Два лица на портрете

— Мадам графиня, позвольте мне выразить свое восхищение и благодарность! Вы потратили на нас уже целую неделю. И за это время я узнал об истории Франции больше, чем за всю жизнь! Так говорил смуглый молодой человек в лёгком белом костюме, обращаясь к высокой, стройной женщине лет тридцати, в которой можно было даже на расстоянии распознать аристократку. За столом в этой небольшой гостиной их было четверо: графиня Элен, ее кузен Шарль-Анри и их гости из-за океана, брат и сестра Гаррисон. — Стоит ли, мсье Саймон, так хвалить меня? — графиня улыбнулась, наливая гостю кофе из белоснежного кофейника. — Ведь вы предпочитаете без сахара? А вы, Джейн? Да, мсье, я изучала историю в Сорбонне и просто обязана все это знать. И уж тем более — историю своего рода! — О, это просто невероятно! — воскликнула юная девушка-брюнетка с короткой, почти мальчишеской, по последней моде, стрижкой. Она, как и Саймон, хорошо говорила по-французски, но акцент выдавал в них американцев. — Вы понимаете, — продолжала девушка, — мне сначала было трудно даже представить, что тысячу и даже больше лет назад здесь, как и сейчас, стоял замок и жили люди. Мы, Гаррисоны из Кентукки, знаем о своем семействе так мало, если сравнивать с вами! Нам известно только, что чуть больше ста лет назад наш предок, разорившийся фермер с севера Британии, перебрался в Америку в поисках лучшей доли. Теперь, благодаря вам, леди Элен, я многое поняла! — А я понял только, как мало ещё знаю, — вздохнул Саймон, — наверно, было очень самонадеянно с моей стороны решиться на то, за что я взялся. До сих пор мои книги были посвящены войне Юга против Севера, то есть относительно недалёкому прошлому моей страны. Теперь же я взялся за более трудное дело - роман о королевстве, которое тогда ещё и Францией не называлось! Но отступать я не привык и все равно напишу эту книгу! — Да, отступать — это не в правилах Саймона, — рассмеялся белокурый молодой человек, очень похожий на хозяйку замка. — Это я могу засвидетельствовать, поскольку знаком с вашим братом, мисс Джейн, почти десять лет, а произошло это знакомство на войне! Именно в таких ситуациях человек раскрывается лучше всего. Мы оба тогда были юнцами и только выбирали свои дороги в жизни. Теперь же я стал художником, а Саймон — подающий большие надежды писатель. Думаю, скоро его имя будет известно и за пределами Штатов! — А мы будем рады помочь ему узнать и увидеть как можно больше, чтобы будущая книга заиграла всеми красками радуги, — улыбнулась графиня, — чтобы каждый, кто станет ее читать, поверил, что именно так жили и умирали, так мыслили, молились, любили и ненавидели те люди, которых отделяют от нас столетия. Чтобы со страниц этой книги смотрели самые настоящие могучие рыцари, коварные царедворцы, святые отшельники и прекрасные дамы, а мы верили бы, что именно такими они и были. — О да, особенно дамы! — воскликнула Джейн. — Простите мою настойчивость, леди Элен, но мне и брату так хотелось бы услышать ту историю… о двух дамах с портрета! Шарль-Анри уже рассказывал нам, как несколько лет назад какой-то журналист в погоне за очередной сенсацией написал статью о средневековой любви… — О да, — вздохнула графиня, — мой покойный отец имел неосторожность дать разрешение на написание и публикацию той статьи, даже помог подобрать материал. Но автору, видимо, показалось недостаточным количество крови, предательств и интриг на страницах старинных хроник. И, взяв в качестве примера некоторых членов нашей семьи, он добавил сведения из довольно-таки сомнительных источников! Возможно, некоторые подробности просто выдумал сам. Хотя, не стану отрицать, доля правды в его статье все же была. Элен откинулась на спинку кресла. — О да, мисс Джейн, я не забыла, что обещала рассказать о женщинах с портрета! — Тем более нашим гостям стоит узнать об этом, кузина, — сказал Шарль-Анри, — что больше нигде они об этом не услышат и не прочитают! Да и история этого портрета сама по себе заслуживает внимания. — О, как не терпится ее услышать! — Джейн сложила ладони, как ребенок, который просит рассказать сказку. — Признаюсь вам, с того дня, когда вы, рассказывая историю своего рода, упомянули о двух молодых леди, я не переставала думать о них. Но, скажите, как художник смог запечатлеть их? И кто этот художник? — Тот же вопрос возник и у меня, — кивнул Саймон. — Ведь, насколько я понял, эти две леди жили в замке как минимум тысячу лет назад. Но тогда ещё не было портретной живописи. Да и сам портрет, который мне пока удалось увидеть лишь мельком… Я не большой знаток, но, по-моему, это шестнадцатый век. Означает ли это, что портрет написан в иную эпоху, не с натуры, а, возможно, по описанию? Или красавицы с портрета — плод фантазии художника? А может быть, удачно подобранные натурщицы? — Все и проще, и сложнее, — графиня загадочно улыбнулась. — Шарль-Анри, после кофе я предлагаю показать Джейн и Саймону тот самый портрет. И, конечно же, поговорить о нем! Полчаса спустя Элен провела своих гостей в зал, оформленный в стиле позднего Рима, но с элементами варварской роскоши, свойственной эпохе Каролингов. Высокое окно по случаю жаркой погоды было приоткрыто, и разноцветные стекла отбрасывали мягкие отсветы на мраморные плиты пола. Для сидения здесь использовались низкие широкие скамьи, покрытые меховыми покрывалами и заваленные бархатными подушками разных цветов и размеров. Выложенный бледно-желтым ониксом очаг поражал своими размерами. Видимо, в прежние времена в таких очагах зажаривали целиком вепрей и косуль. Вся мебель была светлого дерева, инкрустирована золотом и украшена искусной резьбой. Но главное, ради чего они пришли сюда — картина в золочёной раме, занимавшая почти половину стены, выглядела действительно так, будто попала сюда из более поздней эпохи. Но от этого она не становилась менее прекрасной. Саймон и Джейн на несколько минут замерли и, разглядывая ее, не произносили ни слова. Портрет изображал двух молодых дам, стоявших рука об руку, в нарядах давно ушедших времен, и трудно было сказать, которая из них красивее. Одна была блондинкой, из тех, к чьим ногам мужчины с древних времён до наших дней были готовы складывать свои сердца и состояния. Чуть приподнятые к вискам яркие голубые глаза придавали ей сходство с русалкой, которое ещё усиливалось благодаря дерзкой, дразнящей улыбке. Платье ее было цвета небесной лазури, расшитое золотом, с навесными рукавами до пола. Художник отобразил все, даже мельчайшие детали ее костюма, не забыв и башмачки — подлинное произведение искусства из бархата, золота и жемчужин. Вторая девушка была красива по-иному. Она напоминала юную доверчивую лань. Золотисто-каштановая масса волос, казалось, была тяжеловата для ее воздушной фигурки. Лицо — в форме сердечка, черные брови красиво изогнуты. Особенно же хороши были ее глаза — карие, огромные, в пол-лица. Нежные яркие губы улыбались мечтательно и немного печально. Одета она была в лиловое платье, с вышитыми по подолу и рукавам золотыми и серебряными цветами. Художник был подлинным волшебником, сумевшим изобразить не просто внешнюю оболочку, но и душу. Казалось, вот-вот дрогнут уста и раздастся голос прекрасной блондинки, а нежная шатенка ответит ей. — Какое чудо, леди Элен! — проговорила наконец Джейн. — Кто же эти дамы? — Блондинка в платье цвета лазури — это Диана, прозванная Бретонкой. Она была дочерью барона Роже. Да, именно барона, ведь графский титул наши предки получили только двести лет спустя. Как я уже упоминала, замок в его нынешнем виде существует с середины шестнадцатого столетия и подвергался с тех пор лишь небольшим изменениям. Но до этого он существенно перестраивался дважды — в двенадцатом и четырнадцатом веках. Так вот, Диана-Бретонка некоторое время помогала своему брату в управлении замком. До тех пор, пока не вышла замуж и отбыла вместе с супругом. — Помнится, в той статье были расписаны самые невероятные подробности жизни этой леди, — сказал Саймон. — Ее руку и сердце оспаривали несколько знатнейших лордов и, помнится, Диане приписывали как минимум три брака, участие в сражениях, путешествия в дальние страны и даже… — Я понял, о чем речь, — сказал Шарль-Анри. — По мнению автора, у Дианы не было одной ноги! — Но ведь это неправда? — испуганно проговорила Джейн. — Дело в том, мисс Джейн, что Бретонка и впрямь была обучена искусству боя, — произнесла графиня. — И во время осады викингами крепости Шартр она, по примеру воинов-мужчин, велела приковать себя за ногу цепью к городским воротам… И от этого серьезно пострадала. — Но для чего она подвергла себя такой опасности? — поразилась Джейн. — Чтобы не отступить! Таковы были обычаи в ее время. Впрочем, чтобы понять это, нужно узнать всю историю более подробно, и не только о судьбе Дианы, но и некоторых других людей. — И вы расскажете нам об этом? — Да, непременно. И начать стоит с юной дамы, которую вы видите на портрете рядом с Бретонкой. Ее имя Иоланда. Она была врачевательницей. И, как это часто случалось в Средние века, ее глубокие познания и помощь людям вызывали не только благодарность, но и суеверный страх, и ненависть, и даже обвинения в ереси и колдовстве. По злому навету Иоланда подверглась самым жестоким гонениям, даже была вынуждена скрываться. — Разве у нее не было возлюбленного рыцаря, который защитил бы ее? — Бесспорно, был. Но злость и клевета порой наносят тяжкие раны и могучим рыцарям тоже, уж поверьте мне, мисс. И залечивать эти раны приходится долго! — Автор статьи утверждал, что Иоланда тоже была в осажденном Шартре, — проговорила Джейн. — Вот это как раз подтверждается хрониками тех лет. К тому же, капеллан замка вел свои собственные записи, и из них явствует, что Иоланда точно там побывала. — Но ведь вся эта история имела счастливый конец? — взволнованно проговорила Джейн. — Я теперь не успокоюсь, пока не узнаю! — Я расскажу вам об этом, — улыбнулась графиня. - Но что же с портретом, мадам Элен? - напомнил Саймон. Графиня прошлась по залу и остановилась у открытого окна. Солнце осветило ее высокую фигуру в дымчато-сером шелковом платье, и Саймон отчётливо увидел, как она похожа на белокурую воительницу, отделенную от утонченной выпускницы Сорбонны целым тысячелетием! Но если родовое сходство так заметно, то портрет должен был быть написан всё-таки с натуры! Как же такое могло быть? Словно прочитав в его глазах немой вопрос, Элен попросила Шарля-Анри приступить к рассказу. - Этот портрет, как верно подметил наш гость, относится к шестнадцатому столетию, - начал молодой аристократ. - Он вышел из-под кисти Аньоло Бронзино, уже тогда знаменитого итальянского живописца. Как известно, то были времена расцвета творчества многих художников, которых ныне люди по праву зовут гениями. По примеру Франциска Первого, этого коронованного мецената и утонченного ценителя искусств, многие вельможи Франции приглашали живописцев и ваятелей из Италии, чтобы украсить свои жилища. Не стал исключением и граф Шарль де Линкc, живший здесь в ту эпоху. По его просьбе Бронзино прибыл в замок, дабы написать портреты хозяина, его супруги и детей. И он великолепно выполнил этот заказ, однако яркая творческая натура итальянца требовала свежих и самых сильных впечатлений. И потому, услышав от графа рассказ о его далёких предках, он не мог думать уже ни о чем ином. Бронзино возмечтал создать портрет двух красавиц, чьи непростые, полные удивительных и трагических событий судьбы навеки связаны с этим местом. На взгляд непосвящённого человека, сделать это было бы не так уж сложно. Ведь в библиотеке замка хранились древние фолианты, и среди них - записи капеллана тех далёких лет, и даже самого хозяина замка, сира Рауля, который был не только храбрецом, но и образованным человеком, к тому же, очень любившим их обеих. Священник и барон оставили подробные описания внешности и даже нарядов этих женщин, удалось обнаружить и переписку, в которой прекрасная Диана подробно рассказывает о своем свадебном платье. Но Бронзино создавал сотни эскизов и безжалостно сжигал, не видя в них того, что так желал увидеть! Говорят, он подолгу бродил в окрестностях замка, почти перестал есть, не мог спать и едва не заболел. Но однажды поздно вечером, прямо на берегу реки, живописца все же сморил сон, и вот тогда, в этом сне, ему привиделись две красавицы, чьи образы он тщетно пытался воспроизвести. Прекрасные девы не произнесли ни слова, но художник понял, кто они и для чего явились ему. Рано утром он бросил в огонь все эскизы, которые еще не успел уничтожить, и сразу же взялся за создание вот этого шедевра! С тех пор картина висит в замке, на этом самом месте, и покидала его лишь один раз. Это было в 1793 году, когда санкюлоты явились громить имение. Они поубивали сразу или отволокли на гильотину многих, кто попался им в руки, а также с варварской жестокостью рубили, разбивали и жгли ценнейшие произведения искусства. Но эта картина уцелела! По легенде, один из предводителей, ещё молодой и получивший кое-какое образование, замер перед портретом, не в силах сделать хоть шаг в сторону, хотя возле его головы свистели пули. А потом портрет долгое время был спрятан в его доме, ибо юный якобинец воспылал страстью к изображённой на холсте Диане! Ни одного вечера не мог он провести, не полюбовавшись ею хоть несколько минут, даже говорил с нею, за что его сочли помешанным. Может, это так и было, не нам судить! Но через год его по доносу обвинили в чрезмерной мягкости и потворству аристократам, и голова несчастного после формального суда скатилась с гильотины. Последними его словами было: "Диана, я иду". Портрет же потом нашелся и был возвращен на свое законное место. Сейчас во всех каталогах он называется "Диана и Иоланда", но мы в семье называем его по-другому - "Рысь и Горностай". Ведь Рысью называли Диану, это было прозвище всех воинов нашего рода. А Горностай - это Иоланда, хрупкая, но не менее отважная. И мы непременно расскажем вам о них!