Как я мог на него повестись?

«Как же я мог на него повестись?» Эта мысль била в голову, подобно молоту по наковальне уже… Как минимум три года. Молодому господину Цзинь всего-лишь семнадцать лет, а он уже поразил половину Ланьлина своей любовью к прекрасному полу. Его лицо идеально, как и у всех чистокровных Цзиней, нрав хитёр, а голос слащав — одной лишь фразой можно было довести до дрожи в коленях, и наследник престола умело этим пользовался. Конечно, не обошлось без слухов — кажется, обозленные на него, влюбленные безответно в тех, кого Цзинь увлёк, юноши и вовсе готовы были снести молодому господину голову, но почему-то делать это опасались. Лишь только, Гуаншань хорошо запомнил, как один довольно сильный заклинатель схватил его за волосы, с силой прижав к стене. На шее быстро появилась чужая хватка, до хруста сдавившая горло, но почему-то, заклинатель дело до конца не довёл, отпуская наследнику горло вместе с волосами, позволяя рухнуть на землю, кашлять и пытаться вздохнуть. На самом деле, нельзя сказать, что тот случай сильно повлиял на Гуаншаня — юный павлин лишь сильнее распалился. Всю жизнь, от тех весёлых семнадцати до тридцати, Гуаншань был уверен, что ему везёт лишь из-за статуса и милого личика, а также за умение разрешать конфликты. Оказалось, что не только из-за этого. Оказалось, а то есть узналось, когда обернувшись, уже Глава Цзинь обнаружил за собой сначала чудовищной силы Ци, а уже потом заклинателя, что кажется, стоял в тени собственной мощи. — Глава Ордена Вэнь Обращаться так можно, но почему-то больше подходит «Мой повелитель». Почему именно? Глава Цзинь на этом моменте вообще иногда перестает думать. Ещё не хватало начать восхищаться этим человеком сверх меры. Но увы, не восхищаться Главой Вэнь, оказалось, невозможным. Он слишком самоуверен, слишком силён, слишком прям и слишком… слишком. На самом деле, Глава Ордена Вэнь оказался для Гуаншаня, просто Слишком. С Главой Вэнь находится бывает страшно. Страшно, потому что глаза цвета крови блестят слишком странным огнем, словно желая поджарить всех, кто находится рядом. Страшно, потому что слова его так точны, что могут разрушить волю, сломить, и поставить на колени, чтобы следовали люди за Главой, ни на мгновение не поднимая взгляда. Но Гуаншаню, чем старше тот становился, тем меньше страха оставалось в золотистых глазах. Медленно просыпался азарт. — Жохань. Обратиться по имени, просто по имени, без всякой вежливости, почему-то заводит. И лисья улыбка на губах становится лишь шире, едва только двери покоев закрываются за его спиной. Глава Цзинь Всегда получает, что хочет. Как хорошо, что в этот раз его желания слишком сильно совпадают с чужими. Но чем больше времени проходит, тем страннее и страннее становятся эти интрижки, тем всё меньше они напоминают «секс по дружбе» и уж тем более «по расписанию». Всё больше хочется любоваться алыми глазами, всё больше хочется играть с подвеской, уговаривая так сладко — подари! , как ошейник на изгиб шеи, всё больше хочется поцеловать, накрыть губами этот рваный шрам на бледном, сильном плече. Глава Цзинь раздирает в кровь руки, не зная, что теперь делать с собой. Попал, попал в чужие сети, как обычная девица, попал — и пропал навечно, утонув в потоке крови холодных глаз. Пока Глава Вэнь все ещё с ним. Вот он, раскинувшись на подушках после бурной ночи, склонил голову чуть вбок, сложил руки на груди, скрыв ладонью грубый широкий шрам. Глава Цзинь с трудом поднимается с кровати, тихо вздыхая. Золотая ткань скользит по телу, обнажая искусанную и исцелованную чужими губами кожу и Гуаншань почти любовно оглядывает следы от зубов на своих ключицах. Влюбился. Влюбился, втрескался как женщина в того, кому доверять своё тело и сердце — последнее дело. Изгибы красивого тела, изящных бедер и тонкой талии, отражаясь в зеркале, обводит взглядом Глава Цзинь, не удерживая остатки золотой ткани. В какой-то момент, Гуаншань думает, что слишком сильно похож на девушку. Тихий плеск воды из бочки на пол. Не хочется ни о чём думать. Лишь может быть совсем немного о том, как Глава Вэнь улыбается, а после опустить горячую голову в прохладную воду и снова об этом забыть. Потому что об этом нельзя помнить. Потому что об этом опасно помнить. Воздуха в достатке, и Глава Цзинь, стоя на коленях, медленно поднимает взгляд. Сквозь воду в бочке можно разглядеть огоньки свечей, пляшущих в танце. Пляшущих… И плачущих, плачущих над тем, как Глава Цзинь, прислонив голову к дереву бочки, страстью и похотью пытается избавить себя от белых крыльев, что оказались для него слишком тяжелы.