***
Примерно через неделю после этого случая Чан уходит на ночь, чтобы встретиться со своими старыми друзьями. Он не видел их целую вечность, но Феликсу всё равно приходится практически выпихивать его за дверь, лишь бы он ушёл. Он всё время работает, работает, работает, у него так много забот, и у него действительно нет времени выходить, но… Чан действительно хочет, а он нечасто делает то, что хочет. Так что… К чёрту всё. Это становится самым весёлым, что у него происходит за последние годы, хоть и последствия его напряжённого графика очевидны — особенно когда он пытается соответствовать остальным, выпивка за выпивкой. Возвращаясь домой, он спотыкается о собственные ноги, слишком громко смеётся и называет Феликса «Малыш Ликси». Феликс улыбается особой улыбкой, в которой одна часть раздражение, а другая — любовь. Маленькие руки держат его несносного бойфренда за бёдра, чтобы тот не навернулся. Чан беспорядочно расцеловывает эту ухмылку на его лице, и если бы он не был слишком пьян и наполовину во сне, то хихиканье Феликса заставило его бы потянуться к поясу его горячего мальчика. Чан даже не осознаёт, что снова думает об этом вопросе, пока они валяются в сплетении конечностей на кровати. Феликс уже давно одержал победу в своём стремлении запихнуть половину оставшейся пиццы и бутылку воды в горло Чана, и теперь тот чувствует себя тяжёлым и сонным, положив голову под линию челюсти своего мальчика. Он почти засыпает, почти видит замечательные сны, однако где-то на задворках его сознания танцует зуд, вновь та тревога, правда теперь уже около пупка. Слова сами собой слетают с его губ, а смущение лишь немного притупляется, но он вдруг чувствует себя намного легче. — Та штука… О которой я не хотел говорить тебе, — бормочет он в шею Феликсу, — иногда я хочу быть снизу. Феликс долго-долго молчит, и Чан гадает, не заснул ли он, и тогда ему не придётся разбираться с этим прямо сейчас. — Это… Ты… Это всё? — наконец, отвечает он, звуча совершенно сбитым с толку: — Ты хочешь быть снизу? Чан настолько оскорблён, что набирается сил, чтобы поднять голову и сердито посмотреть на Феликса. Тот выглядит немного смущённым. — Нет, нет! Прости, я не хотел… — Феликс, кажется, на мгновение осторожно пытается подобрать нужные слова, — я имею в виду, правда? Ты правда этого хочешь, Чанни? Феликс реагирует совсем не так, как ожидал Чан. Тон его голоса почти…благоговейный… Чан больше не может на него смотреть. Он утыкается лицом в шею Феликса и утвердительно хмыкает в мягкую кожу. — Почему ты не сказал мне, любовь моя? — воркует Феликс, поглаживая кончиками пальцев бока Чана. — Мы могли бы сделать это давным-давно. А? Чан оглядывается на Феликса, который улыбается, как идиот, глядя на него. Это… гораздо более позитивный ответ, чем он ожидает. — Тебе нравится эта идея? — спрашивает он, не сдерживая удивления в голосе. Феликс склоняет голову набок, осматривая подбородок Чана новыми глазами. — Ты что, издеваешься? Я думал об этом целую вечность. Но я бы никогда не спросил, потому что думал, что тебе не понравится такое. Чан медленно моргает. Феликс думал об этом целую вечность. Что это значит? Неужели Ли трахает свой кулак в душе, думая о том, как бы прижать Чана к стене? Мечтает ли он о том, чтобы разложить Чана на их матрасе, или лечь на спину и смотреть, как двигаются бёдра Чана, когда тот скачет на нём? Алкоголь ли или нет, но его член дёргается. — Ох, — это всё, что Чан говорит, потому что не знает, что ещё сказать. Всё в тумане, и он чувствует себя немного глупо. На мгновение воцаряется тишина, и кажется, что Феликс ждёт, что Крис скажет что-то ещё, но тот молчит, поэтому он проводит своими маленькими пальчиками по волосам и нежно гладит макушку. — Почему ты не хотел мне этого говорить? В этом же нет ничего плохого. Чан вертится в объятиях Феликса, потому что он знает, что он чувствует и насколько это дерьмово, но он также знает, что озвучивание этих чувств вслух может звучать невероятно по-детски. Тем не менее, его фильтр был спущен в канализацию несколько часов назад, и он отвечает только с несколько секундным колебанием. — Я думал, ты сочтёшь это непривлекательным. Или просто странным. Я не знаю, — бормочет Чан, изо всех сил стараясь раствориться в шее Феликса. — Чт… Крис, детка, — вздыхает Феликс, и Чан видит, что тот всё понимает. Он всегда понимает. — Ты мне нравишься. Меня влечёт к тебе. А не к той роли, которую ты играешь. Мне бы хотелось, чтобы ты чувствовал себя хорошо, даже если бы это было не то, что я действительно хотел бы. Знаешь, ты заслуживаешь всего мира и даже больше. Чан издаёт неопределённый звук, и Феликс, слыша его, не может сдержать смешок. — В конце концов, я тебя уговорю. Мы можем поговорить позже об этом, когда ты протрезвеешь, да? — М-м-м-окей, — Чан соглашается, небрежно целуя Феликса в челюсть на ночь, что заставляет того хихикать и извиваться. Он чувствует себя намного легче и наконец закрывает глаза, позволяя туману поглотить его.***
На следующее утро Чан чувствует себя ужасно. Поправочка, он чувствует себя ужасно неловко. Что, учитывая все обстоятельства, немного смущает, потому что он даже не был настолько пьян, чтобы творить такое. И, кажется, солнечный свет воскресного утра всё ещё имеет личную вендетту против его глазных яблок. Как только Чан смаргивает песок с глаз, он смотрит на свой телефон и видит несколько ласково-насмешливых сообщений от своих друзей в ответ на его сообщение «дообе риссь д омм ой живвым» с прошлой ночи. Он совершенно не реагирует на их точные предсказания своего состояния на следующее утро, потому что отказ признать это означает, что ничего подобного не было, и поэтому над ним не будут бесконечно издеваться. Осматриваясь вокруг, Чан также замечает, что он один в постели. Неудивительно, потому что Феликс рано встаёт, ранняя пташка, а Чан любит немного поспать даже в те дни, когда он не выпивает четыре рюмки текилы за первые десять минут. Ещё он замечает, что Феликс оставил на тумбочке самую большую чашку с водой, которая у них имеется дома, и Чан не может сдержать прилив любви к лучшему парню на свете. Любви или желчи. Через некоторое время он, спотыкаясь, всё же выходит из спальни и попадает в то, что кажется ему небольшим ремесленным рестораном, на самом деле являющимся их кухней и столовой. На всех доступных поверхностях разбросаны разнообразные кастрюли, сковородки, лопатки, венчики и ложки для смешивания, каждая из которых припорошена лёгким снегопадом муки. Звук потрескивающего масла плывёт от плиты на фоне заметного аромата бекона, и даже слегка тошнотворный желудок Чана ворчит. Феликс загораживает амброзию похмельных создателей от взгляда Чана, стоя спиной к нему и переворачивая полосы аппетитных кусочков одну за другой. — Доброе утро, малыш, — зовёт он, морщась от хрипоты в голосе. Феликс кружится с улыбкой, достаточно яркой, чтобы соперничать с солнцем, но гораздо более приятной для глаз. — Чанни! Как ты себя чувствуешь? Тот фыркает: — Примерно так же фантастично, как и ожидалось. Почему ты такой бодрый? — Ты позволишь мне засунуть член тебе в задницу! — щебечет Феликс. Его возбуждённость от этого настолько беспечна, что он снова поворачивается к шипящей сковороде, весело напевая, прежде чем Чан действительно понимает, что Феликс только что сказал. Его мозг услужливо напоминает ему, что да, на самом деле, это то, на что он согласился менее двенадцати часов назад. — Да-а… — голос Чана хрипит сквозь толстый комок, внезапно образовавшийся в горле. — Ты правда… Это правда? Серьёзно? Ты не просто смеёшься надо мной? Феликс поднимает палец в молчаливой просьбе о паузе, даже не оборачиваясь, чтобы использовать щипцы, вытаскивая идеально хрустящие полоски бекона из сковородки и бросая их на тарелку. Как только сковорода опустела и горелка погасла, он вытирает насухо руки кухонным полотенцем и смотрит на Чана. — Ты мне доверяешь? — спрашивает он, и глаза у него огромные, красивые и блестящие, а уголки губ чуть-чуть приподнимаются. — Конечно, я… — начинает Чан, готовый извиниться, но его обрывает Феликс, который говорит «тогда» и идёт к нему, не сводя с него глаз. Чан не знает, чего он ждёт — строгого разговора, эмоциональной поддержки. Что угодно, но только не того, что его милый маленький бойфренд прижмёт его к стене и страстно поцелует. Чан инстинктивно тает, руки обвиваются вокруг талии Феликса, когда тот сжимает его футболку в кулаках, маленький размер которых противоречит их силе. Феликс целует его один раз, затем ещё раз, и ещё, и ещё, его дыхание касается чужих губ, когда он говорит между ними: — Тогда слушай… — поцелуй. — Меня… — поцелуй. — Когда я говорю тебе… — поцелуй. — Я хочу тебя… — поцелуй. Он агрессивно втягивает кожу на шее Чана, оставляя тому засосы и заставляя босые ноги Чана сильнее прижиматься к линолеуму, когда тот наконец вздыхает: — Извини. Феликс отстраняется, чтобы взглянуть на него на секунду, глаза расплавленной бронзы, ловящие поздний утренний солнечный свет. Его взгляд напряжённый, но такой, такой мягкий, что Чан вынужден отвести взгляд в сторону его маленьких морщинок счастья в уголках глаз. Они сжимают его веснушки, как картину пуантилиста. Феликс в последний раз нежно целует губы Чана: — Не извиняйся, — бормочет он в кожу. — Я понял. Я всегда буду говорить тебе подобное, особенно когда ты будешь нуждаться в этом. Затем он отступает назад, широко улыбаясь, довольный, как и всё утро до этого: — Завтрак будет готов через пятнадцать минут. И да, иди почисти зубы, у тебя отвратительно пахнет изо рта. Он уходит назад к плите, оставляя Чана безмолвно стоять у стены. Чан смотрит, как Феликс достаёт новую посуду, и с трудом сглатывает. У него отвратительно пахнет изо рта. Он идёт чистить зубы.***
Чану чертовски повезло, думает он, возвращаясь на кухню, где весь стол заполнен разной едой, приготовленной его заботливым бойфрендом. Феликс занят тем, что накладывает блинчики, жирные, пушистые и испещрённые чем-то вроде идеально расплавленной шоколадной крошки. Чан наблюдает с порога, как тот пытается втиснуть блюдо на стол между ломтиками бекона, яичницей, колбасой, вазой с фруктами и — это домашний хлеб? Чёрт, иногда Бан не знает, чем заслужил такого мужчину, как Феликс. Ёнбок поворачивается к нему, ухмыляясь так, что очевидно: тот прекрасно знает, какие похвалы Чан поёт ему в своей голове. — Ну? — спрашивает он, делая «величественный, драматический» жест в сторону стула на противоположной стороне стола. — Не стой там с твёрдым членом, иди ешь! Чан влюблён. Он садится. — Это твоя благодарность за то, что я попросил трахнуть меня? — спрашивает он, перекладывая половину приготовленных сосисок на свою тарелку. Феликс протыкает одну из них вилкой, полностью игнорируя свою тарелку. — Не-а, — говорит он, запихивая её в рот, прежде чем Чан успевает возразить. — Это твоя классическая обусловленность. Награды за хорошее поведение, например, разговор со своим парнем о чувствах. Чан слегка краснеет, ведь в этих словах нет ничего, кроме нежности. — Извини, — говорит он, чувствуя себя ещё более неловко и по-детски из-за всего этого, особенно теперь, когда он трезв, — я не хотел… Вроде как, показаться, что я не доверяю тебе или что-то в этом роде. Я знаю, что глупо волноваться об этом. Я просто… У меня много проблем. Ты ведь знаешь… — неловко заканчивает Чан, тут же утопая в апельсиновом соке. Феликс протягивается через стол и нежно берёт руку парня в свою: — И это нормально, детка. Я понимаю. Я действительно хочу, чтобы ты понял, что я люблю тебя. И я хочу, чтобы ты чувствовал, что можешь доверять мне даже в этих вещах. Всё, что тебя беспокоит, не глупо, детка. Чан скользит большим пальцем по костяшкам Феликса и нежно сжимает их. Потом кивает. — Я просто… Ты не первый, кого я спрашиваю, понимаешь? — говорит он, ёрзая на стуле. Всегда неловко говорить о прошлых отношениях с нынешним любовником. Феликса, однако, эта часть признания, похоже, не волнует. — А? — спрашивает он, сдвигая брови вместе. — Что ты имеешь в виду? Чан прерывает зрительный контакт и, нервничая, прикусывает губы. — Типа… Они, э-э-э… Просто… Никто никогда не был таким, как ты. Не хотел этого раньше. Феликс моргает. Снова моргает. Смотрит на Чана сверху вниз. Потом говорит: — Ты, должно быть, шутишь. Чан качает головой и пожимает плечами: — Нет. Но людям нравится то, что им нравится, верно? И это не… секс со мной снизу, наверное. До сих пор нет… — застенчиво заканчивает он. Феликс несколько раз открывает и закрывает рот, прежде чем набить его блинчиком, с таким видом, будто ему очень хочется что-то сказать, но он держит себя в руках. — …Они столько потеряли, — говорит он наконец, — и ты получается…? Чан хмурится, ковыряя вилкой кусок дыни. — Ну, я и не пытался, — раздражённо говорит он, — я стараюсь сам позаботиться о себе, но это не так просто, когда всё, что у меня есть, — это мои собственные руки. Феликс с трудом проглатывает очередной кусок блинчика: — Погоди… Ты? — он вздрагивает, потом быстро качает головой. — Не обращай внимания, конечно. Конечно. Конец фразы теряется, а рассеянный взгляд устремляется куда-то на середину тарелки с беконом. Через мгновение погружённый в мысли, которые Чан может только вообразить, Феликс смаргивает туман и встречает глаза напротив с ушами немного краснее, чем раньше. — В любом случае… Я больше не собираюсь ничего упускать, и ты тоже, — он властно машет кусочком яйца на вилке в сторону Чана. — Это жуткая несправедливость, которую я милостиво уничтожу. Чан закатывает глаза. — Ты вытащил это из собственной задницы или почерпнул из какого-нибудь всратого фильма? Феликс полностью игнорирует этот вопрос. — Я бы хотел вытащить что-нибудь из твоей задницы, — говорит он похотливо, шевеля бровями вверх-вниз в совершенно неловкой манере. — Почему ты такой? — Чан вздыхает, запихивая в рот полоску бекона. Но он невольно улыбается, и на мгновение его неуверенность кажется полутора мирами дальше.***
Чан решает вздремнуть. Когда он просыпается, Феликс уже рядом, растянувшись по другую сторону моря смятых одеял. У него в руке книга, какой-то сборник стихов, который Чан, помнится, подобрал на распродаже старых книг в библиотеке, после одного из их концертов. Обложка мягкого тёмно-синего цвета, испещрённая полуденным светом, пробивающимся сквозь щели опущенных жалюзи. Золото вспыхивает на кольце на его указательном пальце и танцует на теплой веснушчатой коже. Он выглядит как произведение искусства, каким-то элегантным принцем, даже сейчас, в то время как другая рука чешет его пах. Чан чувствует, как влага слюны, которая появилась на подушке во время сна, высыхает у него под щекой. Он не был одарен такой элегантностью. Феликс бросает на него взгляд, когда Чан поднимает голову, чтобы стереть с губ оскорбительную субстанцию. Он закрывает книгу, сверкая лёгкой улыбкой. — Доброе утро, любовь моя, — говорит он мягким голосом, рука мягко опускается на его макушку и легонько её треплет. — Чувствуешь себя лучше? Чан перекатывается на спину, нежно ударяясь плечом в бедро Феликса. Он с преувеличенным стоном вытягивает руки над головой и бормочет: — Всё ещё живой! Он также не упускает из виду, как взгляд Феликса скользит вниз, когда его рубашка задирается, открывая вид на тонкие волоски, тянущиеся от пупка к его треникам. Это заставляет трепетать — после всех этих лет видеть, как Феликс открыто любит его. Его маленький бойфренд может быть сдержан во многих вещах, но когда они вдвоём, тот никогда не боялся выглядеть жадным до него. Это заставляет Чана светиться внутри. Чувствовать, как руки Феликса касаются его так нежно, видеть, как глаза Феликса смотрят на него так, как никакие другие. Он чувствует себя в безопасности. Он чувствует себя комфортно. Он чувствует себя любимым. Он чувствует, что получит то, что хочет. — Итак, — говорит Чан. Феликс вопросительно смотрит ему в глаза, не выдавая, намеренно ли он пялится или просто бесстыдный. Чан чувствует, как уголки его губ приподнимаются. — Ты хочешь меня трахнуть? Глаза Феликса на мгновение расширяются. Он поворачивается на бок, и они оказываются лицом друг к другу. — Сейчас? — в его голосе слышится удивление, и он пытается найти подтверждения на лице Чана. Нервозность, конечно, никуда не девается, два пальца беспокойно двигаются внизу около живота Чана. Затем он чувствует, как пальцы Феликса сжимают его волосы, видит, как Феликс выглядит, будто вот-вот выскочит из кожи от возбуждения, и не может не улыбнуться. — Да, — бормочет Чан, протягивая руку и беря Феликса за бёдра. — Я тебе доверяю. Я хочу тебя. Феликс бросает на Чана взгляд, который тот не может разобрать. Как будто у Феликса в руках величайший подарок, который он когда-либо мог получить. Он выглядит нежным. Он смотрит с таким обожанием. Он выглядит голодным. А потом он прижимает Чана к матрасу. Энтузиазм его маленького бойфренда заставляет Чана захихикать. Он чувствует, как губы касаются его виска, щеки, челюсти, уха. Феликс устраивается верхом на талии Чана. — Если ты когда-нибудь почувствуешь себя… — говорит он между поцелуями, — некомфортно. Если захочешь сделать что-то другое, если захочешь остановиться по какой-то причине… Он садится и смотрит на Чана сверху вниз серьёзными глазами: — …Ты мне скажешь! — Я так и сделаю. Я обещаю, — говорит Чан, затем протягивает руку, чтобы запустить пальцы в волосы Феликса и направить его вниз. Когда Феликс целует его — это тяжёлый, страстный, такой всепоглощающий поцелуй, что Чану кажется, будто его сейчас сожрут. Его никогда так не целовали, словно Ёнбок чего-то ждёт. Как будто Ли пытается ему что-то сказать. Чан думает, что понял. Рука Феликса скользит под подол его рубашки, немного прохладная, заставляя его вздрогнуть. Феликс хихикает, целует всю дорогу от губ вниз по щеке к раковине уха. Чан издаёт первый в воздухе их спальни жалобный звук Ха-а-мха-а, чувствуя, как его щёки и уши краснеют от этого — немного смущённый, как всегда, собственной чувствительностью. Но Феликсу сегодня не до этого, и он снова и снова берёт мочку уха Чана зубами, пока тот не становится таким твёрдым, что невольно начинает приподнимать свои бёдра. — Дай мне услышать тебя, детка, — Феликс бормочет в его волосы. — Я люблю слышать, как тебе хорошо… Голос Феликса обычно становится выше, когда он возбуждён, особенно высокий при хныкании имени Чана, когда тот уничтожает его. Что-то в члене его любимого заставляет его визжать. Но прямо сейчас, сидя на Чане, глядя на него своими тёмными-тёмными глазами и ощущая прикосновения, голос Феликса грохочет в его груди, как зверь в клетке. Обычно Чан слышит этот голос только тогда, когда Феликс рычит особенно резкую лирику или понижает тон для комедийного эффекта. В другой ситуации это могло бы его рассмешить. Однако сейчас в этом нет ничего смешного. Его рука слегка дрожит на затылке Феликса, и он вдруг очень, очень остро ощущает тесноту в своих штанах. Феликс до сих пор нависает над Чаном, его блуждающие губы и руки являются единственными точками соприкосновения. Но теперь он прижимает свои бёдра вместе в медленном толчке, трётся своей твёрдостью, заставляя Чана простонать Мммха в чувствах. Сейчас всё кажется таким напряжённым, таким новым, хотя это его Феликс, и Чан знает его тело как свои пять пальцев. Но это… это снова похоже на первый раз, когда они с удивлением исследовали тела друг друга на верхней койке в общежитии. Прикасаясь к возбуждению друг друга и понимая, что каждый из них хочет. То, как пальцы и губы Феликса скользят по его коже, говорит Чану, что он чувствует то же самое. Каждое движение обдуманно. Любопытный, как будто что-то в Чане теперь другое, что должно быть заново открыто. Когда холодное кольцо Феликса скользит по одному из сосков Чана, он вдыхает это прикосновение, Феликс звучит так же, как и в первый раз, когда понял, насколько они чувствительны. Всё то время, пока Феликс картографирует грудь Чана, тот распадается тяжело, ровно и мучительно медленно. В животе Чана нарастает жар — Феликс повсюду, руки, губы и член, Чан даже не знает, на чём сосредоточиться или как вообще на чём-то сосредоточиться. Дыхание Феликса горячее, губы горячие, в комнате жарко, и Чан чувствует себя таким же пьяным, как и прошлой ночью. Феликс собирается трахнуть его. Боже, Феликс собирается трахнуть его. Дырочка Чана невольно сжимается от этой мысли, и он резко вжимается в тело над ним. — Ты дразнишь меня, — он хочет, чтобы слова прозвучали уверенно и игриво, но реальность совершенно отличается — плаксиво и умоляюще. Феликс отстраняется от впадинки на горле Чана. Его зрачки расширены, губы распухли, а веснушки плавают по розовому румянцу на щеках. — Ты такой нетерпеливый, — мурлычет он, нежно проводя пальцем от виска Чана к его подбородку. — Такой отчаянный. Как долго ты этого ждал, а? Феликс наклоняется и прижимается губами к козелку Чана. — Ты такой сдержанный. Думаешь, что можешь кончить в штаны прямо сейчас, только думая о том, что я собираюсь с тобой сделать, да, детка? Чан хочет смутиться. То, как Феликс говорит это, полушутя, порнографично, что всегда заставляет Чана хихикать и прятать лицо в шею Феликса в прошлом. Но он действительно сдерживается, он в отчаянии, и он собирается кончить в свои грёбаные штаны, чувствуя, как чужой член скользит по его собственному, и думая о том, как он хочет быть наполненным им. Поэтому он ворчит: — Да. Феликс отстраняется и смотрит на него, его смелость ускользает, когда он смотрит на Чана. Лицо Бана пылает, и он отводит глаза к потолку. — Блять, — рычит Феликс, утыкаясь головой в шею Чана и жестко крутя бёдрами, небрежно, безжалостно. — Блять. Крис издаёт беспомощный звук Мхмха, крепко сжимая талию Ли обеими руками и позволяя голове откинуться на подушку. Он не должен начинать говорить, он не должен, но он там, где он думал, никогда не окажется, и чувствует себя таким сексуальным и желанным, как никогда прежде он не чувствовал. Чан думает, что Феликс заслуживает услышать это так же сильно, как он отчаянно хочет это сказать. — Я, блять… — он задыхается, когда Феликс касается губами его артерии, ощущая, как собственный пульс давно сошёл с ума. — Так долго, я… Ты даже представить себе не можешь. Феликс прекращает все телодвижения и приподнимается на руках, чтобы уделить Чану всё своё внимание. Чан чувствует, как краснеют его уши, и ему хочется, чтобы Феликс снова уткнулся лицом в его шею. — Я… — начинает он, отводя глаза под пристальным взглядом Феликса и глядя на штукатурку потолка — он храбр, но не настолько: — Я думал… Всегда… В душе, в студии, в постели, когда тебя не было дома… А теперь я здесь, и я снова думая об этом и зная, что ты тоже хочешь… Я бы просто… Я мог бы кончить, просто зная это. Он оглядывается на Феликса, тот весь красный, даже его грудь, рот открывается и закрывается, молча долгое мгновение, прежде чем он, наконец, бормочет: — Крис. Крис, боже. Ты такой… Боже. Можно я? …Ты правда думаешь, что мог бы? Бёдра Феликса дёргаются вперед, как будто подчёркивая это предложение, и Чан оценивает пульсацию между ног. Он уже чувствует, как влажность от предэякулята пропитывает его нижнее белье. Честно говоря, судя по тому, как идут дела, он будет удивлен, если он не кончит, пока Феликс будет растягивать его (Ли будет растягивать его своими пальцами, блять), если не раньше. Сможет ли он кончить ещё раз? Это потребует гораздо меньше времени. Он смотрит на Феликса из-под ресниц и выдыхает: — Да. Феликс захватывает его губы прежде, чем слово полностью будет произнесено. Чан позволяет своим ногам широко раздвинуться, давая Ли ещё больше места для действий и отстранённо отмечая, что руки его бойфренда почти стянули его футболку, чтобы бросить свои грязные поцелуи на любую часть тела под ним, до которой он только может дотянуться. Чан даже не замечает, как его глаза закрываются, но он старается снова открыть их, чтобы посмотреть, как работает Феликс: как напрягаются бицепсы, когда он трётся о парня, как рот издаёт непристойные звуки. На его сильное тело между ног, бёдра прижимаются к бёдрам. Не сказать, что они делали что-то подобное раньше, когда Чан был сверху, но данное его возлюбленным обещание так и заставляет чувствовать напряжение в воздухе. Оно туманит глаза Чана и пульсирует у него в голове. Феликс проводит языком по твердому соску парня, и тот вздрагивает, вздыхая и сжимая его талию. Он приподнимается, совсем чуть-чуть, и Ли выдыхает, прижимаясь ещё больше к коже Чана, когда понимает, чего тот хочет. Он скользит вниз на пару дюймов, раздвигает ноги Бана и прижимает своё возбуждение к его заднице. А затем этот солнечный мальчик начинает толкаться между его ягодицами, и Чан может чувствовать каждый дюйм его твёрдости даже через барьер их штанов и нижнего белья. Раньше у него там было что-то вроде члена, комнатной температуры и пластикового, но теперь он чувствует… Чувствует жар Феликса и его пульсацию, даже через четыре слоя ткани. Это будет внутри него. И Феликс хочет, чтобы это было внутри него. Ли уже фантазирует о том, что это внутри него. Всё, что хочется Феликсу, — это пососать сосок Чана зубами и жёстко трахнуть его в задницу. Чан чувствует, как всё его тело напрягается и разваливается на части. Он крепко сжимает бицепсы Феликса и прижимается своей дырочкой к его члену, всё ещё скрытому одеждой, с дрожащим звуком. Его ресницы трепещут, когда он кончает прямо в своё нижнее белье. Ли же продолжает мягко покачиваться на нём, пока тот переживает оргазм, безвольно откидываясь на матрас с закрытыми глазами и горячим лицом. Крис позволяет себе на мгновение погрузиться в блаженство, только на мгновение, прежде чем открыть свои тяжёлые глаза, когда почувствует, что движения Феликса замедляются до полной остановки. Его прекрасный бойфренд нависает над ним: глаза огромные, тёмные озёра, губы блестят от слюны и тупо приоткрыты, когда он вглядывается в Чана. Тот на самом деле не знает, как он выглядит сейчас, но примерно понимает. Его глаза полуприкрыты, волосы растрёпаны, а щёки, вероятно, очень розовые. Что бы там ни увидел Феликс, его дыхание становится неровным. — М-м-м, спасибо тебе, малыш, — вяло бормочет Чан. Его слегка потряхивает от того, насколько интенсивным был этот совершенно бесконтактный оргазм, и он на мгновение насытился от своих несущихся мыслей о том, чтобы быть наполненным. Феликс резко отскакивает назад, садясь так быстро, что чуть ли не падает навзничь, и Чан удивлённо моргает от внезапного отступления. Что он со… — Дай мне минутку, — хмыкает Феликс и засовывает руку в штаны. Чан недоуменно смотрит на него. Он собирается дрочить себе? Он же должен понимать, что Чан был бы рад… Но нет, его рука не двигается, просто жёстко сжимает основание члена. Феликс крепко зажмуривается, голова откидывается назад, а рот кривится в гримасе, когда его предплечье сильно сгибается. Ох. Некоторое время они сидят в тишине, дыхание Чана замедляется до нормального, пока он наблюдает, как Феликс пытается остановить свой оргазм. Примерно через минуту тело Ли расслабляется, и он освобождает себя. — Прости, — небрежно говорит он, вынимая руку из-под пояса. — Ты такой красивый, когда кончаешь. Чан чувствует, что снова краснеет, но на этот раз не посмеёшься, чтобы снять напряжение. Феликс, очевидно, пытается удержать свои тёплые мысли достаточно глубоко, чтобы не помешать прелюдии, но в его глазах уже горит обожание, тёмное и пьянящее. — Это было чертовски круто, Крис, — бормочет он, снова понижая голос до басовитости. — Значит, вот как ты выглядишь, когда думаешь обо мне? Чан уклончиво хмыкает, но его губы непроизвольно растягиваются в ухмылке. — Не знаю, — невинно отвечает он. — Я же сам себя не вижу. Феликс на мгновение задумывается: — Я бы с удовольствием, когда-нибудь. Он убирает чёлку с лица и сразу переводит тему, прежде чем Чан успеет хорошенько подумать над этой просьбой. — Тебе нужна минутка? Вместо ответа Чан стягивает через голову рубашку и откидывает назад растрепавшиеся кудри. — Иди сюда, — говорит он, и Феликс чуть не утыкается лицом в покрывало, торопясь подчиниться. Солнечный мальчик целует Чана теперь мягче — один, два, три раза, пока Бан нетерпеливо дёргает ткань его рубашки. Феликс разрывает связь, чтобы стянуть этот оскорбительный предмет через голову. Как только Чан получает доступ, он касается каждого кусочка обнажённой кожи. Тело Феликса, может быть, и тоньше, чем его собственное, но оно твёрдое и сильное. Чан любит впиваться кончиками пальцев в мускулы, которые напрягаются, когда его возлюбленный прижимается к нему в постели, чтобы полюбоваться контрастом его бледных рук на фоне тёмно-золотой кожи его горячего мальчика. Крис перекатывает твёрдый, как камень, сосок между пальцами, и Феликс опускает лицо, чтобы приглушить довольный звук у губ Чана. Он экспериментально прижимается бёдрами к истощённому члену Чана. И тот чувствует, что снова начинает твердеть в предвкушении. Феликс прерывает поцелуй и садится на корточки между ног Чана. Он проводит пальцами по внутренней стороне бёдер парня и засовывает их за пояс его чёрных спортивных штанов, обжигая чувствительную кожу. — А можно? — мягко спрашивает он, и Чан отвечает: — Да, — и приподнимает бёдра. Танцор отодвигается в сторону и одним быстрым движением стягивает с Чана штаны и боксеры. Тот не может не вздохнуть от свободы из своей горячей, липкой тюрьмы. Феликс тоже издаёт звук, гораздо больше напоминающий писклявую игрушку, на которую наступили. Крис проследил за его взглядом и увидел свой розовый, набухший, наполовину твёрдый член, блестящий и влажный от спермы, которая размазалась по всей его длине, бёдрам и тёмным завиткам у основания. Феликс наклоняется, глядя только на одну вещь, а затем смотрит на Чана сквозь ресницы, ожидая разрешения. Тот кивает и непроизвольно сжимает в кулаках простыни, резко вдыхая и чувствуя, как язык Ли проводит длинную, влажную полоску по нижней части его члена. Ёнбок ещё немного раздвигает бёдра Чана ладонями, чтобы слизать каждую каплю его освобождения. Он причмокивает по всей длине Бана и по коже вокруг него с совершенно непристойными звуками, а когда Феликс заканчивает, Крис становится намного чище и твёрже. Ли с удовлетворением смотрит на то, что происходит между ног Чана, а то, что он сделал это своим ртом, — нравится ему ещё больше. — Спасибо, — говорит Чан, как только он становится уверен, что скажет это ровно. Феликс снова улыбается той ослепительной, обезоруживающей улыбкой, которой не место в спальне. Затем он кладёт руку на сгиб правого колена Чана и спрашивает: — Могу я увидеть тебя? Лицо Чана пылает, потому что зачем тот сказал таким образом? И позволяет Феликсу подтянуть его колени вверх и раздвинуть их в стороны. Не то чтобы Ёнбок никогда раньше не видел его задницу — они встречались много лет, а до этого жили вообще в тесном общежитии. Но всё же это никогда не было главной достопримечательностью, чем то, на что Феликс мог просто смотреть. Взгляд Ли напряжённый, голодный. Чан вдруг пожалел, что не нашёл времени заранее осмотреть себя в ванной, чтобы убедиться, что всё в порядке. Он точно не ожидал этого сегодня, так что в последнее время не очень-то ухаживал за собой там… И на его лобке всё ещё липкая наполовину высохшая сперма. Крис уверен, что его кожа, должно быть, покраснела от их трения. Вообще, он даже никогда по-настоящему не смотрел на свою собственную дырочку, он даже не мог сказать, какая она по сравнению с дырочкой его любимого бойфренда, не говоря уже о других мужчинах, которых Феликс, возможно, видел такими, и… — Ты прекрасен, — шепчет Феликс, и Чан вдруг чувствует, как подушечка большого пальца мягко прижимается к его входу. Он слегка подскакивает от мягкого прикосновения, непроизвольно сжимая кулаки, но Феликс не пытается протолкнуть его. Он просто нежно водит кругами по краям Чана. Несмотря на реальность происходящего, он не чувствует себя грязным. Это похоже на то, когда Чан приходит домой после долгого, тяжёлого дня, мышцы напряжены, а Феликс массирует ему плечи, пока он не растает на стуле. Он чувствует себя небрежно, всепоглощающе любимым. — Я никогда не мог по-настоящему видеть тебя таким, — глаза Феликса сияют, пока его голос отражает мысли Чана. — Я представлял это так много раз, но картина была в лучшем случае просто туманной. Чан чувствует, как большой палец отодвигается от его входа, начиная легонько поглаживать одну из его ягодиц, в то время как Феликс рассматривает его с усердием, которое заставляет Криса дрожать. Потом Феликс наклоняется, и горячее дыхание ощущается совсем рядом с его дырочкой, а затем мягкие губы касаются его. Ёнбок целует его там, внизу, и Чан одним резким рывком выпускает весь воздух из лёгких. Смотря на него, Феликс случайно задевает носом яички Чана в движении, которое заставляет его член пульсировать, а затем, прислоняясь щекой к внутренней стороне его бедра, ухмыляется. — Как думаешь, ты сможешь кончить три раза? — игриво спрашивает он, и Крису требуется мгновение, чтобы понять смысл его слов. — Нет, — пищит он. — Нет, нет, нет. Нет, я думаю, что буквально не выдержу этого. Наверное, умру от сердечного приступа, честное слово. Господи. — Хм, — Ёнбок надувает губы, но это выглядит настолько преувеличенно, что Чану сразу ясно, что тот ожидал такого ответа. — Тогда в следующий раз. Он наклоняется, чтобы ещё раз чмокнуть Чана между ног, и тому требуются все силы, чтобы не пискнуть от этого ощущения. Он никогда даже не думал об этом, на самом деле, но теперь, когда это на столе — ну, теперь на столе так много всего, что кажется, что это один из привычных завтраков, приготовленных Феликсом. В его солнечном мальчике так много того, чего Чан не пробовал, не чувствовал. Его голова кружится от возможностей, а желания выплёскиваются из его мысленного шкафа, как башня Дженга, рушащаяся, когда из-под неё вытаскивают фундаментный блок. Он так многого хочет… Чан сглатывает и выталкивает эту мысль из головы. Прямо сейчас он хочет член Феликса больше всего на свете, и даже у такого отчаянно возбуждённого, как он, есть свои пределы. Когда Ёнбок садится, Крис может видеть член, о котором идёт речь, заметно напрягаясь перед его джоггерами. Его желание, должно быть, отразилось на его лице, потому что Феликс переводит взгляд с него на себя и обратно с выражением не только застенчивым, но и самодовольным. — Готов к этому, Чанни? Чан со стоном опускает голову на подушку. Он не позволит себе ещё раз завестись с этой кривой порнофразы. Блять. Феликс смеётся, звонко, как колокольчик, и с непримиримой настойчивостью трясёт одну из его ног. — Да ладно тебе, ты любишь такое. Это всегда работало на тебе раньше. Чан прищуривается, решив полностью проигнорировать факт, что тот технически прав. — Абсолютно нет. Ты всё выдумываешь. — Нет, бро, — настаивает Феликс. — Ты думаешь, что это невероятно сексуально. Всё в порядке, я ведь умею читать между строк. Господи, Чан любит его. — Тогда ты безграмотный, — говорит невозмутимо в ответ. — И больше не называй меня бро, когда смотришь на мою голую задницу. То, как Феликс хихикает, резко контрастирует с тем, как он гладит нежным пальцем кожу на икре Чана, щетину, которая выросла с тех пор, как парень в последний раз брил ноги. Потом он становится серьёзным. — Ты сказал, что у тебя есть некоторый опыт в том, как дрочить себя, но ты когда-нибудь… ну, знаешь, делал это с кем-нибудь ещё? — мягко спрашивает он. Чан знает, что он думает о его, по общему признанию, удручающей истории отношений. Он покусывает нижнюю губу и застенчиво качает головой. Феликс делает глубокий вдох и медленно выдыхает. — То есть… Я буду твоим первым. В этих словах есть что-то тёмное и собственническое, чего Чан никогда раньше не слышал от Феликса. Он выглядит почти опьянённым этой идеей. Дырочка Чана волнительно сжимается. Феликс встряхивает головой, словно пытаясь прояснить её, золотые пряди развеваются вокруг его лица. — Разделяя это, — говорит он с усмешкой, — нам придётся идти очень медленно. Растянуть тебя немного больше, чем ты привык. Хорошо? Выражение его лица серьёзное, и Чан вспоминает, что рискованные одиночные сеансы мастурбации или нет, но Феликс — эксперт во всём этом. Ёнбок знает, как может ранить неподготовленное проникновение. Тот факт, что он так заботится, готовый отложить в сторону своё собственное, явно мучительное возбуждение, чтобы убедиться, что Чан чувствует себя комфортно и не почувствует ничего, кроме хорошего сегодня… Это заставляет Чана чувствовать тепло, как когда, например, Феликс приносит ему в студию свежеиспечённые угощения или заставляет Чана позволить ему заплатить за их свидания. Но есть кое-что, о чём он пока не упомянул. — Гм, — говорит он, крутя простыню между пальцами. — Вообще-то… Он колеблется, немного смущённый признанием того, как далеко зашли его фантазии о Феликсе. Тот склонил голову набок, а его глаза чуть-чуть расширились от любопытства, и взгляд Чана снова упал на внушительную выпуклость в его штанах. Примерно такого же размера, на самом деле, как… — У меня есть, гм… Игрушки. Точнее, Игрушка. Которую я использую, — бормочет он, почёсывая затылок, пока Ёнбок открывает рот от удивления. Феликсу требуется слишком много времени, чтобы обрести голос: — Типа… Подожди… Что ты подразумеваешь под «игрушкой»? Я никогда не видел здесь ничего подобного. Чан не может сдержать смущённого, легкого смешка, который вырывается, когда он проводит рукой по лицу: — Ну… Я думаю… Я бы хотел… спрятать это. И дождаться, пока ты куда-нибудь уедешь, чтобы прокатиться на нём, а потом избавиться от всех улик, прежде чем ты вернулся бы. Феликс прикусывает губу при этих словах. — Ты бы… Ты серьёзно? О боже, где же она? Дай мне посмотреть. Возбуждение закручивается вокруг этого требования таким образом, что не оставляет места для споров. Ёнбок выжидающе выскальзывает из-под его ног. Чан скатывается с кровати, делая вид, что не знает, что тот открыто пялится на его задницу, пока он идёт к комоду. Он выдвигает ящик и привычными движениями роется в его глубине, пока не находит бархатный мешочек, который закопал там, куда Феликс меньше всего лезет. — В ящике для носков? А-а-х, ты серьёзно? Чан высовывает язык. — Ты крадёшь буквально всё, что у меня есть. — Да, и мне, по-видимому, нужно начать и носки, — Феликс дуется. Лицо Чана каменеет, когда он всё же бросает мешочек в сторону Феликса. — Пожалуйста, не надо. Ты никогда ничего не отдаёшь взамен, а они мне действительно нужны. Феликс делает вид, что не слышит его, но Чан видит озорную улыбку на его губах, когда он рассматривает вещь в своих руках. Затем он развязывает шнурок, вытаскивает его содержимое и смотрит. — О боже, это невозможно. Этого не может быть. Крис прислоняется к комоду, закрывая красное лицо ладонями, а Феликс хихикает, ведь его парень трахал себя неоново-розовым, реалистично детализированным пенисом, когда его не было дома. — Ты трахаешь себя им, когда меня нет? Я действительно не знаю, смеяться мне или кончить в штаны прямо сейчас, — говорит он. Его ухмылка так порочна. — Ты думаешь обо мне и о моём ярко-розовом члене, когда делаешь это? Чан стонет в свои руки, но смеётся так, как только Феликс мог заставить его во время такого разговора. Однако в этой игрушке есть что-то ещё, что делает слова Феликса слишком близкими к истине. Феликс замолкает, и Чан знает, что тот это понял. Он смотрит сквозь пальцы и видит Феликса, держащего фальшивый пенис в одной руке — правой, сжатой в кулак, как будто это его собственный член. Он внимательно изучает его, появляется маленькая морщинка между бровями, как будто он пытается что-то понять. Затем он встаёт и бесцеремонно стягивает штаны и нижнее белье ровно настолько, чтобы освободить свой твёрдый и протекающий член. Вид его — распухшего до разрыва и раскрасневшегося, кончик блестит от размазанного предэякулята, подпрыгивая от силы его выхода из-под треников Феликса — отвлекает Чана настолько, что ему требуется секунда, чтобы понять, что тот приблизил фаллоимитатор к своему члену и сравнивает… Ну, в основном идентичную длину и толщину. Феликс смотрит на Чана. Вниз, на член. Снова на Чана. — Хм… — Чан шаркает босыми ногами по деревянному полу. — Да… Поймал… Ха-ха, это…твой размер. Так что я мог бы… представить, каково тебе. Феликс выглядит так, как будто есть много вещей, которые он хотел бы сказать прямо сейчас, но ему удаётся задушено пробурчать: — Так вот, почему ты хотел сравнить размеры. Больной ублюдок. Чан одаривает его своей самой обаятельной улыбкой. — Иди сюда, — Феликс говорит, бросая фаллоимитатор на покрывало: — Я хочу кончить в тебя, а ты делаешь это чертовски трудным, Крис. Чан пытается не обращать внимания на то, как пульсирует его дырочка при этой мысли, и возвращается на кровать, на этот раз позволяя себе прижать Феликса спиной к матрасу. Член Ли всё ещё открыт, и Крис одной рукой тянет вниз оставшуюся одежду. — По крайней мере, дай мне посмотреть на тебя, пока ты растягиваешь меня, — бормочет он в шею Феликса, покрывая небрежными поцелуями его ключицу и подбородок. Феликс прерывисто вздыхает в воздух спальни и приподнимает задницу, помогая Чану стянуть с себя последнюю одежду. Крис обхватывает его рукой и нежно, сухо поглаживает, отчего Ли издаёт самый красивый низкий звук Мхнм. Когда Чан проводит большим пальцем по его гладкой головке, бедра Ёнбока подпрыгивают, и он отбрасывает руку Бана. — Внутри тебя, я сказал. Где смазка? Чан, не особенно заинтересованный в своём поведении, когда он может чувствовать, как влажный член Феликса скользит по его бедру, всё-таки достаёт лубрикант из прикроватного ящика, посасывая мочку уха парня под ним. — На спину, — говорит Ёнбок, хрипло, но твёрдо. Что-то в животе Бана переворачивается при этих словах, и он соглашается, всё ещё застенчивый, но слишком нетерпеливый, чтобы колебаться, раздвигая ноги для осмотра Феликса. Его глаза не отрываются от тела Чана, когда он щёлкает крышкой бутылки со смазкой, и в результате он проливает смазку мимо своих пальцев прямо на простынь. Недоумение на его лице заставляет Криса рассмеяться по-настоящему, громко и безобразно, откинув голову на подушки. Он не может поверить, что когда-то боялся чувствовать себя неловко с этим парнем. Он на минуту забывает о том, где они и что делают, о пульсирующей боли между ног, и наблюдает, как Феликс отчаянно пытается вытереть липкую жидкость ладонью. Это совершенно не работает. — Малыш, — перебивает его Чан сквозь хихиканье. — Малыш, Ликси! Ты, наоборот, распространяешь это повсюду. Мы разберёмся с этим позже. Феликс смущённо улыбается и бросает свою бесполезную задачу, вместо этого отодвигая их обоих на другую сторону кровати. На этот раз ему удаётся оторвать взгляд от места между ног Чана достаточно долго, чтобы капнуть щедрое количество смазки на первые три пальца. Он перемещается вперёд, чтобы удобно устроиться между бёдрами парня, свободная рука успокаивающе лежит на его бедре, когда он касается одним скользким кончиком пальца его дырочки. Ёнбок смотрит на Чана из-под чёлки, и его глаза такие же тёплые, как и его обнажённая кожа на внутренней стороне бёдер парня под ним. Чан неохотно разводит ноги больше, подальше от тепла другого тела, чтобы дать Феликсу лучший доступ. — Готов? — спрашивает Феликс, нежно потирая указательным пальцем дырочку Чана. Он оставляет после себя холодный, мокрый след. Чан кивает. Делает глубокий вдох, пытается расслабиться, как он делает, когда остаётся один. Феликс так близко, что головка его возбуждения слегка касается основания Чана. Затем Феликс продвигает палец внутрь. Прорыв происходит медленно, мучительно, снова приближая Чана к уровню ожидания спермы в штанах. Но уже прошло достаточно времени с тех пор, как он делал это сам, поэтому он ценит внимание Феликса. Ладно. По крайней мере, он ценит его дух. Но чувство наполненности ещё слишком далеко, ведь палец Феликса находится только на полпути, и тот всё ещё озабоченно смотрит на лицо Чана, ожидая любой реакции с каждым увеличивающимся миллиметром. Бан должен быть наполнен, и он нуждается в этом сейчас. — Феликс, — выдыхает Чан, и Феликс озабоченно вскидывает голову, — твои пальцы меньше моих. Я в порядке. Пожалуйста, просто вставь его. Ёнбок посмеивается над беспричинным отчаянием в его голосе и осторожно толкает свой скользкий палец до конца. У Чана никогда даже не было пальцев другого человека, и это ощущение… Ну, это пальцы в его заднице, это всегда хорошо. Но это пальцы Феликса в его заднице, заметно меньшие и более гладкие, отличающиеся от его собственных. Очевидно, это не член, который он всё ещё чувствует рядом, но это Феликс, внутри него. Крис легонько, на пробу, сжимается вокруг него и наблюдает, как кадык Феликса двигается верх-вниз, когда он сглатывает. Его солнечный бойфренд шевелит пальцем с сосредоточенным выражением, которое откровенно очаровательно. Язык слегка высовывается, когда он пытается найти необходимое внутри Чана. Последний делает всё возможное, чтобы помочь, двигая бёдрами и бормоча: — Ещё чуть-чуть, — а затем ох. Чан чувствует, как опускается на палец, и непроизвольно вырывается шипящее Да-а сквозь зубы. Пальцы Феликса немного короче его собственных, они не могут дотянуться до простаты так, как он, но тот факт, что это пальцы Феликса, позволяет прочувствовать разницу, и он чувствует, как предэякулят стекает на его живот. — Прямо здесь? — спрашивает Феликс с ухмылкой, голодными глазами наблюдая, как тот течёт. Чан не удостаивает его ответом. Теперь, когда Ёнбок находит простату Бана, он безжалостно атакует её. Его глаза горят. Он отказывается прекращать, пока тело Чана не начинает дрожать, извиваться и издавать сломанные, тихие А-ах-а звуки. Звёзды вспыхнули за глазами Чана, между его бёдер. — Ч-чёрт. Феликс, блять… О боже, остановись! Я сейчас снова кончу! — он задыхается, думая, что мышцы его ног вот-вот лопнут от напряжения. Феликс невинно хмыкает, но милостиво прекращает свою атаку. Он выглядит слишком довольным, когда начинает надавливать вторым пальцем на дырочку Чана. — Ещё один? Глаза Чана закрыты тяжёлыми веками, и его грудь дрожит от неровного дыхания, когда он хрипит: — Да. Вставляя два пальца, затем три, неглубоко раздвигая их ножницами, Феликс предлагает Чану небольшую милость — держать кончики пальцев подальше от его распухшей простаты. Чувство всё ещё почти ошеломляющее, и несколько раз Крис думает, что ему, возможно, придётся копировать Феликса и сжимать себя, пока его приближающийся оргазм не сбавит обороты. Не помогает и то, что, несмотря на его поддразнивания, Ёнбок невыносимо нежен. Он потирает большим пальцем промежность Чана в мягком жесте, чтобы успокоить боль. Крис так далеко зашёл, что мысль о том, что Феликс так сильно любит его, вероятно, могла бы убить его, честно. Затем, разведя все три пальца, Ли говорит: — Ты готов? Всё, что Чан может сделать, это кивнуть. Отсутствие тепла его бойфренда, даже если это всего лишь рука, заставляет Чана чувствовать пустоту, особенно когда Феликс начинает оценивающе смотреть на его растянутую дырочку. Крис смутно думает, что теперь он знает, каково это — чувствовать Ёнбока внутри себя. И его пустота теперь никогда не исчезнет, пока Феликс не заполнит его снова. И наконец-то, наконец-то, он это сделает. Дыхание Чана учащается, когда он видит, как Феликс выдавливает ещё больше смазки на ладонь. Ли берёт себя в руки и ведёт рукой по своей длине, выдыхая в небольшом, резком раздражении от лёгкого облегчения. Пальцы Чана слегка дрожат, но жжение тревоги в его груди почти погасло. Это всецело предвкушение. Член Феликса блестит от влажности в краснеющем свете заходящего солнца. Она светится такой же неземной красотой, как и всё остальное. Феликс вытирает руку об испорченные простыни. Затем он берёт внутреннюю сторону бёдер Чана и раздвигает их шире, чем ему, вероятно, нужно. Крис чувствует, как что-то упирается в его дырочку, и его тело напрягается. Но Феликс всё ещё смотрит вниз, на то место, где его головка прижимается к дырочке Чана. — Я всегда представлял тебя таким, — его голос грубоват, — открытым передо мной. У тебя вся грудь розовая, знаешь? — Феликс, — выдыхает Чан, и взгляд того встречается с его, — пожалуйста. Затем Ёнбок толкается, крепче сжимая бёдра Чана. Мышцы живота напрягаются под его кожей, и Чан чувствует его толчок. И боже. Все дыхание покидает Чана одним большим порывом, потому что за все эти часы, заполняя себя пластиком и притворяясь, что это Феликс, он забыл, что пластик даже близко не стоит рядом с человеком. Головка его возлюбленного только на чуть-чуть оказалась внутри, а Чан уже чувствует каждый дюйм, излучающий тепло, которое, кажется, согревает его изнутри. — Всё хорошо? — спрашивает Феликс низким, хриплым голосом. Он смотрит, как тело Чана поглощает его с таким лицом, словно видит Бога. — Да, — отвечает он. — Да. Феликс не торопится, понемногу толкаясь в него, но Чан теперь не возражает. Пламя его возбуждения превращается в тлеющие угли в его животе, приглушённые обожанием, который селится выше в его груди. Он обожает даже жжение растяжки. Всё его внимание сосредоточено на человеке, которого он любит больше всего на свете, особенно когда удовольствие заставляет Феликса зажмуриться и расслабить остальные черты его лица. Когда бёдра Феликса наконец встречаются с бёдрами Чана, это ошеломляет. Логически Крис знает, что фаллоимитатор, который он обычно использует, примерно такого же размера, как и член, находящийся внутри него прямо сейчас. Но жар, пульсация, пьянящая мысль о Феликсе заставляют его чувствовать себя невероятно наполненным. Он мог бы остаться здесь навсегда, думает он, не двигаясь, просто держа Ли внутри себя, оберегая его. — Я люблю тебя, — бормочет Феликс, светлая чёлка прилипла к уголкам его приоткрытых губ. Веснушки выделяются на обнажённой коже плеч и груди. Затем Ёнбок скользит одной рукой вверх по твёрдому члену, лежащему на животе Чана. Он собирает предэякулят, скопившийся на кончике, на свои маленькие пальчики, разводит их в стороны и с удивлением смотрит, как между ними тянутся серебристые нити. Угли снова вспыхивают пламенем. Чан обхватывает Феликса за талию и дёргает вниз в грубых поцелуях. Раз, два, три, горячий и влажный, а потом он говорит: — Трахни меня, — в щёку Феликса. И Ёнбок не может не исполнить просьбу. Он хватает Чана за бёдра и вгоняет себя внутрь, и, да, чёрт возьми, боже, он был прав, когда сказал, что Чан пропадёт. Крис внезапно обиделся, что никто никогда не показывал ему, насколько это чертовски хорошо. И, ох, это хорошо. Феликс трахает его глубоко и медленно, явно заботясь о том, чтобы он не причинил Чану никакой боли. Темп мучительный, позволяет Бану чувствовать каждое медленное движение длины Ли вдоль его стенок, обжигающее растяжение его дырочки. Ему интересно, как он выглядит там, внизу, принимая Феликса таким. — Ох, — выдыхает он. — Блять. — Хорошо? — спрашивает Феликс, и его улыбка такая довольная, что Чан знает, что выражение его лица говорит всё. — Ещё, — говорит он вместо этого, притягивая тело Феликса к себе, и тот понимает. Он сдвигает ноги Чана назад к плечам и встаёт на колени, чтобы трахнуть его быстрее и сильнее. Их носы неуклюже соприкасаются, когда Феликс прижимается лицом к лицу парня, целуя его с открытым ртом и грязно и с каждым толчком погружаясь в Чана глубже, чем тот считает возможным, глубже, чем ему когда-либо удавалось наполнить себя самостоятельно. Ёнбок меняет угол наклона бёдер, скользя языком по Чану, член упирается то в одну стену, то в другую. Крис не совсем уверен, что тот знает, что он делает, пока тот не попадает точно в нужное место, и всё тело Бана не выгибается, а глаза закатываются так сильно, что тот видит искры. Феликс прерывает поцелуй как раз в нужный момент, чтобы услышать, как его любимый смущённо и громко вскрикивает, и слышен его ответный смех, яркий и игривый. Это идёт в радикальный контраст с тем, как он незамедлительно устанавливает уничтожительный темп против простаты Чана. Разум Криса становится совершенно пустым. — Вот так? — Феликс дразнится. Губы путешествуют по челюсти Чана к его губам, покрывая его поцелуями, в то время как рот Криса глупо открывается и закрывается, словно он рыба, выброшенная на берег. Ёнбок скользит вниз, к горлу, ключицам. При своей работе они действительно не должны оставлять засосы, но его губы всё равно грубо прилипают к коже Чана. Бан даже не знает, какие звуки он издаёт, на самом деле. Голова откидывается на подушку, когда Феликс заставляет подпрыгивать всё его тело от толчков. Он смутно помнит, как его забавляло то, как голос Ли поднимается на три октавы, когда он наполнен до отказа. Кажется, теперь он всё понял. — Ликс, — выдыхает он, — Ликс, Ликс, Ликс. — Чёрт, Крис, — Ёнбок задыхается. Его прикосновения, лаская, двигаются по коже. — Ты так чертовски красив. Ты так чертовски красив. Чан чувствует, что его движения становятся всё более небрежными, а значит, что тот близко. — Ты собираешься… Ты собираешься кончить? …Ты собираешься… М-м-м-м… кончить в меня, малыш? Чан чувствует, как Феликс дёргается внутри него, его зрачки расширяются настолько, что его глаза кажутся абсолютно черными. Его ногти впиваются в нижнюю часть бёдер парня с горячим жжением, которое двигается прямо к члену Криса. — Чёрт, — шипит Феликс, наклоняется и крепко сжимает зубами горло его возлюбленного. Это ощущение заставляет Криса пронзительно осознать — останется след. Он знает, что завтра проснётся и увидит пурпурно-чёрное цветение там, где он не может надеяться его скрыть, и проведёт всю неделю, проверяя зеркала и окна, чтобы убедиться, что ни одно из его маскирующих средств не стёрлось. Эта мысль заставляет его сжаться вокруг Феликса, как тиски. — Да, — рычит Ли ему в ухо. — Да, я кончу в тебя, детка, наполню тебя. Ты этого хочешь? Какой бы ни был ответ Чана, он всё равно не слышен в испорченном шуме, когда Феликс берёт его член и начинает дрочить с темпом, соответствующим его толчкам. Ему даже не нужна дополнительная смазка — между остатками на его руке и собственным обильным предэякулятом Чана скольжение происходит легко. Натиск становится всепоглощающим, бёдра Криса дёргаются вперёд и назад маленькими прерывистыми движениями, когда он отчаянно пытается трахнуть себя рукой и членом Феликса одновременно. Он бормочет в беспомощном потоке, из которого можно разобрать только имя возлюбленного. Впиваясь ногтями в его плечи, Чан пытается взять ещё глубже. Ёнбок издаёт прерывистый звук в плечо Бана, начинающийся глубоко, но заканчивающийся пронзительно и жалобно, когда Чан царапает его спину. Феликс кусает, облизывает и целует челюсть парня, его шею, его соски, его грудь, стонет и оставляет за собой влажный след слюны, прежде чем снова находит губы хёна. — Собираюсь кончить, — дышит он в губы Чана, поглаживая небрежно и свободно его ствол. — Я так сильно люблю тебя, Крис, чёрт, чёрт, я… Его слова срываются на вздох, дрожащее О-о-х. Его член пульсирует, и что-то горячее циркулирует глубоко внутри Чана. Рука Феликса издаёт самый непристойный звук, скользя по головке члена парня, и все. Голова Криса откидывается назад, и он прижимает своего парня к груди с совершенно невозможным звуком, который может быть наполовину плачем из-за Феликса. Когда его дырочка плотно сжимается вокруг пульсирующей длины Ли, у него есть всего лишь секунда, чтобы оценить отчаянный звук, который издаёт Ёнбок, прежде чем оргазм ударит его с новой силой. Когда он выходит из раскалённого добела наслаждения, Феликс всё ещё трахает его, плавно и нежно. Чан беспомощно дёргается на нём. Из его горла, совершенно непроизвольно, вырываются тихие негромкие звуки Ха-ах-а. Это всё ещё так хорошо, так чертовски хорошо. Чан хотел бы делать это вечно, если бы его ноги не дрожали так сильно, что он боялся, что они могут сломаться. Он приоткрывает глаза, на мгновение двоится в глазах, пелена полусформировавшихся слёз, и едва не закрывает их снова при виде Феликса. Тот выглядит совершенно разбитым, больше, чем Чан когда-либо видел его раньше. Его волосы в беспорядке (это сделал Крис?), его кожа горит красно-розовым, как закат, и виден очень заметный фиолетовый синяк на ключице (это сделал Чан?), но разница в его глазах. Он смотрит на Бана из-под тяжёлых век с полнейшей влюблённостью, крошечные изгибы его губ, даже когда он продолжает проталкивать свою сперму ещё глубже в дрожащее тело Чана. Крис вяло моргает. Он не чувствует, что у него есть силы сделать что-то ещё. — Хотел бы я, чтобы ты посмотрел на себя прямо сейчас, — хрипло бормочет Феликс. — Ты самое великолепное создание, которое я когда-либо видел. У Чана даже нет сил протестовать, прятаться от похвалы. Он просто позволяет обожанию Феликса омывать себя, упиваясь им, как тёплой ванной после тяжёлого дня. Толчки Ёнбока замедляются, и он пытается отстраниться, но Чан издаёт бессловесный звук протеста. — Хм? — спрашивает Феликс, нежно проводя рукой по одному из обмякших колен Криса. — Останься, — хрипло хрипит Чан. — Только на минутку. Взгляд Феликса смягчается. Дневной свет почти исчез, но тусклое сияние, которое осталось, сияет в этих глазах, как солнечные лучи на деревянном обеденном столе. Вот как выглядит дом для Чана. — Ладно, — говорит Феликс и садится, войдя обратно по самое основание, прижавшись телом к парню. Крис протягивает руку и обхватывает ладонью лицо Ли, поглаживая большим пальцем его скулу. Он чувствует тепло под кожей Феликса, всё ещё розовой, но постепенно возвращающейся к своему нормальному тону. Пока он смотрит, веснушки, скрытые румянцем, всё отчётливее проступают между его пальцами. Ему так, так повезло. Он не осознаёт, что сказал это вслух, пока Феликс не улыбается, нежно прижимая свою голову к открытой ладони Чана. — Думаешь, только тебе здесь повезло? — говорит он, проводя пальцем по одному из, всё ещё чувствительных, сосков Чана и заставляя его бёдра немного подёргиваться. Слова звучат игриво, но его голос слишком задыхается, чтобы выдать шутку. Чан знает, что Феликс любит его. Он всегда знал, что младший любил его, всё это время — любил его пальцами рук и ног, словами и действиями, любил его свежеиспечённым печеньем, поздними ночными играми и губами между ног. Но он никогда не чувствовал себя таким любимым, как сейчас. Он свободно плывёт в этом океане, прозрачном, как стекло, не тронутый волнами собственных тревожных мыслей. В кои-то веки его сверхскоростной разум молчит. — Я люблю тебя, — говорит он, нежно сжимая размягчающийся член внутри себя, — я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Феликс широко и дико улыбается, наклоняясь, чтобы захватить губы Чана своими. Крис повторяет это снова, когда они рассоединяются, и в следующий раз, и в следующий раз. Снова и снова, пока он не бормочет это в губы Феликса, когда тот пытается заткнуть его, и они оба срываются на хихиканье и катаются по матрасу. Ёнбок выскользнул из него совершенно случайно, но Чан отпустил его, и тот плюхнулся рядом с парнем на матрас, растянувшись, как морская звезда. — Это был… — наконец говорит Феликс, — самый изнурительный секс, который у меня когда-либо был. Чан поворачивает шею, чтобы посмотреть на него. — О, ты так сильно устал? Честно говоря, он чувствует, что может потерять сознание на неделю. Даже месяц. Кончил на живот и всё. Он думал, что тренировка с Чанбином в прошлый четверг была тяжёлой? Это дерьмо было ничто по сравнению с тем, что было сейчас. Феликс хихикает. — Быть снизу не так просто, как кажется, а? — Хм, — Чан надменно фыркает и соизволяет не отвечать, потому что Феликс будет держать это в голове всю оставшуюся жизнь, если узнает, как близко он, вероятно, подошёл к тому, чтобы просто вырубить того своим членом. Вместо этого Крис решает проблему того, что Ли внезапно перестал быть рядом с ним тем, что закидывает ногу на талию Феликса и кладёт голову ему на плечо. — Мерзость, — Феликс стонет, когда сперма, которую Чан умудрился выплеснуть на его грудь, размазывается по рёбрам Феликса. — На самом деле, ты сам виноват, — Крис умиротворяюще целует его в щеку, и Ёнбок не может скрыть, как она прижимается к его губам, когда он улыбается. Затем Феликс осторожно сдвигается, ровно настолько, чтобы посмотреть вниз и встретиться взглядом с Чаном, не нарушая их липких объятий. — Тебе понравилось? — спрашивает он. Чан считает этот вопрос довольно нелепым, учитывая все обстоятельства. Но забота и беспокойство в голосе Феликса искренни, и более того — он видит нервозность на его лице. — Ликс, я почти уверен, что только что заставил соседей ненавидеть нас на всю жизнь, а ты беспокоишься об эффективности? — недоверчиво спрашивает Чан. Губы Феликса слегка кривятся, и он заправляет локон за ухо Криса. — Да, знаю. Но это был твой первый раз… Я хочу, чтобы это было потрясающе для тебя. Это то, чего ты заслуживаешь, всегда. Его пальцы скользят по раковине уха Чана, обводя хрящ так изящно, словно это было стекло. Крис выдыхает в его грудь, медленно, ровно и комфортно, более непринужденно, чем он был… Ну, сколько себя помнит. Затем он приподнимается на локте и смотрит Феликсу в глаза так выразительно, что их носы соприкасаются. — Ты невероятен. Никто никогда не обращался со мной так, как ты. Не только секс, но… Всё. И сегодня, и вчера, и каждый день до этого, и всё остальное. Я понятия не имею, что я когда-либо делал, чтобы заслужить что-то настолько хорошее и прекрасное, как ты. Феликс целует его так нежно, что Чан вздрагивает. — Ты ничего не должен был делать, Чанни. Достаточно просто существовать. Чан издаёт сдавленный смешок, чувствуя себя полнее, чем когда-либо, даже полнее, чем с Феликсом внутри. — Ты собираешься заставить меня плакать со спермой в заднице? Феликс улыбается ему в рот. — Может быть. Солнце скрылось за горизонтом, и хотя его сияние больше не отражается в глазах Феликса, они продолжают сиять в сумраке спальни. Он смотрит на Чана так, будто тот повесил каждую из звёзд, которые сейчас появляются в окне за головой Ли. Чан не знает, будет ли он когда-нибудь думать, что заслуживает этого. Но когда он притягивает Феликса в свои объятия на грязных простынях, чувствуя, как его сердце бьётся в этой темноте — он начинает чувствовать, что заслуживает этого.