Сны дома с красной дверью

У неё была большая счастливая семья. Мать, красивая женщина с печальным взглядом и доброй улыбкой, редко покидала свои покои, проводя свободное время за вышиванием. Дени любила сидеть у её ног на низенькой скамеечке, перебирать складки платья из тончайшего шелка, вдыхать сладкий аромат хайгарденских роз и восхищенно наблюдать, как из-под ловких материнских пальцев появляются на свет диковинные цветы, звери или человечки. Молящиеся, сражающиеся, танцующие, они казались почти живыми, и Дени мечтала когда-нибудь научиться так же колдовать. Она была уверена, что это магия, иначе просто и быть не могло. Представительный отец в короне из старого золота — Дени побаивалась его из-за длинных спутанных волос, бороды и холодного взгляда, но все же любила. И восхищалась, украдкой наблюдая, с каким уважением и страхом смотрят на него не только лорды и леди Семи Королевств, но и могущественные гости из-за Узкого моря. А иногда, когда отец был в хорошем расположении духа, он брал Дени на руки и говорил, что однажды она станет королевой. Непременно великой, потому что из такой умной, талантливой и красивой девочки просто не могла вырасти другая. От отца всегда пахло кровью и какими-то травами — очевидно, от целебных зелий, которые тот постоянно пил. Матушка говорила, что он болен, поэтому иногда страдал приступами. Дени не знала, что такое приступы, но боялась и этого запаха тоже. Боялась — и любила одновременно. — Однажды, — говорил отец, поглаживая узловатыми, точно древесные корни, пальцами её волосы, — твоей руки будут добиваться лучшие мужчины, но ты откажешь им всем, потому что станешь невестой лучшего из лучших — своего брата, и будешь царствовать вместе с ним. Дени всегда хотелось спросить, какого из братьев, ведь их у неё двое, но побаивалась. А вдруг отец разозлится? В гневе он был страшен — как-то раз девочка видела, как король приказал казнить нескольких людей просто за то, что они не оказали ему должного почтения. Какая разница, за кого из двух. Она ведь любила обоих. Визерис был ближе по возрасту, но редко играл с сестрой. Дени он всегда очень напоминал отца — такой же страшный. Да, возможно, это было не совсем правильно, но просто она не могла иначе описать то, что ощущала. Когда брат начинал кричать, Дени всегда пряталась — как пряталась она и отца в плохом настроении. Забиралась в самый-самый дальний угол своей комнаты, под кровать, закрывала ладонями уши, зажмуривала глаза и так лежала, тихо-тихо, как мышь, пока не приходил кто-нибудь. Чаще всего это была мать, но иногда и старший брат. Когда Дени была совсем маленькой, ей казалось, что Рейегар — это божество. Ведь он был так прекрасен и так редко появлялся. А еще — спорил с отцом и утешал матушку, когда та тихо плакала. У самого старшего брата даже улыбка была, как у матушки — грустная-грустная, словно и не улыбка вовсе. И одна из служанок сказала как-то, что даже так улыбается он только одному человеку — ей, своей сестре. Дени втайне гордилась этим и надеялась, что когда вырастет, то станет королевой Рейегара, а не брата Визериса. Что именно ей он будет петь, аккомпанируя себе на арфе. Но когда Дени сказала об этом матушке, та только рассмеялась и сказала, что у брата уже есть своя королева. А потом резко погрустнела, и Дени испугалась, решив, что её необдуманные слова стали причиной этой грусти. Королеву брата она увидела позже — тонкую, воздушную, с волосами как уголь и глазами, как вишневые косточки. И имя у неё показалось Дени таким же хрупким — Элия, Элия Мар-телл (у Дени еще плохо получалось выговаривать «р», поэтому сложные слова она произносила по слогам, чтобы не ошибиться и не опозориться). Матушка сказала, что эта самая Элия прибыла с самого юга, из земли вечного лета, которая называется Дорн. Дени было любопытно, что за Дорн такой, но супруга брата ей не понравилась. Как и его дочь Рейенис. Дени объяснили, что это её племянница, с которой стоит подружиться, но Рейенис была старше. А еще любила котят — одного даже привезла с собой, черного, по имени Балерион. Когда Дени сказала, что это имя совершенно не кошачье, племянница расплакалась и убежала к матери. Ну и пусть. Дени гораздо больше понравился брат Рейенис, Эйегон. С ним так весело было бегать по Красному замку и любоваться страшными, но такими притягательными черепами драконов в тронном зале — разумеется, когда там не было отца и его подданных. Дени знала их всех — от хилых останков последней драконихи до исполинского черепа знаменитого Черного Ужаса. Настоящий Балерион совсем не напоминал безобидного котенка, и глупость Рейенис казалась еще более очевидной при взгляде на него. Спустя неделю после того, как семья брата переехала в Красный замок, Дени важно заявила матери, что раз уж Рейегар занят, она станет королевой Эйегона. Но матушка почему-то тут же перестала улыбаться, а братец Визерис рассердился и больно ударил Дени, обозвав дурой. Позже, укладывая её спать, матушка объяснила, что Эйегона, скорее всего, женят на Рейенис или на представительнице семейства, с которым короне будет нужен союз. Дени плохо понимала эти слова, уяснив для себя только одно — что противная глупая Рейенис обошла её. И, тихо проплакав в подушку от обиды всю ночь, Дени решила вообще не выходить замуж и стать просто королевой. Са-мо-сто-ятель-ной. Но говорить об этом никому не стала. Вдруг опять ударят или матушка расстроится. Со старшим братом была связана и еще одна тайна под названием Башня Радости. Дени подслушала о ней из разговора отца и матушки и решила, что, наверное, брат нашел место, где он радуется. Возможно даже, что там он улыбается как все люди, потому что никто этого не видит. Дени тоже хотела бы побывать в таком месте, но вот только как попросить? Она спросила Эйегона, рассказав ему все, что думает, но тот только покачал головой. А потом сказал, что знает только то, что его отец часто уезжает туда и надолго пропадает, а матушка в это время плачет и ждет его. Дени подумала, что наверняка братцу Рейегару тоже не нравится эта Элия-как-там-её-телл, поэтому он и уезжает в место, где радостно. Но когда она, улучив момент, когда в комнате были только они с братом, попросила взять с собой, Рейегар только покачал головой и попросил никому не говорить об этой просьбе. Дени, конечно же, пообещала, гордая тем, что разделяет с братом тайну. А потом она узнала, что же заставляло брата радоваться — вскоре после того, как Элия внезапно умерла. Матушка сказала, что от скоротечной болезни, но Дени слышала, как слуги перешептывались: принцессу Элию извела чарами ведьма с Севера. Ей было интересно, что за ведьма такая, но спросить было не у кого. А потом неожиданно вернулся братец Рейегар, который отвозил тело жены на родину, в загадочную землю Дорн. И вернулся не один. Отец так громко ругался, что его крики были слышны даже из-за закрытых дверей тронного зала. Матушка тихо прижимала платок к покрасневшим глазам, братец Визерис, испуганно моргая, прятался за её спиной. Эйегон и Рейенис тоже стояли тут, притихшие и заплаканные, и только одна Дени, к её собственному изумлению, ничуть не была напугана. Она знала, что там, за дверями, старший брат со своей тайной, и рвалась узнать её, но не пускали. Сначала Дени поймала за руку мать, а потом, когда она снова вырвалась, путь преградил один из гвардейцев. Дени он почему-то не нравился — своими желтыми волосами и зелеными, как у котенка Рейенис, глазами с хитринкой, своим голосом, ласковым и снисходительным одновременно. Имени его она не знала, помнила только то, что это сын человека, отцовского советника, напугавшего её до колик одним своим внешним видом, лорда Лан-ни-сте-ра. — Не ходи туда, маленькая принцесса, иначе быть беде, — гвардеец осторожно подтолкнул её обратно, к матери, и Дени украдкой показала ему язык. А потом двери распахнулись сами. На пороге показался братец Рейегар под руку с незнакомой женщиной. Высокой, темноволосой, в венке из синих роз. С глазами светлыми-светлыми, как вода. Лианна Старк улыбнулась и протянула к Дени руки…

* * *

У неё была большая счастливая семья. Но, к сожалению, только во сне. — Пора вставать, принцесса, — резкий, неприятный голос служанки будил её каждое утро, нарушая такую сладкую мечту о жизни, которой у Дени никогда не будет. Всегда на одном и том же месте — на женщине, из-за которой этой жизни никогда не будет. Дени никогда не знала ни своих родителей, ни племянника и племянницу, ни принцессу Элию, ни Лианну Старк. Она не была в Красном замке и тронном зале с черепами драконов. Но видела это все во сне так четко, что сама пугалась. Рассказать было некому. Не брату же, он и ударить за такое может. Служанкам тоже не стоит — одна равнодушна к своей юной подопечной, а вторая и вовсе ненавидит Дени. И толкнуть может, и за волосы больно дернуть, когда расчесывает. Дени очень скучала по своей кормилице, светловолосой лиссенийке Мелене. Она была доброй, красивой и ласковой. Гладила Дени по голове, целовала в лоб перед сном и пела колыбельные на незнакомом языке, как настоящая мать. А потом внезапно исчезла. Дени плакала, звала Мелену, спрашивала, куда же она делась, но напрасно. Добрая кормилица не вернулась. Наверное, умерла, как отец и мать, как старший брат Рейегар и его дети. Дейенерис уже привыкла, что рядом с ней все умирают. Наверное, когда-нибудь умрет и она сама, когда останется совсем одна. Интересно, а умирать — это больно? Окно было открыто настежь, впуская в комнату свежий ветерок с моря, повседневный галдеж торговцев с рынка неподалеку и чириканье птиц, усевшихся на ветки лимонного дерева. Дени с удовольствием уселась бы на подоконник, чтобы как следует рассмотреть их и послушать пение, но служанка не позволит ей, да и брат рассердится. Снова будет кричать, что не стоит будить дракона, а потом ударит. Дени поежилась при одном воспоминании — от последнего «драконьего пробуждения» у неё все еще не зажил синяк на плече. Обычный утренний ритуал — умыться в принесенном служанкой тазу, позволить ей расчесать и заплести волосы в косы, а потом навестить сира Уиллема. Его громогласный голос, отчитывающий слугу за недостаточно горячий напиток, был слышен даже на противоположном конце дома, где и находилась комната Дени. Но она не боялась старого рыцаря, хоть он и напоминал медведя. Может быть, потому, что он был неизменно ласков с ней, несмотря на любые проделки. — Маленькая принцесса, — Дени зажмурилась, когда большая, мягкая, пахнущая остро и одновременно сладко ладонь легла на её макушку и осторожно погладила. — Подойди поближе, чтобы мои слепые глаза могли увидеть тебя. Дени послушно подошла ближе, присев на край огромного ложа. Сир Уиллем кивнул слуге, стоявшему в изножье, и тот проворно подбежал, подсовывая под спину рыцаря несколько больших подушек, чтобы тот мог сесть. Кряхтя, сир Уиллем взял Дени за руку — её маленькая ладонь почти утонула в его огромной — и поднес к губам, почтительно целуя и оставляя на коже мокрое пятно. — Моя госпожа с каждым днем становится все прекраснее. Как ей спалось? — Мне приснилась моя семья, — ответила Дени, чувствуя, что может доверить этому человеку некоторые из своих маленьких тайн. — Отец, матушка, старший брат… — Но ты ведь никогда не видела их, дитя, — грустно возразил ей сир Уиллем, снова погладив по голове. — Ну и что, — Дени упрямо поджала губы. — Но они были как живые. Матушка была такая красивая, братец Рейегар — печальный, а отец… немного страшный, — сконфуженно закончила она и потупилась. Сир Уиллем рассмеялся вдруг, как всегда громогласно, а потом убрал руку. — Ну, пусть так. Ступай, маленькая принцесса, твой брат уже заждался тебя. — Выздоравливайте поскорее, сир, — искренне пожелала Дени перед тем, как служанка за руку вытащила её прочь из комнаты под громкое ворчание старого рыцаря о каких-то пролежинах. Визерис и правда дожидался в маленькой столовой, недовольно расхаживая вдоль накрытого стола. Увидев сестру, он тут же подскочил к ней, схватив за плечи. Дени всхлипнула, когда острые ногти больно впились в её нежную кожу. — Где ты была? Я жду уже целую вечность! — глаза брата пылали, как у одержимого. Дени видела одного такого на рынке — пугающего, скачущего как зверь и даже завывающего по-звериному. Визерис сказал ей, что этого человека наказали Семеро, но если у брата такой же взгляд, значит, он грешник? — Я ходила к сиру Уиллему, — пролепетала она, сжимаясь и опуская голову. Визерис снова встряхнул её за плечи, а потом отпустил, фыркнув. — К этому вонючему старикашке? Надеюсь, он скоро умрет и прекратит пичкать меня своими нравоучениями. Видано ли дело, чтобы подчиненный приказывал своему королю! Дени очень хотела возразить, что сир Уиллем хороший, что именно он не позволил узурпатору расправиться с последними из рода Таргариен. Но она промолчала, боясь разбудить дракона. Завтрак прошел в молчании — Визерис все еще пребывал в скверном расположении духа. Иногда, пусть и очень редко, все бывало по-другому — брат воодушевленно рассказывал Дени о Семи Королевствах, о Красном замке и Харренхолле, о Стене и Драконьем Камне. Иногда он играл с ней и был очень нежен. Но потом снова начинал кричать и бить, называть дурой и бесполезной уродиной. Когда-то, очень давно, Дени услышала, как сир Уиллем сказал одному из гостей, будто Визерис ненавидит младшую сестру за то, что та стала причиной смерти матери. Но разве ж она действительно виновата? Дени не знала, но все же каждый раз, когда брат был не в духе, чувствовала за это вину. Поэтому позволяла и стукнуть, и за волосы дернуть. Что угодно, только бы братцу Визерису самому не было больно. В конце концов, он — единственная семья, что была у Дени. — Я сегодня приглашен в гости к одному влиятельному купцу, — важно сказал Визерис после завтрака, совершенно не по-королевски облизывая испачканные фруктовым соком пальцы. — Уверен, что он хочет предложить мне, истинному королю, всю посильную помощь в возвращении трона. Скоро мы вернемся домой, глупая сестра. Правда, на трон я тебя не пущу, он ведь не для маленьких девчонок! Подкрепив свои слова ядовитой усмешкой, он поднялся и вышел, наверняка надеясь, что сестра расплачется из-за того, что её не взяли. Дени же на цыпочках подошла к дверям, обнаружила, что приставленной к ней служанки и след простыл, и радостно захлопала в ладоши. Она очень любила моменты, когда брат уходил из дома, а слуги удалялись в людскую, чтобы как следует перемыть кому-нибудь косточки. Тогда можно было почувствовать себя свободной, живой девочкой, а не никому не нужной принцессой в изгнании. Прихватив со стола несколько персиков и пирожное, Дени осторожно, стараясь не порвать платье, выбралась через окно в сад. Там у неё было любимое укромное местечко — в самом дальнем конце, у старого фонтана со статуей какого-то диковинного зверя. Дени нравилось забираться этому зверю на спину, раскидывать руки в стороны и, закрыв глаза, представлять, что она летит на спине дракона, как легендарные завоевательницы Висенья и Рейенис. Слуги не заглядывали сюда, за исключением садовника, щуплого старичка, который всегда низко кланялся Дени и никогда не выдавал её. Вот и сегодня можно будет поиграть во что-нибудь… Дени остановилась, заметив стоящую возле главного входа незнакомую девочку, чуть постарше её, но младше братца Визериса. У незнакомки были растрепанные темные кудри, очень загорелая кожа и плохонькая одежда. Вроде бы обычная браавосская девчонка из тех, что встречала Дени во время редких походов с братом на базар, но шрамы… Тонкие, но глубокие даже на вид белые полоски ярко выделялись на коричневой коже плеч и рук незнакомки. Откуда они взялись? Может, девочка как-то случайно поранилась, или кто-то на неё напал? Или это какой-то религиозный обычай? Рассказывали о таких людях, которые сами уродовали свое тело в знак почтения какому-либо божеству. Но девочка не выглядела одной из таких фа… фанатиков. А если ей больно? Может, нужна какая-то помощь? Как-то сир Уиллем сказал Дени, что её мать, королева Рейелла, была не только красивой, но и очень доброй. Что она частенько помогала бедным и больным, жертвуя свои украшения и приказывая слугам накормить голодных. Дени тоже мечтала стать такой, потому что королевы должны заботиться о своем народе. Может, эта девочка и не являлась уроженкой Вестероса, но в помощи определенно нуждалась. Но подойти ближе Дени боялась — а вдруг попадется на глаза кому из слуг? Те и слушать не станут, а сразу же отведут в комнату, да еще и пожалуются брату или сиру Уиллему. Гнев брата еще можно выдержать, но расстраивать старого рыцаря нехорошо, ведь он болен. Но ведь оставлять человека, нуждающегося в помощи, тоже нехорошо, так? Дени зажмурилась, пытаясь расхрабриться, и осторожно, шажочек за шажочком, подошла ближе. Но незнакомая девочка отшатнулась и посмотрела на неё с таким испугом, словно на хищного зверя. — Не бойся, — Дени попробовала улыбнуться, но от волнения получилось плохо. — Я не обижу тебя. Кто ты? К её изумлению, девочка вдруг повалилась на колени и припала к земле в глубоком поклоне. — Молю о прощении, принцесса великого дома Таргариен! Недостойная раба не признала вашей красоты… — Раба? — Дени недовольно нахмурила брови. Она знала о рабах — брат рассказывал, но ведь в Браавосе это запрещено, разве нет? — Ты рабыня? — Да, ваше высочество, я прибыла вместе с моим господином из Мира, — пролепетала девочка, все еще не поднимаясь с колен. Её худые лопатки под грубым полотном одежды подрагивали. Дени слышала про Мир, хотя и не помнила, где находился этот город. Она тоже опустилась на колени — мраморные плиты дорожки, нагретые солнцем, оказались теплыми даже сквозь ткань платья — и осторожно положила руки на плечи девочки. Шрамы оказались прямо под её пальцами, и девочка, вздрогнув, подняла голову. Её темные глаза были полны ужаса. — Что это? — спросила Дени, с любопытством поглаживая белые полоски. — У вас в Мире так принято? А это больно? Ей искренне хотелось верить в то, что эти шрамы — что-то вроде украшений. Мало ли какие в Мире обычаи, Дени и не такое видела. Взять хотя бы летнийцев с кольцами в ушах и носу или тех, страшных, татуированных с ног до головы, что прибывают из Асшая и заклинают тени, точно змей. Но девочка вдруг грустно улыбнулась и покачала головой. — Принцесса, это рубцы позора. Ваша раба согрешила и была наказана за это. Хотя погода была жаркой, Дени почувствовала холод, пробежавший по её спине. Это все следы от побоев? Но как? — Это ведь очень больно, правда? — спросила она тихо, понимая, что плачет. Хотелось обнять эту девочку и рыдать, а потом забрать её и куда-нибудь спрятать. Чтобы хозяин больше не нашел и не побил. Ведь если самой Дени ужасно больно от тычков и затрещин брата, то такие шрамы… — И что же ты такого ужасного совершила, раз тебя так наказали? — Я… — голос маленькой рабыни дрогнул. — Я была очень голодна и… украла персик, оставшийся после трапезы господина. Дени была ошеломлена. Изуродовать тело этой несчастной из-за одного единственного персика? Это было ужасно, и Дени зарыдала сильнее, уже не сдерживаясь. Она вспомнила о том, что прихватила с собой после завтрака и, шмыгая носом, полезла в сумочку на поясе. — Протяни руки, — велела Дени девочке, и та, зажмурившись, протянула руки ладонями вниз. Наверняка она решила, что сейчас принцесса тоже накажет её. Но вместо этого Дени осторожно перевернула и вложила в её ладони пару помятых персиков и помятое же пирожное. — Вот, ешь. Не бойся, я еще могу достать, — шепнула она. Рабыня неверяще уставилась на сокровище, что держала в руках… а потом с такой жадностью набросилась на пищу, что Дени только глаза от удивления распахнула. Она еще никогда не видела, чтобы так ели — будто в последний раз. Девочка даже не жевала толком, а сразу проглатывала, давясь и словно боясь, что не успеет, что отнимут. Под конец она еще и облизала грязные пальцы, чтобы ни одной капли сока или крошки не пропало. Дени искренне пожалела, что не взяла со стола больше. Но может, еще не убрали? Забраться в окно и вынести целую тарелку… — Вкусно, правда? — Дени ободряюще улыбнулась и погладила девочку по темным жестким кудрям. — Давай дружить? Как твое имя? Можешь звать меня Дени, и никаких принцесс! Знаешь, мне тут так одиноко, даже поиграть не с кем. Я бы тебе показала свои игрушки и мое тайное место. Пойдем? Я и еды могу достать еще, ты ведь голодная… Дени тараторила без умолку, но рабыня все еще с испугом смотрела на неё. Хотя уже не так, как вначале, и это ободряло. Дени взяла новую подругу за руку и потянула за собой. — Идем же. Тут, в саду, очень красиво. Вон там куст роз, в нем птички устроили гнездо, и… Она не успела договорить, потому что красная дверь распахнулась, и на пороге показался братец Визерис вместе с черноволосым бородатым мужчиной в ярких одеждах. — Мой господин! — девочка тут же повалилась на землю, дрожа. Мужчина — видимо, он и был тем самым купцом, что пригласил Визериса в гости — одарил свою рабыню презрительным взглядом, но потом он заметил Дени с грязными от полосками от слёз на лице, и его черные глаза вспыхнули от гнева. — Ах ты, тварь! Посмотри, до чего ты довела принцессу! — он с размаха пнул девочку в бок ногой в позолоченной сандалии, и та только всхлипнула, тихо-тихо, как собачка. — Дома получишь десять ударов! Нет, сто! Сто ударов, прозвенело в голове у Дени, и она сама не поняла, как выдернула из волос заколку — золотую, украшенную несколькими рубинами. Вещица из наследства матери, которую ей позволили носить. — Вот, — Дени постаралась произнести это самым что ни на есть высокомерным тоном, протягивая заколку купцу. — Я хочу выкупить у вас эту рабыню. Купец замер, удивленный, зато Визерис опомнился первым. Подскочил к Дени, схватил её за руку, вырвав заколку и ударил по щеке, не стесняясь присутствия постороннего. — Дура! Все золото принадлежит мне, не смей им распоряжаться! Дени даже плакать забыла, прижимая ладонь к пылающей щеке, но сдаваться не собиралась. Она вновь закрыла девочку собой, гневно глядя на мирийца. — Я хочу эту рабыню. Если вы не хотите продавать её мне, то подарите в знак почтения ко мне и моему брату-королю! Братец Визерис как-то сказал такое одному человеку из Вестероса, и тот отдал то, что просили. Может, и у неё получится? Она была готова на все, только бы освободить несчастную рабыню. Мириец удивленно усмехнулся и погладил бороду. — Ваша царственная сестра так же умна не по годам, как и прекрасна, — сказал он брату. — Если она так хочет эту никчемную девчонку, я готов принести этот дар. Дени встрепенулась, готовая праздновать победу, но Визерис только наморщил нос, окинув маленькую рабыню презрительным взглядом. — В моем доме и без того достаточно бесполезных слуг. Оставьте эту дрянь себе да выпорите её хорошенько за то, что посмела даже заговорить с моей сестрой. Мириец почтительно склонил голову. — Будет исполнено. — Нет! — в смятении вскрикнула Дени, из глаз её брызнули слёзы. — Не бейте её! Больше никогда не бейте её! Но никто не слушал — брат с гостем уже удалялись прочь. Девочка последовала за ними, бросив на Дени полный скорби взгляд. Ей грозило наказание — и все по её вине, по вине глупой Дени… Она вернулась в свою комнату, упала на постель, как была, в одежде, и плакала до вечера, пока не пришла служанка, чтобы отвести её к сиру Уиллему Дарри. — Сир Уиллем, — серьезно произнесла она, глядя прямо в одутловатое пожелтевшее лицо старого рыцаря. — А почему одни люди делают других рабами и потом бьют их? Ведь это несправедливо… — Хм, потому что, к сожалению, таковы законы мира, — вздохнул тот, покачав головой. — Но в Семи Королевствах все иначе. Там нет рабства, моя госпожа. — Я хочу, чтобы и здесь не было, — упрямо заявляет Дени. — Когда я вырасту, то стану великой королевой и освобожу всех рабов! Сир Уиллем весело рассмеялся — так, что заколыхался его огромный живот. — Ты еще ребенок, моя принцесса. Вырастешь — забудешь. Не забуду, думала Дени перед тем, как заснуть. Ни за что не забуду.

* * *

Она освободила рабов. Белые стены какого-то города — ну наверняка, Мира, решила она для себя — почернели от копоти и покрылись трещинами от ударов, но ворота были открыты настежь и из них валил народ, прямо навстречу ей. Измученные, покрытые шрамами люди махали ей, счастливо выкрикивали её имя, и Дени смеялась вместе с ними, гордая тем, что смогла, что справилась и выполнила обещание. И среди всей этой толпы она увидела знакомое лицо той самой сегодняшней девочки. В глазах бывшей рабыни больше не было страха, и она широко улыбалась. Дени улыбнулась ей в ответ. — Спасибо, наша королева! Королева Дейенерис! Слава освободительнице!

* * *

— Как спалось моей принцессе? — уже привычно спросил сир Уиллем на следующее утро. Дени улыбнулась ему. — Я видела, как освобождала рабов. И они славили меня как свою королеву. — Вот оно что, — усмехнулся старый рыцарь. — Но пока ты еще не королева, а маленькая принцесса и моя госпожа. Лучше бы тебе снились сны про полет, чтобы ты росла поскорее. А я и так летаю во сне, хотела было возразить Дени, но решила прикусить язык и промолчать.

* * *

Она летела. Но не кубарем вниз с какой-нибудь высоты, вовсе нет, она парила в ярко-голубом небе как птица — или как дракон. Далеко внизу проплывали зеленые луга, деревни, города, сменившиеся вскоре зеркальной гладью воды с редкими пятнышками кораблей, а потом — грязно-зеленой степью и буро-желтой пустыней. А Дени все летела и летела, сама не зная куда, боясь той неизвестности, что ждала её впереди. Там, за остроконечными верхушками гор, лежала неведомая доселе страна. — Красные земли, земли смерти… — прошептал-прошипел странный женский голос прямо ей в ухо, и перепуганная насмерть Дени вдруг начала опускаться. Медленно и плавно, не камнем с высоты, а словно по лестнице, ступенька за ступенькой все ниже и ниже, пока, наконец, не встала на ноги. Перед ней стоял дракон. Огромный, черный, с красными, как угли глазами и кожистыми крыльями. Оживший монстр из рассказов и легенд их дома. Может быть, кто-то и испугался бы, но не Дени. Она храбро протянула руки к чудовищной морде и закричала — так громко, как только мог позволить её детский голосок: — Я принцесса Таргариен, и я стану твоей хозяйкой! В ответ дракон дохнул на неё. Яростный порыв ветра чуть не сбил Дени с ног, растрепав волосы и развевая их за её спиной. Платье затлело от пламени, но Дени не чувствовала боли. Всепоглощающий огонь скользил по её коже, словно солнечный луч, согревая, а не сжигая дотла. Откуда-то из-за спины её послышались плач и стон, закричал братец Визерис, но она словно не слышала всего этого, обнимая склоненную к ней морду дракона, прижимаясь щекой к жестким чешуйкам. — Я от крови дракона, — шептала Дени выученные с младенчества слова, впервые по-настоящему осознавая, что они значат на самом деле. Она влезла на спину дракона, и тот полетел, понес свою новую хозяйку обратно — домой, приказала она ему. Те же горы и пустыни, те же города — о, это ведь был Браавос, так? Дени разглядела красную дверь своего дома! Не подчиняясь приказу остановиться, дракон пронесся мимо, все дальше и дальше на запад, за море, прямо к… Впереди, за морской гладью, простирался другой город, незнакомый и знакомый одновременно. Белые дома, прилепившиеся друг к другу, зеленые вкрапления садов, многолюдные площади и горделивые башни большого дворца. Красный замок, поняла Дени. Её настоящий дом, как утверждал братец Визерис. Но что это? Почему дракон не опускается и здесь, а вместо этого... Нет, он вновь выдыхает пламя! Прямо на Королевскую Гавань! Но ведь там люди, они не от крови дракона, они погибнут! — Узурпатор и все его потомство должны сгореть в огне, — прозвучал в голове Дени полный ненависти голос брата. — Ты будешь жаждать мира, но вместо этого по твоим пятам будут идти война и смерть, — уже знакомый женский голос вторил ему. — Бурерожденная, ты посеешь бурю, с которой не сможешь справиться. «Нет!» — кричала и плакала Дени, колотя дракона кулачками по шее и спине, требуя остановиться, прекратить. Внизу, под ними, с истошным воплем упала женщина — её одежда и волосы горели, а вон там мужчина пытался спасти свое дитя, но оба пали жертвой дракона, который на лету подхватил их пастью и безжалостно сожрал. Это был ад, и Дени ясно понимала, что причиной ему являлась она. «Кровь дракона! — гремели в её ушах оба голоса. — Кровь и пламя!» Дейенерис проснулась в слезах…

* * *

…и услышала крики и беготню в коридоре. Заспанная, она пошла узнать, в чем дело, но кто-то из слуг грубо оттолкнул её, так, что она отлетела к ближайшей стене. Плечо Дени заболело, но заплакала она, только когда поняла, в чем дело — увидела в приоткрытую дверь, как сира Уиллема с головой накрывают белым покрывалом. Она плакала так сильно, что потеряла сознание прямо там, в коридоре на полу. Сир Уиллем Дарри умер во сне — заслуженно легкая смерть для такого хорошего человека, хотя подозревали, что его отравил слуга или подкупленный кем-то из людей узурпатора мейстер. Детство Дени закончилось очень быстро — и внезапно, спустя всего лишь неделю после похорон. Пришел какой-то браавосец — низенький, тощий, с желтой лысиной — сказал Визерису, что он собственник дома, и потребовал арендную плату. Платить было нечем — слуги растащили последние деньги вместе с фамильными драгоценностями, вроде той же пресловутой заколки для волос с рубинами. Крики и заявления Визериса о том, что он король, не помогли, и в тот же день Дейенерис лишилась дома. Брат просто взял её за руку, крепко-крепко, и вывел на улицу. — Братец, — Дени дернула Визериса за руку. — Куда мы? Давай вернемся домой, мне страшно… Но брат так посмотрел на неё, что она все поняла. — Наш дом отнял узурпатор, — хрипло произнес Визерис. — Так что не мели глупостей и пойдем отсюда. И они пошли — медленно, под любопытные взгляды и шепотки прохожих. Дени не выдержала, обернулась — и увидела красную дверь, удаляющуюся с каждым шагом. Дверь дома, где ей было хорошо, где ей снились яркие сны о прошлом, которого быть не могло, и будущем, которое, возможно, не случится. Дверь единственного дома, который когда-либо был у Дени. Она заплакала — это все, что она могла сделать в ту минуту. И когда Дени забылась усталым сном в повозке, ехавшей в Мир, она больше не видела снов. Все её прекрасные сновидения остались в доме с красной дверью.