Один двор

— Карл, а, Карл, тебе не кажется, что мы стареем? — Сказала мне женщина с декольте до пупка. — И все ты врешь! Не до пупка… Карыч с усмешкой пыхнул трубкой, пуская густой дым носом. Оглядел Клавдию с ног до головы. Она пригрозила ему пучком мяты и вдруг со вздохом подперла щеку кулаком. — Серьезно, Карл. — Серьезно, Клавдия? — Карыч закатил глаза и выбил табак из потертой трубки, лопаткой скрупулезно вычистил остатки. Продул, осмотрел со всех сторон, достал из-за пазухи кисет и раскрыл его. В воздухе разлился насыщенный вишневый аромат, от которого Клавдия издала короткий чих. — И снова вишня. Прямо как у Аларда. Карыч пожал плечами, вновь набивая трубку и старательно ее раскуривая, первый дым, не такой густой, но все равно пахнущий вишней, заставил женщину отпрянуть назад, откидываясь на спинку сиденья. Порыв ветра ворвался в беседку, разметав клубы дыма вокруг мужчины, и Клавдия поняла, что волнуется или переживает не она одна. Посреди лба Карыча залегла глубокая складка. — Отпирайся, не отпирайся, а думаем мы о том же, понимаешь? — проникновенно встряхнув увядшей мятой перед сосредоточенным лицом Карыча, Клавдия воинственно задрала подбородок. — А толку, дорогая моя? — мужчина резко отложил трубку и провел ладонью по лицу, стирая непрошеное усталое выражение. — Свое мы отбегали, бегают теперь молодые и… — Глупые. — …предпочту сказать… альтернативно одаренные, хорошо? Неплохо так бегают… — Кругами. — Так! — не выдержав, Карыч гулко хлопнул ладонью по столу, затыкая перебивавшую его Совунью. - Ты дашь мне договорить или нет?! Совунья чуть обиженно похлопала глазами и махнула рукой, разрешая продолжить. Карыч фыркнул и подхватил со стола трубку, нервно встал и заходил по беседке кругами, заставляя женщину вертеться, чтобы уследить за ним. Он молчал, обдумывая то, что его действительно беспокоило. То, что дети практически все безголовые, его не удивляло, все равно мало кто мог похвастаться отменным здравым смыслом в детстве, а тем более в подростковом возрасте. Но вот поступки грозили перерасти в совсем не детские… Карыч остановился и уткнулся лбом в один из опорных столбов, зажмурился, как заново переживая короткие вихры в руке, напряженный остановившийся взгляд. Бараш выглядел тогда полностью захваченным внезапной мыслью, захваченный им, практически стариком по мальчишеским меркам юнца. Хорошо, что он справился, и ушел тогда первым; плохо, что он, Карл, не может с этим смириться. За спиной вздохнула Клавдия. Милая, дорогая Клавдия… Стремительным движением мужчина подошел к ней и опустился на колени, печально заглядывая в глаза. Много лет назад он нашел себя в ней и так же потерял, не только себя, но и своего другого возлюбленного, и ее саму. Глупые недетские поступки. Клавдия молча разгладила тронутые сединой локоны у его висков и мягко потянула его голову, предлагая упереться лбом в свои колени. Он не стал противиться, наоборот, весь расслабился, приникая к ней, как к источнику спокойствия и умиротворения. Чем всегда она и являлась. Милая, добрая Клавдия… Сглаживать острые углы, понижать бушующий тестостерон одним темным взглядом, вызывать нежность одной робкой улыбкой и дикую ревность улыбкой не ему — все это выходило у нее так легко, как дышать. Позже нигде больше он не встречал таких удивительных, как она. Возможно поэтому и не женился. Или не только. Напуганная, робкая Клавдия. И он, простой, прямой как рельса, полная противоположность Карлу. Третий угол в треугольнике, устойчивая неустойчивая вершина, понимай как хочешь. Брал много, отдавал еще больше, можно было захлебнуться в потоке чужих эмоций, расточительно выдаваемых на руки, оглохнуть от простых, но разящих где-то в самой глубине слов. Но третий всегда лишний, и Карл до сих пор недоумевал, почему им оказался не он сам, почему их вершина ушла, просто оставив кровоточить обрывок связи и разорвав мирок на троих, ведь вдвоем его удержать уже было никак. Потом ушла и Клавдия. Жизнь прошлась по каждому из них асфальтным катком и не извинилась. Он и Клавдия уехали искать лучшей жизни за пределами Города, в то время как Карл остался, лелея свое затухающее сердце в старом Доме, полном их общих воспоминаний, знакомых. Учился, работал, отстраивая себя заново, ввязывался в заранее провальные отношения, пытаясь сойтись с ненужными ему людьми, и сам так и не стал кому-либо нужным. Не то чтобы он надеялся, что дыра в груди зарастет, но со временем на ней осел прочный налет из быта, однообразных будней и коротких моментов настоящей радости. Через некоторое время вернулся он. Карыч узнал это через далеких знакомых, вспыхнул от счастья и стремительно потух. Он никак не собирался идти на контакт, искать старых друзей. Семьи, по рассказам знакомых, у него так и не случилось, он отстроил хибару у начала Оврага и поселился там, еще более нелюдимый, чем раньше. Сам навязываться Карыч не стал, не в его правилах, да и что бы он сказал ему? А помнишь?.. Ты помнишь, как целовал мои руки? Пропускал сквозь пальцы ее волосы? Задыхался в наших объятиях? Глупо и больно, и даже себе не стоило напоминать, что тогда говорить о человеке, который наверняка хотел это забыть, как ужасную ошибку молодости. Чуть позже вернулась и Клавдия, рано овдовевшая, со смиренной тоской по любимому супругу в темных глазах. Возможно, ей пришлось легче остальных, но и она вернулась туда, откуда все пошло. Искренне обрадовалась растерянному Карычу и почти сразу сорвалась навестить его. Как ни пыталась она уговорить Карыча поехать с ней, приводя разные аргументы, тот остался непреклонен, внутренне холодея от возможности напороться на презрительный или, того хуже, полный ненависти взгляд. Клавдия убеждала его, что никогда такого не будет, но все же не преуспела. Плюнула на артачащегося Карла и поехала сама. Пропала на сутки, не отвечая на звонки. Карыч издергался, передумав всякого, в полушаге от плохоорганизованной паники, он едва дождался ее возвращения. И она вернулась. Посерьезневшая, с горькой складкой у губ и печальными глазами. Помня просьбу Карла ничего ему не рассказывать, ради него самого же, она и не сказала ничего, переживая все внутри себя. Карыч хоть и жалел, что попросил о подобном, но никак не мог этого отменить, он бы просто не вынес еще больше подробностей о жизни, в которой ему не оставили места. Совунья переварила это и снова стала собой, часто уговаривая Карыча выпить чашку-другую хорошего чая в беседке в особо погожие деньки. Карыч глухо вздохнул, выныривая из воспоминаний, отмечая, что что-то тихо напевающая Клавдия разбирает его волосы на пряди, выравнивая уже не такие, как когда-то, упругие каштановые вихры. — Мальчишек нет, — пространно начал он, просто чтобы что-то сказать. Клавдия задумчиво угукнула. — Зато Анечка пришла надутая и рано. — Нюша-то? Она полжизни ходит надутая, — усмехнулся мужчина, с кряхтением поднимаясь с колен и со стоном разминая спину, - ох, точно стареем, дорогая. — Полноте, глупости какие, — улыбнулась ему Совунья и подала трубку, неизвестно когда забрав ее из его рук. — Прогорела… — Карыч с огорчением выбил горелый табак за беседку, преследуемый укоризненным взглядом, — ну что? Удобрил зато, зола, и все такое… — Конечно, расскажи…