У порога зимы

Шиннан отчаянно не хватало слов. Компании сверстников в Западной Гавани Шиннан предпочитала общество книг: потрепанные, затертые, пожелтевшие, пахнущие пылью и плесенью, они все же прельщали ее больше дурацких развлечений и пустой болтовни. Пока деревенские девки шептались о Моссфелдах, Шиннан распутывала хитрую вязь слов. В маленькой библиотеке Тармаса нашлось достаточно самых разных книг: от трудночитаемых трудов по теории магии до дешевой беллетристики. Эми обнаружила даже любовный роман, завернутый в невзрачную холстину, а потом, уткнувшись в шуршащие страницы, хихикала и краснела до кончиков ушей. Как бы то ни было, благодаря книгам Шиннан никогда не лезла за словом в карман. Никогда — ровно до тех пор, пока с ней не случился Касавир. Ей отчаянно не хватало слов — Шиннан выплевывала их, цедила, будто яд; острые, будто бритвы, стремительные, будто стрелы, они так и не достигали цели. Шиннан кривилась и злилась. Нужные, правильные слова никак не ложились на язык, привыкший выговаривать путанные заклятия. Ей хотелось сказать одно — выходило совсем иное: злое и резкое, но бессильное. Молчать оказалось гораздо проще: невысказанное душило, обручем стискивало тонкую шею, но, по меньшей мере, в молчании не было фальши. На белоснежном мраморе шеи проступали красноватые следы от пальцев. Шиннан стискивала горло; слова — тяжелый, раскаленный свинец — копятся и копятся, растекаясь ядовитой болью. Шиннан украдкой вздыхает и растирает виски. Возможно, все же стоило чаще заглядывать в эти глупые книжки, которые так нравились Эми. Возможно, в них она нашла бы другие слова — легкие, невесомые, похожие на крупные хлопья снега в теплый, безветренный зимний день, на терпкую пряность подогретого вина, щедро сдобренного специями и фруктовой сладостью, на шепот речного ветра, заплутавший между ветвей раскидистых ив. Другие слова, полные искренней нежности. Слова, полные любви. Какой смысл от десятков прочитанных заумных книг, если ей оказалось не под силу произнести что-то настолько простое, живое и настоящее? Чего стоит вся ее магия перед чем-то несовершенным и человеческим? Шиннан все больше молчит — пусть свинец в ее горле обращается золотом. Все лучше, чем говорить, как люто она его ненавидит. Если из всех доступных ей слов это — единственные слова любви, то лучше им быть непроизнесенными вовсе.