Вкус соли на ваших губах, Отец...

вкус соли на ваших губах, Отец... Браун закрывает глаза: перед собой он видит мутную фигуру, он опять позабыл очки, фигура приближается, но он не чувствует тревоги, холодные пальцы касаются его лица, и он слышит шепот: "Фламбо мертв, Отец..." Мужчина открывает глаза. Это - не сон, Фламбо и правда мертв, но Брауну уже давно снятся эти сны: он видит мутную фигуру, которая настигает его, он знает - надо бежать, но он не чувствует страха, наоборот - он готов к этой встрече. Фигура протягивает к нему руку, и Браун закусывает губу - ноздри пронзает знакомый и такой родной аромат Пари де что-то там... он хочет обнять фигуру, но хватает лишь воздух. Браун просыпается. Он знает, что Фламбо больше нет в живых. Он сам видел, как пуля пронзила сильную грудь, и кровь пропитала белоснежную рубашку. Он видел свет угасающий в карих глазах, слышал его последний шепот... Он знал, оттуда не возвращаются, и ему придется с этим смириться. Браун стоит на пороге церкви: служба закончилась и теперь ему придется пересечь залитый солнцем двор. И он не решается - не решается показаться на глаза кому-нибудь из прихожан, зная, как выглядит, зная что не сможет притвориться не опечаленным и что-нибудь соврать. Вранье - грех, но для Фламбо он не раз отступал от правил, искусно трактуя их по-иному, искусно изобретая правдивую ложь. Но сейчас он не мог сдерживать слез, не мог показываться на глаза, не мог шагнуть в этот так несправедливо солнечный день. Браун ненавидел этот день всей душой, не желая прощать погоду за ее равнодушие. Священник стоит, прижимаясь лбом к холодной каменной кладке, скрывая в тени мокрое от слез лицо, не желая даже думать о том, чтобы прощать сегодня хоть кого-нибудь...кому-нибудь что-нибудь отпускать... - А меня вы способны простить, Отец?- шепчет голос за спиной, и Браун боится открыть глаза, чтобы все это снова не оказалось просто сном. - Нет... - тихо отвечает падре, только сильнее зажмуриваясь, когда горячие руки касаются его лица. Горячие живые руки. Он не сопротивляется, когда горячие живые губы целуют его на пороге церкви в тени, прячущей его от ослепительного и такого несправедливо солнечного дня...