Призраки.

            Этот день начался для Дофламинго как обычно: скудный завтрак, ругань «соседей» за каменной стеной, недовольное ворчание стражника у решетки. А дальше целый день скучного безделья и размышлений. Пожалуй, единственное, что вносило разнообразие в унылые деньки и очень радовало Донкихота, были газеты. Было очень любознательно наблюдать за выкидонами Мугивары Луффи, дерзкого и наглого мальчишки, что разрушил выстраиваемую десять лет подпольную империю Дофламинго. Донкихот повернул голову в сторону решетки. Через нее просунули свежую газету. Бывший шичибукай жутко улыбнулся. Наконец-то. Новости, которые прочитал пират были неожиданными. Свадьба одной из дочерей Большой Мамочки накрылась медным тазом. И из-за кого? Из-за Мугивары! Кроме того, его назвали пятым Йонко! Линлин вероятно очень зла. Мужчина громко рассмеялся. Этот носитель «Д» в своей фамилии еще не мало шороху наведет. Уже совсем скоро начнется буря масштабных размеров. О да, она затронет всех. И Мировое правительство, и Дозор, и весь подпольный мир. С шахматной доски также еще рано убирать Революционную Армию. Драгон, а Донкихот уверен в этом, еще удивит всех. Дофламинго знает — все уже начинается. Два обозленных Йонко против альянса двух сверхновых. Все с первого взгляда кажется предсказуемым. Наглых детишек устранят, Императоры разойдутся по своим островам. Все вернется на круги своя. Но это только для взгляда обычного обывателя. Дозор и Мировое Правительство уже догадывается чем это обернется для них и для всего мира в целом. И ничего хорошего ждать не стоит. Бывший король Дресс Роуз скрипнул зубами увидев постер Трафальгара и смял газету. Ло… Неблагодарный сученыш. Донкихоту было очень жаль, что пират остался жив. Дай ему еще один шанс Дофламинго бы не за что не упустил бы его. Да и его братец тоже хорош. Дозорная крыса. Как бы Донкихот его не любил, сколько бы ему не прощал, предательство он простить никогда бы не смог. Росинант, Росинант… Дофламинго мрачно усмехнулся. Его брат был очень похож на отца. Тот же паршивый характер и идеалы. За толстой железной решёткой на заключенного покосился охранник. Последний до сих пор не привык к такому перепаду настроения. То смеется, то хмурится… Страж передернулся мечтая, чтобы его смена побыстрее закончилась. Донкихот закинул газету в самый угол, звякнув цепями. Больше ничего интересного там не говорилось. Мужчина посмотрел на толстые оковы из кайросеки. Пусть больших неудобств не причиняли, но запястья с каждым днем ныли все сильнее, да и немного странно оставаться без родных способностей дьявольского фрукта. Дофламинго перевел взгляд с рук на закованные ноги и усмехнулся. Да, Морской Дозор явно опасается его побега. Раскошелились на него, даже приятно. Но все выше описанное намного лучше, чем быть замотанным цепями, как на корабле Цуру. Неудобно, да и тело все затекает. Ну, а если серьезно подобная мера безопасности применялась ко всем заключенным на шестом уровне. Где-то через час послышались шаги, эхом разнесшиеся по всему шестому уровню. Заключенные заинтересованно приблизились к решеткам. Это делали обход два стража. Личный охранник Дофламинго разочарованно вздохнул. Он-то надеялся, что его смена уже закончилась. И как назло часов нет. Заключенные опять попрятались в темные углы своих камер. Пират опять усмехнулся. Еще один знак внимания — личный охранник. Правда хиленького они подобрали парня. Если бы Дофламинго и каким-то мистическим образом выбрался бы, то одним мизинцем бы разделался с ним. Хотя кто знает, кто знает… Внук Гарпа же как-то его уделал. Донкихот покачал головой. Побежден слабаком… По гордости и самолюбию мужчины был тогда нанесен серьезный удар. Пират, как и все, не любил проигрывать, но умел. Правда принимал свое поражение с гордо поднятой головой и только от достойного соперника. А Луффи он до самого последнего таким не считал. День уже медленно начал перетекать в вечер, когда охранника заменили. На шестом уровне царила пугающая тишина которую прерывал лишь неприятный звон цепей, да шаги патруля. Мужчина зевнул и уронил голову на грудь. Хотелось спать.

***

Дофламинго проснулся в холодном поту тяжело дыша. Через прутья решетки на него настороженно смотрел страж. Пират провел рукой по лицу и слегка приподнял уголки губ. Опять этот сон. Бывшему шичибукаю очень редко снились хорошие сны. Он даже не помнит, когда просыпался не от страха и не в холодном поту. Мужчина устало вздохнул. Призраки прошлого до сих пор продолжали его преследовать. Охранник все еще недоверчиво косясь на заключенного выпрямился и отошел в сторонку. Зрелище то что он видел было… пугающим. Здоровый мужчина метра три судорожно сжимал кулаки, вертел головой, дергался и что-то злобно выкрикивал. Казалось ее чуть-чуть и Дофламинго вырвет цепи с куском стены. — Что не спиться? — издевательски хмыкнул какой-то громила сидящий в камере напротив. — Как видишь, — с такой же издевкой ответил Донкихот. Из нескольких камер донесся тихий смех. Страж дернулся. — Может сказку прочитать или колыбельную спеть? — пропищал кто-то за стеной. — Или без любимой шубы не заснуть? Дофламинго засмеялся, оценив шутку. Иногда он забывал, что здесь сидят преступники не слабее него самого. И уж точно наглее. Стражник опять дернулся. — Молчать, — грозно произнес он. — Какие мы строгие, — послышался тот самый писк. — Я сказал молчать! — громче и строже произнес мужчина стукнув ружьем об пол. — Молчу, молчу, — отступил заключенный, хотя в голосе слышалась открытая насмешка. Вдали кто-то хохотнул и все опять замолкло.

***

Новый день начался хуже обычного. И нет, не из-за какой-то жижи на завтрак, вкус которой был даже ужаснее обычного холодного желе с какими-то ошметками, и не из-за неинтересной свежей газеты, а из-за него. Прямо перед пиратом стоял тот, кого он вспоминал лишь плохими словами. Перед ним стоял тот, из-за кого умерла его мать. Тот, из-за кого он испытал страшную боль и обиду. Перед ним стоял его… — Отец… — тихо прошипел Дофламинго, после чего страшно оскалился. — А где братца забыл? Донкихот отлично понимал, что человек стоящий сейчас перед ним всего лишь галлюцинация, но просто не в силах был промолчать. Бывший шичибукай нахмурился, на лбу вздулись вены. Внутри нарастала жгучая злость, обида и страх. Страх перед прошлым. Донкихот Хоминг все так же молча стоял, что неимоверно бесило его сына. Мужчина сжал и разжал кулаки. Жаль, что галлюцинацию нельзя ударить. — Ну? Что ты молчишь? — зло выплюнул Донкихот. — Скажи хоть слово своему сыну. Но галлюцинация ничего не ответила, печальным и горьким взглядом продолжая смотреть на пирата. — Почему… — после минуты молчания произнес Хоминг. — Почему ты стал таким? — Каким таким? — Дофламинго поддался вперед, звякнув цепями. — Монстром? Да! Ты считаешь меня монстром! Фу-фу-фу! А все из-за тебя отец, из-за твоего решения! Ты слабак и ничтожество! А я не хотел… не хотел быть таким как ты! Фу-фу-фу! — Ха-ха-ха! Совсем сбрендил, — засмеялся, уже знакомый Дофламинго, громила из камеры напротив. — Слышь, охранничек этого психа надо изолировать от нас! А то заразит всех своим сумасшествием. Страж подозрительно покосился на Дофламинго. С пиратом явно творилось что-то не так. — Пусть я слабак и ничтожество, — тихо прошептал Хоминг, — но я человек. Доффи, я не хотел, чтобы ты был таким. Таким как они. Поэтому я забрал тебя и Росси. И мне очень печально видеть, каким ты стал… — Чудовищем! — закончил за своего отца Дофламинго, безумно захохотав. — Фу-фу-фу! — Псих, — зябко поежившись пробурчал стражник, отстранившись от камеры на шаг. Донкихот мрачно сверкнул темными линзами очков в сторону личного охранника. — А тебе бы лучше помолчать, — проскрежетал потомок Королей-основателей в сторону громилы. — А то что? Укусишь меня? — хмыкнул заключенный. — Захочу и укушу. Перегрызу тебе глотку, — Дофламинго сделал рывок к решетке, но цепи, прикрепленные к стене, не дали сделать и больше двух шагов. — Я не против, — хрустнув кулаками поддался навстречу громилла. — Так, успокоились! — воскликнул страж доставая ден-ден муши. — А то вас обоих утихомирят силой! — Испугал! — загоготали со всех сторон. Всем хотелось хлеба и зрелищ, а этот зануда страж портит все веселье. На неожиданное оживление заключенных прибежала группа стражей, которую вызвал патруль. Охранник стоящий рядом с камерой Дофламинго так и не решился уведомить других по улитке. Бучу быстро устранили, укоротив длину цепей и буквально «распяв» двух драчунов на стене. Заключенных заткнули, а неоперативного стража отчитали, поставив на его место другого. Дофламинго скрипнул зубами. Теперь неудобно будет читать газету. А еще отец куда-то смылся, а ведь пирату надо было воспользоваться моментом на полную и высказать все что он думает о своем любимом папе.

***

Донкихот нервно засмеялся. Как же он сразу не понял, что вслед за отцом должен появиться и он. — Что, Росси, соскучился? Росинант сидел на полу, прислонившись спиной к стенке, куря свои дешевые сигареты. Привычного запаха не чувствуется, что подтверждает, что Дофламинго все кажется. — Молчишь, — хмыкнул мужчина тряхнув головой. — Впрочем, как всегда. Молчишь, но бесишь. Мужчина в черной перьевой шубе сделал затяжку. — Скажи, почему ты предал меня? — задал вопрос Дофламинго, хоть он уже и слышал на него ответ. — Я ведь тебя любил. Ты ведь был моей единственной родней. Был братом. Хотя, подожди. Я знаю ответ! Ты думаешь так же, как и отец. Думаешь, что я монстр, не так ли? — Я уже отвечал когда-то на этот вопрос, — хрипло произнес второй сын Хоминга. — Помнится, перед тем как ты меня убил. — Обижен? — ухмыльнулся пират. — А как я должен был поступить? Ты был крысой Дозора. Ты был предателем. Ведь ты прекрасно знал, как я отношусь к предательству. А еще этот Ло. Все нянькался с ним. — Ревновал? — усмехнулся Росинант. — К тебе? Конечно, — с иронией произнес Дофламинго. — Поэтому убил отца? Ревновал? — в такой же издевательской манере спросил мужчина туша сигарету. — О, нет, — хохотнул заключенный. — Ты прекрасно знаешь ответ. Признайся, ты тоже его ненавидел за то, что нам пришлось испытать, за нашу мать. — Не правда, — Росинант встал. — Хватит врать себе! — воскликнул пират. — Может тебе прекратить это делать? — произнес мужчина и грустным взглядом посмотрел на своего старшего брата. Дофламинго хмыкнул. — Предатель. — Лжец. И камера опять опустела, оставляя Донкихота одного. Нет… Дофламинго оскалился. Нет, он никогда не признается себе. Никогда не признается в том… что по-настоящему любил свою паршивую семью. — Как же хреново, — выдохнул мужчина закинув назад голову.