Корона

Стоило открыть глаза, как осознание произошедшего медленно заволокло сознание. Айварс болезненно сморщился, ощущая, как затылок неприятно пульсировал, сбивая все мысли. Перед глазами до сих пор проносились отрывки его поражения: как с присущей яростью Громовержец отбивал его атаки; как асгардские солдаты оттесняли его воинов назад, загоняя в тупик и вынуждая сделать сложнейший выбор — сдаться или стоять до самого конца. Айварс никогда не желал кровопролития своего народа. Видеть, как товарищи, которые пережили с ним не одну битву, со слезами на глазах опускали оружие, приносило боли не меньше, чем удары меча. Когда же появился олимпиец, Айварс неожиданно понял, что проиграл. Геракл был яростным воином, несущим за своими плечами опыт тысячи битв. Айварс даже не помышлял о победе, стоило ему узнать человека перед собой. Но адреналин в крови и злость от отчаяния заставили кинуться на нового врага с пущей злобой. Проигрыш был столь очевиден, что, когда Геркулес пронзил его мечом, Айварс лишь криво усмехнулся, добровольно уходя в заволакивающую его разум темноту. Впервые открыв глаза, принц был приятно удивлен окружающей обстановкой. Камера была обставлена не хуже его дворцовых комнат в Альвхейме. Достаточно широкая кровать с мягкими покрывалами, широкий книжный шкаф, так заботливо заставленный разными литературными произведениями. Каждый прием пищи сопровождался дегустацией на проверку ядов, изредка наведывался пожилой лекарь для отслеживания здоровья принца. И каждый раз Айварс с непониманием и подозрением вглядывался в учтивые улыбки слуг и охраны. Он выискивал в каждом их действии скрытый посыл ненависти или презрения, но слуги безукоризненно выполняли свои обязанности, не обращая внимания на статус пленника. Однажды в его камеру наведался гость. Завидев тонкую фигуру младшего принца, охранники у камер вскочили на ноги и выпрямились, провожая любопытными взглядами молчаливо вышагивающего мимо царевича. Трикстер учтиво поклонился и представился, отмахиваясь от отговаривающих не входить в камеру солдат. Айварс был наслышан о младшем принце, ведь первое, что для себя он подметил, — это любовь здешних асов к искусству сплетничать. Как только солнце садилось и длинные каменные коридоры освещал лишь огонь факелов, солдаты ютились на скамьях и перебрасывались подмеченными днем слухами. Так Айварс узнал, что его глубокоуважаемая сестра требовала смертной казни для «врага», который посмел поднять руку на собственный народ. А также и то, что Асгард в коалиции с Олимпом умело отбился от этого требования, защитившись древними традициями Девяти миров. Конечно же Айварс понимал, что Один держал его в добром здравии лишь из-за личных целей. И что Агот не упустит даже малейшего шанса, чтобы умертвить родного брата. Осознав, что оказался в тупике, зажатый меж молотом и наковальней, Айварс начал медленно тонуть в собственных переживаниях. Если будет окончательно решено, что он останется в Асгарде, то ему будет вечность суждено коротать в четырех стенах, наслаждаясь кусочками видневшегося неба через окно у потолка. Если же Агот сумеет договориться с великими царствами и выторговать брата на народный суд, то жизнь его прервется на глазах альвов, которых он поклялся защищать. И вот однажды, когда внутренние силы уже покинули разум принца и тот готов был принять злой рок, в его камеру наведался гость, вежливо представившийся «Локи». В тот момент Айварс ощутил странный трепет перед асгардским царевичем, что восседал на простом стуле так, словно под ним был трон из чистого золота. Тогда рассказал младший принц ему о своих подозрениях, что зародились еще при первой встрече с названной королевой Альвхейма. — Это началось с ее совершеннолетия, — тихо проговорил альв, не поднимая глаз. Рассказал тогда Айварс о том, как его сестра, что всегда была тихой и бесстрастной к каким-либо увлечениям, вдруг приобрела в глазах окружающих странный шарм, невидимый самому принцу. Те, кто всегда относился к Агот с равнодушием, неожиданно стали почитать ее точно сошедшую со страниц легенд богиню, а народ ликовал, стоило ей пройти по мощенным улицам Альвхейма. Зародилось тогда и подозрение в сердце принца, который стал искать причину таких перемен. Но каждое его действие влекло за собой негодование вдруг полюбивших Агот дворян, а затем и недовольный взгляд отца, что радовался проявленному уважению народа к своей дочери. Так и оказался Айварс на границах Альвхейма, отправленный туда в негласную ссылку за необоснованные подозрения к собственной сестре. Вмиг его мир перевернулся, оставляя в сердце зияющую черную дыру. — Не принимала ли она кого-то подозрительного перед своим совершеннолетием? Или, может, уезжала, не обговаривая куда именно? Локи внимательно ловил каждое слово сломленного принца, ощущая подкатывающие волны горечи. Он понимал, что сделал все ради собственного народа, ради славы своих солдат и царства. Но неожиданно открывающаяся перед ним правда заставляла жалеть о собственных поступках. Было совершенно очевидно, что королева Агот прибегла к помощи магии ради захвата трона. И магия та была сильной и нечитаемой, что трикстер сразу подумал о древних рунных знаниях, недоступных простым смертным. Айварс на миг задумался, прикрывая глаза и хмуря брови, а затем поднял на трикстера полный отчаяния взгляд. — Был отъезд, — прошептал он, — и был незнакомый гость, что так и не покинул стен дворца, но познакомиться с ним я все равно не смог. Уж слишком подгоняла его Агот, лишь бы со мной тот не встречался. Взгляд трикстера помрачнел, когда в голове, наконец, сложились воедино все события минувших лет. Теперь не оставалось сомнений в виновности Агот, но доказательств, которые бы подтвердили это, не было. Локи устало вздохнул и неосознанно сгорбился, упершись лбом в подставленную руку. От размышлений уже болела голова, и он был благодарен, что альв не мучал его требованиями и вопросами. Поначалу казавшийся самовлюбленным и нетерпимым, принц Альвхейма предстал перед Локи совсем в ином обличии, нежели его вырисовывала сама Агот. Айварс был учтив и сдержан, он полностью осознавал свое положение и не требовал невыполнимого ни для себя, ни для своих людей, что так же пребывали под стражей. Чем больше проводил времени трикстер в его компании, тем сильнее становилась симпатия к плененному альву. Ведь Локи знал, что такое быть преданным собственной семьей. Каково быть плененным царским отпрыском, вечно собиравшим на себе насмехающиеся взгляды окружающих. Как сложно сдерживать бушующие эмоции и подкатывающую ярость от собственного бессилия. — Я прошу вас довериться мне, — поднявшись на ноги, произнес трикстер. — Думаю, с этим я справлюсь, — с неожиданной легкостью ответил альв, глядя на него открыто и с усталой улыбкой. Младший принц оказался не таким, каким его представлял Айварс все это время. Во дворце он не смог рассмотреть юного аса, подхваченный боем. Но, наслушавшись сплетен о невероятном уме и коварстве принца, он не ожидал, что тот окажется таким понимающим. Локи говорил так, словно сам пережил нечто схожее, оглядывал стены камеры тоскливым взглядом, пока думал, что альв не смотрит. Его предложение о помощи и догадки насчет Агот заложили первый кирпичик доверия в душе Айварса. Он понимал, что каждый из них будет действовать исходя из собственных желаний и убеждений, но Айварс готов был пойти на риск доверия, если это поможет вернуть ему трон.

✧✧✧

Каждый раз, когда Локи находил взглядом знакомую копну золотых волос, он ощущал, как собственное сердце приходило в трепещущее состояние. Каждый удар эхом отдавался в новом шаге, пока трикстер неосознанно спешил навстречу олимпийцу, который при виде него расплывался в широкой улыбке. Возникающие в груди чувства пугали трикстера. Порой от них хотелось убежать, и Локи часами скрывался в длинных коридорах и темных закутках дворца от внимательного взгляда Геркулеса. Порой же его эмоции бушевали, требуя к себе внимания и тепла. Тогда Локи уверенно врывался в покои олимпийца и молча укрывался ото всех в его объятиях. Геракл ничего не требовал взамен. Поначалу трикстеру казался подозрительным каждый его шаг, улыбка или слово. Он подсознательно желал найти в них скрытый подвох. Но олимпиец раз за разом выдерживал его пытливый взгляд и лишь широко улыбался, нежно называя царевича «недоверчивым ворчуном». Так время превратилось в череду объятий и кротких взглядов, наполненных теплотой и бушующей страстью. Каждый раз оказываясь в покоях олимпийца, Локи ощущал, как лицо горело от смущения, а тело наливалось жаром. Никогда еще ему не доводилось испытывать столь яростное желание не отпускать человека. Время отъезда всех послов союзных миров подходило. И с каждым днем Локи испытывал подкатывающий к горлу страх оказаться вновь на дне темного колодца своего разума. Оказаться наедине со своими переживаниями и чувствами. От одного воспоминания того эмоционального надлома во время пира трикстер недовольно морщился и злобно зыркал на проходящих мимо дворян. Те, чувствуя на себе прожигающий взгляд, подпрыгивали на месте и спешили удалиться. Проводя первую половину дня в лазарете, Локи наслаждался излюбленным путем до покоев олимпийца. Геркулес возвращался в комнату после долгих прогулок или охоты в асгардских лесах, чтобы застать развалившегося на его кровати трикстера. Сапоги аккуратно стояли у столика, а черный камзол был расправлен на широкой спинке обитого бархатом стула. Геракл улыбнулся, скользя пальцами по ткани и чувствуя, как за каждым его движением следил чужой взгляд. — Давно тут отдыхаете, Ваше Высочество? — весело вскинув бровь, олимпиец взглянул на царевича из-за плеча. Локи взгромоздился на гору подушек и с хитрецой глядел на него. Он ничего не ответил и с медленно расползающейся улыбкой следил, как Геркулес обошел кровать и, упершись коленом в скомканные покрывала, одним движением навис над ним. Их взгляды встретились, и, пока широкие ладони олимпийца скользили по ногам принца, поднимаясь все вверх и вверх, Локи чувствовал, как с каждым новым вздохом сердце стучало все сильнее. Оно вот-вот готово было пробить грудную клетку и вспорхнуть в заботливо протянутые руки Геракла. Тот, завороженный ощущением напряжения мышц под пальцами, ревностно пожирал взглядом каждую эмоцию, отраженную на лице царевича. Локи сохранял бесстрастное выражение, хотя от каждого прикосновения его тело подрагивало, а вздохи становились прерывистее. Наконец Геркулес прижался губами к бледной шее и с присущей жадностью сжал узкие бедра ладонями. Локи вздрогнул и мелко задрожал, когда на месте укуса расцвел поцелуй. Скольжение чужого языка отвлекало разум трикстера от множеств тяжелых мыслей, увлекая в жаркие лапы желания. Он тихо простонал, когда олимпиец обхватил кончик его уха и, посасывая, начал покачивать бедрами. Возбуждение раскатами проносилось по телу, и Локи чувствовал, как в голове не оставалось ничего, кроме удовольствия. Он обхватил руками шею парня и резко притянул его ближе, вплетаясь пальцами в взъерошенные золотые кудри на затылке. Поцелуй вышел смазанным, порывистым и быстрым. Геркулес коснулся его губ своими и вновь припал к так полюбившейся ему изящной шее. За время пребывания в Асгарде больше всего времени он посвятил изучению этих тонких изгибов и бледного оттенка кожи, по которой хотелось размазывать скопившиеся капельки пота и наслаждаться разливающейся по телу принца дрожью. Они не заходили дальше ласк, позволяя себе лишь долгие поцелуи и жаркие касания. Но и этого хватило обоим, чтобы стать зависимым от возникшего между ними чувства. Геркулес ежедневно просыпался с мыслью о младшем царевиче и засыпал с нею же. Порой удавалось уговорить с помощью настойчивых прикосновений того остаться на ночь, но под утро Геракл все равно просыпался один. Тогда, лежа в медленно остывающей постели, он размышлял, как ему придется справляться с тоской по возвращении домой.

✧✧✧

Локи, погрузившись в размышления, не торопясь перебирал собранные утром травы. Его мысли блуждали далеко, пока пальцы рефлекторно срывали увядшие листья и отбрасывали их в сторону. К вечеру поток страдающих от похмелья или следов неудачной охоты становился значительно меньше, и трикстер тихонько ускользал на склад, где любил заниматься изготовлением новых мазей и отваров до поздней ночи. Вдоль каменных стен блуждали отбрасываемые пламенем блики. Небольшой камин занимал дальнюю стену и наполнял теплом все помещение. Локи снял камзол, оставаясь в одной рубахе, и с легкой улыбкой сминал в деревянной ступе ароматные травы. Запах наполнил всю комнату благодаря расползшемуся жару. Захваченный своим занятием, трикстер не услышал, как входная дверь тихо скрипнула. Сигюн просунулась в образованную щель и оглядела расслабленного друга. Ей уже давно не приходилось наблюдать такого поднятого настроения у царевича. Обычно тот был погружен в дебри государственных проблем и политических игр. Но в последние дни Локи не походил сам на себя. Каждое утро работники лазарета провожали принца любопытными взглядами, гадая, что же так могло повлиять на его внутреннее состояние, хотя слухи о необычно тесной дружбе между прибывшим олимпийцем и младшим принцем гуляли по дворцу уже давно. Сигюн с нежностью в глазах смотрела на трикстера. Тихо прикрыв дверь, она остановилась позади него и мягко опустила руки на покатистые плечи. Локи вздрогнул и выронил от неожиданности деревянный пест. Девушка звонко рассмеялась, проходясь пальцами по чуть растрепанным волосам трикстера, и, обойдя высокую ступу для трав, села напротив него. Минуту они просто смотрели друг на друга, а затем, не сдержав понятных только им эмоций, синхронно рассмеялись. — Каков романтик, — глаза девы сверкнули в царящем полумраке. — Убегаешь ранним утром из покоев любовника, м? — довольно протянула Сигюн и задорно вскинула бровь. Она выжидающе глядела на трикстера, не давая ему шанса на побег, ведь зачем ловить сплетни служанок, если можно выслушать историю из первых уст? Локи откинулся на стуле и тяжело вдохнул. Проведя по волосам, он хмыкнул себе под нос и произнес: — Нам нравится проводить время вместе. Повисла тишина. — Еще бы не нравилось, — альва неожиданно громко прыснула, отчего трикстер недовольно скрестил руки на груди. — Не перевирай того, чего я еще даже не сказал. — Тебе и не надо! — весело хохотнула Сигюн. — Он просто невероятен, — альва наклонилась чуть вперед, — во всех своих проявлениях, судя по твоему хорошему расположению духа, — с каждым словом ее голос наполнялся хрипотцой, пока она полностью не перешла на шепот. Альва лукаво ухмыльнулась и затем резко выпрямилась на стуле, закинув ногу на ногу. Локи ощутил, как к лицу медленно приливала кровь. Щеки загорелись, а перед глазами тут же вспыхнули воспоминания минувшей ночи. Геркулес и его горячие ладони на бедрах, влажные губы и долгие поцелуи. Внутри приятно потянуло, отчего Локи поспешно отвел взгляд. От Сигюн не ускользнуло его смущение, и она пуще прежнего загорелась желанием выведать подробности взаимоотношений с золотоволосым олимпийцем. Время пролетело незаметно для двоих, укромно устроившихся в наполненной теплом и ароматами трав комнате. Сигюн постоянно требовала деталей, а Локи же в своем рассказе с легкостью проскальзывал между подробностей, которых знать альве не стоило. Слова лились единым потоком, не нарушаемые ни посторонними мыслями, ни чужим присутствием. В какой-то момент Локи заметил, что в беседе вел он. Сигюн изредка встревала в его рассказ пикантными вопросами, а затем вновь откидывалась на спинку стула и просто наблюдала. Тени комнаты играли на ее волосах, а медленно угасающий огонь в камине играл искрами на дне ее глаз. Сигюн была прекрасна, и порой Локи задавался вопросом, почему его сердце не трепещет столь же яростно и часто, как при виде улыбчивого олимпийца. Но как бы трикстер ни желал любить юную альву перед собой, в груди все исходило истомой только при мыслях о Геркулесе. Это неожиданное открытие заставило его резко замолчать. Дыхание неожиданно сбилось, и Локи ощутил подбирающийся вверх по телу странный трепет. Он поднял растерянный взгляд на подругу и заметил, что та глядела на него с печальным пониманием. Она будто знала о его чувствах больше него самого и лишь ждала момента, когда он сам их осознает. — Он тебе нравится, — констатировала Сигюн и улыбнулась. Не кокетливо или вызывающе, как обычно она играла на публике, а нежно и с пониманием, от которого волна мурашек прошлась по загривку трикстера. Локи дернулся и резко поднялся со стула. Колени загудели после долгого сидения, и тот нахмурился, разминая плечи. — Ты такой милый, когда разговор заходит о чувствах, — довольно рассмеялась дева, провожая цепким взглядом расхаживающего взад-вперед трикстера. — Особенно своих, — уже тише добавила она и наконец ухватила царевича за кончик торчащей из брюк рубахи, удерживая на месте. — Он тебе нравится, — она произнесла это чуть громче и дернула трикстера за рукав, заставляя взглянуть на себя. А Локи так и замер, пораженно вглядываясь в леденящую глубину девичьих глаз. Сигюн пугающе точно определяла его чувства и порой делала это раньше него самого. Догадываться — это одно, но знать и признать чувство симпатии оказалось для Локи чересчур сложной задачей. В то мгновение его разрывали противоречия. Хотелось радостно воскликнуть о своем открытии и найти спокойствие в объятиях Геркулеса. В то же время маленький червь опасения и тревоги неприятно елозил на подкорке, напоминая, что подобная связь быстро разрушима и, в конце концов, всегда болезненна. — Послушай, — Сигюн мягко обхватила его руку и несильно сжала, — когда мы с тетей уедем обратно в Альвхейм, будь добр позаботиться о себе, — она поглаживала большим пальцем ледяную ладонь Локи и размышляла, на кого же она могла бы оставить этого непутевого царского отпрыска. За время их дружбы Сигюн не раз убедилась в странной тяге трикстера к самопожертвованию. Он будто специально тянул на себе множество забот дворца, не обращая внимания, как это разрушает его изнутри. Лишь с ней Локи поддавался своей внутренней сущности и позволял себе язвить, щетиниться и громко смеяться, не вспоминая о множестве глаз, затаившихся меж дворцовых стен. Решение отправиться на родину было принято сразу после известия о победе. Сигюн помнила, как Эйр не находила себе места, размышляя, живы ли ее дети иль уже пали от рук своих же сородичей. Увидеть близких и помочь наладить внутренние взаимоотношения между альвами стало главной целью для Эйр. Как единственный родственник, она головой отвечала за судьбу своей племянницы и потребовала, чтобы Сигюн отправилась в Альвхейм вместе с ней. Локи догадывался об их отъезде и ни разу не упрекнул. Только понимающе кивал и натянуто улыбался, хотя Сигюн и Эйр видели, скольких усилий ему это стоило. Они до конца отыгрывали вежливую формальность, обменявшись пожеланиями и наставлениями друг другу в виде обещаний постоянно писать и не забывать отвечать на письма. Однако альва видела, как взгляд трикстера мрачнел день ото дня. Пока однажды после шумного празднества он не пропал. В тот вечер Локи выглядел понурее обычного и вызывал желание крепко прижать его к груди и успокаивающе баюкать. Сигюн редко ощущала схожие чувства к кому-либо, потому, когда трикстер неожиданно пропал с празднества, она ощутила легкую тревогу, которая под утро переросла в бушующую панику. Только благодаря быстро распустившимся слухам она узнала о небольшом происшествии в покоях младшего принца. Служанки судачили без умолку, забиваясь группами в углах коридоров. Пришлось выслушать множество предположений и странных хихиканий, пока наконец Сигюн не уловила главную новость: в покоях Локи всю ночь провел сын Зевса. И Тор вышел из комнаты брата, сверкая яростным взглядом и насылая проклятья на каждого, кто попадался под руку. — Наверняка он застал их за чем-то непотребным, раз так разгорячился, — шептала одна из служанок, прикрывая рвущуюся улыбку ладонью. Сигюн поняла, что та ночь изменит Локи. И она оказалась права во всем. Начиная от предположения, что Геркулес явно был влюблен в царевича, и заканчивая тем, что Локи испытывал нежные чувства в ответ, но по какой-то причине не догадывался об этом. Тогда Сигюн решила напоследок, перед отъездом, вытянуть те чувства, томившиеся в груди трикстера, на поверхность. Мысль, что Локи останется наедине со своими демонами, приводила ее в ужас. И предположение, что Геркулес сможет сгладить своим присутствием углы ее опасений, горело ярко. Теперь, видя осознание и мелькнувший страх в глазах напротив, альва ощутил бьющуюся в сердце нежность. В момент осознания собственных чувств Локи стал выглядеть удивительно уязвимо. Даже немного забито, словно одна мысль о симпатии к другому человеку заставляла трикстера испытывать боль. Но Сигюн знала, что это осознание поможет Локи существовать в гармонии со своими бесами. Ведь он будет возвращаться к этой мысли снова и снова, пока раздумья о другом человеке не займут все его время. Тогда Локи поймет, что есть нечто прекраснее, чем прозябание в нишах дворца. Спасение жизней было дело благородным, но кто же займется спасением его души? Сигюн не сдержала улыбки и потянула трикстера на себя. Тот послушно ступил вперед, угодив прямиком в объятия подруги. — Попроси его остаться, — наконец прошептала она, поглаживая напряженную спину. — Это… Это неприемлемо в сложившейся ситуации… Локи осекся, когда ощутил, как альва впилась тонкими пальцами в его волосы и резко потянула назад, заставляя заглянуть в свои глаза. — Мне плевать на ситуацию, но мне не плевать на тебя, — ее голос подрагивал от бушующих чувств. — Тебе нравится Геркулес, а он по уши влюблен в тебя. Так почему бы вам не быть счастливыми эгоистами?

✧✧✧

Прощание вышло скомканным и с оттенком неловкости, возникшей между Локи и Всеотцом, стоило им пересечься под куполом Радужного моста. Леди Эйр преданно служила Асгардскому государству вот уже много лет, превознося потребности окружающих выше своих. Но война между ее народом поразила альву до глубины души. Когда она обратилась к Одину с просьбой отпустить ее домой, тот без раздумий дал свое согласие. Поклоны, слова напутствия и обещания о верности — все это кружилось в воздухе, а Локи стоял поглощенный мыслью о том, что через пару минут он останется совершенно один. Вокруг будут мелькать все те же лица, звучать привычные фразы, произносимые с вежливой улыбкой. Он будет все тем же принцем, управленцем лазарета и членом государственного совета, на котором он садился дальше всех, несмотря на первоначальный указ отца сидеть по правую руку от него. Трикстер вздрогнул, когда широкая ладонь легка на его плечо. Эйр встала перед ним и с теплотой во взгляде прижала к себе. Она легко потрепала волосы на его затылке, и Локи чувствовал, как в горле набухал горький ком. Хотелось сказать так много, но в подходящий момент силы были лишь на рваное дыхание и ответные объятия. Когда царевич ухватился за ее плечи и прижался теснее, Эйр ощутила те же чувства, что и он в то мгновение. Они оба успели обрести в друг друге нечто неописуемое и важное. За время обучения младший принц стал для альвы родным, порой напоминая собой образы сыновей, что служили придворными лекарями в Альвхейме. Пылкий, яркий, но сдерживающий свою ярость пережитым опытом и болью, что навсегда оставила в сердце принца пульсирующие раны. — Берегите себя, мой принц, — прошептала Леди Эйр и на мгновение уткнулась лицом в черную макушку, вдыхая горький запах жженных трав и заживляющих мазей. Локи поднял на нее глаза и мягко улыбнулся, сжимая чуть огрубевшие после долгой работы в лазарете руки женщины. — Всегда, — его голос звучал ровно и уверенно, но Эйр знала, что обычно крылось за этой маской спокойствия. Она знала, что ее отъезд вместе с Сигюн больно ударит по душевному спокойствию царевича. Но Эйр была уверена, что Локи куда сильнее, чем мог показаться. Потому она в последний раз хмыкнула и подбадривающе пихнула его в бок. Грубо и без стеснения статусом. Так, как умела лишь леди Эйр. Сигюн только крепко обняла друга на прощание. Она уже сказала все, что хотела сказать. Ей оставалось надеяться на благоразумие и смелость Локи в решении сердечных дел. Надеяться, что он пересилит свой страх показаться окружающим хуже, чем он есть. В ответных чувствах Геракла она не сомневалась. Сигюн была уверена, что стоит Локи попросить, и тот взберется на небеса, чтобы сбить пару звезд ему в подарок. На фоне всего хорошего, Сигюн помнила о просьбе, которую озвучил трикстер при их последней беседе. — То есть ты хочешь сказать, что королева Агот воспользовалась древней рунной магией, чтобы взойти на престол? — скептически выгнув бровь, спросила альва. — Я не «хочу сказать», — трикстер раздраженно дернул плечами, — а говорю, что она это сделала. Надо лишь узнать, кто ей помогал. — А ты не думал, что Айварс говорит это, чтобы спасти свою жизнь и забрать трон сестры? — Сигюн раздраженно прищурилась и нервно забарабанила ногой. — Думал, — кивнул Локи, — но в истории становления королевы слишком много ничем не объяснимых поворотов. Поэтому ее нужно проверить… Сигюн встретилась взглядом с трикстером и кивнула, уверенно вздернув нос. Она доверяла чутью Локи и не сомневалась, что в истории королевы Альвхейма все было не так гладко, как пели ее послы во время совета. «Если кто и сможет вывести Агот на чистую воду, так это она», — махнув на прощание, подумал трикстер. А затем поспешил вернуться во дворец, игнорируя пытливые взгляды Фригг и Всеотца.