***
Маруде приходит в семь тридцать. Кафе выглядит чистым, но чистота не способна скрыть выбитых окон или въевшихся следов гари. Он устраивается за столом около окна, когда они подойдут, переберутся на кухню. Он проверяет записи на листке. Мужчина – Кома Энджи, Женщина – Ирими Кая, Стажёр – Йомо Ренджи. У него всегда было плохо с именами. Кома выходит поприветствовать его. Маруде старается здороваться приветливо, продолжая анализировать. Стажер – пассивно-агрессивный, только что вышедший из пубертата, скорее доставит проблем, но не опасен. Ирими, явно умная и явно опытная, не сильно старается скрыть свое недоверие, но явно не лжет, и нападать не станет, пока он острожен. Поэтому главным поводом для тревог выступал улыбающийся Кома Энджи, слишком добродушный для гуля. Трижды слишком добродушный для Дьявольской Обезьяны (если он, конечно, таковым является). И он умело изображал наивность и доверие. В системе Маруде именно Кома был своего рода злым гением. Кома присел напротив, и вежливо поинтересовался работой следователя. Конечно, чтобы поддержать диалог (на самом деле выведать информацию). Он спрашивал обо всём, как работает лаборатория, как они ведут расследования. Даже в какой-то момент предложил сдать своё кагуне на анализы, чтобы сравнить как он изменился за последние несколько лет. Глядя в эти детские глаза Маруде чуть было не решил, что тот действительно идиот, а не просто притворяется, но вовремя велел себе не терять бдительность. Без десяти восемь, когда разговор вышел за любые рамки ожидаемого, а взгляды Ирими, и даже стажёра стали откровенно веселыми, Маруде заметил первого из посетителей. Микито Урие шёл, оглядываясь по сторонам. Маруде выругался про себя, сейчас он абсолютно потерял надежду, что коллегу удастся в чём-то убедить, но всё равно помахал рукой, привлекая внимание. — Добрый день, Маруде-сан. – Урие перегнулся через оконную раму с вежливой улыбкой. – Непохоже на вас, устраивать срочное совещание в подобном месте. — Обстоятельства ещё страннее. Поверь. Зайди, и я всё объясню. – Урие, не протестуя, прошёл в кафе, вежливо здороваясь со всеми присутствующими. Бунко Хаяси появилась из ниоткуда ровно в восемь. Она, в отличие от Урие, ничему не удивилась, лишь тонко чему-то усмехнулась. Маруде по привычке фиксировал всё. — Добрый вечер, Урие-сан, Маруде-сан. – В её голосе слышалась слабая ирония, словно она что-то знала. Микито пожал предложенную ему руку. Маруде медленно выдохнул, понимая, что сейчас – всё или ничего. Вшестером они прошли на кухню, взгляд Ицуки зафиксировал белую плитку на стенах и на полу, две небольшие плиты, полки с ингредиентами, и то, как Ирими заперла дверь. Осторожность как обычно взяла верх, и он не схватился за пистолет-куинке, спрятанный под плащом. Но мозг уже просчитал, что, если что, они будут три на трое (двое), но здравый смысл говорил, что ловушки не будет. Начать, самое сложное. И во второй раз не легче. — Урие-сан, место действительно необычное, но у меня такой же необычный вопрос. Что вы думаете об обвинениях, сыплющихся на CCG в последнее время? – Он решил сразу идти ва-банк. — Не совсем понимаю, что вы имеете в виду. – Урие чуть отвел взгляд. Для такого прямого человека ответ был пугающе скользким. Его не могли понять неверно. Это же хороший знак? — Я спрашиваю прямо, и клянусь, ответ останется в этих стенах. – Маруде чувствовал, что как будто бы подталкивает коллегу к желанному ответу. Урие промолчал. Ицуки перевёл взгляд на Хаяси. Женщина неторопливо сняла солнцезащитные очки с глаз. – Я скажу, что всё до единого – правда. Но вы и сами это знаете, раз привели нас в кафе, полное гулей. Поэтому, давайте сразу перейдем к сути. – И хотя Хаяси всегда четко исполняла свои обязанности, но именно она была той, от кого Маруде не ждал ни прямоты, ни смелости говорить так открыто. Она же не была военным. — Что вы имеете в виду? – Лицо Урие дрогнуло, но он быстро себя переборол. Его глаза быстро осмотрели сотрудников кофейни. Медик рассекретила быстрее следователя? — Что Вашу – гули. – Маруде пристально смотрел на Микито. – Не знаю, как насчет остального, но это правда, как и то, что те, кто написали статью, а также выпустили материалы о гулях, сидят в Кокурии. И также правда, что один из них – мой подчиненный. — Я развею ваши сомнения, — снова заговорила Хаяси. – Всё правда. Эксперименты. Евгеника. Тайная организация. Но чего вы хотите? — Мне, мне нужно… — Урие сбился. – Просто продолжайте говорить, но не ждите от меня ответа. Пока что. — Я хочу… Мы хотим устроить для них побег из тюрьмы. Они – дети. А Вашу, сам подумай, гули, которые устроили геноцид собственного вида для выгоды. Всё, что мы делаем, бессмысленно. Но это потом. Самое главное, вытащить детей, потому что их не оставят в живых. У нас есть план, но не хватает людей. На кухне повисло тяжелое молчание. Он сказал всё, и если они откажутся… Как их убедить. Заставить поверить – одно дело, но заставить рисковать – совсем другое. — Маруде…-сан. То есть ты хочешь, чтобы я предал CCG, предал всё, чтобы… что? – Лицо Урие было бледным. – Нет, я понимаю, ради чего. Но их – двое, и … я не хочу, чтобы оно прозвучало так, как оно прозвучит, но они действительно стоят того? Последствия действительно стоят того? Он задал именно тот вопрос, которого боялся Маруде. Урие не знаком с Это, а его знакомство с Аримой было слишком поверхностным. Они для него ничего не значили. Ирими опередила его с ответом. — Разве CCG не предало тебя? Одумайся, ты участвуешь в чужой войне ради чужой цели. И кто мы такие, чтобы определять, чья жизнь ценнее? Знаешь, я – жестокий серийный убийца, на моих руках – сотни убитых. И я не та, кто может и имеет права об этом говорить, но я верю в сраный мир. Потому что они заставили меня поверить в это. Что это возможно. Благодаря моему начальнику я научилась любить людей, но они показали мне, что следователи, мои враги, такие же как я, и что вся война бессмысленна. И мы можем это изменить. А раз можем, то почему должны сидеть сложа руки и верить в ложь? Маруде хотел одернуть её в какой-то момент, но не смог, пораженно уставившись. Урие, бледный и напуганный, смотрел не отрываясь. И даже гули выглядели оторопелыми. — Я, я понимаю о чём вы. Но я не могу поменять своё мнение вот так быстро. Я сомневался. Я не фанатик. Всю жизнь я только делал свою работу, но в это сложно поверить. Что всё, что ты делал – неправильно и ложно. Я впервые разговариваю с гулем, не пытаясь его убить. И честно, я удивлен, что молодая очень красивая девушка – гуль. — Но у нас нет времени, чтобы вы могли всё взвесить. Счёт идет на часы. — Если всё так ужасно, то господи, конечно вы правы. Конечно, всё должно изменится. Я … мне страшно поверить, что такое действительно может существовать. Но послушайте, у меня есть сын, и вы хотите сказать, что другие мне должны быть дороже его? Потому что именно так для меня стоит вопрос. Дело не в работе, не в справедливости, и даже не в мировоззрении. У меня есть сын. И я не могу погубить его. Что, если ничего не выйдет, а я погибну? Я не боюсь умереть, но он будет для всех сыном предателя. Во что превратится его жизнь? И я хочу верить в CCG. Ирими неловко отвернулась, но Маруде заметил, что она зло кусает губы. — Послушай, а твой сын заслужил того, чтобы жить в мире, полном лжи? – Кома подошёл ближе со своей детской улыбкой, но большими серьезными глазами. – Он заслужил быть втянутым в войну? Многие гули любят людей. Есть, конечно, отморозки. Но многие любят, а значит война – бессмысленна. Мы не просим тебя любить нас, как не просим помогать изменить этот мир. Только помоги вытащить Ариму-куна и Это-чан. А дальше мы сами. Или даже не помогай, просто никому не рассказывай, что происходит. Маруде действительно не ожидал такого. Что гули будут человечными. Он думал только воспользоваться их помощью, чтобы освободить Ариму, заодно и Это, а дальше он не планировал. Но похоже, ему придется здесь задержаться. Арима похоже был наполовину гулём, но при этом оставался человеком. Похоже, с ними точно также. Что ж, Ицуки, в этот раз ты вляпался по самое не хочу, сказал он себе. Чтобы разрядить молчание, он начал выкладывать план. Он не давил, давая время подумать, хотя никогда не был терпеливым. И были вопросы, которые он хотел задать. — У меня один вопрос, где вы собираетесь держать их? У вас есть безопасное место? Не сгоревшее кафе, которое привлекает внимание? – На лице Хаяси была холодная сдержанность. — Мы собирались держать их здесь, вначале, а потом что-нибудь придумаем. – Медленно проговорил Кома. — Чтобы прояснить ситуацию, и ответить на не озвученные вопросы. Я знаю про Вашу и всё остальное четыре месяца. Ровно столько я работаю на V и на Солнечный Сад. Я знаю мало, но достаточно, чтобы подтвердить, что всё, о чём написано в статье – правда. И я участвовала в операции 14 февраля, когда убивали гражданских. И также могу сказать, что вы недооцениваете масштаб трагедии. В Солнечном Саду растят одарённых детей для службы в CCG и V. Это как армия, но хуже. Постоянные построения и тренировки. Многие от нагрузок падают замертво, а их товарищи не обращают на это внимание, потому что смерть для них – нормально. Пятилетних детей учат держать в руках нож. Тех, кто не способен сражаться или с интересными генами отправляют в лаборатории, где тестируют препараты. Девочек, как только у них случается менструация, кладут под зрелых мужчин, чтобы Сад имел постоянную поставку материала – детей. До выпуска доживают единицы. И самое страшное, работая там, понимать, что только единицы находят такой порядок вещей неправильным. У остальных промыты мозги, что у детей, что у персонала. Так вот Урие, худший сценарий для тебя – к твоему сыну плохо относятся. Худший сценарий для этих детей ни в какое сравнение не идет с твоим. Я помогу. Но есть условия. Место – безопасное. Я состою на прямой службе у этих уродов, поэтому рискую больше всех. Второе, есть недочеты в плане. Будьте готовы, что они не смогут передвигаться самостоятельно. Я знаю Кайко, вряд ли он нанесет им серьезный вред, но он умеет выматывать и делать больно. Если даже они дойдут сами, то только из-за выброса адреналина. То есть, как только они окажутся в безопасности, их состояние ухудшится, и о транспортировке в другое место речи не будет, пока состояние не станет стабильным. Поэтому или находите безопасное место, или делайте это безопасным. – Сказав всё, она вернула на переносицу темные очки и отошла к окну. — Я участвую, — севшим голосом проговорил стажер. — Я тоже, — прошептал Урие.***
Они разошлись за полночь. Кома мыл чашки на кухне, Йомо ушёл спать на второй этаж. Кая стояла, обняв себя руками. — Солнечный Сад, жуткое место. – Кома до побеления сжал кружку. – Он никогда не смеялся над моими шутками. Я вначале думал, что он высокомерный, потом, что просто холодный. А оказалось, он не может после такого. Наверное, никто не может смеяться, пережив такое. Это страшно. Кая судорожно кивнула. Входная дверь со скрипом приоткрылась, и руки сжались в кулаки. На кухню прошёл Йошимура. Кая расслабилась, про себя удивляясь, что не узнала шаги. — Вы, кажется, что-то затеяли. Не думайте, что я ничего не замечаю. – Голос менеджера не был злым или разочарованным. Только усталым. – Я видел, что у вас были гости, и догадываюсь, о чём была беседа. Когда? — Завтра двое проверяют техническую часть плана, и если всё удастся, то послезавтра. – Она чувствовала себя слишком разбитой и вымотанной, чтобы лгать. — Я участвую. Я кое-что знаю о V, и в конце-концов, Это – моя дочь. Слова встали где-то в горле, но Кая как-то выговорила, — я рада, что ты вспомнил. — Благодаря тебе. — Ты спас меня, и я не могла поступить иначе. – Шеф легонько коснулся её плеча. — Идите домой, впереди трудные дни. – Кая послушно кивнула. В глазах Комы стояли слезы, и она судорожно улыбнулась ему, впервые за последнее время ощущая надежду.***
Он был болью, а боль была им. Он забыл, каково это, не чувствовать её. Единственным выходом из боли была петля воспоминаний, дарившая совершенно другую боль. Она терзала разум, а не тело. Не он делал этот выбор, потому что он всегда выбирал физическую боль, вместо моральной, но он был погружен в память уже долгое время. Странно, но те воспоминания, которые он считал счастливыми, дарили самую острую боль. Боль, от которой он пытался закрыться, но которая стала частью его самого. Он, как зритель, наблюдал за собой, всё чувствуя и ощущая, но не вмешиваясь. Странно, кажется на эти воспоминания раньше было табу. Табу? Он позабыл значение этого слова. Поэтому он не сразу понял, что что-то начало меняться. Голоса, шум, гарь, звуки драки – не из его мира, а из чужого, ему недоступного. Перед его лицом возникло чье-то другое лицо, знакомое, но не появлявшееся в его путешествии. Это был первый сбой. Спустя время, он не знал, сколько, он узнал лицо. Ренджи Йомо. Это был второй сбой. А потом, он что-то сказал. Разум, одуренный воспоминаниями, начал двигаться, и случился третий сбой – Йомо Ренджи не могло быть в Кокурии. Точно, он был в тюрьме. У него галлюцинации. Это его успокоило, и он снова начал погружаться в морок. Разбуженный но вялый разум фиксировал, что его трясут, и кто-то кричит, шепчет и что-то требует от него. А потом случилось кое-что. Никто, ни сейчас, ни потом не мог сказать точно, было это случайно или намеренно, но Йомо схватил его за левую, со всеми сломанными костями руку, и жуткая боль вырвала его из оцепенения. Он хотел закричать, но какой-то рефлекс заставил его сжать челюсть, и по подбородку побежала кровь. Он очнулся. Перед ним стоял Йомо Ренджи, который тряс его, и пытался поднять, а за его спиной люди в черном сражались с кем-то. Зрение его подводило. Он подскочил, и сделал шаг вперед, чуть не рухнув, ноги еле держали. Йомо, видя, что он пришёл в себя, перекинул его руку, к счастью целую, себе через плечо, другой крепко сжал вокруг торса и медленно потянул из себя, выводя из комнаты, своим кагуне отражая атаки. Кишо казалось, что он никогда не ощущал мир так ярко, гиперреалистично. Словно он впервые по-настоящему видел, слышал и ощущал. Он сбегал из Кокурии. Как только он пришёл в себя, всё сознание затопила мысль – Это. Он попытался выразить её словами, но изо рта вырвался лишь поток крови, и хриплые звуки её имени. Йомо не обратил на него внимания, продолжая тащить вперед. Кишо помогал ему с этой задачей, как мог. И снова попытался сказать – Это. — Ей занимаются другие, с ней всё будет в порядке. Идём. – И он снова подтолкнул его вперед, словно знал, куда идти. Коридор был темным, только углы подсвечивал красный свет. Аварийный режим, запоздало догадался Кишо. Йомо потащил его к неприметной двери под лестницей. — Это экстренный выход. Дверь магнитная, — кое-как выдавил Кишо. Им придется обходить, а в узком пространстве они в проигрышном положении, надо скорее уходить. — Я в курсе. — Йомо поправил наушник у себя в ухе. — Мы на месте. Хвоста, кажется нет, во всяком случае, они точно отстали. — Ему что-то ответили. Отпустив его, Арима ухватился за ближайшую стену, Йомо принялся в водить код в табло, находящееся слева от двери. Дверь открылась. Йомо снова перекинул его руку себе через плечи и вывел на улицу. Кишо никогда не думал, что будет так радоваться свежему воздуху. Легкий ветер обдал его. Легкие обожгло огнём после, он успел привыкнуть к спресованному воздуху тюрьмы. Но дышать было хорошо. Ребра саднило (неужели он снова их сломал?), но ощущение свежести того стоило. — Всё, можно отдохнуть, ждем. — Йомо убедился, что тень надежно скрывает их. Кишо прикрыл глаза, чувствуя странную легкость. Рот перестал кровоточить, но весь онемел. — Я сейчас потеряю сознание. — Сообщил он, когда знакомые оранжевые круги заплясали в глазах. — Не смей, — Йомо перехватил его падающее тело и принялся трясти до тех пор, пока Арима не пришёл в себя хотя бы отчасти. — Нам ещё нужно сделать перебежку, поэтому не тратить сил на то, чтобы стоять. Навались на меня, я удержу. — Йомо действительно держал его крепко, поэтому Арима перенес большую часть собственного веса на него. Спустя какое-то время, Кишо действительно потерял все ориентиры, тело Йомо напряглось как струна, а дверь снова открылась. Арима понял раньше него, он скорее почувствовал, нежели увидел. Это. Силы, которые казалось утекли, снова вернулись в тело. Их было достаточно, чтобы бросится к ней. Жива. Жива. Жива. Он подхватил её, забыв про боль в руке, осматривая на наличие ран. Она что-то сказала ему, он не слышал — кровь в голове пульсировала слишком громко. Её руки осматривали его лицо. Она что-то спрашивала. Он тоже ей что-то говорил, сам не понимая что. Радость от того, что она жива, затопила собой всё. Он не мог оторваться от неё, он не мог перестать смотреть на неё. Он забыл обо всём, только она имела значение. Ему показалось, что его кости раскрошатся от крепких объятий, но ему было всё равно. От её волос пахло железом, а от кожи - лекарствами. Её голова была очень горячей. Радость и тревога перемешались в какой-то ужасной центрифуге. — Теперь надо идти. — Йомо дёрнул его за плечо. И кажется, тряс его какое-то время. — Йомо-кун, дай им ещё минуту. — Откуда-то сбоку послышался голос Комы, которого Арима не заметил раньше. Они шли, Арима не фиксировал дорогу. Всё его внимание по-прежнему было сосредоточено на Это. Правая рука вцепилась в её левую руку, это это было маяком, мешающем ему потеряться. Его голос что-то говорил, Кишо ничего не понимал.***
Кая напряженно ждала. Прошло больше времени, чем они заложили, но не настолько, чтобы это было критично. Но тревога медленно одолевала её. В голове был список вещей, которые могли пойти не так. И список неуклонно рос. У неё было желание встать, и наконец прийти на помощь, но она понимала, что должна оставаться на своём месте. Спустя время она услышала шаги. Четыре человека. Они. Воздух со свистом вышёл из лёгких. Она разблокировала двери. Кома распахнул заднюю, помогая детям залезть внутрь. Йомо тоже устроился сзади. Кома уселся на переднее сиденье. — Как всё прошло? — Она взяла свой голос под контроль. Кома махнул головой, и это жест говорил "позже". Кая медленно вырулила с неприметной улице. Самое главное не гнать, чтобы не привлечь внимание. — А ты действительно профессиональный угонщик. — Кома с восхищением ухмыльнулся. — Где ты раздобыла такую тачку? — Знаю места. — Она поправила зеркало, чтобы посмотреть на последний ряд. Арима и Это уместились вдвоём на одном сидений, словно не понимая, что места достаточно. Она хотела попытаться оценить весь ущерб, но бросила эту мысль. Не сейчас. Но она не могла не заметить, что они сидели, защищая друг друга, словно готовые к атаке. Переплетенные руки, напряженные спины. Всё будет хорошо, прошептала она про себя. Пробок на улице не было, они заранее предусмотрели этот момент, но дорога всё равно заняла какое-то время. Кая намеренно ехала сложным путём, чтобы отсечь возможность преследования. — Мы у кафе, — проговорил Кома в свой наушник. — Йомо-кун, слушай внимательно. — Она перегнулась назад. — Ты должен увезти машину как можно дальше. Найди свалку. Потом обработай салон и двери ацетоном. Бутылка в бардачке. И после обработки поджигай. И умоляю, не устрой ДТП. — Это был его первый раз за рулем, и идеально ничего не могло пройти. У неё не было времени самой отгонять машину. Она аккуратно открыла заднюю дверь. — Эй, мы на месте. — Две пары глаз уставились на неё с безразличием. — Пойдем. — Она аккуратно тронула Это за плечо. — Здесь безопасно. — Она помогла им выбраться. Кома открыл дверь. — Осталось только подняться на второй этаж. Несмотря на полное безразличие, мышцы были слишком сильно напряжены, а друг друга они держали до белых рук. Врач ждала в одной из комнат, с разложенными бинтами и пачками таблеток, и другими приспособлениями. Она жестом указала на кровать, и тут же принялась за работу. Они сразу условились, что помогать в перевязках и осмотрах ей будет только Кая. Это было логичное предположение — в V состояли преимущественно мужчины, поэтому они как женщины вряд ли стали бы триггером. — Арима-кун, помнишь меня? — Хаяси с улыбкой подошла к нему. Она быстро осмотрела голову на наличие травм. Кая принялась осматривать Это, ей велели проверить, есть ли открытые раны или переломы. Кожа у девочки была бледно-зеленой и липкой, а руки были холоднее обычного. Кая тоже начала с головы, потом торс и только потом конечности. Переломов не было, но вены на шее, спине и части живота вздулись и почернели. — Измерь пульс и давление. — Кая моментально нацепила на тонкую руку манжету. — Что с ней? — Арима дернулся вбок, но Хаяси удержала его на месте. — Арима-кун, сначала думаем о себе, потом о других. — Она с силой вернула его на место. Кая с вопросом посмотрела на неё. — Умеешь фиксировать растяжение? - Кая отрицательно покачала головой. Тонометр показал низкие цифры. — Горизонтальное положение, положи лёд на гематомы и потом помоги мне. Кая подчинилась. Сознание почти полностью покинуло Это, она стала вялой и кажется, не вполне понимала, что происходит. Кая с заботой уложила её на кровать, она была послушной, как кукла, но левая рука продолжала держать руку Аримы, как будто они были припаяны. Арима явно держался в сознании из последних силы. При свете стали отчетливо видны синяки на его лице и полосы шрамов, уже зашитых. Один на щеке, два коротких на подбородке. Хаяси бинтами и лангетами фиксировала левую руку, вывернутую в неправильном направлении, почти черную. Пальцев на руке не хватало. Жалость вместе с болью разлилась где-то внутри. Под строгой диктовкой она перевязала ему голеностоп и обработала короткие порезы на шее, а после заклеила их пластырями. Без привычных очков он казался моложе. Непривычно было чувствовать себя бесполезной, она мало чем могла помочь, ей оставалось только наблюдать за быстрыми отработанными действиями врача, и что-то подавать, иногда поддерживать, пока она шила кожу, вправляла выбитые суставы, вкалывала что-то под кожу. Решено было оставить их вместе, так было лучше психологически. Йомо сидел внизу, он коротко сообщил, что Кома решил вернуться. Что-то случилось. — Я им обоим дала сильное обезболивающее и снотворное. Несколько часов сна обеспечено. Как только проснутся, выдай им ещё по таблетке. Дальше, по мере необходимости. У Аримы-куна полностью перебита левая рука, к тому же отсутствие двух пальцев. Также переломы двух ребер, в остальном, ушибы и растяжения. Ни сотрясения, ни травмы головы. Он потерял кровь, но это не критично. Нужно проследить, но если заражения не случится, то в себя он придет в течении двух суток. Правда, на обезболивающих ему придется посидеть. Все царапины зарастут за несколько дней, растяжения — где-то неделя. Ребра должны зажить за три-четыре недели, но в руке плохие переломы. Пока что я только зафиксировала руку так, чтобы она доставляла как можно меньше боли, но ситуацию это не решает. Я утром покажу, как делать перевязки. У Это-чан травм нет, но её чем-то обдолбали. Чем прямо сейчас не скажу, но давление низкое, при этом температура, зрачки расширены. При хорошем раскладе, из неё просто всё выйдет, а её регенерация всё восстановит. — А при плохом? — Не зная, какой препарат они ввели, или какие, я не могу дать четких прогнозов. Температуру я сбила, также ввела ей антибиотики, они либо не сработают, либо ускорят процесс выздоровления. Дыхание у неё в порядке, это хороший знак. Но у неё могут случится галлюцинации, как на фоне препаратов, так и на фоне пережитого. Главное, фиксировать её состояние. Я постараюсь прогнать её кровь, чтобы выяснить, что ей ввели. — Значит, просто ждать? — Да. Я сейчас напишу инструкции. Главное, давать много пить обоим, жидкости ускорят процесс выздоровления, а для Это-сан ускорят процесс вывода веществ. Еду давать три раза в день, я напишу, какие продукты. Если голодные, кормить чаще, но маленькими порциями. Никакого кофе или чая. И самое главное, не расспрашивайте, что случилось. Особенно первые дни, потому что это может усугубить психологический урон. Самый верный способ — дать понять, что вы готовы выслушать в любое время и позволить им первым начать диалог. Также исключить любые вопросы, начинающиеся с "зачем?", "почему?", "какой целью?". — Хаяси замолчала на какое-то время, а потом медленно продолжила, подбирая слова. — И ещё, вы говорите "дети". Да, они безусловно ещё не совершеннолетние. Но неправильно относится к ним только как к "детям". Они достаточно взрослые, чтобы делать выбор и нести ответственность. И в каких-то аспектах они взрослее нас. Важно соблюсти баланс — понимать, что они ещё молоды, но относится к ним как к равным, и принимать их действия и их выбор, а не пытаться переучивать. Потому что кажется, вы собрались их воспитывать, но если вы так поступите, то только потеряете доверие, и не поможете. — Я понимаю.***
Они опаздывали на три часа. Йомо спал на верху, а Кая ждала до последнего новостей. Что-то действительно случилось. Все, кроме Урие, который заспешил домой, вернулись около пяти утра. Видя в глазах немой вопрос, Кая пересказала всё, что произошло. Не так плохо, как могло быть. Им удалось вернуть их живыми. — Этот ваш ... Безликий, — Маруде выплюнул имя как ругательство, — устроил полномасштабный побег из Кокурии. 60 процентов заключенных разгуливают по городу. Хоть бы предупредили, — он как-то досадливо махнул рукой и замолчал. Кая переводила взгляд с одного на другого. Видимо, это было правдой. Маруде поднялся на второй этаж. Те, ради кого всё задумывалось, спали в одной кровати, вцепившись друг в друга. Он внимательно посмотрел в заштопанное лицо мальчишки, потом перевёл взгляд на забинтованную руку, лежащую поверх одеяла, и тонкие, торчащие пальцы. Простите меня. Понять и принять всё это заняло слишком много времени. — Я посижу здесь, чуть-чуть. И пойду. — Прошептал он кому-то, заглянувшему в дверь.