принцесска и его бешеный

ему кажется что эта суета никогда не закончится. что до конца своей жизни он будет через гаражи бежать в школу, будет получать двойки по проклятой физике, вновь бежать домой, параллельно раскуривая синий bond с кнопкой, а дома начнется новая, совсем иная история. пьяный отчим, чей рот никогда не закроется при виде «пидорского» Егора; уставшая мать, которая так же вымещает на нем всю свою злобу после работы. и разве что рыжий кот, который всегда заскакивает ему на колени, пока семья ругается за ужином. нет, не семья, сожители. ведь семья — не есть постоянные крики, драки, вонь дешманского табака и синяки по всему телу. посему он всегда уходит, возвращаясь только под утро. стоит ему только встать из-за обеденного стола, как в него полетит тряпка, скалка, возможно, сковорода и отборный мат. самый настоящий, русский. — ты, пидорасья морда, чтоб еще раз ты голос на меня повысил! я солдат, я мужик! думаешь я не знаю, куда ты бегаешь каждый вечер? знаю, я все знаю, подонок. и знаю, что сдохнешь ты от спида, урод. что жопа твоя настолько разорванная, что моя рука рука туда поместится! — кричит на всю квартиру мужчина, наливая в граненный стакан паленую водку. — че ты молчишь, ублюдок? как сосать всем, так ебало твое не закрывается, а как мне ответить, человеку, который тебе жилье дал, пидорскую одежду твою, воспитание — так все, замолчал! пред матерью тебе не стыдно? думаешь, она тебя рожала, чтобы ты ей мужика домой привел, ебалай? отвечай же! — чья бы корова мычала, — вякнет Булаткин в ответ, перекидывая лямку рюкзака через худое плечо. — че блять, пидор? — попытается резко встать с места, вот только обратно приземлится на расшатанную табуретку. — чья бы корова мычала, — с усмешкой и более громко повторит блондин, натягивая потрепанные конверсы. — приду утром! — успеет крикнуть прежде чем мужчина вновь раскроет рот, заливаясь фиолетовым цветом от злости. или алкоголя. или от всего вместе, ведь там один черт что поймешь. выбежит на лестничную площадку, после чего пролетает пару ступеней, чуть ли не падая из-за развязанных шнурков. в руках сразу же появится сигарета, что тлеет так скоро, что еще чуть-чуть и пальцы обжигаются о фильтр. выпустит сизый дым, что смешается с паром, стоит ему выйти на улицу, где, кажется были все минус сто. не чувствует конечностей практически моментально, только натягивая на макушку свою ярко-розовую гондонку, и сжимая пальцы ног. бежит глазами по двору, восхищенно хныкая, стоит только на детской площадке — если советские железную горку и скрипучую качели можно назвать площадкой — заприметь пару мальчиков, одетых как капуста, а следом за ними бегущих девчонок, что застреливают их снежками. блондин поведет бровью, чуть улыбаясь, и продолжая раскуривать свой несчастный bond. окурок полетит в железное ведро, и красные руки спрячутся в карманах куртки. Егор сглатывает горький ком в горле, когда наконец-то выдвигается в сторону такой любимой многоэтажки через два квартала. он идет по ледяным сугробам, пару раз скатываясь по ним на заднице, зарабатывая новые и новые синяки. пересекается с друзьями, с которыми так же выкуривает пару сигарет, узнавая у Попова о завтрашней контрольной по физике, что настроение пропадает, но возвращается тогда, когда Выграновский сунет ему в карман смятую тысячу, которую занял около полугода назад. сказать, что Булаткин охренел — ничего не сказать. солнце уже заходит за горизонт, когда парень переступает с одной ноги на другую, слушая длинные гудки домофона. когда слышит совсем ленивый и сонный голос парня, что спросит какую-нибудь хуйню и только потом впустит его вовнутрь, ибо блондин начнет его смешно и нелепо материть. ведь блондин замерз, как тварь. он кое-как поднимается по ступенькам, ибо не чувствует ног. кое-как заходит в душный лифт, где красной помадой написано «Олег пидор». ниже же написано маркером «Ира шлюха». и сотни других имен и более извращенных оскорблений, что некоторые Булаткин даже видит впервые. усмехается, вновь прилепляя клубничную жвачку в уголок, где были десятки его жевательных резинок, ведь иначе придется глотать. ведь рыжий сразу поймает его губы в грубом поцелуи, языком толкая жвачку в горло, чтобы оставила за собой лишь слабый вкус приторной ягоды. Егор выйдет из лифта, поправляя замерзшую челку, что так смешно выступала из-под шапки, и тут же войдет в длинный коридор, захлопнув за собой тяжелую дверь. идет до самого конца, останавливаясь перед нужной ему квартирой и усердно стучит ледяными костяшками по двери. иначе тот не услышит. ждет минуту, вторую, уже подойдя к батареям и начиная согревать о них ладони. поздоровается с какой-то женщиной, видимо с соседкой Поперечного, которую видит впервые за столько месяцев, после чего вновь прильнет к батареи, вытягивая свой телефон из джинс. — мне тут соседи жалуются, что какой-то пацан в подъезде сидит. не видел такого? — вдруг послышится мужской голос, что голубые глаза поднимутся наверх, глядя на стан в проеме. — если бы кто-то сразу двери открывал — то не видел бы, — цокнет языком Булаткин, убирая смартфон обратно в карман. он отольнет от стены, подходя к парню и все так же хмуро на него смотрит: ему бы чаю горячего, да и объятий крепких., а не хитрых переглядок в подъезде. — как дела, принцесска? — вскинет бровь Даня, по-лисьи улыбаясь все так же в проеме. — если ты меня впустишь — будет куда лучше. серьезно, Дань, я замерз как тварь. — понимаю, — закивает, но не отходит, что Егор тут же цокает языком и разворачивается на месте, уже собираясь звонить Эду, с предложением бухнуть. вот только стоит ему повернуться, как мужская ладонь схватит его за капюшон, притягивая к себе. — да че ты обижаешься то. шучу я, шучу, принцесс. — очень смешно, ха-ха, — закатывает тот глаза, и пытается не упасть, когда его крутанут на сто восемьдесят. крутанут и притянут так, что эфемерные губы впечатаются в его, чуть промазав. скользит горячий язык по пацанским губам, улыбаясь сквозь касания. он собирает сладкую клубнику, что смешалась с горьким табаком. собирает зимнюю изморозь и капельки крови потресканных губ. ощутит апельсиновый вкус какого-то энергетика, вновь чувствуя себя коллекционером губ Булаткина. в прошлый раз это была горькая мята и кислое пиво. в позапрошлый зеленый чай и клубничный alpen gold. а в позапрошлый, кажется, чипсы с крабом и спрайт с огурцом. он может перечислить каждый вкусовой оттенок чужих губ, ведь уделяет их изучению каждый раз большее количество времени. как и сейчас. вот только в этот раз из рук выскользнет сам блондин, прошныривая в светлую квартиру. — хей, я тебя не впускал! — засмеется рыжий, проводя тыльной стороной ладонью по губам. — иначе бы ты и не собирался. — и то правда. — иди ты. он стянет с себя мокрые кеды, пиная их в сторону, снимает куртку, засовывая в ее рукав свою шапку. треплет замершую челку, сжимает пальцы, а после ведет ладонями по рукам, чуть согреваясь. — ну, если бы я додумался выпереться на улицу, в минус тридцать, в конверсах, то я бы не жаловался, — протянет Поперечный, переступая растаявший снег с его шапки. — да блять, отчим опять хуйню говорить начал. я во что первым ноги сунул, в том и пошел. — опять? — а когда у него не «опять»? — точно. он посмеется, смотря на Егора, что стоял у большого зеркала, пытаясь уложить свою челку. другое дело Данила, проснулся, встребушил и кучеряшки уже красивые, не смея по два часа стоять и выпрямлять ее, чтобы потом от капельки воды они вновь стала пухом., но он молчит. смотрит как тот берет его расческу, пытаясь расчесать свою копну, чуть жмурясь от боли. — да похуй на челку, пошли, даша клюкина, отогревать тебя будем, — вновь схватит его за плечи, потянув на себя, за собой… просто потянув его в сторону кухни. — я как клоун, дай уложу, ну. — если ты клоун — то я пес, — обернется так, что кудряшки забавно задергаются, полетев за ним. — ок. — ахуенно. и они вместе смеются. так заливисто и звонко, что кажется смех вновь отпечатается в стенах дома. ведь Булаткин вновь заблистает своими белоснежными зубами, чуть качая головой. ведь Даня в истерике вновь откинет голову назад, чуть жестикулируя руками. одновременно выдохнут в стороны, поглаживая животы и вновь пересекутся взглядами, замирая. улыбка не сойдет с лица, зато теперь уже ярче сиять будут не зубы парня, а его же синие глаза, что никак не уступят таким же светлым серым глазам. — я очень скучал, — прошепчет одними губами Егор, в то время как его шепот, кажется, станет в сотни раз громче любых других криков. кажется, что эти простые слова являются столь громкими и великими, что они так же, вместе с довольным смехом, запечатлятся в этих стенах квартиры. Даня об этом знает. он это ценит. ценит его искренность. — я тоже.

***

их разговорам нет конца. они обсудили все, абсолютно. начиная тем, за что сегодня ругался отчим, заканчивая тем, какие носки друг у друга любимые. у Егора это розовые, с непонятными животными, у Дани же носки в виде пива, которыми он даже повыебывается минут десять. ведь носки реально крутые. вот только Ракете не нравятся, он сразу начал Поперечного кусать за ноги, стоило ему только натянуть желтоватые носки. Булаткин с этого засмеется, делая глоток дешевого шампанского Santo Stefano, которое те успели выхватить из рук какой-то школьницы в кб. все-таки скидка хорошая, последняя бутылка ягодного, егориного любимого, грех не послать нахуй девку. Даня же пьет то же пиво, что, к сожалению, не было по скидке, а пить шампунь — это «— фу, Егор, я твою ссанину школоты пить не собираюсь». но после пары бокальчиков алкоголя, они в обнимку будут сидеть на холодном балконе. блондин на рыжем, рыжий на деревянном стуле и в каком-то пледе, а на блондине два бокала с непонятными коктейлями: они вылили в них все, что было в квартире старшего. в руках обоих по сигарете, что сжигают своей горечью все: покусанные и красные губы Булаткина, розовые засосы на шее рыжего, замерзшие и слезные глаза от холода обоих, и легкие, в которых воздуха и вовсе не было. у обоих. они, подобно змеям, сжимали друг друга в объятиях настолько сильно, что кислорода более не наблюдалось в телах. они забирали его с собой, но и сразу же выпускали на волю, зная, что, черт возьми, в случае чего они готовы заменить собой воздух. ведь они не верят, что без любви душа как без воды высыхает. ведь они верят, что каждый из них — мираж в пустыне, что не исчезает. что они готовы сгореть в друг друге, как в последний День Помпеи. и ведь они сгорают. сгорают когда Егор сделает небольшой глоток коктейля, когда Даня сделает большую тягу, когда он резко притянет к себя лицо блондина за нелепую челку, впиваясь в кислые губы. раскрывает их мгновенно, чтобы после медленно выдохнуть в его рот всю ту горечь его красного мальборо. чтобы парень на коленях раскрыл глаза то ли от удивления, то ли от ужасной горечи во рту, ибо смесь и впрямь гремучая. его грудь дергается, когда он пытается куда-нибудь деть сигаретный дым, что вот-вот пойдет из его ушей. он хватается ладонью за рыжую копну, тянет ее вверх, чтобы Поперечный отпустил, дал прокашляться., но тот принимает это за вызов к действию. он только сильнее впивается в пацанские губы, перенимает его руки, сжимая запястья и заламывая их у него над головой. Егор сверху мычит, пытается вызволить свои руки, но вызывает только хриплый смех Данилы сквозь поцелуй. — Даня, блять, — все-таки шипит тот, дергаясь так резво, что его локоть попадает в глаз парня, отчего шипит уже тот. — так тебе и надо, дурак, — Крид переводит дыхание и делает вид, что ему-то все равно на боль Поперечного. сам напросился. — принцесска, беги, блять, — рычит он, и Егор даже принимает это за шутку. первые секунд десять, ведь серый взгляд не обещает ожидать лучшего. посему Булаткин смеется. держит в руках свой коктейль и вскакивает с парня, подбегая к двери балкона. кое-как ее открывает, врывается в зал, где чуть ли не летит на пол из-за мельтешащего Ракеты. он слышит позади себя, как деревянный стульчик летит на пол, посему скользит на повороте, разрываясь между кухней и спальней, но выбирает второе, чтобы в случае чего спрятаться в шкафу. или вовсе запереться в ванной комнате, угрожая тем, что затопит соседей в случае чего., но доходит до него это долго, ведь когда он допивает свою гремучую помесь, он уже перепрыгивает большую кровать, сразу же ныряя под нее. он спрятался, а Поперечный слишком ленивый, чтобы искать его. он больше поверит в то, что блондин выпрыгнул в окно, нежели в то, что он и впрямь решил сыграть в прятки. и тому подтверждение то, что когда желтые носки появятся в спальне, они сразу же исчезнут по направлению на кухню. и с этого парень засмеется. аккуратно выкатится из-под кровати, тихо встанет, надеясь, что пол не даст слабину и не заскрипит на всю квартиру, а потом отряхивает свои вещи от слоя пыли. выслушивается в шум тарелок, хмурится и медленно выходит из комнаты. на цыпочках идет на кухню, осматривается, ведь знает, что Поперечному может моча в голову ударить и он будет поджидать его за поворотом, чтобы напугать как никогда. чтобы тот заорал так, что соседям пришлось бы вызвать ментов. но Даня сидит на балконе. на том же железном стуле, с той же тонкой сигаретой в руках и чашкой зеленого чая в другой. он не пьет. только бегло кидает взгляд на веселого Булаткина и зовет к себе. а он не может сопротивляться. идет как лань, грациозная и худая. наступает случайно в миску с водой Ракеты и громко матерится, но не останавливается. — принцесс, ты ебанулся? — ржет Даня, которому удостоилась честь парой минутой назад посмотреть на морду этого кота, наступившего в воду и теперь молящего отрезать ему мокрую лапу. — да иди ты, — бурчит Егор, разворачиваясь на балконе к дверям, вот только вновь оказывается прижатым к чужому телу и накрытым мягким пледом. — зелёный, твой любимый, — рыжий отдает ему чашку, заставляя блондина сначала недолго повыебываться, а потом втянуть аромат напитка с ноткой лайма и мяты. а ведь всего лишь 45 рублей за пачку. — мой любимый — это ты.