Бездна души

Компьютер, который являлся единственным источником света, гаснет, и на Саймона обрушивается тяжелая темнота. – Кэтрин? Пожалуйста, не оставляйте меня. Кэтрин, Кэтрин?! Мужской голос затихает вместе с тлеющей надеждой.

***

      «– Один. Абсолютно один».       Эта тяжелая мысль глубоким эхом отразилась в опустевшем разуме Саймона, как только он немного успокоился от произошедшего. В кромешной темноте Джарретт отчаянно звал Кэтрин, пытался починить отключившийся компьютер, подсвечивая оборудование светом фонарика. Он пытался перебирать провода и детали, но ситуация казалась совершенно безвыходной. Руки опускались. Затем Саймон долгое время просто сидел на металлическом полу и с трудом давил в себе слёзы отчаяния. Безысходность обхватила оставшегося совсем одного Саймона в свои холодные тиски и сжимала в районе груди, разбивая с треском сердце, пока с губ продолжали слетать тихие мольбы не бросать его, остаться рядом, обращённые к Кэтрин. Но она больше не отвечает. И не ответит. Никогда.       Саймон теряет счёт времени. Бездна поглощает его целиком, отобрав всё, что у него оставалось.       Даже чувство времени и пространства. Ему кажется, что он сидит здесь уже много часов, а может даже дней, но в кромешной темноте абсолютно непонятно, с какой скоростью двигается время. Так же Джарретт не обращает внимания, насколько здесь холодно, пока пальцы с дрожью перебирают проводки компьютера, словно надежда покинула отчаявшийся разум, но не металлическое тело.       Однако истина проста: всё напрасно и не имеет никакого значения, когда ты остался совершенно один. Даже если одиночество зависит от молчания лишь одного человека.              И Саймон с трудом поднимается с пола, медленно бредёт вниз по лестнице, но с грохотом и болью падает на ступенях, а затем вновь давится от горьких слёз. Он не собирается вставать ещё долгое время, словно силы покинули каждую конечность его ослабевшего тела.       Гнетущая пустота давит тяжелым грузом хуже любого стресса и опасности, будто наваливается холодной волной надвигающегося океана. Даже факт того, что Саймон на дне этого самого океана, не кажется таким ужасным, как эти ощущения.       И он встаёт... Встаёт и бредёт наугад в темноте, словно это всё неправда. Словно это не Саймон один в этом мире и всё вокруг исчезло, а он сам исчез. Растворился в холодной воде. Превратился в песок.       Внезапно впереди что-то мелькает и останавливается. Непонятное существо, похожее на тех, что Джарретт встречал на своём пути, прожигает его тяжелым взглядом.       Саймон напряжённо замирает и поднимает взгляд на неведомого монстра.              – Я тебя не боюсь... – отрешённо произносит робот и набирает воздуха в грудь. – Я тебя не боюсь!              Его голос ломается от рыданий и всё тело норовит задрожать от невыносимой безысходности. Монстр чуть наклоняет голову на бок и не двигается со своего места. Тогда Саймон делает шаг ему навстречу и закрывает глаза, готовый ко всему.       Пусть убьёт. ПУСТЬ!       Только бы это давящее чувство отчаяния прекратилось. Но монстр пятится назад, стоит роботу сделать лишь шаг по направлению к нему, и снова он смотрит на Саймона, когда тот открывает глаза.              – да давай! – с дрожью в голосе орёт он и вновь делает несколько шагов вперёд, при этом чудище одновременно с ним пятится назад и издаёт протяжное скуление, после чего разворачивается и скрывается в темноте.              Саймон делает глубокий вздох и идёт дальше, именно туда, куда убежал монстр.       Как же он умолял Кэтрин не оставлять его, но из-за его собственной эмоциональности потерял последнее, что у него осталось. Теперь чувство, будто Кэтрин его обманула, прошло, но не сожаление об утраченной возможности покинуть это холодное и пустынное место. Вместе со своей напарницей.       Он бредёт по дну океана и бредёт, не разбирая дороги.       И тут руки нащупывают в темноте арматуру и металлические конструкции, по которым Саймон с большим трудом начинает взбираться выше. Он узнает сломанный лифт.       Тишина океана давит...       Он лезет и лезет, потеряв счёт времени. Кажется, что прошла вечность с момента расставания с Кэтрин. И одновременно в душе до сих пор теплится чувство, что сейчас он услышит её строгий голос, который, кажется, замолк лишь пару минут назад. Сколько прошло времени? Несколько часов или годы? Саймон не может себе ответить. И никогда не узнает.       Забравшись на хриплую перекладину, он осторожно прижимается спиной к стенке и вглядывается в бесконечность бездны океана.       Какая уже разница, сколько прошло времени...       Осознание того, что Саймон больше не поговорит даже с Кэтрин, тяжёлым комом сдавливает всё внутри и врезается острыми гвоздями в стенки лёгких. А ведь у него больше нет ни лёгких, ни сердца. И никогда не будет. Так много "никогда" пришло в его жизнь…       Он поднимает глаза вверх и безнадежно смотрит в темноту, потеряв цель куда-то идти, за что-то бороться и в принципе жить. Его жизнь обретает форму существования. С Кэтрин у него были цель и мотивация – идти вперед и попасть на Ковчег, но сейчас это казалось далёким сном, который не вызывал даже чувства сожаления.       С глубоким вдохом Саймон сжимается в комочек и долгое время лежит на поверхности перекладины, отчаянно хватаясь за ещё живые надежды и мысли, пока тяжёлое чувство безысходности сжимает его грудь изнутри и ломает кости. А ведь и костей больше нет...       Как же хочется почувствовать себя живым. Хоть ненадолго.       Саймон даже готов вечность променять на несколько секунд жизни в своем человеческом теле, а затем умереть.       Стать такой же пустотой, как этот океан.       Сколько бы часов Саймон не проводил в размышлениях, время от времени он ловил себя на мысли, что время уже не имеет никакого значения. Джарретт здесь один и даже если когда-нибудь ему удастся выбраться из этой бездны, этот бесконечный промежуток времени его жизни в океане растворится в бесконечном времени космоса.       Надо идти вперёд. Искать, за что сражаться снова. Начать всё с начала, как уже начинал. Начать с нуля...Эти обрывки мыслей вызывают ещё большую давящую боль в груди, и Саймон поднимается, чтобы лезть дальше.       Он лезет и лезет, нащупывая пальцами следующую опору.       Кажется, что проходит год за годом. Сантиметр за сантиметром тянутся невыносимо долго. Столетия. Он устал и даже не знает, зачем забирается туда, наверх, ведь впереди его ничего не ждёт. Всё та же темнота и пустота, которыми наполнена бескрайняя бездна.       Чувство времени растворяется вместе с последними обрывками надежды, погасая в беспросветной душе Саймона. Да и что такое душа, если не осознанный разум и тяга жить...Жить ему больше не хочется, хоть Джарретт понимает, что если даже упадёт с этой высоты, оно всё равно будет не смертельно. Придется просто снова начать сначала...       Саймон замирает, прижимаясь всем телом к металлической конструкции. Вот и его цель...Добраться наверх. Выбраться из бездны. И неважно, что ждёт наверху, главное - выбраться. И он увереннее взбирается вверх, ощущая внутри себя желание быстрее исполнить задуманное. Под водой невозможно сориентироваться, сколько прошло времени, но Саймону начинает казаться, что минуты текут быстрее и быстрее, обгоняя его самого, складываясь в дни и собираясь в годы, точно океан по каплям.       Вечность сменяется другой вечностью, такой же невообразимо долгой и тяжёлой, пока Саймон лезет всё выше, отдаляясь от дна океана, а разум начинают посещать сомнения.       Нужно ли ему выбираться из этой пустоты? Хочется ли?       Он уже не уверен ни в чём.       Вдруг там, куда он идёт, его ничто не ждёт. Неужели этот подъём займёт настолько много времени, что Саймон забудет и свое имя, и свое прошлое, но на этот раз навсегда? Одиночество обрушивается с новой силой и хочется бросить этот подъём... Бросить надежду. Бросить всё.       Саймон останавливается и грустно выдыхает, а в горле вновь образуется тяжёлый ком. Это всё так безнадёжно...       Он смотрит вниз и ощущает потерю не только во времени, но и в пространстве. Так долго взбирался, а всё кажется настолько бесполезным, что и не ощущается потеря сил за этот подъём. Лишь моральная усталость и чувство безысходности сдавливают грудь тяжёлым камнем.       И Саймон медленно отпускает перекладину, погружаясь в беспощадное чувство падения. Черная бездна поглощает его с новой силой и теперь кажется, что выбраться из неё невозможно. Джарретт падает вниз. При погружении он несколько раз ударяется, но сил нет даже выдохнуть от боли, лишь терпеть и падать снова. Его разум окутывает смирение, и он больше не смотрит наверх в надежде рассмотреть поверхность, пока пустота принимает его вновь в свои темные объятия.       И Саймон ударяется о дно океана.       Нет сил двигаться. И робот продолжительное время лежит на спине, не ощущая больше никаких эмоций и чувств, мысли притупились и сердце погрузилось в скорбь по смерти своего собственного "я", которого больше не будет. Никогда. Джарретт несчётное количество минут, а то и месяцев, лежит на дне глубокой и мрачной бездны, глядя вверх, но там он не видит ничего, кроме пустоты океана. Затем он поворачивается на бок и с давящим отчаянием вспоминает голос Кэтрин.       Тишина... Его окружает только тяжёлая тишина, пока он морально разлагается под напором тяжёлых мыслей. Ему больше не хочется жить. И ему больше не хочется умереть. Саймон замирает в собственном сознании и скорбно прикрывает глаза, не надеясь больше ни на что. Потеряв последнюю причину существовать – потеряв самого себя на дне океана собственной тяжёлой депрессии.       Годы текут друг за другом, не касаясь своими когтями Саймона, словно не проявляют к нему никакого интереса. Ему не нужно ни есть, ни спать. Любые физиологические процессы роботу не требуются. И единственное, что отличает его от других машин, которых он встречал на своем пути - у него оставался мечтательным разум. Каждый выполняет свои функции и работу, а Саймон двигался к собственному спасению вместе с Кэтрин, не задумываясь о том, что все, кого он встречал - либо бездушные существа, либо монстры. Себя же Саймон относит теперь к первому варианту, хоть и не исключает близость ко второму...Нет никаких причин называть себя монстром, но и он не уверен, что сам не превращается в монстра.       Словно во сне, Саймон медленно поднимается, даже не замечая этого, и бредёт по дну океана, ощущая слабость в металлическом теле скафандра. Разум продолжает безнадежно цепляться за реальность, в которой он существовал, и подавать сигналы, что его тело тяжёлое и уставшее, хоть в нем больше не существует ни одной мышцы. Джарретт бредёт и бредёт, не разбирая дороги, затем снова ложиться на бок и замирает, надеясь провалиться глубже, чтобы уничтожить себя до конца. Но через неизвестное количество пройденного времени вновь поднимается. И снова отчуждено бредёт в пустоте и уже не вглядываясь в бескрайность беспросветной бездны. На это уходят годы... или лишь минуты. Саймон ощущает это вечностью в одно мгновение, которое не зацепляет его своим полётом в бесконечности вселенной. Он устало останавливается и опускается на колени, закрывая лицо руками, пока грудную клетку разрывают тяжёлые рыдания. Один. Абсолютно один. В целом океане.       Не сдерживая тихий вой, Саймон падает на бок и поджимает к себе ноги, обречённый на вечное одиночество в кромешной темноте и пустоте, лишь цепляясь за обрывки воспоминаний. Это всё, что у него осталось.       Отчаяние разливается по телу, заполняя каждый сантиметр, как ледяная вода, заменяя несуществующую кровь. Оно не щадит Саймона, уничтожая его самого, но не бессмысленное существование. Он сломлен. Сломал, но не как робот, а как человек. Машина без исполнения своих функций. Человек без смысла жизни. Океан лишь чувствует тихие рыдания глубоко на своем дне, но никак не собирается помочь несчастному, давая ему лишь полную свободу. И Саймон превращает её в тяжёлый плен своей души.       Когда рыдания замирают, бездна продолжает отвечать лишь тяжёлым молчанием, сравнимым с глубокой тишиной космоса. Саймон тоскливо оглядывается по сторонам, в надежде, что хоть что-то изменилось, но его встречает всё та же пустота. Безнадёжное состояние робота прерывает лишь одна мысль:       "стоит попробовать вернуться на какую-нибудь из станций". Там ничего не ждёт, кроме пустых комнат и сломанных компьютеров. Но там будет легче...       Надежда выбраться из бездны придаёт ему веры в возможность облегчить свои страдания. В размышлениях, Саймон садится и устало оглядывается вокруг себя. Всё тело продолжает болеть и изнывать, поэтому он ещё долго не находит в себе силы подняться на ноги. Когда он наконец встаёт, то слегка пошатывается и включает фонарик, который никак не помогает ему... Становится видно дно, песок, но здесь больше ничего нет, поэтому Саймон отключает фонарик и бредёт обратно, чтобы вернуться к сломанному лифту и подняться наверх по металлической конструкции.       Он идёт и идёт, пытаясь вспомнить, как шёл, но несколько сантиметров вправо или влево меняют его направление и Саймон начинает сомневаться, выйдет ли он вовсе к лифту. Отчаяние накатывает новой волной. Надо было продолжать подниматься... Нельзя было падать обратно... Нельзя было уходить...       Саймон бредёт всё медленнее, надеясь рассмотреть в темноте металлическую конструкцию, но не видит ничего, помимо кромешной тьмы. Ком в горле не даёт дышать. Он не знает, как теперь выбраться со дна. Как спасти самого себя. Надежды затухают и Саймон устало садится, не давая себе отчёта, как долго шёл через своё отчаяние. Бесконечность сменяется бесконечностью. Безысходность затуманивает разум и больше нет мыслей, нет надежды, что удастся отсюда выбраться. Саймон с трудом поднимается на ноги, едва не падая вновь вниз, и снова идёт, разрываясь на части от нахлынувшего отчаяния. И снова отчаяние сменяется апатией. А апатия сменяется глубоким смирением, пока руки опускаются к бокам, не надеясь больше нащупать в темноте конструкцию лифта. Свобода... Это свобода. Саймон свободен от всего, ничего не имея в собственности, но воспоминания клеткой держат его. Тяжёлая депрессия ломает кости, но он свободен абсолютно от всего в этом мире. Кроме себя. Он включает фонарик и медленно бредёт по дну.       Сколько лет свет сможет гореть? В какой момент он погаснет? И в какой момент погаснет сам Саймон?       Шаг за шагом он приближается к этому, не желая возвращаться ни назад, ни к своим мыслям. Дно океана поистине огромное и долгий путь занимает много лет. Не остаётся ни отчаяния, ни усталости. Саймон идёт и идёт, как вдруг натыкается на металлическую конструкцию. Ему хочется продолжить идти дальше... Проигнорировать, обойти и продолжить ходить в темноте, но тут Джаррета озаряет. Он нашел выход, который так долго искал!       Саймон прижимается к поверхности и вздыхает. А надо ли ему это? Он оглядывает бездну вокруг себя и хватается за металлическую конструкцию, чтобы оторваться ногами от дна. Надо.       С усилием Саймон забирается выше и ещё выше, хватаясь руками за ржавый металл, который едва не ломается под его весом. Опора под ногами дрожит и каждый раз пугает тем, что сломается. Саймон останавливается всё чаще, не забывая, что падать не больно. Но если он упадет снова, то подняться уже не сможет.       Бездна кажется такой холодной и темной, но такой уютной, из неё не хочется уходить, не хочется менять что-то, но Саймон понимает, что если сейчас он не поднимется хотя бы на несколько метров выше, то вновь упадёт вниз и продолжит бродить по дну, отдавая потоку нескончаемого времени свои годы жизни.       Сколько ему ещё осталось существовать? Сколько лет он бродит по дну? Вечность кажется мгновением, а мгновение вечностью.       Саймон взбирается всё выше и выше, пока собственные мысли насильно тянут вниз. Что может быть проще в один момент разжать руки и упасть? Он уже так делал. И вновь его тянет сдаться. Отчаяние породило в нем огромную дыру одиночества в душе, а одиночество стало его проклятием.       Непроглядная бездна не кончалась, но Джарретт не сдавался... Потому что и в этом не видел смысла. В сердце поселилась безнадежность и, казалось, что она была всегда. Или с момента, когда отключилась Кэтрин? Саймон не знал, он запутался во всех своих мыслях, которые не прерывались ничем в тяжёлой тишине. И Джарретт продолжал взбираться вверх.       Кажется, что нет предела огромной высоте над бездной. На подъем уходит вечность... Та же тяжёлая и вязкая вечность, какую Саймон потратил на дне бездны. Он вновь сомневается, нужно ли ему оттуда выбираться, ведь впереди ничего не ждёт, кроме пустоты и того же безграничного одиночества.       Ему вновь хочется плакать и выть от безысходности, но мысли вводят его в оцепенение и единственным решением остаётся лезть. Лезть наверх, пока есть возможность. Взбираться, чтобы хоть немного изменить обстановку. И вот его рука ощущает пустоту. Саймон даже теряется от неожиданности, когда забирается на гладкую поверхность и растягивается на металлическом каркасе, ощущая пустоту и внутри себя. Там, внизу, осталась бездна, из которой Саймон выбрался. Но выбралась ли бездна из него? Джарретт долго лежит и смотрит вверх, размышляя, что где-то там наверняка поверхность. Океан наверняка не бесконечный.       По телу растекается невесомая свобода, которую Саймон не ощущал настолько давно, что не узнает это чувство. Будто оно новое для его тела. И вот водолаз садится и оглядывается по сторонам, даже не представляя, куда ему теперь идти. Так много путей и так много дорог, ведь океан бесконечен.       Когда в распоряжении ни одна бесконечность, можно выбирать любое направление и Саймон решается встать и идти. Он идёт, бежит, и вновь идёт, пересекая дно океана, пока год сменяется за годом, а жизнь утекает, как песок через пальцы. Джарретт не уверен больше ни в чём. Никакие желания не могут сравниться с его отчаянием, что засело в его душе и душит своей безысходностью. Глубокая тишина давит на разум и Саймон не помнит, когда в последний раз слышал хоть какой-то звук, кроме давления воды. И вот вдалеке он замечает огонёк света. Саймон останавливается и замирает, не сводя глаз со станции вдалеке, а затем идёт туда, не вспоминая ни названия, ни обстоятельств, при которых покинул станцию. Ничего.       Путник проходит шлюз и спускается по лестнице в корпус, чувствуя всем своим телом отсутствие давящей солёной воды, в которой так долго находился. Он идёт по узким коридорам, покачиваясь из стороны в сторону и хватаясь да стены слабыми руками, пока в голове стучит пульс от напряжения.       Надежда. В его сердце возрождается надежда.       Саймон проходит длинные коридоры и останавливается в исследовательском кабинете, не сводя глаз... с себя.       Его прежнее тело сидит за столом и играет в шахматы.       Старый Саймон играет сам с собой в шахматы. Пока новый потратил сотни лет или лишь несколько дней на блуждания по дну бездны.       Джарретт не верит своим глазах и подходит ближе, когда второй робот поднимает на него глаза. Он нашел сам себя и не верит своему счастью. Рука Саймона опускается на пешку и делает следующий ход, а затем робот опускается на свободное место напротив второго робота и последний тоже делает ход, но ферзём. Теперь Саймон не один и ощущал это всем своим теплом в груди. Он спокоен и счастлив. А главное – Джарретт нашёл самого себя в этом мире. И, наконец, ощутил себя целым. Он выбрался из бездны океана. А она выбралась из его души, оставив в груди место для собственного «Я».       – Что ж, мистер Джарретт, пора заканчивать. – Внезапно слышит Саймон до боли знакомый голос и одновременно незнакомый, а затем ощущает, как с его головы что-то стягивают.       Яркий свет бьёт по глазам, и парень щурится, затем видит перед собой доктора. Не может быть...       Саймон оглядывает кабинет и смотрит на свои человеческие руки, щупает пальцами живое лицо и всхлипывает от счастья, что всё произошедшее было лишь в его голове. Или нет?       – Доктор, сколько меня не было? – С дрожью в голосе спрашивает парень и прижимает руки к подбородку.       – А как вы думаете? – Задумчиво спрашивает доктор и убирает оборудование.       – Вечность... – Тихо произносит Саймон и поднимает покрасневшие глаза. – Чёртову вечность.       – Ну, вечность, так вечность. – Соглашается доктор. – Обследование длилось полчаса. Но и это тоже может показаться вечностью, верно?       Саймон слезает с кресла и, покачиваясь, подходит к окну, совсем забыв, что такое солнечный свет. Где-то там, в глубине его души, осталась бездна и Кэтрин. Но он выбрался из этого отчаяния и смог найти себя. Но смог ли выбраться из посттравматической депрессии, которая обрушилась на него со смертью его подруги Эшли в той тяжелой аварии? Джарретт не уверен и знает лишь одно: он смог покинуть дно океана. Всего за вечность. Всего за полчаса. И наступила пустота. Саймон медленно прикрывает глаза и на него обрушивается тьма из его души, из которой бездна так и не исчезла. Скорее всего, она никогда его не покинет, несмотря на то, что Джарретт выбрался из тьмы. – Как вы себя чувствуете? – спрашивает доктор и отходит к своему рабочему столу. – Спокойно. – Произносит Саймон тихим голосом и, посмотрев вниз, на улицу, открывает окно. – Мистер Джарретт? – обращается к нему доктор, но парень его словно не слушает. Бездна его зовёт к себе. Саймон делает глубокий вдох и закрывает окно, решая отступить от пути к встрече с ней. – Я могу идти? – Спрашивает парень и, не дождавшись ответа, покидает кабинет, чтобы вернуться к себе домой и отдохнуть от проведенной вечности на дне океана.