***
– Огонёк! Звонкий возглас прямо над плечом заставил вздрогнуть, обернуться. Правый глаз заслезился от непривычно яркого света костра. Грязные лоскуты, служившие повязкой, остались зажатыми в руке. Догадка настигла слишком поздно, когда искра мимолётной застарелой паники обожгла затылок. Он поспешно прижал к глазу ладонь, добавив коротко: – Не смотри. Спасённая когда-то девочка склонила голову набок. Комично свесились растрёпанные волосы, в красноватом свете блестящие, словно гало. – У гэгэ в глазу огонёк, – повторила она чуть тише и сощурилась, улыбаясь одними лишь глазами. – Красиво. Последнее резануло больнее острого клинка. Красиво? Он скривил губы. Мальчишкам с улицы это уродство не казалось красивым, внушало отвращение, ужас, который, несмотря на все старания скрыть и спрятать за жалостливыми улыбками, сквозил в каждом взгляде, в каждом слове. Оно предрекло гибель его семье, в конце концов. Советник во всём оказался прав, и правда эта жгла горечью до сих пор. Даже после смерти. – Не говори глупостей, – отрезал он, отвернувшись и поспешно перевязывая голову. Надо признать, вовремя – поблизости послышались звуки шагов. – А-Юй! – сердитым шёпотом позвал сестру Ли Син, уперев руки в бока. – Не лезь к нему. Та недовольно насупилась, скопировав позу точь-в-точь. – Но гэгэ же всегда один! Вы ему и слова не говорите! Путь и правда сопровождался в основном молчанием. Изредка с ним бойко заговаривала девочка, прошептавшая чуть ли не сразу своё имя – Ли Сяоюй. Её мать, ещё молодая женщина с благородной осанкой, но усталым тяжёлым взглядом, явно хотела порой что-то сказать и не решалась. Стоило же самому обратиться к ней, назвав «госпожой Ван», как та поначалу неловко отмахивалась, смеясь («Да какая из меня госпожа, что вы»). Вскоре успокоилась. Иногда казалось, что они все вполне могли общаться без слов. Дети то и дело подмигивали друг другу или затевали ни с того ни с сего игру в гляделки прямо во время краткого отдыха. Идиллию нарушала тень тревоги, мелькавшая в движениях старшего, Ли Сина. Госпожа Ван на них поглядывала мягко, старалась всеми силами приободрить сына, растрепав ему волосы, звала дочь, когда та отставала или забегала вперёд. Только глаза её будто темнели и становились печальнее. Глава семейства с неподвижным, словно посмертная маска, лицом за всё время не издал ни звука. Поначалу засело в голове предположение: может, немой? Но нет. На первом же привале он представился лаконично и хрипло Ли Фэном, а после замолк. Если госпожа Ван и смотрела в его сторону, то быстро опускала голову. Люди, очевидно, натерпелись достаточно, раз слушались малейшего слова. При любой опасности сразу сами искали укрытие, а если требовалось дать отпор, то Ли Син дрожа поднимал саблю (пусть и толку от него не было никакого). Никаких лишних разговоров и расспросов. Взрослые прекрасно понимали: их сотрудничество – временная формальность. Возможно, завтра надежда истает окончательно. Девочке же, казалось, это всё было чуждо. Да и как такое разъяснить ребёнку? Лежавшие на коленях руки дрогнули. Он не знал. Но был уверен: объяснения в его обязанности не входили. – Гэгэ? – протянул насмешливо, глядя, как мальчишка медленно надувается от злости. – Какой я гэгэ, когда у тебя уже родной брат есть? Она не на шутку задумалась и пояснила рассудительно, тыкая в них поочерёдно пальцем: – Всё просто. Ты сильный гэгэ. А он – вредный. – Ах ты! Ли Син раскраснелся так, что ещё чуть-чуть – и лопнул бы. Увернувшись от неуклюжего броска, девочка заливисто хихикнула, взвизгнула, стоило коснуться пояса её одежд, и выскользнула вёртко, словно угорь. Мальчишка растерянно захлопал глазами. Ненадолго его лицо словно лишилось красок, а руки так и застыли протянутыми вперёд, пока смех звенел льдистыми колокольчиками. Он молча проводил детей взглядом и фыркнул, надеясь, что шум не привлечёт из темноты кого-то опаснее диких зверей. Удивительно, что такие здесь ещё водились. Один из них как раз варился в импровизированном котелке, над которым колдовала госпожа Ван. Ли Фэн сидел рядом, вытянув ноги, и содрогнулся, когда звуки смеха разнеслись по долине. – А-Юй! А-Син! – женщина подскочила к ним, словно ужаленная, замахала руками, приложила палец к губам. – Нас же могут заметить. Какой знакомый тон, подумалось ему. Сознание почти переносило туда, где в вечернем воздухе за пределами столицы давно павшего королевства всегда пахло росой, пока не наступила засуха. – Простите, что они досаждают вам, молодой господин. – Голос госпожи Ван вернул в реальность, наполненную пылью, пеплом и опасностью. – Не присоединитесь к нам? Уж не знаю, нужно ли вам поесть, но хотя бы посидите у огня. Он озадаченно вскинул бровь. Оглядел на всякий случай собственные ладони, сжимая и разжимая пальцы. Характерная прозрачность исчезла ещё до их встречи. Тогда… – Как? – И слепой бы увидел, что мы – единственные живые в этих краях. – От улыбки на левой щеке женщины проступила едва заметная ямочка. – Молодой господин, раз дорога вместе нам предстоит ещё долгая, могу я узнать, откуда вы пришли? Сколько вежливости… жаль, что подобающего ответа всё равно не найдётся. В самом деле, о чём может сказать полузабытое «Сяньлэ»? Каким бы учтивым и ладным ни был говор, вряд ли знания о древних королевствах госпожу Ван интересовали. – Не помню, – уклончиво отозвался он. Прозвучало, наверное, дерзко, но, если так и было, та всё равно не подала виду. – А ваше имя? Имя? Воспоминания пролетали перед глазами, как пожухлые листья, блёклые, безжизненные. Мелькнуло среди них и почти забытое женское лицо с родинкой на подбородке, с ласковой улыбкой, от которой глаза щурились, становясь похожими на полумесяцы. Слабый голос звал обратно – в дом, которого у него по сути не было, в то далёкое время, когда он отзывался на забавное «Хунхун-эр». Правый глаз откликнулся уколом. Нещадно всплывали и совершенно другие обрывки: крики обозлённых душ, врывающихся в тело и разрывающих его эфемерными зубами и когтями на клочки. А ведь незадолго до того ему тоже дали имя. – Умин, – прошептал он его теперь. Звуки осели на языке горечью. Вдалеке будто снова затрепетали белые одежды, но стоило вглядеться, чтобы понять: ткань давно истрепалась и побурела, а вместо маски угадывалось в полумраке женское лицо. – «Без имени»? – перепросила госпожа Ван. – Как же жить человеку без имени… может, у вас осталась семья? Братья или сёстры? Кто-то близкий? – Мать и братья, двое старших. Были. Конечно, оставался в сознании и он – тот, о ком вряд ли нашлась бы решимость заговорить вслух. Тот, кто всегда оставался недосягаем, кто с лёгкой руки придал его жизни смысл. Тот, о ком на земле наверняка все забыли. Или же были недостойны помнить. В груди заныло. Потянуло вскочить на ноги и рвануться в самый центр горы – прямо сейчас. Чтобы поскорее вернуться. Найти. Защитить. Если Небеса наделили Его Высочество клеймом недостойного, то он вознесёт его сам, на своих руках. Главное – найти. Обязательно, непременно найти. Госпожа Ван очень тихо вздохнула. Тёплая улыбка будто возвращала ей давно потерянную юность. – Я рада, что человек без имени всё-таки не одинок, – созналась она и спохватилась вдруг. – А. Простите-простите, но, раз по старшинству вы третий, можно называть вас Сань Ланом? – Сань Ланом? Нелепо. Это имя подошло бы какому-нибудь избалованному сынку богатеньких господ, точно не ему – полуживому оборванцу, у которого руки запачканы кровью так, что и не отмыть. Но, если подумать, то неужели при встрече он останется внешне таким же? Нет, ни за что. А кем представится? Назовёт глупую детскую кличку? Сань Лан. Раз так, то, пожалуй, он способен стать Сань Ланом.***
В кромешной темноте от порыва ветерка колыхнулись пожухлые головки цветов. Слетело несколько лепестков. Он тут же поймал один, рассеянно повертел в пальцах и пустил дальше в полёт. Кончик носа щипало из-за едкого запаха гари. От луга почти ничего не осталось – почерневшая земля с одиноко торчащим деревцем. Сражение закончилось ещё до их прихода. Возможно, к лучшему. Вряд ли у него набралось бы достаточно сил для противника, способного устроить нечто подобное. Огонь каким-то чудом пощадил кромку травы возле утёса, под которым они и решили остановиться на ночлег. Костёр давно потух, детский смех замолк. Слышалось разве что мерное дыхание. Он согнулся и осторожно сорвал цветок, бережно поднимая, чтобы тот не облетел раньше времени. Жаль, что лепестки давным-давно потеряли и яркий цвет, и свежесть. Не такие подношения хотелось бы предлагать. Взгляд метнулся в сторону временного лагеря. Никого постороннего поблизости. Тихо. Наверху раскинулось бездонное чистое небо. Никогда он не понимал, как в этом множестве звёзд разбирались мудрецы и советники, указывая, что какие-то влияли на земные судьбы, даже будучи настолько далеко. Если уж верить их россказням до конца, то свет одной, должно быть, и правда отразился в его глазах, замерев в правом алым отблеском навсегда. Свободная рука машинально метнулась к лицу – повязка по-прежнему на месте. Совесть не позволила бы показаться без неё перед ним, пусть даже их разделяли тысячи ли. В мертвенно прохладной ночи согревала смутная надежда: неважно, насколько высоко над облаками парят чертоги Небес, он всё равно видит. Голова опустилась на грудь. Когда-то так же Сань Лан стоял в придорожном храме, не смея взять фрукты с подноса. Замер и сейчас. Мысли, роившиеся в голове, как назло, разбежались, сменившись тяжёлой усталостью. – Ваше Высочество, – совсем тихо прошептал он, – ты ведь слышишь? Ветер коснулся спутанных волос – бесцеремонно, растрёпывая, спутывая. Глазам невольно стало жарко. – Я прошу тебя… Прошу, подожди ещё совсем немного. «Только будь жив» застыло на пересохших губах. По щеке быстро сбежала слеза. От упавшей капли лепесток качнулся, сорвавшись с черенка, упал в траву. Каждое слово било, словно молот: слабый, ничтожный, неспособный. Грозился защитить, а только и смог, что умереть. Дважды. Он поспешно утёрся (наверняка размазав по лицу грязь), подавил прерывистый вздох. Это не страшно, не так больно. Если понадобится, умрёт и в третий раз, и в четвёртый. Сколько угодно. – Ваше Высочество, – вырвалось глухо. – Пожалуйста, не позволь им ранить тебя снова. Полный боли крик зазвенел в последний раз далёким эхом и вдруг замолк. Никого нет, убедил он себя. Вокруг тихо. Зловещая ночь в храме давно обратилась в призрачную тень. День, лишившийся красок из-за ярости не упокоенных душ, закончился. Ему необходимо всего-то идти вперёд, бежать как можно скорее, догонять. «Просто услышь меня. Прошу. Этого уже достаточно». Цветок упал в ещё горячие угли. Сухой стебель затлел, выпустив тонкую струйку дыма. Сань Лан остановился неподалёку, снимая на ходу повязку: каким ненавистным ни казался правый глаз, полный обзор в ночные часы не помешал бы. Послышался едва слышный женский голос, сдавленный всхлип. Этой ночью молитвы возносили двое.***
Однообразие пустынных скалистых развалин наскучило. Поначалу он недоумевал: откуда в горах песок, ещё и такой странный, серый? Потом понял. Под ногами проседал, засыпаясь в обувь, вулканический пепел. Земля вздрагивала чаще, словно просыпаясь после долгого сна. Духовные силы сворачивались тугим комком внутри. Гора приближалась. Близился и тот самый мифический перевал. Людям путешествие давалось с трудом. Дичь в окрестностях больше не водилась. Скудные запасы иссекали. Тяжко приходилось с водой: каждому доставалось в день едва ли по глотку, о ручьях и речи не заходило. Лицо госпожи Ван осунулось чуть ли не вдвое, на руках краснели нарывы. Ли Сина клонило в сон, гнуло под весом сабли. На воспалённые глаза Ли Фэна, направленные, казалось, в пустоту, было жутко смотреть даже ему. Добротные одежды истрепались. Не унывала только Ли Сяоюй. Происходящее вокруг словно представляло для неё занимательную прогулку. Она то шла вприпрыжку, то засыпала его расспросами, то принималась определять части света по солнцу (пришлось её научить; не сказать, чтобы Сань Лан был в восторге) и вечерами называть поимённо бледные звёзды, ловя на себе полный горечи и зависти взгляд брата. На сей раз девочка отбежала в сторону за ящеркой, игнорируя слабый окрик матери, и быстро вернулась, решив с ним поравняться. Он не сдержал усмешки, взглянув на неё косо. Растрёпанная макушка, замотанная тряпьём ради какой-то защиты от палящих лучей, едва доставала ему до груди. Попасть в ритм его шага и не отставать девочка всё равно усердно старалась. – А долго нам ещё идти? – поинтересовалась она. – Мне башмаки уже до крови ноги натёрли, маме тоже… Это она специально ходит так прямо. Думает, мы не заметим. Оглянувшись, Сань Лан убедился: женщина прихрамывала, совсем едва заметно припадая на левую ногу. Кивнул и продолжил идти. Если укор и всплыл в сознании, то на самых дальних задворках. Привал на открытой местности ничего хорошего не сулил, лучше уж добраться к вечеру до темнеющих вдалеке скал. – Недолго, – схитрил он. И не соврал ведь. Цель-то виднелась. – Ты и дальше пойдёшь с нами? – допытывалась Ли Сяоюй. – Через перевал? – Нет. От ответа девочка даже возмущённо топнула, провалившись в пепел по щиколотку, и быстро нагнала, хватая ртом сухой воздух. – Почему? Сань Лан устало вздохнул. Без разговоров всё-таки было гораздо лучше. Развлекать детей его не нанимали. Поэтому и разъяснить решил сразу же: вдруг отделается. – Та гора. – Рукой он махнул на приближавшуюся день ото дня грозную вершину. – Самые сильные соберутся внутри. Потом тех, кто останется, запрут в жерле. Я должен туда успеть. – Зачем? Второй вздох поразительно скоро последовал за первым. Напрасно он надеялся. – Чтобы ты задавала поменьше вопросов. Ли Сяоюй наконец-то шла с ним нога в ногу, пусть для этого приходилось ступать чересчур широко, и насуплено сложила руки на груди. Захотелось нарочно резко остановиться. Чуть погодя Сань Лан мысль отмёл. Общество девочки самую малость забавляло. По крайней мере, пока та молчала. – Гэгэ и так уже сильный, – прозвучало запоздалое возражение. Сдержать смешок оказалось сложно. Духовные силы отозвались вибрацией в кончиках пальцев, с лёгкостью собираясь в упругий шар и рассеиваясь по его желанию. В этих землях жадность была позволительна. Да, контроль давался легко, но способности многообразием и мощью не отличались. В Медной печи его сотрут в порошок за несколько мгновений. – Недостаточно, – вырвалось поневоле. Ли Сяоюй уже открыла рот, чтобы ответить, но резкий вскрик заставил их обоих обернуться. Ли Фэн припал на колено, тщетно пытаясь выдернуть провалившуюся ногу. Рядом уже хлопотали госпожа Ван и Ли Син: отложив ножны с саблей, закинули длинные руки к себе на плечи и тянули изо всех сил. В неподвижном лице впервые что-то изменилось, обратив его в гримасу боли. Сказывались последствия многодневной усталости. – А-Юй! – позвала женщина и охнула, когда муж, выбравшись, попробовал наступить на повреждённую ногу и пошатнулся. – Иди, помоги отцу. Молчание нарушил свист ветра, скользнувшего в щель между двумя глыбами рядом. Ли Сяоюй не пошевелилась. Неотрывно наблюдала, поджала губы. Возле миниатюрных ступней от поспешных шагов взметнулось облачко, и не без удивления Сань Лан почувствовал, как тонкие руки вцепились в ткань одежд на спине. – Да что с тобой такое? – зашипел на неё Ли Син, подбирая попутно оружие. – Совсем от рук отби… – А-Син, – беспомощно перебила его госпожа Ван, улыбаясь через силу и снимая с головы лоскуты ткани. – Не нужно. Помоги лучше ты. Оставалось молча наблюдать и ждать, пока лодыжку поспешно ощупывали и с облегчением затягивали на ней повязку. Сань Лан предпочитал думать, что двинуться с места ему мешала девочка, по-прежнему прячущаяся за спиной. Она высунулась; в тот же миг Ли Фэн, отирая выступивший пот со лба, поднял голову, а, заметив её, стиснул зубы и отвернулся. Возможно, после долгой ходьбы по солнцу и могло что-то померещиться, но неподдельный ужас ему был уж слишком хорошо знаком. – Гэгэ, – буркнула сдавленно Ли Сяоюй. – Можно мне потом пойти с тобой? Сань Лан моргнул, посмотрел назад через плечо. Напрасно: беглянка отводила взгляд. – Нет, – невозмутимо ответил он, уверенный в своей правоте. Детям на горе Тунлу делать тем более нечего. После отдыха Ли Фэн, казалось, даже не так сильно хромал, а Ли Сяоюй выбралась из-за временного укрытия, но больше не веселилась, вздымала порой носками башмаков пепел. От тишины спокойствием не веяло, наоборот. Она заставляла настороженно прислушиваться к любому шороху, убеждаясь, что за ними не следует никто след в след. Наличие врагов Сань Лана никогда не волновало. В отличие от их полного отсутствия. – Наш отец её продал. Мы его и не видели ни разу. Мама плакала долго, всё повторяла, что не виновата, просила передумать, – приглушённо и неожиданно по-взрослому серьёзно заговорила девочка, – а за нами всё равно пришли. Не получив ответа, только ниже опустила голову. – Многие говорят, надо благодарить богов, что нам позволили отправиться с ней. Что этот принял нас, как своих, – помолчав, она засмеялась тонко. От улыбки стала виднее на щеке ямочка – такая же, как и у госпожи Ван. Глаза при ярком свете выглядели до странного пустыми. – Прости, гэгэ. Я, наверное, измяла тебе одежду. Сань Лан покачал головой. Неясно, жар медленно тлел изнутри из-за солнца или из-за близости вершины, притупляя чувства. Любой другой стал бы себя корить за внешнее равнодушие, однако его сострадание давно принадлежало одному человеку, мудрости он научен не был и поделиться мог разве что тем, что считал правильным сам. – Вы не обязаны. – А? – встрепенулась девочка, отвлёкшись на что-то, блеснувшее в лучах среди развалин. – Никто не обязан благодарить богов, – пояснил Сань Лан. – Не думаю, что большинство из них вовсе прислушивается к молитвам. Может быть, даже все. Все, кроме одного, добавил тут же про себя. Он прислушивался. Верить в это значило верить и в него самого. Пусть не найдётся больше никого, кто знает о наследном принце Сяньлэ, его веры и преданности хватит с лихвой. – Смотри, смотри, там и правда огонёк! – Бесцеремонно дёрнула за рукав Ли Сяоюй, указывая куда-то вперёд. – Только почему приближается?.. Вглядевшись, он выругался про себя. Совершенно некстати вспомнился спаленный луг. Превращаться в такие же угольки желания не возникало. – Прячьтесь. Быстрее, – отрезал Сань Лан и, видя, что девочка застыла, повысил голос. – Живо. Долго уговаривать не пришлось – та вздрогнула, будто испуганный кролик, и пустилась наутёк к неизвестному строению, от которого остались разве что куски каменных стен. В суматохе мелькнуло испуганное лицо госпожи Ван. Ли Син встревоженно сжал в свободной руке саблю. Убедившись, что в тени развалин никого не разглядеть, он развернулся, разматывая на ходу лоскуты ткани и пряча их за пазухой. С таким соперником понадобится быть начеку. Рука привычно сомкнулась на неудобной рукояти меча. Впереди от стремительных движений взметались чужие светлые одежды. Как забавно. Когда-то давно он с восхищением высматривал проблеск белого сквозь ряды солдат. Затем видел лишь подол, вставая на колено, отгоняя непрошеные мысли о двуликой маске вместо лица. Оба раза итог был одинаковым. Заметив потенциальную жертву, приближался призрак быстро. Похоже, не повезло зайти на земли, занятые им в качестве временных владений. Впрочем, Сань Лан и не собирался бежать. Поэтому и выжидал: нападёт или отступит? Как бы ни хотелось защитить оставшихся позади людей, но жажда обладать чужой мощью перевешивала, разогревая кровь, пуская тепло по конечностям. Он встал в привычную стойку, выжидая, сощурив глаза. Одно мгновение – ветер затрепетал вокруг, дёргая за подол. Другое – взмыл в воздух пепел, превращая небо в сплошное пыльное серое облако. Сань Лан не удержался от улыбки. Наконец-то. Волна духовных сил метнулась к ногам, помогая резко дёрнуться вперёд. От удара клинок жалобно зазвенел, завибрировав в немеющих ладонях. Доспех. Придётся хитрить. Он ловко отскочил назад, припадая на одну ногу, и ушёл в сторону, прочь от столпа пламени. Ах вот, как сожгли луг. Всё наверняка произошло за долю мгновений. Призрак оскалился, демонстрируя острые зубы и змеиный язык. Мерзость. Многих зов Тунлу искажал всё же до неузнаваемости. Оставалось надеяться, что эта судьба его обойдёт стороной. Мягко просел под ступнями пепел, превращая стремительный прыжок за спину в неловкий кувырок. Меч зацепил доспех самым кончиком, издавая противный скрежет. Противник хмыкнул, живо разворачиваясь. Пришлось тут же пригнуться, чтобы не попасть под поток горячих искр. Шустрый, хотя по тяжёлому доспеху и не скажешь. Тогда придётся стать шустрее. Ловко уклониться в сторону, петлять вокруг в попытке обнаружить слабое место. Не забывать про огонь. При жизни ведь ничто из этого ему не удалось. Глотнув случайно вместо с воздухом пепла, он кашлянул, замешкался, отпрыгивая, и тут же учуял подозрительный смрад опалённых волос. Шею и свободную руку обдало жаром. Боль пришла не сразу, нарушая поток духовных сил, вместе с осознанием: для призрака их сражение – забава. Для него – балансирование между могуществом и окончательным небытием. Последний шанс вырваться вперёд. В те последние мгновения, отпечатавшиеся в памяти весом чужого мёртвого тела сверху и ощущением крови, наполнявшей рот, ему думалось, что всё кончено. Где-то вдалеке маячил силуэт в светлом, размывающийся с каждой секундой. От него будто бы исходил свет, такой, что слезились глаза. Интересно, улыбался ли бог войны хоть когда-то во время битв? Или тяготился ими? Лучше бы улыбался… Его улыбка – человечная, добрая и открытая – ведь так отличалась от узора на золотой маске. На неё хотелось взглянуть снова, пусть на обращённую к кому-то ещё, зато счастливую и умиротворённую. Наверное, он улыбнулся сам перед тем, как веки нестерпимо отяжелели, а в уставшем от ран теле не нашлось больше сил, чтобы вздохнуть. Нет. Такого итога больше не случится. Искры проскользнули совсем рядом с лицом. Увернувшись, Сань Лан побежал прочь, подальше от развалин, оглянулся, чтобы проверить: противник последовал за ним. Поддался. Почувствовав затылком нарастающее тепло, он кинулся на землю, перекатился, сплёвывая забившийся в рот пепел. И вытянул вперёд руку. Уже достаточно силён. Справится. Чужие духовные силы опалили кожу, впитываясь неохотно, растекаясь выше к плечу, словно раскалённая лава. Горячий пыльный воздух обжёг лёгкие. Мало. Всё равно мало. Поглотить их – не принять на себя ярость тысяч злых духов. Такое его больше не заставит рассеяться. Ухмылка на губах стала победной, когда поток пламени иссяк. Поднявшись с земли, он картинно потянулся, взмахнул мечом. Другая рука пока безвольно повисла. Слабость подтачивала конечности, от неё мутило, небо и земля сливались в бесцветную мешанину. Но даже так нетрудно было заметить недоумение на клыкастом лице. Грудь дрогнула от распиравшего её смеха. Призрак рассеянно посмотрел на свои ладони, на бледную струйку искр, затем на него, вдруг испуганно пискнул и рванул с места, забыв про кинжал на поясе. От толчка отправился в полёт, проезжаясь лицом по попавшимся камням. Скулёж резко затих, когда клинок, дребезжащий от избытка влитых в него духовных сил, пронзил затылок. Лезвие надломилось у основания, раскрошившись на обломки. Сань Лан, еле удержав равновесие, взглянул на остатки рукояти, отшвырнул их в сторону и сполз на землю, совершенно не победно раскинулся на спине. Противник уже не дёргался, а толку? Всё равно придётся искать новый клинок. Не кинжалом ведь махать. Онемение в кисти отступало, заживала обожжённая кожа. С лёгкой усмешкой он осмотрел повреждённую руку. От духовных сил зудело в кончиках пальцев. После попытки сформировать их в ладони в небо взмыло облако крупных искр, похожих на обрывки ткани. Серебристых. Что ж, хоть какой-то трофей. В качестве оружия наверняка сгодится. – Гэгэ! – зазвучал голос Ли Сяоюй, и он поднялся, отряхиваясь. Не забыл и замотать голову, пока девочка мчалась навстречу. – Гэгэ победил! Я же говорила! Говорила, что он кого угодно победит! Не составило труда нашарить на неподвижном теле кинжал, вынуть его на всякий случай из ножен. Неплохой, но бесполезный. Ли Сяоюй обескураженно оглядела место сражения, осторожно ткнула башмаком в потрёпанный доспех, едва не напоролась на осколки и ахнула: – Твой меч? – Уголки губ расстроенно опустились, как только он кивнул. – Здесь опасно оставаться, – добавил, ощупывая ещё непослушными пальцами волосы, выбившиеся из хвоста. И правда, опалило кончики. – Надо найти укрытие до заката. Идём. Кинжал занял место старых ножен, отправившихся за ненадобностью прочь. Госпожа Ван, несмотря на измождённый вид и опухшие веки, улыбалась и вдруг оживлённо зашептала что-то Ли Сину, подтолкнула легонько локтем вперёд. Ли Фэн по-прежнему прихрамывал, опираясь на плечо сына, но кивнул, опустив руку. Тот неловко двинулся вперёд, снял с пояса саблю и поднёс её, потупив взгляд. – Вот. Мне не поднять толком, а у него, – мельком взгляд метнулись в сторону отца, – и так руки трясутся. Ты с ней справишься лучше. Он молча протянул руку, слегка провёл пальцем по рукояти. Конечно, клинок был мутным, местами со сколами и выглядел далеко не новым, но даже такое оружие представлялось сейчас сокровищем. Подозрительное радушие. Впрочем, эти люди уже умудрялись его удивлять. – Да-да, она старая, очень старая, – тут же заворчал мальчишка, приняв молчание за недовольство. – Мама говорит, чуть ли не веками в её семье передавалась. Но не голыми же руками драться. «Если раньше не держал в руках саблю, попробуй, – зазвучал в ушах голос мягкий, но источающий неведомую силу. – Мне думается, тогда твоя мощь во многом возрастёт». Сань Лан склонил голову. Проявлять учтивость в ответ на схожее воспринималось как нечто непривычное. – Спасибо.***
Путешествие затягивалось. Всё более вяло хлопотала госпожа Ван, шептала что-то беззвучно потрескавшимися губами, вглядываясь перед собой и покачиваясь из стороны в сторону, тише и темнее делались вечера. Даже веселье Ли Сяоюй постепенно сходило на нет. Чаще она просто спокойно шла рядом с ним. Спать заваливались, успевая добрести до ближайшего места, мало-мальски похожего на укрытие, чтобы разделить последние глотки воды и забыться сном до рассвета, оставляя Сань Лана вглядываться в ночную мглу. Пару раз к ним пробовали подкрасться из-за камней. Сабля рассекла воздух достаточно быстро и бесшумно, чтобы никто не услышал криков. Развалины древнего города, засыпанного пеплом, сменились каменистыми склонами и подъёмами. Отчётливее с каждым днём виднелась заснеженная верхушка, обрамлённая тяжёлыми тучами. Реже беспокоили подземные толчки, а тропы пустовали. Опасения, что Медная печь вот-вот захлопнется, Сань Лан старался отбрасывать. Он бы это наверняка почувствовал, увидел. На Тунлу воцарилось спокойствие, напоминавшее, правда, затишье перед бурей. Возможно, сигналом к её началу стал обессиленный возглас госпожи Ван, зашелестевший эхом на рассвете. – Смотрите… перевал! Проследив за её вытянутой рукой, Сань Лан и сам поразился. Выходит, призраки не врали. Рядом с горой в самом деле пряталась лазейка наружу. – Он существует! – ликующе воскликнул Ли Син, и его глаза заблестели. – Мы спасены! Спасение? Так скоро? – Разумнее будет подождать. Поздно: к нему уже никто не прислушался. Мальчишка лихо взбирался по склону, двигаясь в сторону перевала – там между двумя огромными скалами пролегала узкая тропа, служившая когда-то устьем для горной реки. Ухоженная, не заваленная. И влажная, будто после дождя, хотя камней за пределами ущелья и капли не коснулось. Внутри сразу зашевелилось подозрение. Он широко шагнул следом, схватил Ли Сяоюй за рукав. – Лучше останови их, и побыстрее. Девочка вылупилась, но активно закивала и, как могла, побежала к матери, что-то затараторила. Её не заметили. Ли Фэн отбросил палку, служившую дополнительной опорой, и заторопился к расщелине, словно нога его исцелилась, как по волшебству. Ли Син же, преодолев остаток пути едва ли не бегом и дождавшись родных, замер под сводами скал, ликующе рассмеялся. – Ну нет, молодой господин, тут вы точно ошиблись, – жадно хватая ртом воздух, крикнул он. – В ущелье-то пусто! «Пусто, пусто… сто… сто…» – отозвалось из глубин эхо. И смешалось с треском отколовшегося с вершины валуна. Вскрикнула беспомощно госпожа Ван, закрывшись руками. Он поморщился, промчался порывом ветра, окружив себя серебристыми искрами, которые сбили их с ног. Воздушная волна от упавшей позади глыбы колыхнула одежды. Ли Син, белый, как бумага, беззвучно открыл рот, приземлившись спиной в грязь. Посмотрел на него, съёжился. Сань Лан только вздёрнул бровь. Что, неужели засохшие следы крови и пыль сделали его таким ужасающим? Но, почуяв на себе чужой взгляд, поднял голову и помрачнел. Опасения оправдались. По почти отвесным скалам к ним бесшумно спускались тёмные фигуры, а поняв, что их заметили, даже перестали скрываться. Попытки пересчитать отпали после сотни. Удивительно, но обе версии оказались правдой: перевал существовал, однако в качестве ловушки. Рука потянулась к сабле. Будет ли от неё толк? В таком узком ущелье не развернуться. Первая стрела приземлилась у ступни. Нарочно промахнулись. Запугивали. – Гэгэ, – тихо и чуть виновато окликнула Ли Сяоюй. – Кажется, там дальше справа есть проход. Он кивнул. Другую пару стрел сбил с траектории сноп искр. Вряд ли проход будет сквозным, крутилось в голове. Бегство даст немного времени, приободрит, но в конце концов, прорываться придётся. Им не спрятаться. Улепётывающий мальчишка, видно, почувствовал его недовольство спиной, раз так подпрыгнул на ходу. Ли Фэн жалобно охнул, снова оступившись, и чуть не налетел на пику особенно рьяного призрака, решившего рвануться в бой раньше всех. Налетевшие искры заставили того завизжать от боли, хватаясь за лицо. Измотанные долгим путешествием путники быстро выбились из сил. Он в очередной раз обернулся, пустил стрелу обратно щелчком пальцев – благо, сил на это хватало. Пока. Долго люди не пробегут. Необходимо хоть какое-то укрытие. Земля под ногами вдруг совсем некстати дрогнула. Ли Сяоюй тоненько всхлипнула, споткнувшись и растянувшись на животе. Её он быстро поднял на ноги, схватив за пояс, попутно заметив неподалёку углубление в скале. Навстречу толпе одновременно метнулись искры, чтобы сбить с толку. Дождавшись, пока преследователи минуют поворот, увлечённые новой целью, Сань Лан сдвинулся с места, но уже у входа замер, знаком остановив остальных. Влетел внутрь в одиночку и нащупал тут же кого-то чужого, поднимая за ворот. Чужого, верещащего. – Не убивайте! – заголосил призрак, поджимая ноги и, заметив у вошедшего саблю, попытался вжать голову в плечи. – Н-н-н-не надо, пощадите! Я могу вас вывести отсюда, только не убивайте! – Где остальные? – спросил он, игнорируя противный звон в ушах. Пленник замотал головой. – Не знаю! Ничего не знаю! Я не с ними! Сам едва ноги унёс! Сань Лан склонил голову набок, осматриваясь. Что-то не сходилось. Углубление оказалось совсем неглубоким, его любой бы пересёк за несколько шагов. Слишком гладкие стены наводили на догадку, что укрытие выдолбили вручную. После ливня вода стеклась в выбоину возле входа, каменистая почва ещё темнела от влаги. Следов не было. Беглецов словно поджидали тут заранее. – Они заставили нас бежать вглубь ущелья, когда перекрыли вход камнями, но изначально на дороге было пусто, – заметил он. – Все призраки собрались там. Ни шагов, ни голосов – другой бы на твоём месте заметил, что опасность миновала, и попытался найти выход. Никому не захочется сидеть в таком месте целую вечность. Так почему ты ещё здесь? Призрак уставился на него не моргая, а затем расплылся в улыбке до ушей и захихикал, потирая руки. – Хи… хи-хи-хи… Что, думали, мы такие неучи? Лазейку вам оставить прикажешь? – выкрикнул громче, будто зная, что в паре шагов стоял ещё кто-то – должно быть, учуял. – Ха! Пещера-то одна, а выход из ответвления мы завалили, так что теперь по всему ущелью искать вас точно не придётся… Гха! Отброшенный в стену, он отполз в сторону и попытался встать. Напрасно – сабля, покинув ножны, плавным движением перерезала горло. – Это мне и нужно было знать. Люди послушно пробрались внутрь. Госпожа Ван забилась в угол, испугавшись при виде мёртвого тела. Ли Син дотронулся до её плеча в попытке успокоить. Руку сбросили. Слух уловил сдавленные всхлипы – те же, что когда-то нарушали тишину ночи. Сквозь них издалека пробивались недовольные возгласы преследователей. Их манёвр раскрыли. Подземный толчок заставил пошатнуться. Вибрация прошила тело насквозь, останавливаясь жжением в правом глазу, заставляя с шипением прижать к нему ладонь. Испуганные вскрики впились в мозг. Вот бы эти люди уже замолчали. Он тряхнул головой, сгоняя наваждение. Нет. Злость лучше направить на тех, кто наводнил ущелье. Только вот такое количество врагов не одолеть даже с новообретёнными духовными силами. Необходимо оружие мощнее. Несравнимо мощнее. Что-то получше сабли так быстро не найти, да и где? Явно не в тесной пещере. – А-Юй! – жалобно застонала сквозь слёзы госпожа Ван. – А-Юй, почему? За что ты так с нами? Ли Сяоюй, неотрывно смотревшая на него и сидевшая в стороне от остальных, обернулась, и лицо её исказилось совершенно недетской злостью. – Раз хочешь знать, спроси у него, – процедила она, махнув рукой в сторону отца. Тот вздрогнул всем телом и вжался спиной в каменную стену. – Спроси, что он сделал. Ну же! Плач зазвучал громче, надрывнее. – Тихо, – резко, пожалуй, даже слишком резко перебил Сань Лан. – Они вас услышат. Путешествие далось бы гораздо легче, не свались люди ему на голову, верно? Он перехватил в ладони удобнее рукоять сабли. Стены вокруг будто оживали. Шептали, передавая совет: отчаяние угасающих жизней, собственная злоба, значительное количество духовных сил – вот и всё, что необходимо. У него ведь уже имелось при себе оружие. Требовалось лишь выковать его заново. Может, судьба послала их специально? Шаг вперёд дался невероятно легко, как в кровавом дурмане. Ему уже приходилось убивать. Ещё несколько жизней не вызовут затруднений, не будут растрачены впустую. Под гнётом бедствий та прекрасная улыбка исчезла навсегда, спрятавшись за маской – на сей раз гладкой, белой, двуликой. Разве он не обещал пожертвовать всем? Разве не хотел вернуться как можно скорее? Если первые же призраки не разорвут на клочки, то сражение затянется и лишит сил. Что тогда? Сколько ещё заставлять Его Высочество ждать? Острый край клинка полоснул по ладони, и на землю упали алые капли. Он пересёк пещеру, оставляя за собой неровную линию. Помнится, Его Высочество делал так же. Конечно, в этой крови не было ничего ни божественного, ни благородного, и всё-таки скромный импульс духовных сил заставил барьер вспыхнуть серебром. Раз его бог не терпел, когда перед ним падали на колени, то точно не пожертвовал бы невинными. И не принял бы такую жертву. – Гэгэ?.. – неуверенно позвала Ли Сяоюй. – Не выходите за барьер, закройте глаза и уши, – бросил он, глядя, как порез превращается в тонкий розовый след. – Я вернусь. Вернётся ли? Самоуверенно заявлять такое. Шёпот сменился издёвкой. Стоит переступить через линию, как обратно та не позволит войти даже ему. За спиной поднялась стена из серебристых искр, отрезая путь назад. Голоса слышались ближе. Новый толчок заставил упасть на колени, и боль застучала в висках. Стены кричали, глумились, смеялись, и звуки забирались под кожу. – Убей, – сорвалось беззвучно с губ. Нет. Всё равно уже поздно. Титаническими усилиями он поднял саблю, вонзил в землю рядом. Грубый клинок качнулся. В луже впереди мелькнуло лицо – почерневшее, исказившееся до неузнаваемости. Таким его хочет сотворить Тунлу? Таким ему суждено возвратиться? Небывалая злость перекатывалась по мышцам. Ладонь привычно коснулась повязки. Весь жар, казалось, собрался под ней. И его вдруг осенило. Ну конечно. Глаз! Уродство, плохое знамение… Гора требует отчаяния? Где его больше, чем в осколке света одинокой звезды? Он стянул с головы ворох лоскутов, надрезав один, чтобы вытянуть нитку. Остатки повязки запихнул в рот, игнорируя противный затхлый привкус. Не стоит кричать. Так быстрее обнаружат. Ладони крепко обхватили рукоять. «Эй, ты! – вспомнилось вдруг, как когда-то после сражения ткнул в него пальцем лишившийся подмастерья лекарь, оторвавшись от надрывающегося криком солдата, половина лица которого выглядела со стороны сущим кровавым месивом. – Да-да, ты. Иди сюда. Держи ему голову». Методичные действия, стоны – жуткая картина вставала до сих пор, как наяву. От прилива безумия леденели кончики пальцев. Или из-за страха? «Что, первый надрез всегда страшнее всего, да? – горько хмыкал мужчина бледному, как снег, невольному помощнику, склоняясь с инструментами. Должно быть, так и есть. С силой сжав в зубах нить, он выдохнул через нос, пусть тело уже в этом и не нуждалось. Придвинулся ближе к натёкшей воде, ближе к свету, чувствуя, как намокает ткань на коленях, чуть нагнулся, отчего волосы соскользнули с плеча, направил острие кинжала к себе. Красная радужка блеснула в отражении. Кончик клинка дёрнулся. Я не умру, подумал он. Острая боль в уголке глаза вырвала из горла глухой стон. Не дрожать, раскрыть веки шире, сжать рукоять крепче. Ладони уже не вспотеют, она и так не выскользнет. По щеке скатились омерзительно тёплые струйки крови. «Вот, видишь? Для этого нам и нужна нить… – продемонстрировал лекарь её, держа испачканными пальцами. – Э, э, э, только не блевани мне тут! Тоже мне, солдат». Уголок губ нервно дёрнулся. Капли липко стекали по запястьям, падали на колени, на землю, на водную гладь, смазывая отражение, окрашивая воду в красный. Стены пещеры взревели от триумфа, и сердце впервые за долгое время часто-часто заколотилось в груди. Ещё. Ещё глубже надрез. Ещё больнее. Его Высочество пронзал себя мечом без сомнений: один раз в попытке уберечь его и облегчить свои же страдания, другой – в надежде найти остатки доброты в простых людях. Чего тогда бояться? Это ведь просто глаз. «Я не умру, – застучало в голове, перекрикивая всё остальное. – Я не умру, не умру, не умру…» Нить чуть не выскользнула из мокрых пальцев, чуть не спуталась, стоило попробовать её затянуть кое-как на обнажившихся сосудах. Последние движения. Последние. «Быстро же получилось, правда?» – ехидный голос лекаря так и сочился насмешкой. Тишину ущелья прорезал страшный сдавленный крик. Кинжал выскользнул из ладони. Выплюнув промокший ком ткани, он сбоку нащупал рукоять сабли, дёрнул на себя, дрожа положил оружие на колени. Мокрый кровавый ошмёток с хлюпаньем соскользнул в пустеющее отверстие на гарде, где когда-то, похоже, был инкрустирован камень. Всё. Горло саднило, вся правая половина лица горела, но беснующиеся вопли стихали. Гора будто успокоилась, приняв такую своеобразную жертву. Он усмехнулся, задрав голову, смутно ощущая, как кровь стекала к виску, к уху, как вместе с глазом в саблю переходили по капле духовные силы. Железо под пальцами нагрелось, подгоняя оружие под нового владельца, оплавляясь и застывая заново. Взглянув на итог, Сань Лан скривился. Опираясь на стену, поднялся с трудом. Изогнутый клинок стал тоньше, длиннее, легче, но оформление приобрёл донельзя безобразное. И всё же вот оно, оружие. Нечто живое, самостоятельное и в то же время продолжающее его самого. Глаз уставился на него из гарды и зашевелился, как живой. Похоже, гора и здесь нашла способ посмеяться: справа всё равно словно опустилась тёмная завеса. Мысли прервало лёгкое покашливание, заставившее едва ли не дёрнуться. Призраки столпились возле входа, заняв собой всё видимое пространство в ущелье. Нападать же не решались. Невольно он сам на себя огрызнулся: так забыться, что не заметить врагов? Ему точно хочется отсюда выбраться? С такими-то навыками? Один из преследователей, не сводя взгляда, с трепетом ткнул в него пальцем. – О-о-он что… Правда себе глаз только что выдрал? – Безумец, – брякнул его товарищ, прячась за спину. – Бешеный, – пискнула оборванка с палицей, неудачно пятясь. – Точно взбесился. Рукавом Сань Лан молча вытер лицо. Рана ещё ныла, но постепенно затягивалась. Вихрь искр поднялся у ног, и рукоять удобно легла в ладонь, словно он и клинок в самом деле были одним целым. Алый глаз вспыхнул, вызывая изумлённые и полные ужаса возгласы. От улыбки, похожей на оскал, защипало щёки. В месиве из чужой крови, боли и смертей гремел смех – ликующий, жуткий. Свой собственный голос в нём он узнал, лишь когда всё вокруг стихло.***
– Гэгэ! Барьер растворился, и Ли Сяоюй, шагнувшая было навстречу, замерла. Взгляд упал сначала на клинок, с которого капала кровь, затем на его лицо. То, какие крупные монеты могли бы поравняться с величиной её глаз, ему не удавалось вспомнить. Госпоже Ван хватило поднять голову, чтобы сжаться беспомощно. Он их не винил. С таким количеством врагов запачкаться было неизбежно. В следующий раз подобного не повторится – нельзя же являться наследному принцу грязным по уши. – Всё закончилось, – выговорил он низко. – В ущелье больше никого не осталось, выход поблизости. Первым вскочил Ли Син. Неуверенно прошёл мимо, стараясь держаться ближе к стенам, резко ускорил шаг под конец. Сань Лан едва ли не закатил глаза. То есть, глаз. Пальцы ощупали правую половину лица, на которой кровь застыла ломкой коркой, осторожно коснулись пустой глазницы. Боли не возникло. Жаль, что повязка затерялась. Теперь-то она бы точно пригодилась. Свободное пространство между двумя скалами показалось и впрямь скоро. Люди направлялись туда молча, пытаясь не смотреть на горы трупов, почти аккуратно уложенных вдоль дороги. Он разглядывал павших равнодушно. В груди кипела перенятая у них сила. Море силы. Впервые ему казалось, что сейчас абсолютно любой противник перед ним непременно падёт. Надежда, до того слабо тлевшая, горела уверенно. Бороться осталось недолго. Скоро, совсем скоро он сможет вернуться. Госпожа Ван опиралась на сына, прикрывала ладонью рот и мелко дрожала, переступая через очередную тёмно-алую лужу, которая казалась почти чёрной в подступающих сумерках. Облака, ещё недавно хранившие последние краски дня, тяжелели. В прохладном воздухе запахло влагой, пылью и кровью. Значит, на горе Тунлу и впрямь бывают дожди. Лишаясь обрамления скал, каменистый склон уходил вниз, в долину. Путешествие подошло к концу. Лёгкой жемчужно-полупрозрачной плёнкой виднелась граница, ещё совсем непрочный барьер – знак того, что скоро пределы гор покинуть не удастся никому. Ли Син с матерью прошли через него, будто ничего и не заметив. Ли Фэн едва не споткнулся о валун и не полетел кубарем вниз, когда отскочил от попавшейся под ноги чьей-то кисти. На землю упали первые холодные капли, заставляя почти недовольно превращать изорванные верхние одежды в слабое подобие капюшона. Ли Сяоюй, до того совсем притихшая, рассмеялась, глядя на его потуги. Смех – тень её заливистого хохота – отразился эхом от скал. Ли Син обернулся. – А-Юй? – встревоженно позвал он. Девочка остановилась в полушаге от границы. Дождь, перерастающий в ливень, проходил через хрупкое тело насквозь. В мрачных сумерках её одежды выглядели светлым пятном. Должно быть, когда-то они были белыми. – Тебя же похоронили, – как бы промежду прочим заметил Сань Лан, посматривая на неё искоса. – Почему? Ли Фэн вытянул перед собой ладони, ловя спасительные капли и тут же вливая себе в рот. Донёсся слабый возглас – Ли Син вовремя подхватил мать, поскользнувшуюся на мокрых камнях. И обернулся снова, напряжённо вглядываясь в дождь. Его волосы уже успели прилипнуть ко лбу. – А-Юй! – Я не могла их бросить – ни маму, ни брата, – спокойно ответила она. – Кто знает, что случится, пока рядом он. – Убийца? Ли Сяоюй по-прежнему смотрела им вслед. Чуть погодя, кивнула. Госпожа Ван шагнула навстречу, зашевелились её губы, и в их движениях улавливалось знакомое имя. – Он запретил говорить о том, что пришёл. И кричать запретил. А я закричала. Всё равно никто не услышал. – По щеке скатилась не то слеза, не то капля дождя, по какой-то причине решившая на ней задержаться. – Под той подушкой было совсем нечем дышать, гэгэ. Он взглянул на неё чуть пристальнее. История начинала проясняться с первой их встречи. Не сказать, чтобы ему было так непросто разглядеть среди горстки живых не слишком-то сильного призрака. Нарастающий шум ливня разорвал совершенно нечеловеческий вопль. С трудом узнавалась госпожа Ван, которая, рыдая, согнулась, осела на землю. На плечо ей опустил руку Ли Фэн в попытке утешить. Не стихал зов брата, звуча с каждым разом всё безнадёжнее. В глазах Ли Сяоюй что-то блеснуло. Что-то поразительно знакомое, явившееся ему раньше в собственном отражении. Злость. Жажда крови. Так вот, почему. – Все до сих пор считают, что я утонула, ведь он бросил меня в реку. – И ты пришла на гору. – Это даже не было вопросом. – Потому что решила, что здесь станешь сильнее. – Потому что я была всего лишь блуждающим огоньком и услышала её зов на похоронах, – последовало почти сердитое возражение. – Наш город совсем недалеко, кто бы не пошёл? Только оставлять их и отправляться одной было страшно, и я… я попросила у горы, чтобы мы не расставались. Они последовали за мной. Увидели меня и как с ума сошли. Бежали следом, даже докричаться до них не получалось. Решили, что я к ним вернулась. – Договорив сбивчиво, она замолчала и затем указала в сторону Ли Фэна. – Только этот всё понимал, а уйти в одиночку побоялся. Выходит, дорога завела людей в эти земли и впрямь случайно. Одно не давало покоя. Дух горы повлиял даже на смертных, откликнувшись на просьбу случайного призрака. Значило ли это, что в девочке имелся потенциал? Был ли у неё шанс стать Непревзойдённой? Сабля в руке дрогнула, отзываясь на мысли. Тем временем за слезой последовала и вторая, и ещё. Ли Сяоюй, оторвав наконец-то взгляд от матери, зашептала: – Я же не хотела, правда, не хотела… Но всё равно до сих пор едва дотронуться до них могу. И как я уйду отсюда вот так? Что мне делать? Сомнения рассеялись. Глаз в гарде перестал бешено вращаться, посматривал на них обоих изредка. Сань Лан подавил желание треснуть им о ближайший камень. Вертикальный зрачок понемногу начинал раздражать. Ему стоило бы уже идти дальше. Люди в безопасности, долг выполнен. Призрак убитого ребёнка – не его забота. Не оставаться же в долгу перед теми, кто вручил ему оружие. Он поднял ладонь, выпуская вверх искорку, впитавшую в себя совсем крошечную часть духовных сил – достаточную для такой непритязательной цели. Та перевернулась в воздухе, свернулась в клубок и развернула полупрозрачные крылья, оставшись у него на пальце. Сань Лан скупо улыбнулся ей и отправил в полёт. Такое обличие подходило куда лучше. По крайней мере, не выглядело грубо и банально. Бабочка спорхнула девочке на лоб и растворилась. – Думаю, ты и так знаешь ответ, – пожал он плечами, направляясь обратно. Крики людей слышались уже издалека и сходили на нет. Их память наверняка уже расставила всё по своим местам. Со временем, возможно, эти дни из неё сотрутся навсегда. Что ж, к лучшему. Не станут для всех сумасшедшими. Теперь в шагах нарастала уверенность. Бессильный блуждающий огонёк и дрожавший от ярости призрак остались в прошлом. Его дорога ещё не закончилась. Гора ждала. – Спасибо, гэгэ! – закричала вслед Ли Сяоюй. – Я не забуду, вот увидишь, не забуду! Обязательно попрошу у богов, чтобы ты отсюда выбрался! И чтобы свою возлюбленную встретил! От последнего он поперхнулся, бросил хмурый взгляд из-за плеча. – Возлюбленную? Девочка, смущённо посмеиваясь, кивнула. – О которой ты молился каждую ночь. Сань Лан фыркнул, хоть сердце и дрогнуло. Его Высочество – возлюбленный… Глупо было бы даже предположить нечто столь невозможное. – Иди уже. В небе сверкнуло, недовольно и глухо заворчал гром. Холодные струи стекали по лбу, по щекам, смывая налипшую грязь. Одежды промокли насквозь, прилипнув к телу. Не помешал бы зонт, подумалось ему. Треск и ослепительная вспышка наверху заставили резко вздёрнуть подбородок. Почти мгновенно он взмыл в прыжке, без труда рассекая отколовшийся обломок скалы. Клинок прошёл через камень, как через мягкое масло. На дорогу посыпалось крошево. Вскрикнула Ли Сяоюй, отпрыгивая в сторону. Взгляд метнулся за пределы барьера. Дождь за стеной, проступавшей всё чётче, едва моросил. Не было и намёка на ливень. Гора возвышалась грозно и неприступно. Дело в ней? Медная печь закрывалась? Нет. Достаточно было вглядеться, чтобы понять: буря шла не от вершины. Если так подумать, тучи рядом с ней темнели давно. Резкий порыв ветра ударил по коленям, словно нарочно стараясь сбить с ног. Ли Сяоюй вцепилась за ближайший уступ, и Сань Лан покачал головой. Настала пора каждому позаботиться о себе. Устремившись вперёд, он вытолкнул её за границу барьера, похожего на начинающую замерзать воду. Та едва удержалась на ногах, заскользив по камням вниз и размахивая руками, закричала что-то. Новый удар грома с лихвой перекрыл все звуки и завершился монотонным гулом, подозрительно похожим на уханье огромного колокола. Мгновенная догадка пронзила одновременно с разрядом молнии, который разорвался впереди и разросся до столпа золотистого света, поглотившего его целиком. По телу пробежала парализующая дрожь, закололо в конечностях, мешая не то что выбраться наружу, а просто пошевелиться. Ноги оторвало от земли. Он поднял голову: столп уходил далеко наверх, вдалеке брезжило чистое белоснежное сияние. Звон колокола слышался отчётливее. По спине тонкой струйкой скользнул холодок. Невозможно. Мёртвых не возносят на Небеса. Таких, как он, тем более. Впервые любые задатки мыслей исчезли, толком не появившись, и их обрывки роились в сознании, как сумасшедшие. Он подавил порыв по привычке закрыть ладонью правую половину лица. Не сон? Не наваждение? Его Высочество… и вправду удастся увидеть снова? Ему это позволят? Хватило вспомнить собственное отражение в луже, чтобы иллюзии рассыпались в прах. От грязного, ещё и изуродованного оборванца тот наверняка отшатнётся в ужасе. Но ничего. Сань Лану достаточно будет посмотреть на него издалека. Просто чтобы убедиться, что просьба и впрямь воплотилась в жизнь. Что Его Высочество жив. В безопасности. Заблестели вдалеке крыши изысканных дворцов. Гул колокола бил по ушам, смешиваясь с чужими голосами, пробивающимися через толщу света: – Э? Кто вознёсся в такое время? – Поразительно, поразительно… – Недавно же открылась гора Тунлу! Возможно, туда занесло какого-нибудь совершенствующегося? Интонации, тональность голоса, акцент – хотелось цепляться за каждую мелочь в попытке услышать что-то знакомое. Напрасно. В груди неприятно тянуло. Он же должен быть неподалёку, верно? – Ваше Высочество! – выкрикнул Сань Лан, оглядываясь. Ничего, кроме дворцов. Золотое марево рассеивалось понемногу. – Ваше Высочество, ты здесь? Расслышав собственное дыхание и пульс, сбивчивый и частый, он горько усмехнулся. Наивный идиот. К чему радоваться так очевидно? Вознесение ведь к жизни не вернёт. Голоса стихли. Колокольный звон рождал тревогу, стремительно вскипающую внутри, перемешиваясь с подозрением. Нет. Его бог всегда прислушивался. Сань Лан приоткрыл губы и нервно сглотнул. Задрожала мелко сабля, металл нагрелся в ладони. Впереди показались головы столпившихся небесных чиновников. Это будет дерзко. Совершенно непозволительно. Но так необходимо. Чтобы взглянуть на ту добрую улыбку хотя бы мельком. Чтобы услышать малейший отзвук мягкого, но уверенного голоса. Его бог всегда прислушивался, и молить о прощении он обязательно будет позже. – Се Лянь! Казалось, замер колокол, может, даже сам звук перестал существовать. И чей-то голос раздался особенно гулко: – Се Лянь? Это ещё кто?.. Внутри будто что-то рухнуло. Сердце остановилось снова. Не слышать о великом боге войны, который наверняка вознёсся во второй раз? Как такое возможно? – А, постойте, постойте, не о наследном ли принце Сяньлэ речь? Если только Его Высочество и вправду здесь. Иного быть не могло. Так ведь? – Об этом неудачнике-то? Которого скинули сразу после второго вознесения? Да уж… посмешище, а не бог. Раскалившаяся до предела сабля выскользнула, разрезая под испуганные вопли ткань света, и звон оборвался чуть позже жутким скрежетом, грохотом. – Колокол! – Он расколол колокол! Рукоять послушно скользнула обратно в ладонь. Алый глаз бешено вращался, всё никак не желая успокаиваться. Ныло в пустой глазнице. – Безумец… Да как кто-то смеет отвергать благодать Небес! Он опустил руку и криво усмехнулся, приготовившись рассечь столп снова. Интересно, присутствовали ли те, кто рушили и попирали статуи наравне со смертными? Те, кто пошли на предательство? Те, кто решили, что вправе бросаться оскорблениями и прогонять прочь бога, пусть и павшего, с благословенной земли для совершенствования? Его сабля теперь была достаточно острой, чтобы отрезать десяток-другой языков. Второго удара не потребовалось: столп испарился, обнажив безоблачное голубое небо. Значит, с ним не стали церемониться после отказа. Пусть так. Могущества он добьётся и без чужих подачек, особенно сейчас, когда ярость полыхала с новой силой. Когда появилась ещё одна цель. Ударивший в спину ветер развернул его в воздухе. Далеко внизу темнеющим пятном среди снегов виднелось пустующее жерло – Медная печь не закрылась. У подножия столпилась чуть ли не армия, где все беспорядочно резали друг другу глотки, кромсали и рвали на части, копошась, словно муравьи. Там ему и место. Среди таких же чудовищ. А Небесная столица никуда не исчезнет. Добраться до неё вполне возможно в обход всяких знамений.***
В пещере пахло сыростью и мхом. Кто бы мог подумать, что на деле гора Тунлу совсем не такая величественная, как говорилось в легендах. Скорее дырявая, будто когда-то давно её источил огромный червь. Что ж, это было только на руку. Расщелину он нашёл случайно, когда в пылу очередного сражения его отбросили в снежный массив. Долго ликовать противнику не пришлось: свистнула в воздухе сабля, и снесённая с плеч голова покатилась по склону. Обосноваться внутри горы, видимо, представлялось призракам чем-то сродни почёту. Не зря кто-то протиснулся в дыру в первую же ночь, став лёгкой добычей. Нетрудно было дождаться, пока шаги замрут за углом, и пробить грудную клетку, а затем вытащить тело за ноги наружу, небрежно отшвырнуть мусор подальше. Пройти несколько шагов обратно и рухнуть на глыбу, служившую какой-никакой, но постелью. Ладонь против воли сжалась в кулак. Камень оцарапал подушечки пальцев. Слабый. Всё ещё слабый. Даже с оружием, даже с тем количеством сил, которое удалось впитать от противников в ущелье, он оставался таким же. Назвать бога по имени, крича со всей мочи перед толпой небожителей, было непозволительно, неуважительно, низко. Те заклеймили и оскорбили Его Высочество? Его поступок не лучше. Сань Лан откинул назад волосы, соскользнувшие со спины набок и ещё чудом державшиеся в хвосте. Напротив виднелось углубление. Следуя мановению руки, к нему подлетела искорка. Тусклый свет блёклым отражением потонул в тёмном камне. Он тяжело встал, нашаривая свободной рукой на поясе кинжал, и пересёк пещеру, сменил саблю на увесистый булыжник. Красный глаз насмешливо сощурился. «Собираешься искупить вину статуей? Серьёзно? Ты их сам хоть раз делал?» – всплыло в голове с ехидцей. – Заткнись, – отрезал он и переложил оружие глазом вниз. Если Его Высочество низвергли снова, возможно, у него не осталось храмов. Тогда он воздвигнет один здесь. Этот точно не разрушат и не осквернят. Двое подкрались со спины, пользуясь моментом. Достаточно было кивка. Клинок с лязгом пошевелился сам. Камень рядом с уже затупившемся остриём окрасился брызгами крови, которые с лёгкостью стёрлись рукавом. Куски откалывались неровно. В получившемся силуэте только заядлый пьяница угадал бы человеческую фигуру, не говоря уже о божественной статуе. Сань Лан отбросил в сторону кинжал, с отвращением глядя на ладони. Полученные в запале ссадины затягивались. Даже что-то настолько простое не смог сделать. Ничтожество. Чужая отрубленная рука улетела от пинка в угол. Он переступил через тела, мрачно оглядываясь на нишу, и рой серебристых искр налетел на них, измельчая в порошок. Свет играл бликами на неровных краях. Если прикрыть глаз, можно представить, что это белые одежды, вздымающиеся совсем как в тот день, на шествии. Сань Лан едва улыбнулся воспоминанию, взмахнул рукой – искры скользнули к порогу. Раздался сдавленный стон, потухший на полпути. Нужно сделать ещё. И ещё, и ещё. Хоть по статуе на каждого убитого врага. Пока одежды и впрямь не станут воздушными, пока грубо высеченное лицо не приобретёт одухотворённые очертания, пока камень не будет лучиться изнутри жизнью. Благо, времени у него достаточно. В привычный распорядок вскоре вплелось исследование пещер. Сначала закончилось место для новых ниш. Почти одновременно с этим к нему подобрались, протиснувшись через узкий проход, который и в поле зрения обычно не попадал. Успели вонзить что-то в плечо, о чём почти нехотя дала знать вспышка боли. Что ж, потребность в небольших острых предметах с некоторых пор сильно возросла. Изогнутое лезвие вспороло незваному гостю живот, заставив полюбоваться собственными внутренностями. Ход он после расширил. Сабля, по-видимому, годилась практически для всего. На десятой статуе ему удалось передать позу. Почти. В положении рук ещё таилась странная неестественность. Запах мха мало-помалу въедался в одежду. Сеть ходов и коридоров выглядела почти бесконечной. Оставлять частичку духовных сил повсюду было бы напрасной их тратой. Поэтому, избрав зал неподалёку от первой пещеры, он надолго задержался там, терпеливо сплетая нить за нитью, пропуская последние возгласы жертв мимо ушей. Сабля металась из угла в угол без устали. Участь изрубленные тела ждала одинаковая – все отправлялись в яму. Закончив, Сань Лан склонился над ней. Конечности отяжеляла усталость вперемешку с удовлетворением. Глаз на сабле жмурился. Внизу серебрилась сеть, похожая на паутину, местами уже собиравшаяся в похожие на коконы сгустки, которые изредка мелко подрагивали. Процесс преобразования будет долгим. Не страшно. Снаружи ещё много врагов. Духовные силы, собранные в тесном месте, подпитанные чужими жизнями – из такого должно получится достойное оружие, уж получше искр, которые то и дело грозились рассеяться с утратой контроля. Наружу доводилось выходить реже. Стены будто сужались, пытаясь его раздавить, в голову опять проскальзывал чей-то назойливый шепоток. Тогда он прикрикивал на саблю. На всякий случай. Оружие вело себя чересчур самостоятельно, обретая своё сознание. От запаха мха и крови тошнило. Делать зарубки на стене, отсчитывая сутки, он давно перестал. Какой в этом прок? День и ночь всё равно слились воедино. Перед сотой статуей Сань Лан замер. Некое самодельное подобие резца выскользнуло из ладони. Лицо. Это было его лицо. Тот же овал, тот же разрез глаз. Те же щёки и губы. Память будто перенесла в миг падения со стены, лишая дара речи снова. – Ваше Высочество, – пронёсся шёпот, тут же истаяв. Статуя не откликнулась, одаряя сдержанной улыбкой. Когда его подхватили на руках на глазах у многочисленной толпы, то склонились так низко. Позже ему удалось тайком стащить серьгу, но тогда тело от благоговения словно застыло ненадолго. Во рту осел привкус горечи. Бусина. Так долго оберегать своё сокровище, прятать от посторонних глаз, разглядывая зачарованно по ночам и перекатывая в ладони, чтобы в итоге потерять? Будет разумно найти своё смертное тело, пусть то давно истлело. Раз бусина принадлежала когда-то Его Высочеству, может, заодно и приведёт к нему. Пальцы едва коснулись щеки. «И чтобы свою возлюбленную встретил!» – зазвенел вдруг вдалеке голос Ли Сяоюй. Холод отшлифованного камня отрезвил, как и удар своим же кулаком по предплечью. Нет. Он обхватил голову руками, опускаясь медленно на колени. Взгляд невидящих глаз, вырезанных с точностью до каждой складки на веках, словно буравил насквозь. Нет. Это низко. Это неправильно. Его Высочество – бог и никто иной. Второй удар пришёлся по макушке. Нет. Ни за что. Нет. Неподалёку что-то зашуршало, вынуждая обернуться, схватить, точно в лихорадке, лежавшее рядом оружие и швырнуть острием в тёмный угол. Клинок прошёл насквозь. Пригвождённый к стене призрак, завидев того, кто шёл навстречу, ещё отчаянно пытался освободиться, захлёбываясь кровью и мотая головой, но удостоился лишь долгого взгляда и усмешки. Благодарно что-то залепетал, когда вытащили саблю. Сань Лан, ухватив раненого за ворот одежд, швырнул его в яму. Немые стены поглотили истошный визг, сменившийся отчётливым чавканьем. Сияние внизу вспыхнуло ярче, и над краем показалась призрачная искорка – крошечная серебристая бабочка, покружившая недолго по залу и опустившаяся на ладонь. Где-то он слышал, будто бабочки – друзья цветов. Какая невыносимая ирония. К печи не поднялся ещё никто. То место принадлежало ему одному. Он сам спустится в жерло, когда момент настанет. Призрачные бабочки расправлялись со всеми, кто решался на подъём. Порой даже казалось, что заменили отсутствующий глаз. Помощь их приходилась как нельзя кстати – гора давила всё отчётливее. Прежде сложно было вообразить, что отдых ему за чертой смерти понадобится. Теперь же стоило только расслабиться, как им овладевал обрывочный сон, а вместе с ним и видения. Его неизбежно переносило в прошлое. Снова и снова повторялось падение с городской стены, а с ним и визит на гору Тайцан. Сотни раз оказывался он перед окровавленным алтарём, не в силах ни закричать, ни пошевелиться. Являлись и ядовитые создания, которым было свойственно принимать облик девушек, но почему-то именно с ним они обошлись иначе. Пробуждение неизменно сопровождалось жаром, доводившим почти до ломоты в костях, заставлявшим выбегать с саблей наружу, где прохладный воздух колол кожу. Где только при виде бабочек все разбегались в панике. Новые статуи сменяли друг друга – совсем иные, не божественные. Проходя каждый раз мимо, он смотрел на них подолгу, в конце концов, отвешивая себе пощёчину. Непозволительно. Мерзко. Неправильно. «Чтобы возлюбленную… встретил!» Сам камень словно смеялся над ним, оживая под руками, принимая чувственную позу – фигура полулежала, протягивая непринуждённо руку. Искусно вырезанная прядь волос огибала обнажённое плечо. Отложив совсем новый самодельный резец, он отступил назад. И закрыл руками лицо. Как ни отрицай, ему всё равно хотелось потянуться навстречу. Ощутить не гладкий камень, а тёплую кожу. Увидеть, как на самом деле щурятся уголки глаз от живой, неподдельной улыбки. Провести ладонью по волосам, пропуская их сквозь пальцы. Обнять, как и его обняли когда-то, прижать к себе крепко, вернуть слова, сказанные на пике Сяньлэ: «Это не твоя вина». И следовать, следовать вечно. Богу ведь не поклоняются так. Для него принято строить храмы, ваять статуи, расписывать стены и оставлять подношения. Что же тогда делает он?.. В какой-то момент его осенило: верно, росписи! Идея представилась почти спасительной. Рисунком получилось бы отвлечься, вернуться к истокам, к тому, что должно присутствовать. Тоненький голос звенел всё настойчивее. Стёрлось давно, кому именно тот принадлежал. По телу тёк тягучий жидкий огонь. Кажется, Его Высочество поразил схожий недуг из-за яда. Средство Сань Лан помнил прекрасно. Кровь плохо заменяла краски – быстро сохла, менялась неохотно, но приобретала под давлением духовных сил другие цвета, складываясь в плавные линии. Ему положено всего лишь рассказать историю наследного принца Сяньлэ, бога войны в короне из цветов. Смиренно восхвалять, как делают все верующие. Когда же традиционные сюжеты перетекли в нечто более сокровенное? Мысли путались, а руки всё не хотелось опускать. На нарисованном лице играл едва заметный румянец. Неправильно, застучало в висках. Мерзко. Стоило отгонять от себя образ, который приняло ядовитое создание, как тот возвращался, каждый раз представая чуть иначе: то глубже прогиб в спине, то более чувственная улыбка, то особый блеск в глазах. По щеке давно катились слёзы. И правда, что он делает? Как ему быть? Поклоняться человеку или божеству? Любить человека или божество? Что из этого правильнее? Где вовсе та граница правильности? Ведь он был спасён человеком. Приносил цветы божеству. Преклонил колено перед Белым бедствием. Но имя у Его Высочества всегда было одно. И сердце одно. Стой тот на вершине своей славы или пади столь же низко – что бы это изменило? Бабочка села на высохшую стену, пошевелила крыльями. Он смахнул её прочь и продолжал стоять. Жар уже стих, вернув сознанию ясность. Порезы затянулись почти мгновенно. Сознание воспроизвело обнажённое тело, пожалуй, даже слишком идеально, так, что во рту пересыхало от одного взгляда на рисунок. Если бы заглянул посторонний, то с порога окрестил бы его богохульником. Однако бояться не стоило – барьера возле пещер будет достаточно, чтобы никто не проник внутрь. Сам же наследный принц Сяньлэ вряд ли когда-то придёт сюда. Возможно, даже не узнает, что в центре горы Тунлу ему воздвигли храм. Сань Лан оглянулся напоследок и улыбнулся. Как бы низко тот ни пал, кем бы ни являлся, в его сердце оставался всё тем же человеком. Возлюбленный. Единственно верный ответ, единственно правильное слово. Тайна, которой он не позволит выскользнуть наружу. Своды содрогнулись. Медная печь требовала жертв. Сражение внизу выдалось кратким, досадно кратким: многие стремились ускользнуть прочь, чем всерьёз попытаться дать отпор. Улыбка не сходила с губ. Скоро. Совсем скоро. – Эй, ты, – небрежно бросил он, спустившись в вихре бабочек на дно. – Закрывайся. Больше никто не придёт.***
Острие резца вонзилось в камень, скалывая под умелыми руками ещё самую малость. Помогая превратить неживое в одухотворённое. В полумраке царила тишина. Сколько месяцев прошло снаружи? Сколько лет? Он не знал, но желал, чтобы число не оказалось слишком большим. Возникла прежде затея продолжить счёт времени, но исчезла сразу вместе с далёким кусочком голубого неба. Свет от крыльев бабочек – вот и всё, что освещало Медную печь. Поначалу непрестанно лихорадило, так, что пришлось сбросить одежду. Тело ныло, плавилось и сгорало, собиралось воедино, заново наполняясь силами. От старой оболочки уцелела лишь горстка чёрного пепла. Гора прошипела, будто теперь это – величайшая его драгоценность и слабость. Поразительное сочетание. Но так и быть, прах Сань Лан собрал в плотный сгусток и позже спрятал на груди до поры до времени. Уже знал, кому его отдаст. Ответ лежал на поверхности. Перемены сказывались. Стали тесноваты прежние одежды, больше не клонило в сон – в заключении были, оказывается, свои преимущества. Как и недостатки. Сабля начинала откровенно донимать, подобно надоедливому, слишком импульсивному ребёнку. Голос её звучал в голове нечасто, но намерения и желания ощущались постоянно и отчётливо. Не выдержав, наконец, Сань Лан в порыве предельного раздражения дал ей с лёгкой руки имя. Эмин обиделся. Обнаружилось, что алый глаз умел проливать слёзы. Но все попытки надавить на жалость прошли даром: другое имя для столь кровавого оружия представить было бы сложно. Ноги коснулись земли, и бабочки разлетелись в стороны. Тусклый свет выхватил из темноты последнюю статую, пожалуй, лучшую среди всех предыдущих. Его бессловесное признание, о котором не будет известно больше никому. Самое величественное воплощение того, кого он восхвалял всегда. Бога войны в цветочной короне. Наследного принца Сяньлэ. Се Ляня. Возлюбленного, которого против его воли он никогда не посмел бы назвать своим даже в мечтах. В самом деле, нельзя же ожидать, что божество полюбит в ответ. Поблизости не было цветов, и он встал посреди Медной печи как есть: в рваных одеждах, с тысячу раз искажённым телом, сложенными руками и опущенной головой. В последний раз. – Ваше Высочество, – произнёс и остановился, внимая тому, как замолкает эхо. – Ваше Высочество, я больше не позволю никому тебя ранить. Последую за тобой, куда угодно. Ты слышал это уже много раз, но… – Сань Лан запнулся, чувствуя, как слова жгут горло после бесчисленных повторений, – подожди ещё немного. Эмин подмигнул, заняв место в сотворённых ножны – держать настолько опасное оружие всюду наготове снаружи было бы глупо. Сверху донёсся скрежет камня. Дневной свет скользнул на лоб статуи, застыв пятном, и лёгкая улыбка словно приобрела живость. Невозможно было не улыбнуться в ответ. – Ваше Высочество, – проговорил он совсем тихо. – Доверься мне. Краткие мгновения прыжка – и ноги ступили на край жерла. Ветер растрепал волосы, не так грубо, а будто боязливо. Удивительно. Он уже и забыть успел, как на самом деле выглядит небо. Почему-то оно казалось куда ближе, а его синева – ярче, напоминая о незаконченном деле. Внизу раскинулись засыпанные пеплом древние развалины, перевалы и ущелья. Те самые тысячи троп. Течение времени их не тронуло, разве что только опустошило. Неужели его путь начинался именно с них? Когда это было? Вглядевшись, Сань Лан понял, что назвать тропы безлюдными поторопился. Возле того самого перевала, там, где раньше пролегала стеной граница, собралась толпа, весьма разношёрстная и оживлённая: кто-то кричал, кто-то прыгал, едва ли не пускался в пляс и махал руками. Ему. Под ногами зароились бабочки. Расстояние сократилось в доли секунды, и непривычно резкий манёвр чуть не заставил пошатнуться с непривычки. Живых среди собравшихся не было. Тем лучше. Раз захотели бросить вызов, то пусть смирятся: мучиться им придётся недолго. Но прежде, чем он успел даже пальцем пошевелить, обрушился нестройный хор голосов. – Господин Непревзойдённый! – Это он освободил ущелье? – удивилась девица с почти непристойно ярким макияжем, подбираясь ближе. – Да точно он! Видишь, один глаз? Девчонка не соврала! – Наш спаситель! – закудахтал призрак, похожий на гигантского петуха. – Спаситель! Господин Непревзойдённый? Спаситель? Это что ещё за чушь? – Господин Непревзойдённый! – пропихнулся сквозь толпу детина с головой вепря и тесаком за поясом и – что совсем неожиданно – бухнулся ему под ноги. – Господин Непревзойдённый, позвольте вам служить. Не сочтите за дерзость. Мы всего-то скромные призраки, а вы избавили всех от западни! Значит, и жизни наши теперь принадлежат вам! Призраки, пусть и не выглядели слишком смышлёными, но зла явно не желали. Он усмехнулся. Едва покинул гору, а уже слуг заполучил. Будто кто-то нарочно осыпал его удачей. Хоть слабый оборванец и исчез, предложение не звучало от того менее нелепо. – Служить? – переспросил Сань Лан. – У меня нет дома. Ожидать следовало чего угодно, например, что те разочарованно покачают головами и пойдут своей дорогой. Кто же знал, что толпа закричит яростнее, будто каждый решил посоревноваться с соседом зычностью голоса. – Мы построим! – взревел вепрь. – Всё, что скажете, то и построим! – Дом? Ха! Наш господин достоин целого города! – Города, утопающего в цветах! – воскликнула девушка в улыбающейся маске, и впрямь подбросив в воздух давно засохшие лепестки. – И богатых алых одежд! – охотно продолжил перечислять тонкий, как прут, призрак. – И наложниц побольше! – Дуралей, вот зачем ты опять про своих наложниц… Шум вынудил поморщиться. Ещё и одно из пожеланий указало на весьма неприглядную истину – одежда на нём никуда не годилась, волосы висели грязной копной, обуви не было вовсе. А руки? Он взглянул на них. Вытянулись пальцы и кисти, сузились ладони. Кожа стала настолько бледной, что на фоне чёрного казалась почти мертвенно-серой. Никакие богатые одежды этого бы не скрыли, даже алые. Не слишком ли крикливо и заметно? Эмин протестующе заморгал, требуя к себе внимания: наверное, потому что слегка померк при дневном свете. На отблеске взгляд задержался надолго. Глаз, бусина, наивное детское прозвище и дорога, залитая кровью. Алый сопровождал его всю жизнь. Прятать этот цвет больше ни к чему. По щелчку пальцев черные лохмотья будто вспыхнули пламенем, окрашивающим каждую нитку. Новые одежды сели, словно влитые, не стесняя движений. Колыхнулись полы длинной туники. Место рваных лоскутов заняла лаконичная чёрная повязка. Богатая ткань, которую раньше Сань Лан видел разве что у торговцев, ощущалась непривычно – слишком легко, слишком скользко и удобно. Но к такому он мог бы легко привыкнуть. Принял же когда-то новое имя. – Ах! Словно небожитель! – Ты что! Сравнить нашего господина с какими-то божками, тьфу! Небожитель? Он фыркнул. Это даже звучало, как издёвка. Боги обвешивались драгоценностями, их сокровищницы ломились от артефактов. Никакие самые изысканные фасоны не сделали бы его подобным им. А впрочем… что ему теперь мешало? Бабочки опустились на запястья, обернувшись узорчатыми наручами, застыли подвесками на высоких чёрных сапогах, мелодично звякнувшими при шаге. Улыбку он и не думал скрывать. Всё обернулось лучше некуда. О нём услышат действительно издалека. – Пожалуй, в таком виде и впрямь не стыдно войти в Небесную столицу, – заметил Сань Лан, оглядываясь. Призраки ловили жадно каждое его движение в ожидании ответа. Что ж, те захотели служить? Пускай. В новой жизни слуги не помешают. Подумав, он добавил, наконец. – Делайте, что угодно.***
– Линвэнь! Растрёпанный молодой заклинатель в пыльных белых одеждах и веером на поясе живо взлетел по ступеням дворца, чуть не столкнулся с небожителем и тут же бегло извинился, поймав и вернув соскочивший с груды бумаг свиток. Бедняга, успевший уже тысячу раз вспотеть от страха, обомлел и забормотал с неприкрытым восхищением шедшему по соседству: – Смотри. Сам Повелитель Ветров Цинсюань! Тот, кто недавно вознёсся! Но разве его не отправили на поручение вместе с Повелителем Вод?.. Услышав своё имя, заклинатель обернулся, торопливо склонился с лёгкой улыбкой. – Доброго дня и вам. Внутри кипела жизнь – подопечные без исключения носились из угла в угол. Кто-то падал прямо на ходу. Несчастных сразу же деликатно оттаскивали, подбирая со вздохом бумаги. – Линвэнь? – позвал Ши Цинсюань и, оглядевшись, вздохнул с облегчением. – Линвэнь! Та сидела за столом на возвышении, окружённая пока ещё не такими внушительными бумажными горами. И вздрогнула от оклика. Руки дёрнулись в привычном жесте к пустующему месту на столе, где мог бы стоять поднос с чаем или чернилами. Она скрыла замешательство тем, что отложила свиток в сторону, вежливо встала. – Ваше Превосходительство, вы рано вернулись, – зазвучал её спокойный голос под сводами дворца. – Не удалось воспользоваться духовной сетью общения? – Она просто разрывается! Новшество прекрасное, но едва работает! – приблизившись, он понизил голос. – Брат не сумел ни с кем связаться. Он обеспокоен. Линвэнь, это правда? В Небесную столицу ворвался новый Непревзойдённый? Поэтому храмы горят? Линвэнь помрачнела. Или побледнела. Понять в приглушённом свете было сложно. – Так и есть. Боюсь, скоро Верхние Небеса лишатся тридцати трёх богов. – Тридцати трёх?! Она кивнула. – Вызов он бросил тридцати пяти. Генералы Наньян и Сюаньчжэнь не явились. Беззаботность мигом улетучилась. По привычке Ши Цинсюань теребил в руках веер, то разворачивая, то сворачивая, то постукивая им по запястью. Переполох ощущался всюду с того мгновения, как он поспешно явился в столицу. Да, гора Тунлу стихла, вместе с ней успокаивались и призраки, однако облегчение на деле было мнимым. Угроза лишиться такого количества небожителей Верхних Небес за раз – шутка ли? Ещё и духовная сеть общения вышла из строя. Стоит ли упоминать, что все разбирательства моментально легли на плечи дворца нового верховного бога литературы. – Что Владыка? – коротко спросил он. – Безмолвствует, – сохраняя внешнюю невозмутимость, отозвалась Линвэнь, возвращаясь к работе и раскрывая новый свиток. – Возможно, вторжение и его застигло врасплох. – Чего же он добивался, этот Непревзойдённый? Ты видела его? Кисть замерла над бумагой на мгновение. Следующее начертание вышло чуть неровным – почти невидимая глазу несведущего шероховатость. – Юноша в алых одеждах в окружении призрачных бабочек и вооружённый изогнутой саблей. Неизвестно, впрочем, истинный ли это его облик. – Последовал ответ – информативный и отстранённый, как всегда. – С проигравших он взял обещание вернуться к смертной жизни и исчез. Боюсь, вам придётся вернуться к брату – помощь ему в ближайшее время понадобится. За ночь уже сгорело тридцать три храма. Похоже, мы ещё не раз услышим об этом Непревзойдённом снова. – А имя? – всё допытывался Ши Цинсюань. – Он хотя бы назвался? Не то чтобы о произошедшем ему не довелось услышать. Скорее, напротив. Пока духовная сеть общения ещё выдерживала натиск голосов сотен небожителей, все, кто мог, наперебой делился впечатлениями, пересказывали друг другу произошедшее, перебивая и перекрикивая остальных. Что из сказанного было правдой, что – слухами? В самом деле, кто бы назвал себя в честь какого-то… города. – Сказал только, – продолжила писать Линвэнь, задумавшись ненадолго, – что его зовут Хуа Чэн.