка выпятил губы. — Что мы выгадаем на спешке? — Вечность. — Эредин Бреакк Глас посерьезнел, в его зеленых глазах что-то вспыхнуло и тут же погасло. — Однако это твое дело, Аваллак’х. Твоя забота. И твоя ответственность. Открыватель Межмировых Врат нужен Эредину сейчас и срочно. Вроде бы напрямую его это не касается: не ему же Цирьку под бок Ауберону подкладывать, но уж слишком он вдруг вовлечен в это дело. Чтобы понять почему он так этим интересуется, достаточно пролистать несколько страниц вперед и посмотреть, что про него говорят единороги. Лис и Ястреб не могут обрести власть над Ard Gaeth, Вратами Миров. Однажды они уже ее получили. Однажды они уже ее утратили. Теперь не могут ничего, только плутать, блуждать среди миров маленькими шажками, одни, бессильные, как призраки. Лис — до Тир на Беа Араинна, Ястреб и его Всадники до Спирали. Дальше не могут, нет сил. Без открывателя Врат Ястреб не может выйти на Спираль. Это, кстати, ставит под сомнение тот «факт», что Эредин и его всадники — это и есть Дикая Охота. Даже если они и могут перемещаться между мирами только проекцией, то похитить таким образом они не могут никого. Да и выглядят Всадники презентабельней, чем отряд мертвецов. А теперь простите, но обязанности взывают. Оставляю вам эскорт для безопасности. Переночевать советую здесь, на этом холме. Если отправитесь в путь на заре, в Тир на Лиа прибудете своевременно. Va faill. Да, еще одно. Он наклонился, обломал и сорвал покрытую цветками ветку мирта. Поднес ее к лицу, потом с поклоном вручил Цири. — Это мои извинения, — сказал он кратко. — За необдуманные слова. Va faill, Luned. Он быстро отошел, через минуту земля дрогнула под копытами, когда он уезжал с частью отряда. Что ж, Эредин признал, что оскорбил Цири не специально, а просто потому, что привык ляпать невпопад. У него вообще весьма длинный язык, что он продемонстрирует еще не раз. Если взглянуть на всю ситуацию в целом, можно заметить, что Эредин разыграл Цири, как по нотам, применив к ней один из самых эффективных методов соблазнения. Сначала вызвал в ней сильную негативную эмоцию. Затем перекрыл ее позитивной эмоцией, подарив цветочки. И, наконец, ускакал в закат: ведь вовремя уйти — тоже искусство. Ну и все, дева спеклась. — Только не говори, — пробурчала Цири, — что мне пришлось бы с ним… Что это он… Если это он, то никогда в жизни… — Нет, — медленно сказал Аваллак’х. — Не он. Будь спокойна. Цири поднесла ветку к лицу. Чтобы Аваллак’х не заметил возбуждения и интереса, охвативших ее. Теперь вопрос: ставил ли Ястреб в этот момент перед собой цель вызвать у Цири интерес? Вот не думаю. Он увидел ее в первый раз: малолетнюю соплюху, которая явно не дотягивала внешностью до утонченных, обсыпанных золотой пудрой эльфочек. Со свойственной ему прямотой он высказал ей все в лицо. Присмотрелся. Разглядел, что в куче перегноя поблескивает самородочек, и призадумался. Аж посерьезнел. Ведь речь идет о его собственной карьере, о возможности беспрепятственно бегать на Спираль и грабить корованы. И тут Эредин спохватился. Как загладить вину перед дамой? Да самое простое — сунуть ей цветочек в зубы и дело в шляпе. Бесхитростно, примитивно даже. Однако же это сработало на ура. Но еще бы оно не сработало, когда Эредин дивно хорош собой и вообще суперэльф? Он — воин, как папа Геральт, а как известно, девочки часто ищут себе мужчину, похожего на отца. Но хотел ли Эредин покорить сердце Цири в этот момент, если главной его заботой было открытие Межмировых Врат? Тем более, что для открытия Врат необходимо, чтобы Цири приглянулся именно Ауберон, а не кто-то другой. Следующая встреча Цири и Эредина происходит уже во дворце, и своим поведением Эредин только лишний раз доказывает, насколько ему важно, чтобы Ауберон и Цири понравились друг другу. Перед портиком одного из дворцов их встретил Эредин Бреакк Глас. — Ауберон? — спросил [Аваллак’х] кратко. — Ждет? Эредин улыбнулся: — Ждет. Ему не терпится. Он требовал, чтобы Ласточка явилась незамедлительно, не теряя ни минуты. Я отговорил его. Аваллак’х поднял брови. — Зиреаэль, — очень спокойно пояснил Эредин, — должна пойти к королю без какого-либо волнения и без давления с нашей стороны, отдохнувшая, спокойная, в хорошем настроении. Хорошее настроение ей обеспечат ванна, новая одежда, новая прическа и макияж. Столько времени Ауберон, надо думать, еще выдержит. Мне кажется. Из этой сцены видно, что Эредин, в отличие от того же Аваллак’ха, понимает, как важны первое впечатление и обстановка. Чувствуется, что с противоположным полом командир Красных Всадников общается часто и обхождение знает. Тут еще надо заметить, что если бы не Эредин, то Аваллак’х так бы и притащил Цири к Ауберону в том виде, в котором она была с дороги, то есть пыльную и грязную. Цири глубоко вздохнула и взглянула на эльфа. Просто поразительно, каким симпатичным он ей сейчас показался. В этот момент Эредин мог бы вполне делать ведьмачке предложение. — Одно только тревожит меня, — проговорил он. — Соболиный блеск в глазах нашей Ласточки. Наша Ласточка стреляет глазками налево и направо что твой горностай, высматривающий дырку в клетке. Ласточка, я это вижу, еще далека от соития без каких-либо предварительных условий. И это обстоятельство Эредина действительно тревожит. Ведь теперь, когда Цири наконец-то у Ольх, самое главное не спускать с нее глаз и следить, чтобы она выполнила свое предназначение. Однако у Эредина все-таки слишком длинный язык и самоуверенности выше крыши. Будь он менее импульствен, то просчитывал бы ходы наперед, а не ляпал бы невпопад. — Я нисколько не удивляюсь, — продолжал Эредин. — Иначе и быть не может. Это же кровь Шиадаль и Лары Доррен, однако выслушай меня очень внимательно, Зиреаэль. Отсюда убежать невозможно. Нет никаких способов преодолеть Geas Cratadh. Заклинание Барьера. Если даже каким-то чудом ты выйдешь за Барьер, — Эредин не спускал с нее глаз, — то знай, это приведет к твоей гибели. Наш мир только выглядит красиво. Но несет смерть, в особенности несведущим. Раны, нанесенные рогом единорога, не залечивает даже магия. Знай также, — продолжал он, не дождавшись комментариев, — что тебе никак не поможет твой стихийный дар. Ты не выскочишь, даже не пытайся. А если тебе все же как-то удастся, знай: мои Deard Ruadhri, Красные Всадники, сумеют догнать тебя даже в бездне времени и пространства. Это называется: «Спасибо за информацию, я учту». Вообще Эредин говорит так много, что на мгновение мне даже показалось, что он специально провоцировал Цири на побег. Однако его дальнейшие действия показывают, что он все-таки (при всей моей к нему любви) — самоуверенное трепло. И опять никакого намека на симпатию с его стороны. Прости, Цири, но Ястребу нужен твой ребенок от Ауберона. Настолько нужен, что он готов со свечкой и мечом стоять у королевского ложа. — Идем, — бросил он. — Следуй за мной. Сейчас мы отдадим тебя в руки дам. Надо, чтобы ты выглядела привлекательно. Первое впечатление важнее всего. В третий раз Цири встречает Эредина после двух неудачных попыток зачать спасителя всея Спирали с Аубероном. Из задумчивости ее вывело громкое ржание и прыжок Кэльпи. Она подняла голову и увидела Эредина. <…> — Поосторожней, — сказала она. — Держи дистанцию. Моя кобыла чужаков не любит. И может укусить. — Тех, которые кусаются, — окинул он ее злым взглядом, — взнуздывают железными мундштуками, чтобы кровь брызнула. Чудесный способ сбить спесь. У коней тоже. Эредин явно в плохом настроении. Связано ли это с тем, что Кэльпи попыталась укусить его за ухо, или же есть иная причина? А может, сама Цири виновата в том, что командир Красных всадников смотрит на нее волком? Их встречу можно было бы назвать случайной, если бы не то, что следует за этим. Эредин предлагает Цири соревнование в скорости. Она хочет проехаться к вон тем кромлехам, но Эредин против: в той стороне якобы запретная территория. — Конечно, для всех? — Конечно, не для всех. Мы, Ласточка, слишком ценим твое общество, чтобы рисковать остаться без тебя самой либо кого-нибудь еще. — Кого-нибудь еще? Ты, конечно, имеешь в виду не единорогов? — Не хочу утомлять тебя разговорами о том, что именно я имею в виду. Тут Эредин произносит загадочную фразу: «рисковать остаться без тебя самой, либо кого-нибудь еще». Кого он имеет в виду под кем-нибудь еще? Цири, как и читатель, находится в недоумении, но Эредин не считает нужным что-либо пояснять, ведь «эволюция не дала [Цири] достаточного количества извилин». Уважения к ведьмачке по-прежнему ноль, но зато желания ее унизить выше крыши. И ни намека на флирт. В гонке Цири одержала победу, но Эредин сделал вид, что его это ничуть не расстроило. Он подъехал через минуту, шагом. Улыбающийся и спокойный. — Мои поздравления, — сказал кратко, слезая с лошади. — И кобыле, и амазонке. И тут, воодушевившись его улыбкой, Цири предприняла попытку флиртануть, но та с треском провалилась. — Ну что? Не придется тебе нас взнуздывать железом до крови? — Разве только с твоего согласия, — двусмысленно улыбнулся он. — Есть кобылы, которым по душе грубая ласка. — Совсем недавно, — она заносчиво поглядела на него, — ты приравнял меня к перегною. А теперь уже заговорил о ласках? Ни о каких ласках, однако, эльф не захотел говорить и, что называется, слил тему. Вместо ответа на вопрос он перевел внимание на Кэльпи, а именно на тот факт, что она даже не вспотела. Провел рукой по ее спине и шее и покачал головой. Жест, означающий: «Какого хрена эта лошадь не моя?» После этого Эредин предлагает Цири прогуляться с ним вверх по склону, к вершине холма, где находится каменная терраса, а на ней — старая беседка с топчаном. Такое место, думается мне, было выбрано не случайно. В лесу, на возвышении, откуда открывается вид на город, реку и лес. Место, где никто не может подслушать и подсмотреть, при этом оставшись незамеченным. Увидев топчан, Цири, естественно, разволновалась. Уже нафантазировала себе пылкий роман с командиром Красных Всадников. Но: «Эльф присел за мраморный столик, указал Цири на второй стул. Вид из беседки, казалось, интересует его больше, чем она, а на топчан он и глазом не повел». Почему Эредина так интересовал вид из беседки? Да просто потому, что секретность прежде всего! — Ты останешься здесь навсегда, — заговорил он неожиданно, застав ее врасплох. — Ты, моя амазонка, легкая как мотылек, останешься здесь до конца твоей мотылиной жизни. Она молчала, глядя ему прямо в глаза. Глаза не выражали ничего. Надо признать, что при всей его прямолинейности, Эредин умеет скрывать свои чувства, умеет делать poker face. Или ему действительно настолько по барабану? Скорее всего в данном случае он делает ставку на честность. Мол, кто еще скажет Цири правду о том, что ее ожидает на самом деле? Хотел ли он подкупить ведьмачку откровенностью? Цири, конечно, сначала не поверила. — Аваллак’х, — хрипло проговорила она, — дал мне слово. И сказал, что сомневаться в слове эльфа — для него оскорбление. — Аваллак’х — ведун. У ведунов свой кодекс чести, в котором каждая вторая фраза говорит о том, что цель оправдывает средства. Вот так вот рушится вера в честное ведунячье слово. Но значит ли прямота Эредина, что он — цирин единственный союзник? А вот как бы не так. — Не понимаю, зачем ты все это говоришь. Или… чего-то от меня хочешь? Похоже, у меня есть нечто очень нужное тебе. И ты намерен поторговаться. Что, Эредин? Моя свобода взамен за… За что? Он долго смотрел на нее. А она напрасно искала в его глазах какое-нибудь указание, какой-нибудь сигнал, знак. Хоть что-то… Если целью Эредина было разрушить репутацию Аваллак’ха в глазах ведьмачки, то ему удалось. Если он хотел сделать так, чтобы Цири почувствовала себя еще более одинокой, то у него получилось. Но все равно надо признать, что дипломат из Ястреба — говно! Бедняжка Цири уж было решила, что Эредин предложит ей свободу в обмен на какую-то услугу, но, видимо, Цири для него слишком ничтожна, чтобы заключать с ней сделки. Поэтому Эредин бесцеременно предложил ведьмачке подсунуть Ауберону местную виагру. Причем совершенно не факт, что во флаконе не было что-то еще. Неудивительно, что Цири в итоге отказалась: прости, Радя, но переговоры так не ведут. Он быстро провел рукой над темной с прожилками поверхностью стола, а когда отвел руку, на столе остался маленький флакончик из серо-зеленого нефрита. — Не считай меня дурочкой. Я не дам ему того, что в этом флакончике. И не надейся! — Ты слишком торопишься с выводами, — сказал Эредин медленно, глядя ей в глаза. — Пытаешься выше себя прыгнуть. А такие фокусы всегда кончаются падением. Очень болезненным падением. Плохо, Эредин, плохо! Соблазнять умеешь, а договариваться нет. Аваллак’х справлялся лучше. Мягче нужно быть, деликатней. И вообще, смотреть в глаза продолжительное время — признак враждебности или сильной страсти. Страсти там не видно, а значит, запугал девчонку вместо того, чтобы легко сделать ее своей союзницей. — Подумай как следует. Независимо от того, что находится в этом флаконе, ты выиграешь. Выиграешь в любом случае, Ласточка. Сомнительная выгода какая-то. То есть либо все получится и Цири все-таки станет матерью, либо Ауберон откинет копыта и… Цири обвинят в его смерти. Классная перспектива, ничего не скажешь. — Мы договорились. Моя свобода за… Напрасно Цири пыталась выторговать у Эредина выгодные для себя условия сделки. Потому что Эредин не из тех, кто идет на компромисс. Он хочет все и для себя любимого. А кроме того, что он не способен на честный обмен, он еще и пытается убедить ведьмачку в том, что вожделенная для нее свобода не принесет ей счастья. По сути он опровергает слова Аваллак’ха о том, что время, проведенное в мире Ольх, можно восполнить. — Свобода, — хмыкнул он. — Ты все время толкуешь о свободе. А что ты сделаешь, получив ее? Куда направишься? Пойми же наконец, от твоего мира тебя отделяет сейчас не только пространство, но и время. Время здесь течет иначе, чем там. Те, кого ты знала там детьми, сейчас уже дряхлые старики, а твои ровесники — давным-давно скончались. Вот, собственно, и итог переговоров, окончившихся по сути ничем. Засим же Эредин зачем-то приглашает Цири перекусить с ним в Тир на Лиа. Немного поколебавшись, она соглашается. Вообще с обедом этим какая-то мистика. Какими соображениями руководствовался Эредин, приглашая Цири провести с ним время? Его предложение с флаконом она отклонила. Сама по себе ведьмачка его явно не интересовала. Так для чего Ястребу нужен был этот совместный обед? После трапезы Цири отправилась на очередное свидание с Аубероном, а про время, проведенное с командиром Красных Всадников, в тексте — ни слова, ни намека. За всю оставшуюся часть главы Цири ни разу не вспоминает тот обед, а это значит, что во время него не произошло ровным счетом ничего примечательного, ничего, что повлияло бы на дальнейшие действия ведьмачки. Что имеем в итоге — сюжетный тупик. То ли изначально пан Сапковский планировал там какую-то сцену, но в конце концов ее не написал; то ли написал, но вырезал — история о сем умалчивает. Последняя встреча Эредина и Цири произошла в ночь, когда Цири решила бежать из Тир на Лиа по реке, после смерти Ауберона. Что-то промчалось по мосту, тихо, ловко, словно огромная черная крыса. Лодка покачнулась, когда он спрыгнул ей на нос. Цири бросила шест, выхватила меч. — И все-таки, — прошипел Эредин Бреакк Глас, — ты вознамерилась лишить нас своего общества? Далее следует короткий поединок, во время которого Эредин чуть не переворачивает лодку, а затем приказывает Цири вернуться во дворец, обещая, что этой ночью Ауберон «будет отважен и темпераментен». Когда же ведьмачка заявляет ему, что король умер, Эредин на мгновение теряет контроль над ситуацией. — Ты перегнул со своим средством для повышения темперамента. Тем, которое ему дал. А может, это вовсе и не было средство для подогрева темперамента? — О чем ты? — Король умер. Эредин мгновенно подавил изумление… Что ж, раз уж пан Сапковский прямо говорит нам, что Эредин был искренне удивлен новостью, значит, Ауберона он действительно не убивал. По крайней мере, преднамеренно. Да и действительно, а какой ему прок от смерти короля? Без Ауберона шансы получить нужный набор генов для ребенка Цири сильно уменьшился, а значит, мечты Эредина выбраться наконец на Спираль растоптаны в пыль. Хотя теоретически ребенка мог бы попробовать заделать и Аваллак’х, но это уже совсем другая история. Суть в том, что от смерти Ауберона Ястребу выгоды никакой. Даже если Эредин смог бы после этого стать королем. Смысл править медленно погибающим от Белого Хлада миром, когда можно покорить множество миров на Спирали и спасти свой народ, став таким образом практически живой легендой? — Ты наверняка понимаешь, Ласточка, — хрипло сказал Эредин, — что только оттягиваешь неизбежное. Я не могу тебе позволить уйти. — Почему? Ауберон умер. А ведь я — ничто и ничего не значу. Ты сам это сказал. — Потому что это правда. — Он поднял меч. — Ничего не значишь. Так — маленькая моль, которую можно пальцами растереть в блестящую пыльцу, но которая, если это допустить, может проесть дыру в драгоценной ткани. Так — зернышко перца, совершенно незначительное, но если его по невнимательности разжевать, оно испоганит самое изысканное блюдо и заставит сплюнуть, хотя так хотелось бы насладиться едой. Вот что ты такое. Ничто. Докучливое ничто. Молния. При ее свете Цири увидела то, что хотела увидеть. Эльф поднял меч, размахнулся, вскочил на скамейку. У него было преимущество в высоте. Следующую стычку он должен был выиграть. — Не следовало поднимать на меня оружие, Зиреаэль. Теперь уже поздно. Я тебе этого не прощу. Я не убью тебя, о нет. Но несколько недель в кровати, в бинтах, тебе наверняка не повредят. Если до этих слов и была у Цири какая-то симпатия к Эредину, то после них, мне думается, не осталось ничего. Кроме ненависти и страха. Цири бы проиграла тот поединок, если бы не самомнение Эредина. Потому самомнение у него высокое, а мосты в Тир на Лиа низкие. Он не успел среагировать, ударился о мост затылком, отлетел к корме, потерял равновесие. Цири могла просто вытолкнуть его из лодки, однако боялась, что этого будет недостаточно, что он не откажется от преследования. Кроме того, именно он, умышленно или нет, убил Короля Ольх. А за это ему полагалась боль. Она коротко ткнула его в бедро под самой кольчугой. Он даже не вскрикнул. Вылетел за борт, плюхнулся в реку, вода сомкнулась над ним. Цири обернулась и наблюдала. Нескоро он выплыл. Нескоро выполз на спускающиеся к воде мраморные ступени и долго лежал неподвижно, истекая водой и кровью. Вот так и закончился лютый UST владычицы времен и мест Цириллы и командира Красных Всадников Эредина Бреакк Гласа. В итоге Эредин проиграл ей трижды. В скорости. В силе. И самое главное – он ошибся, когда не поверил в исключительность ведьмачки и в силу Старшей Крови, текущей в ее жилах. Как, впрочем, не верили и Аваллак’х с Аубероном. Мне думается, что после всего случившегося Эредин уже не смог бы простить Цири за унижение. Кто-то другой, менее амбициозный, темпераментный, но более опытный, может, и да. Но не Эредин. И уж тем более Цири больше никогда не смогла бы понять и простить Эредина. Просто потому что во многом они слишком похожи. И даже намного позже, когда Эредин явился ведьмачке в видении и заманивал ее сладкими речами, она не поверила. Это были слова эльфа, который понял, какой трофей он упустил, и который только и мечтает о том, как заполучить трофей обратно. Возможны ли после такого доверие, симпатия и флирт? А любовь? Решайте сами.