Ночные сомнения

Он проснулся не столько от самого звука всхлипываний, сколько от тянущего, скорбящего чувства в сердце. Оно не обмануло — Полнарефф сидел на кровати, смотря в окно, свет луны из которого мягко освещал лицо с покрасневшими глазами. — Что такое, приятель? Полнарефф плачет не так часто, но, обычно, из-за серьёзных вещей. Жан-Пьер обратил внимание на заспанного ковбоя и тут же отвёл глаза. — Я, я… ничего, всё — всхлипнул. — Нормально. — Нет. — Хол Хорс подошёл к соседней кровати. — Говори, что случилось, пожалуйста. Последовало несколько коротких всхлипов. Ноги Жан-Пьера, согнутые в коленях, вздрогнули под одеялом, Хол присел рядом с ними и погладил француза по ладони с такой приятной кожей. Тот молчал. Его дыхание было сбивчивым, прерывалось короткими вдохами, отражающими его состояние, когда он готов был сорваться в любую секунду. — Я так себя одиноко чувствую. Казалось бы, всё время окружён людьми, не против новых знакомств и общения, но, кажется, никто этого не понимает. Наши — будто строят между нами стену. Высокую и толстую стену. Постоянно говорят заткнуться, говоря, что сейчас не время. Да…возможно они правы. Просто, я не тот человек, что любит одиночество и молчать. Мне нужен тот, кто будет рядом, кто будет меня любить, выслушает, кому будет хорошо со мной и с кем мне будет хорошо. За такого человека я готов отдать душу. Вот только, где мне найти этого человека? От девушек получаю только отказы. А если всё-таки согласие, то чувствую, что это не любовь, и нет никаких намеков на неё, мы расстаёмся буквально через несколько дней. Кажется, мне просто суждено страдать. Я… я просто чувствую себя ничтожным человеком. -Хэй, Полнарефф, не говори, что плачешь от отказа. — Голосом, полным сострадания ответил Хол. Было больно смотреть на француза. Его голос был пропитан горечью и ненавистью к своему существованию. Хол чувствовал, как внутренний мир его близкого скоро рухнет. Этого нельзя было допустить. Положив руку на колено француза, тот продолжил. Ты прекрасный человек, даже не сомневайся в честности моих слов. Полнарефф в ответ лишь взглянул на ковбоя своими голубыми, казалось стеклянными от слез, что скатывались по щекам, розоватым от постоянных потираний лица руками. — Ты пытаешься найти спутницу на всю жизнь, я знаю и понимаю тебя. Действительно тяжело быть без постоянной поддержки и опоры. Но пойми, «ту самую» невозможно найти, заигрывая с каждой девушкой, которую увидишь. Уверен, когда-нибудь ты найдёшь того, кого ищешь, но попробуй отдать всё в руки судьбы. Она всегда сводила, и будет сводить тех, кто должен быть вместе. Тишина. Только редкие всхлипы, разбивающие сердце. — Но ведь и ты так же заигрываешь почти с каждой, разве нет? — первое, что сказал Полнарефф за долгие минуты молчания. Ему было невероятно тяжело внутри. Грусть и отчаянье переполняли его разум. Слишком долго он всё копил в себе, слишком долго никого не было рядом, чтобы рассказать всё. — Да. Но наши цели разные, я ищу опору, а ты любовь. Хорошего человека тяжело найти, мне пришлось ждать долгое время, бывать во многих местах, делать много плохого, но, вот я здесь, спустя столько всего. Полнарефф снова посмотрел в окно. — Я просто хочу быть счастливым. — Я знаю. Иногда следует просто успокоиться, любовь всегда придёт, а вот чувства проходят медленно, и долго причиняют боль. Ты понимаешь это. — Да, но я н-не могу, я просто… — Его голос сорвался и Полнарефф заплакал в голос. — Я знаю, знаю. Хол взял руку Жан-Пьера в свою и начал легонько потирать её большим пальцем, заглядывая французу в глаза, пока тот медленно успокаивался. — Слушай, если когда-нибудь захочешь поговорить — знай, я открыт для тебя и твоих мыслей. Если будет нужна поддержка — я здесь, я рядом. Я, может, не могу дать тебе всё, чего ты хочешь, но я постараюсь. В конце концов, если бы не ты, я бы сейчас до сих пор был против вас, в ужасной компании, с большим шансом умереть от рук того, кто нанял меня на работу, а не от тех, кого мне сказали убить. Ты мне новую жизнь открыл. Я не думал, что смогу когда-нибудь настолько доверять другому человеку, пока мы не узнали друг друга ближе. Не представляешь, насколько я тебе благодарен. Я сделаю всё, чтобы ты чувствовал себя лучше. Тишина. Столько молчания. Ничего нет, только иногда, сквозь приоткрытое окно проскальзывает ветер и колышет шторы, после чего обдаёт холодком тело. Казалось, это молчание длилось вечность, но не мучительную. Это было похоже на момент, когда дождь проходит, и всё становится спокойным. Полнарефф вдруг почувствовал себя совершенно уставшим, и не нашёл ничего лучше, чем положить голову на плечо Холу, сидевшему рядом, и обнять его, прижаться к нему всем телом, будто бы желая впитать всё тепло, что пропускает тонкая ткань футболки. Впервые чьё-то тепло было настолько родным. Ковбой посмотрел на лицо француза, которое было слегка освещено. Оно выглядело расслабленным, взгляд был направлен куда-то вдаль, и веки иногда смыкались, заставляя ресницы слегка вздрагивать. Губы были расслаблены, не сжаты, и выглядели весьма привлекательно. Всё лицо, соотношение пропорций, общие черты и всё в частности, всё это выглядело, как идеал для Хол Хорса, того самого, кто никогда не искал любви в девушках. Это лёгкое влечение, отдалённый намёк на влюблённость, что может быть лучше такого чувства в начале, когда блаженство от нахождения рядом с человеком отдаётся какой-то сладкой пульсацией во всём теле, пронзает всю душу, всё сознание лёгкими нитями ощущений, вздрагивающими от каждого прикосновения человека, который нравится, ради которого хочется жить, отдать всё, что есть, и что можешь получить? Вряд ли есть вещь, которую можно с этим сравнить.