Останься со мной

С тех пор, как Гермиона перестала пить зелье сна без сновидений, а Северус стал спать с ней в одной постели, кошмаров не было, что дарило ей невыразимое облегчение. В Азкабане она спала редко, урывками или наоборот проваливалась в тяжелый липкий сон, больше похожий на беспамятство, после которого совершенно не чувствовала себя отдохнувшей. Первые три месяца в тюрьме она спала по три часа, не больше, и преимущественно днём — охрана никогда не приходила к ней в это время, вечером же, когда начальник и старший смены уходили к себе в комнаты, а дементоры находились снаружи, начинался самый худший кошмар и спать ни в коем случае было нельзя. До прихода Люциуса Малфоя на пост начальника Азкабана, процветал тотализатор, организованный двумя скучающими и весьма азартными охранниками. В Азкабан никогда не стояла очередь из желающих поработать, слишком суров был холодный остров и его вольные или невольные обитатели, поэтому держались даже за отморозков, которых не нанял бы больше никто. Дэвид Крисп и Лэнс Боул были именно такими — сквибы, от которых избавились их семьи, не нашедшие себя ни в маггловском мире, ни в волшебном. Они видели дементоров и не боялись их, хорошо обращались с дубинками, блокираторами магии и кандалами, не брезговали применить нож или грубую силу. Жаловаться заключенные не имели права, да никто и не стал бы слушать преступников. И неважно, что эти самые преступники были всего лишь хрупкими девушками. Дни шли, похожие один на другой — Гермиона ногтем процарапывала на отсыревшей штукатурке чёрточки, обозначающие дни. Её поместили в камеру, отобрав палочку, обувь, заставив снять украшения и часы. В день битвы на ней были рубашка и джинсы — слишком тонкие для местной погоды, но кроме драного колючего одеяла, источающего неприятный запах, ей ничего не дали, а когда она смело спросила про тёплые вещи, Боул плюнул ей прямо в лицо. Несмотря на прочные стены, она слышала, как ночами кричит Флёр и боялась предположить, почему — грубый мужской гогот не оставлял никаких вариантов, кроме самого страшного. Жена Билла была беременна. Через неделю после заключения крики прекратились. То, что осталось от души юной вейлы, забрали дементоры — Гермиона поняла это по тому, как инеем покрылись стены её камеры, а её саму словно окунули в чёрный глубокий колодец страха и отчаяния. Почти поцелуй… только добровольный. А ещё через неделю дверь камеры Гермионы распахнулась и на пороге возник высокий человек в серой униформе охранника и смерил её оценивающим взглядом. — Как тебе, Дэйв? Слишком тощая, на мой вкус. Но может быть, найдутся любители… Вышедший из-за его спины обрюзгший брюнет в такой же точно форме беззастенчиво разглядывал замершую от испуга девушку. — Попробовать-то можно. Жаль, французская цыпочка недолго продержалась. — Как знать, — задумчиво протянул первый, — хотя у нас в запасе ещё две, не считая мамаши. Они оглушительно расхохотались и вышли, и только тогда Гермиона смогла вдохнуть вязкий колючий воздух. Спустя пару дней к ней явился третий и едва не остался без правого глаза, в который она вцепилась ногтями, крича так, что голос сорвался. Скорее от неожиданности, чем из жалости, он не ударил её в ответ, а спотыкаясь и воя, ушёл. К тому же, шум привлёк одного из дементоров. Гермиона не была уверена, что они что-то понимают и могут позвать кого-то, но существо, на миг просочившись в её камеру, тут же исчезло, а через несколько минут появился начальник Азкабана — седой бородатый сквиб. — Что за шум? — резко прокаркал он, держась от неё на почтительном расстоянии. — Меня чуть не изнасиловали! — просипела она так громко, как могла. — Что за бред? — старик шумно прочистил горло. — Прекратить шум. — Но… — Гермиона едва успела заговорить, как он вышел и с лязгом захлопнул за собой дверь. Замки были волшебными, но для тех, кто не мог колдовать, существовали специальные приспособления, чтобы их открывать и закрывать. Маги же могли войти, коснувшись двери ладонью. Она перестала спать, но попыток проникнуть к ней больше не было. Зато практически исчезла еда — раньше утром приносили миску серой каши, а ближе к вечеру тарелку супа или каких-то овощей, теперь девушка получала в лучшем случае утреннюю порцию. Кажется, она обзавелась новыми врагами. Следующие два месяца превратились в настоящий ад. Она постоянно хотела есть, боялась спать и мёрзла, грязная от постоянной носки одежда вызывала отвращение, зубы мучительно хотелось почистить, волосы — вымыть и расчесать, но на все просьбы равнодушные стражи отвечали в лучшем случае смехом. К ней дважды пытались проникнуть, но ограничивались плевками и пинками, со временем Гермиона поняла, что это не просто так, а выполнение заключаемых среди заинтересованных охранников пари. Кто плюнет Грейнджер точно в глаз, получит сикль. Кто разрежет на ней джинсы, заработает галеон. Кто сломает пальцы — получит целых пять. Они не боялись её, они боялись оставить на ней следы, которые не скрыть и придётся объяснять, а ещё почему-то появления дементоров. Те всегда приходили, если кто-то слишком рьяно пинал её по рёбрам или ногам. Может, соблюдали некие правила, а может просто берегли добычу для себя — девушка точно знала, что они питались её чувствами, высасывая то, что ещё осталось. Но она держалась, сражаясь за себя так же отчаянно, как за мир, частью которого стала. Гарри вызволит её, Луну и Джинни. Если он жив. Рон придёт за ними, если сумеет. Она повторяла это себе каждый день, упрямо загоняя поглубже слезы злости, боли и отчаяния. А потом её навестила Беллатриса Лестрейндж. — Так, так, — пропела она сладким голосом и оскалила зубы, — как поживает моя маленькая грязнокровочка? Я так скучала по тебе. И мой ножичек тоже. Когда она достала тот самый кинжал, которым уже воспользовалась на предплечье Гермионы в Малфой-мэноре, девушка задрожала. — Ты такая бледная, надо тебя как-то украсить, — Белла повернулась к двери, — а вы не стойте столбами. Смотрите и учитесь. В камеру вошли четверо — глаза горели в предвкушении. Гермиона брыкалась изо всех сил, пока Пожирательница рвала на ней рубашку, той, кажется, доставляло особое удовольствие мучить жертву без магии. Как и в прошлый раз, Лестрейндж схватила её за горло и полоснула ножом по едва поджившему шраму на руке, складывающемуся в буквы, но на сей раз она дописала слово до конца. Руку жгло до самых костей, но девушка молчала, лежа на полу на спине, лишь слёзы градом катились из тут же опухших глаз. — Ты сегодня тихая, моя прелесть, — Беллатриса погладила её по щеке и вытащила волшебную палочку, а затем велела охранникам, — перевернуть её. И держать крепко. Я обещала, что вы увидите незабываемое зрелище, и вы увидите. Дальше Гермиона не помнила ничего, кроме боли, проникшей в самые кости и скрутившей её тело в агонии. На самом краю сознания осталась одна единственная мысль — никто не услышит, как она кричит. Этого они не получат, как бы ни старались. Никогда. Позже она узнала, что прокусила собственное запястье насквозь так, что целителю пришлось разжимать её зубы магией. — Гермиона, — в её сознание проник глубокий голос мужа, — Гермиона! Проснись, чёрт возьми! Застонав, она пробормотала: — Не думала… что ты знаешь… маггловские ругательства. С трудом распахнув налившиеся свинцом веки, она увидела склонившегося над ней Северуса с встревоженным лицом. Он почему-то держал её руки. — Что случилось? — Гермиона попыталась встать, и он выпустил её запястья, но тревога из глубин чёрных глаз никуда не делась. Над потолком плавали два магических шара, испускающих приглушённый свет. — Тебе приснился кошмар, — Северус встал и подошёл к окну, отвернувшись. Она смотрела на его обнажённую спину и почти чувствовала, как он напряжён — магия витала в воздухе, закручиваясь в невидимые спирали. — Прости, — тихо произнесла она, садясь на постели и хватая с прикроватного столика стакан. Наполнив его водой с помощью агуаменти, она залпом выпила. Зубы стучали о край стакана. Ей приснилась та самая ночь. Беллатриса. Оглушительный смех четверых мужчин. Боль. Паника. И желание умереть. Если бы не Малфой… Гермиона осознала, что плачет только когда муж опустился перед ней на колени и обхватил её плечи руками. — Что они сделали с тобой… — горько выдохнул Снейп, растирая её руки нежными движениями вверх-вниз и, очевидно, не ожидая ответа. — Что мне сделать? Принести тебе зелье сна без сновидений? Я убью Беллатрису… я придушу её собственными руками за то, что она сделала с тобой… — Не надо, — Гермиона всхлипнула, прижимаясь к нему, — всё уже закончилось. Это было давно. Я не знаю, почему я вспомнила именно сейчас. — Я принесу зелье, — повторил Северус, не выпуская её из объятий и гладя по волосам. С той ночи, когда они поговорили, прошло уже несколько недель. Недель, ставших самыми счастливыми в его жизни. Он никогда в жизни так не хотел поскорее закончить дела и вернуться домой, целуя встречающую его жену, как сейчас. С каждым днём он всё глубже погружался в тот мир, что они создали вдвоём, понимая, что хочет остаться там навсегда. Не отпускать её ни на миг. Не отдавать её никому. Кажется, он любил её. Любил так, что в груди становилось тесно — любил впервые в жизни так отчаянно и самозабвенно, без оглядки и самоконтроля. Чувства к Лили не шли ни в какое сравнение с тем, что Снейп испытывал к жене. Гермиона стала его наваждением, его смыслом. И она тянулась к нему так же, как он к ней, постоянно желая быть рядом. Экзамены в Хогвартсе должны были начаться через месяц, но они почти забросили подготовку, не в силах оторваться друг от друга. Едва оставшись в тишине её спальни, они занимались любовью, разговаривали, что-то обсуждали, а затем снова занимались любовью. Гермиона обнимала его, засыпая. Гермиона отказывалась куда-то выходить без него. Гермиона обожала, когда он расчесывает её волосы, когда читает ей что-то вслух. Гермиона целовала его каждый раз, когда выдавалось подходящее мгновение. Единственное, что они продолжали отрабатывать каждый день — это защитные заклинания. Слова Тома грузом висели на сердце Северуса. Разумеется, он не навредит ей во время экзамена. Но страх не отпускал. Присутствовать в Хогвартсе посторонние не могли — экзаменационные правила были строгими. Ему придётся отпустить её туда одну. — Нет, нельзя, — сказала Гермиона, отстранившись от него, но не убирая ладони с его груди. — Если ты боишься передозировки, то у меня есть модифицированный состав, — торопливо заговорил Снейп, пряча свои переживания в глубине разума, запирая их за окклюментным щитом, — его можно принимать целый месяц, всем… — Всем? — Гермиона опустила глаза. — Даже… беременным? Когда её голос оборвался, он резко втянул воздух, осознавая, что она только что сказала. — Ты… уверена? Давно? — Северус опустил глаза на тонкую талию и плоский живот, скрытый под свободной пижамой, которую он надевал на жену с помощью магии, едва она засыпала, опасаясь, что замёрзнет. Она кивнула. — Почти три недели. Я… я пропустила момент, но кажется, что это произошло в ту ночь, когда ты… — Я понял, — муж неожиданно улыбнулся, — как ты себя чувствуешь? — Пока не вижу разницы, — честно призналась Гермиона, отвечая на его улыбку. Кошмар постепенно таял в предрассветной дымке, и она надеялась, что больше не увидит прошлое, даже во снах. Её настоящее было здесь и сейчас. Её Северус. И их ребёнок. Никакая Астория не сумеет его отнять. Эти несколько недель убедили Гермиону, что мужу нравится проводить время с ней. Он отклонял все приглашения и возвращался ровно в шесть, чтобы позаниматься с ней ЗОТИ, поужинать, а после они не покидали спальню до самого завтрака. Он смотрел на неё так нежно, так внимательно, что сердце таяло. Гермиона точно знала, что влюбилась. Упала в омут его глаз и утонула там. Со Снейпом было интересно, спокойно, она чувствовала себя нужной и защищенной, почти любимой… И, разумеется, желанной — то, как он жадно целовал её и ласкал каждый сантиметр её тела, не оставляло никаких сомнений. Пусть прошлое останется в прошлом. Портить то, что они построили за два месяца брака ей не хотелось. — Если нельзя сон без сновидений, я придумаю что-то другое, обещаю, — Северус нежно погладил её по щеке, — мой сын должен нормально высыпаться. Как и жена. Через месяц ты сдашь экзамены, а после можем снова запереться дома… Я возьму отпуск, если хочешь. Нужно заняться детской и найти тебе постоянного целителя. — Ты рад? — Гермиона прижалась к губам мужа. — Возможно, это девочка. Слишком рано проверять. Снейп ответил на поцелуй, пряча улыбку, словно против воли расцветающую на губах. Девочка или мальчик — совершенно неважно. Он или она — его часть. С тех пор, как умерла мать, у него не было никого родного по крови. Иногда он смотрел на Драко и Люциуса и хотел того же. Заботиться о ком-то, учить и защищать. Любить. Быть рядом, чтобы не случилось. Какой бы ни была задумка и цель Тома Реддла, он подарил ему Гермиону. И ребёнка. Целую жизнь, о которой он и не подозревал, пока не получил её. — Конечно, я рад, — признался он, — даже если это девочка. — Северус! — негодующе воскликнула Гермиона и вдруг услышала низкий рокочущий смех мужа, от которого едва не расплакалась снова. Она никогда не слышала, как он смеётся… так. Так счастливо и беззаботно. Утром за завтраком они продолжили шутливый спор про пол ребёнка и имена. Их прервал стук в стекло и сразу две пёстрые совы влетели в столовую, осторожно опустившись на обеденный стол. У одной был свёрнутый в трубочку пергамент, вторая же принесла обычный маггловский конверт с красной сургучной печатью. Сунув в мешочки, привязанные к лапам птиц по монете, Снейп нахмурился и сломал печать на конверте. — Что там? — спросила Гермиона, допивая свой чай. Муж тяжело вздохнул, не глядя на неё. — Срочное дело. Мне придётся уехать на день или два, прости. — Я могу поехать с тобой? — она отставила чашку и впилась в мужа встревоженным взглядом. Северус покачал головой. — Мне жаль. Я не могу даже сказать тебе, куда я поеду. И никто не должен знать. Я… по просьбе министра Руквуда я поеду в Лондон на встречу по взаимодействию с правительством — вот так нужно отвечать всем, кто спросит. — Северус, мне не нравятся тайны, — она встала из-за стола, скрестив руки на груди, — это опасно? Тебе нужна помощь? — Мерлин, нет, — он раздражённо выдохнул, — давай закроем тему. Пожалуйста. Второе письмо для тебя — из Хогвартса. Расписание экзаменов. Сосредоточься на подготовке. Только умоляю, к котлам ни шагу. Я сегодня же уберу из лаборатории всё опасное и токсичное. Пока ты носишь ребёнка, зелья для Люциуса и других я буду варить сам. — Хорошо, — Гермиона закусила губу, — как скажешь. Разве у меня есть выбор… Муж нахмурился и подошёл к ней, беря за руку. — Я не пытаюсь тебя обидеть или заставить, я беспокоюсь о твоём здоровье вот и всё. Пока меня не будет, Джордж присмотрит за тобой. — Я не нуждаюсь… в присмотре! — она резко высвободила руку. — Всё равно никуда не выхожу и ничего не делаю. — Ты можешь попросить Невилла или Джорджа, — терпеливо начал Снейп, — пока меня нет, можете встретиться с подругами, погулять по Косой аллее, сходить куда-нибудь. Ты не пленница. — Я не хочу никуда идти, — отрезала Гермиона, отворачиваясь, — пойду… готовиться к экзаменам. Извини. Смотря ей вслед, он сжимал кулаки. Всё было так хорошо! И вдруг… — Хозяйка не любит, когда ей врут, — глубокомысленно заметила материализовавшаяся Минни, начиная убирать со стола посуду. — Прекращай подслушивать! — рявкнул Снейп. — Не твоих ушей это дело! — Хозяин злится, — философски протянула эльф, — давно такого не было. Минни не подслушивала, Минни просто делает свою работу. — Серьёзно? — фыркнул он. — И кто теперь врёт, Минни? Эльф посмотрела на него огромными голубыми глазами. — Хозяйка беременна. Хозяину стоит быть терпеливым. И не врать. Минни знает, что за письмо получил хозяин и беспокоится. Крастер может остаться здесь, а Минни пойдёт с хозяином. Северус махнул рукой. — Она ничего мне не сделает. Я… буду начеку. В этот раз. Эльф прижала уши, смотря на него с негодованием. — Хозяин иногда делает странные вещи. Минни не понимает. — Порой никто не понимает, даже я сам, — пробормотал Снейп, взмахом руки призывая свою мантию, — береги Гермиону. Я отправлю письмо Джорджу, как… как доберусь до места. Пусть навестят её вместе с Луной. Мы поговорим после того, как я вернусь.