Мир желает быть обманутым, пусть же он будет обманут
Я люблю уединение. Только оставшись одним, можно быть уверенным, что тебя не бросят и не предадут, воткнув кинжал в спину. Возможно это последствия жизни второго сына, когда за мной следили и не давали ступить шага со свободой в легких. А может казармы и многолюдные ристалища у осман, где вдалбливали верность падишаху и омерзение ко всем остальным. Или обращение оставило свой след, однако со временем это желание стало острым, как клинок, приставленный к горлу. Сейчас детские покои — отдушина для подозрительной души, здесь не было никого, лишь брату дозволено просачиваться сюда. Он не солгал и мерещится каждый раз, когда нахожусь на перепутье. Вот и сейчас, сидит в кресле у дальней стены. Коробка все еще догорает в камине, развалившись в бесформенную кучу обгорелых деревяшек, но ее очертания въелись в мою память, оставив там след, ей уже не покинуть меня. Выловив в коридоре, одна из служанок отдала мне коробку, сказав, что не смогла найти княгиню. Сначала даже заглядывать не хотел — это подарок для Владиславы, но меня дернуло спросить, от кого это. — Мужчина не назвался, только сказал, что они очень близки. И ее любовник — первый, кто пришел на ум. Расспросив служанку еще, понял по описанию, что это действительно он! Тогда не было времени и желания рассматривать того, с кем спала Владислава. Мое внимание было приковано лишь к ней одной. К ее черным жестоким глазам, пьющим мою боль, разукрашенные пальцы сжимались не на его плечах, а вокруг моего сердца. Его темные волосы смешались с ее. Золотая краска смазалась, как и на этом чертовом пере. Почему перо? Сначала меня встретила записка на валашском:«Bună, Prințule, nu-ți amintești de mine, dar ne vom cunoaște curând. Sunt surprins că mai e ceva în inima ta în afară de ură. Crezi că Vladislava este capabil să devină cel care îți va salva sufletul? Mă îndoiesc, pentru că nu-ți cunoști deloc șarpele, dar ai dreptate să-i spui așa. Nici nu-ți poți imagina ce fel de șarpe te-ai încălzit. Cât de încrezător ești în ea, în prințesa ta? Este chiar distractiv să te uiți cum rupi un sine rupt pentru a te adapta la ea. Greșeala ta a fost să nu o omori după vestea trădării și am încercat atât de mult, Dar Dumnezeu ne cere să dăm o a doua șansă. Așa că ți-l voi da. Ce crezi că face prințesa ta acum? Un alcov pe coridorul de lângă grădină. Află-i adevărata față, Dark One.
P. S. Vă dau adevărata ei esență, Vlad Basarab III»
В коробке лежала статуэтка женщины с птицей на руке. Ее тело было золотым, но черные линии огибали бедра и грудь. Вопреки всем доводам разума, в ней я тут же увидел Владиславу. Злость сжимает челюсти так, словно в них глотка этого ублюдка! «Выбрала Пса, а не Дракона!» Движение головы, и мой взгляд цепляется за расслабленное лицо моей княгини. Свернувшись калачиком под моим боком, уткнулась мне в плечо. «Ты — единственный, кто важен для меня, и кто волнует меня…» — Как вовремя ты это сказала, — провожу по пухлой нижней губе пальцем. Золото хмурится и сама потирается об мою руку. Аккуратно, чтобы не разбудить, опираюсь на локоть, нависая над женщиной, которую назвал своей. Мои укусы почти сливаются с укусами Маркуса, только его меньше размером. Она кормит его пару-тройку раз на день, но меня ругает, когда кусаю ее за грудь. Трясу головой, развивая маску, и целую, наконец, эти проклятые лживые губы, провожу языком, слизывая с них яд. Владислава улыбается, возможно, ей снится что-то хорошее, я же потерял право на спокойные сновидения. — Вла-ад, — сквозь сон зовет меня. — Я здесь, Золото, — целую снова, вызывая новую улыбку. — Что-то не так? — она часто что-то видит так, за гранью реальности, иногда даже разговаривает. Кошмары ослабили хватку, но иногда возвращались, как боль в теле перед грозой. Помню, как приходил к ней в ночи, чтобы унять их, позволить ей выспаться, набраться сил, даже в далекой Италии. Наши полуночные разговоры — единственное, что не воспринимает ее память, оставляя так глубоко в сознании, что даже самой Змейке до них не добраться. Только в такие моменты она не скрыта от меня ничем. Качает головой: — Просто… — фраза обрывается, и я уже думаю, что продолжения не будет, но ее дальнейшие слова радуют и приносят жалящую боль! — Я… люблю тебя… Пульсация в груди заставляет сжаться. Когти царапают кожу, но им не добраться до моего сердца, как ее словам. — Золото, — голос едва слышен, — ты когда-нибудь предавала меня? В этот раз моя княгиня не двигается и не отвечает, полностью погрузившись в сторону сознания. — Ты так жаждал услышать эти слова, братец, так почему тебе так больно? — голос Мирчи слишком громкий для такого момента, но его слышу лишь я, поэтому Владислава не двигается. — Потому что они оплетены ложью, Мирча. Она солгала, когда я в открытую спросил ее о нем. — Он лишь предложил ей перейти на его сторону, планов не открывал. — Ты оправдываешь ее? — Не позволяю сделать тебе поспешных выводов, — серые глаза смотрят со строгостью отца, но мне ведомо — он действительно оберегает меня. — И причинить боль вам двоим. — Тогда ты затронул тему ее крови. Ворон сказал, что я уничтожу ее за это же. Она скрывает свою фамилию, даже проникнув в ее сознание, не смог найти об этом информацию. Кто она, раз так скрывает ее? — Так спроси ее. — Да, и она скажет — Басараб, что правда. Это только оттолкнет ее. Сам узнаю, — перевожу взгляд на брата, — или мне мог бы сказать ты. Мирча ухмыляется, подпирая подбородок кулаком. Знаю эту позу, выражение лица и ауру. Хрен он мне что-то скажет. — Понятно, тогда остается лишь ждать. Почему я сам запретил Элиз об этом говорить? — Кто знает тебя лучше, чем ты сам? Может, будущему тебе известно, что сейчас не время? Ты еще не готов к этому. — К чему? Даже если в ней течет кровь осман, я готов… простить ей это, — рассматриваю длинные ресницы, отбрасывающие темные месяцы на ее щеки. — Теперь у тебя больше шансов узнать информацию, — брат закидывает ногу на ногу. — Она сделала ошибку явившись к тебе через свое сознание, но разве это все не по-твоему плану? — Это упрек, Мирча? — Нет, просто вы довольно странные возлюбленные, обычно те, кто любит — не строят против друг друга планы, а вы прямо таки изводитесь, чтобы придумать что-то извращённое. Не стыдно, братец? Упрекаешь ее во лжи, но сам теперь можешь проходить через защиту без ее ведома. Взгляд сам находит обрывки ремня, который она разорвала, и Мирча подмечает это: — Она прошла через свое сознание к тебе, Девкалион сыграл свою роль и впустил ее, а ты сделал вид, что понятия не имеешь, как она попала туда, только вот не ожидал, что такое единение даст ей новый виток силы. Пусть ты и обошел ее саркофаг, но она теперь больше Темная, чем была до этого. — Я пошел на это из-за того, что не смог спрятать свою энергию в ее тень. Так бы можно было следить за ней и оберегать без проникновения в сознание. — Как легко ты это оправдал. Пусть так, но мне нужно было это. За прошедшее время с момента ее прихода, я внимательно следил за Владиславой. Она изменилась, начала прислушиваться не только к тому, что говорят другие на беседах с нею, но и к тишине. Пару раз замечала Теней, приставленных к ней, и каким-то образом скрывалась от них. Носферату теряли из вида девчонку. Я молчал, она тоже. Больше не слышно ее шагов, лишь сердцебиение — по нему могу понять, что это Змейка и по энергии, но и ее она будто бы научилась скрывать без амулетов. Интересно, Владислава сама заметила это? Даже в нашей стычке была быстрее обычного человека, осторожна и внимательна, хоть ее разум и застилал гнев. Лишь полностью выведя ее численностью своих любовниц — лишил Искушения. Впредь мне и этого не сделать. Кажется, она учится буквально, наблюдая за другими. Скрутить княжну не составило бы никакого труда, для меня она все еще слаба, но для людей, не посвященных в мир Темных, — она хищник. Особенно, учитывая, с какой легкостью вскрыла горло боярину. — Думаешь о том, куда она его дела? — Мирча будто читает мои мысли. — Отправив туда Теней, получил информацию лишь о том, что тела нет, даже крови не осталось, только запах, которых едва слышен. Куда она могла деть тело? Кто ей помог? Это не Ворон, она не дала ему возможности получить превосходство, но меня тревожат «ее люди». Все они под моим надзором, расположены в казармах, только и делают, что тренируются. Она имела в виду кого-то другого, но кого? — Остался бы — узнал. — Останься я там — она бы узнала об этом. То, как она общается со мной и Мирчей… — Мирчей… — брат снова ухмыляется. — Интересно, какова будет ее реакция, когда она узнает его, — от слов брата что-то зашевелилось внутри, чувство страха и неизбежности. — Ей пора бы. Он прав, пора бы, но я боюсь, что это оттолкнет ее от нас обоих. У нас и без того натянутые отношения, а после этого, есть вероятность того, что Владислава полностью возненавидит. Брат встает и громко вздыхает, как не должны вздыхать мертвецы. — Помни, Влад, ты сам сказал отцу и матери, что вы не повторите их путь. Не держи ее в клетке, стань равным ей. Все думают, что равной должна стать она, но это не так, направь Владиславу на правильный путь, она опасается всего, и в первую очередь тебя, пусть и любит. Любовь губительна, ей подвластно разрушить человека, чтобы мужчина и женщина создали новое я, одно на двоих. Она боится, что уже не является той, какой была когда-то, боится, что снова станет заложницей, как в доме отца, так и в Бране. Поэтому столько тайн, поэтому таится от тебя и прячет свою суть. Вы должны быть заодно, а не против друг друга. Знаю, твое терпение не вечно, но и ее память всегда свежа. Уверен, что ей снова вспомнился ты, который встретился вначале. Если она не идет к тебе, то приди сам, — Мирча подходит к столу, на котором все еще разбросаны перья и бумага. Опирается на него рукой и проводит, словно может почувствовать шероховатость дерева. — Знаю, это против твоей сущности, ты не склоняешь ни перед кем, столько раз тебя пытались сломать, заставить, измывались и угрожали, но перед ней встал. Это только между вами. Только она видит твою слабость, братец, только перед ней готов был умереть, отпустить ее, так зачем все это? Никто больше не видит эту борьбу внутри тебя, только она, ведь Владислава тоже проходит через это. Ты сам воспитал в ней борьбу, так не удивляйся оскаленным зубам. Перенаправь эту жажду на ваших общих врагов. Включи ее в свои планы не как пешку, но как союзницу, кто знает, может ей удастся удивить нас всех. — Нравоучений только от призрака не хватало, — брат улыбается, но я знаю, что он прав. — Подмечаешь многое, когда умираешь, знаешь ли, маленький братец, — Мирча резко становится серьезным и даже злым. — Мы — Драконы, Влад, и мы пожираем всех, кто готов посягнуть на то, что принадлежит нам. Сейчас твоя семья стала больше на двоих, сожри всех врагов. Киваю. — Знаю. Я сделаю это, брат, — призрак кивает в ответ и исчезает. За дверями покоев ко мне присоединяется Лука. — Энергия? — Не сохранилась, но Агате есть, что нам рассказать, собрались почти все, кого ты призвал. — Тогда идем. Кстати, как продвигается дружба с Владиславой? — У княгини определенное виденье людей. Ты либо ее друг, либо враг. Я лишь принял правила игры. — Зная ее, она вряд ли поверила. Поэтому продолжай, но не заиграйся, как только она уловит фальшь — ответит тем же. — Понял. — Она солгала. Не в первый раз. — Мне проследить за ней? — глаза Тени тут же загораются оранжевым. — Нет, ты не сможешь проникнуть в ее тень, а так она уличит тебя. Ты должен быть кристально чист. Уверен, что она тоже уже может распознавать эмоции или ложь других. Шпион удивлен, но не сильно. — Так вот, что она проделывала со мной тогда. Искала слабые места? — Что именно тогда ты почувствовал? — Ты обучил каждого из Теней скрываться свое сознание, мысли и эмоции. В тот момент мне казалось, что я в закрытом помещении, а снаружи бродит зверь. Он не источал угрозы, наоборот, будто бы наблюдал, заставлял нервничать своей неподвижностью. Нет, было такое ощущение, что я стою напротив леса, темного и полного глаз, но чьи это глаза — не рассмотреть. Затем она продемонстрировала свои когти, — киваю, эту часть я знал из отчета Тени гораздо раньше, но дальнейшие слова заставляют меня остановиться, — а после — я не смог призвать тени, чтобы воспользоваться ими, будто что-то сковало меня. Такое было, когда ты остановил меня от нападения на Андрея, когда я обратился. Больше ни с кем такого не было, и княгиня не делала этого снова. — Понятно, идем, — значит, она может и так? Нужно понять, насколько выросла ее сила. — Тебе известно имя Берт? — Имя бриттов. — А Берток? — Это уже больше похоже на имя с моей родины. — Угу, она изменила имя своего отца, когда рассказывала о своей семье. Я спросил ее об этом, и она подтвердила, что он бритт, только это — ложь. Лично слышал, как ее мать называла отца Владиславы «Берток». — Тогда она… — Я думаю, что она из Венгрии, а единственную семью, которую я призираю от туда — это Батори. — Думаешь, Владислава имеет кровь Батори в своих венах? Молчу, но молчание громче слов, однако мне нужна тишина, чтобы все обдумать. — Не знаю, пока слишком мало информации, но то, что они похожи, как предок и дальний потомок — вполне говорит об этом. Глаза одного цвета, лишь оттенки разные. Обе кровожадные, у одной с детства, в другой желание тлело, пока я не разжег этот огонь. — Если так посмотреть, то обе клыками впиваются во власть, ты либо с ними, либо враг, — продолжает Тень, — разве что Владислава делает это более филигранно, чем Батори, не идет напролом, хоть и сметает преграды с пути. Они похожи больше, чем кажется на первый взгляд, особенно, если отмести их взаимоотношение. Больше как мать и дочь… Значит, Владислава — Батори? — Оставим это, слишком мало доказательств. Схожесть — еще не гарантия. — Понял, я займусь поиском информации, может у Батори были тайные дети до того, как она обратилась. — Проверь еще и имя Абель, — заворачиваем за угол и поднимаемся по лестнице, по которым можно ходить лишь князям. Лука всегда закрывал глаза на это правило, а я и не стопорил его. Плевать, если Тень делает это незаметно для остальных слуг. — Абель? — Имя брата Владиславы. — Тоже венгерское, тогда это не совпадение. Если она из рода Батори, коих терпеть не может, тогда понятно, почему она прячет свою фамилию, — Лука бросает на меня взгляд и хмурится. — Ты уже знаешь ответ, так ведь? — Какой из? — моя правая рука цокает и качает головой. — Мне кажется, или ты изменился? — Я знаю. — Как чувствуешь себя? — Как собачонка. — Так легко говоришь это? И как-то слишком спокойно, Теням уже уводить людей из замка? — Нет, — долгое для Луки молчание — чревато прорвавшейся плотиной слов. Чувствую, как он сейчас лопнет от желания что-то сказать. — Ну? — Впервые вижу, чтобы ты так… — Унижался перед кем-то? — Относился к женщинам, — уклончиво отвечает Тень. — Просто… это похоже на любовь что-ли, — тьма взвывает, оскаливает пасть и рвет к Луке когти. Без моего ведома нападает на моего же воина. Она защищает меня, но мне это не нужно. — Стоять, — черные иглы замирают у лица Тени. Сила трещит, не понимает, почему ее останавливают, ведь раньше она карала всех, кто осмеливался на подобную дерзость. А сейчас что? Задается вопросом, склоняя голову. Шпион встал статуей, затаив дыхание, лишь выдавливает: — Она… к тебе обращается? — С недавних пор, — тьма всегда внимала мне, но с появлением Змейки, энергия буквально ожила, стала иметь свои эмоции, мысли, желания, однако все это всегда крутится возле меня. Та, что находится рядом с моим телом — сама защищает, покрывает тело, как вторая кожа, как самый крепкий щит. Моя сила стала живым существом, что мурлычет на ухо, когда я спокоен и расслаблен, рычит, когда зол, жаждет крови, когда в бешенстве. Вьется по моим рукам и пальцам, находит пристанище на моих плечах и трется о шею. — Она будто… живая. — Что-то вроде этого, — киваю, и живые завитки свиваются мехом на плечах. — Если это любовь, Лука, то Владислава долго не проживет, а я рассчитываю на несколько десятков лет точно, — разворачиваюсь и продолжаю путь. — Чем дольше, тем лучше. Поэтому от меня она еще не скоро услышит это. — Почему? Секрет, который знает лишь Коссей, сжимает грудь сильней с каждый днем, пока не выдавит из меня все соки, поэтому с тяжелым выходом решаю рассказать тому, кому доверяю: — Я продал ее. — В каком смысле? — Отцу, за силу, — Лука вновь останавливается, он поражен, но это скрыто за хмуростью и аналитикой ситуации. — Когда сбежала, я думал, что она предала меня, поэтому без зазрения совести пошел на этот шаг: принести ее в жертву, чтобы не терять силу и веками быть тем, кем являюсь сейчас. Однажды мне предсказали, что я испытаю великую боль, так оно и вышло, но это лишь половина пророчества, есть и другая, где мне предстоит потерять ту, что откроет мое сердце. Теперь стало понятно, что это Владислава и сделка с Отцом. — Ты обречен, — тихий приговор. — Да, — такое же тихое согласие. — Поэтому я делаю все это: молчу, когда она выходит замуж, ухожу в тень, позволяя играть во власть, но стою за ее спиной, стоит только появиться угрозе. Потому что только так могу поступками заявить о своих чувствах, что, как я думал, давно умерли. — Глупый. — Я? — Нет. Я. Раз не смог понять этого сам. Прошу прощения, князь, за эту оплошность. Впредь я, Лукиллиан Ка́рольи, буду защищать княгиню ценой собственной жизни и тысячей других, — Тень, что терпеть не может свое полное имя и настоящую фамилию, склоняется в поклоне и подписывается под своей верностью кровью. — Я принимаю твою клятву, Лука, — шпион вновь весел и радостен. Тьма тихо мурлычет мне на ухо, и я ловлю себя на том, что тянусь к ней почесать, как если бы она действительно была чудны́м зверьком. — Наблюдай за ней, но ничего не предпринимай, если она делает что-то странное, лишь думай на перед, чем это может обернуться, и если чем-то плохим — сообщи мне. — Даешь ей свободу? — Раньше бы не дал, но кое-кто сказал мне: если хочешь поступить правильно — поступай так, как не сделал бы твой отец. Он запер мать, и она возненавидела его, я так делать не стану. — Умный этот «кто-то», — ухмыляется Лука, а мне лишь остается закатить глаза. — Идем, нас уже все заждались. Захожу в свой кабинет и развиваю маску с капюшоном. Нас действительно уже ждут. — Можно поздравить тебя со свадьбой, Дракул? — приветственно кивает Александр Ван Хельсинг. — Ошибочка, охотник, женился наш мальчишка. Венгр пожимает плечами и указывает на меня: — По описанию похож, только вот волосы… давно не видел тебя таким заросшим, Драк. — Хи-хи-хи, обожаю наши семейные посиделки, — бросает Лука и занимает свое обыденное место — подоконник. Сидеть где-то на возвышении — привычка Тени-шпиона, но со временем это стало приносить ему странное удовольствие. Если где-то есть высокая точка, а вы потеряли Луку — он там. — Хорошо, что бороду еще не отпустил, а то я бы спутал тебя с кустом из твоего сада, — продолжает Александр. — А Сандр сегодня многословен. Среди лета снег грянет? Агата? — Не думаю, но возможно все, — отвечает ведьма. — Скорей уж наш Князь решит, что двух свадеб за год ему и Валахии мало и устроит еще одну, — старик закидывает ногу на ногу. — Да ладно вам, сейчас пора жизни и цветения. Даже самым хмурым и холодным хочется счастья и толики тепла, а уж любви и подавно, — Агата хлопает в ладоши. Меня сейчас стошнит от их слов, но молчу, никак не реагируя на их выпадки. — Слушайте, если была свадьба, то нам ждать скорое пополнения и топот маленьких ножек по Брану? — лыбытся Лука. — Хотя, это может сделать и Маркус, он уже вовсю зовет Ладу — мамой. Жду не дождусь, когда услышу «папа» в сторону Влада! Все смеются, а я подмечаю, что лишь Никлаус тихо сидит в стороне. Он знает, что я делаю. — Что такое, Влад, молчишь, будто в рот воды набрал? — все замолкают, ожидая от меня ответа. — Мне просто интересно, кто насколько наговорит, — все хмурятся, а я ухмыляюсь, указывая на Агату. — Еще одно заклинание на поиск сразу нескольких людей одновременно, я должен видеть картину целиком. Нет карты? Так сделай ее, — Королева ведьм меняется в лице, но мой палец уже указывает на ее мужа. — Твои слова весят, как новый артефакт, который объяснит, что происходит с княгиней и, — не даю старику перебить меня, — найти Последнее объятие. Ты, — Ван Хельсинг ухмыляется, но я знаю, как найти на него управу. — Одно мое слово, и Аделаида с радостью сожмет в своей большой руке твои маленькие яйца, — при упоминании жены венгр тут же теряет всю спесь, поэтому иду к Луке. — Что касается тебя, — слышу, как он сглатывает, — отдам в пользование Владиславе, как личную шестерку, будешь выполнять все ее поручения вплоть до прихотей и капризов. Или, — теперь моя очередь кровожадно улыбнуться, — вообще отправлю тебя домой, — глаза Тени округляются, — на несколько месяцев, — чем больше говорю, тем больше расширяются глаза Луки, — если вообще призову обратно. Шпион тут же дуется: — Ладно. Молчу. — То есть тебя можно запугать отдыхом в кругу семьи? — Александр явно не знает эту сторону шпиона. — А тебя твоей женой? — язвит Тень, кривясь, как маленький ребенок. — Вот женишься — поймешь! — Пф! Глядя на вас всех, — он обводит почти каждого из присутствующих глазами, — кроме тебя, Ник, можно понять, что хорошее дело браком не назовут! — откидывается спиной на угол оконной рамы. — Вечно молодой, вечно холост! — Вот как? — от этого тона мурашки касаются всех мужчин. — Так может проклясть тебя на суженную? — Агата тасует карты, выловленные из кармана энергии. Золотые рубашки почти такие же, как у Змейки. Вытаскивает одну, затем другу и третью. Ее смех рассыпает вторую партию мурашек по нашим спинам. — Вечно молодой, вечно холост, Лукиллиан? — на стол у дивана, где сидит чета ведьмаков, ложится первая карта. Девочка в ночи блуждает по пустыне, а высоко в небе светит полная луна. За сестрой следует вторая карта — женщина на троне со скипетром и крыльями за спиной. И третья завершает картину, которую видит лишь Королева ведьм, та, что изобрела эту магию. Дьявол, рогатый с кожистыми крыльями и людьми у его копыт. Голос Агаты тягуч, как мед, от него не скрыться, ты вязнешь в нем и топишься. Единственный выход — выпить мед, в котором, знаешь, есть яд. — Говоришь о свободе, но сам же себя в жертву ей на алтарь положишь. Всю жизнь свою положишь, в знак повиновения. Как волк на цепи выть будешь, но без нее еще хуже. Только ей ты позволишь себя за цепь повести, оберегать будешь да лелеять, так и не заметишь, что сильная мира сего перед тобой, не маленькая девочка, а глаза твои врагами станут, лгать начнут. Она потеряна и спрятана, как сокровище. Золото, — теперь особенно внимательно слушаю, а Хозяйка леса стучит по карте с девочкой. — В песке легко спрятать то, что блестит. Охранником будешь, сначала вынужденно, а потом сам отпускать не захочешь. Хм, — замолкает, обдумывая последнее две карты. — Мне и до этого ничего не нравилось, а сейчас твое «хм» так и подавно! — Не понятно: то ли она сама будет могущественной женщиной, перед которой нельзя не склониться, ведь подобно Императрице и Дьяволу в ней одинаково будет Тьма и Мрак, то ли у нее будет такой покровитель, но она явно с детства будет идти рука об руку с властью. — Это мы все собрались и нагадали Лукиллиану суженую, которая его под каблук загонит? Согласен, обожаю семейные посиделки, — хлопает в ладоши охотник. — Я не согласен! Агата, отмени, что нагадала! Отмена! — Это не в моей власти, малец! — Ну, Агата! — Даже не думай, это по судьбе тебе начертано. — Злюка… Коссей, может быть т… — Не-а, я в эти дебри вообще не суюсь. Не надо мне такого счастья, жены хватает. — Да что же вы за люди такие! — Хватит, прими это с достоинством, Лука, — шпион смотрит на меня едва не со слезами на глазах, но лучше его игнорировать. — Александр, ты привез мне, что я просил? — Да, — охотник вынимает из сумки длинную книгу. — Как ты и просил, Энциклопедия Карпатской нежити, что начала писать моя семья. Только ума не приложу, зачем она тебе? — Не мне, но нужна. Агата, Лука сказал, что у тебя есть новости. — Да, — кивает, — сегодня было пересечение барьера тем, кто носит защиту, подавляющую энергию — это хорошая новость, барьер работает, — она смотрит на меня настороженно. — А паршивая новость в том, что кто-то с такой защитой гуляет через барьер туда-сюда слишком часто. Это заставляет задуматься. — Нужно понять, кто покидает Бран в это время, я могу слиться с тенями, — Лука поднимает руку для предложения. — А если это Темные? Им не нужны выходы, как у людей, — моя правая рука хмурится, а я впервые за сегодня смотрю на говорящего. Как и Никлаус, он молчал, когда другие шутили — Виктор. За прошедший год он действительно стал тенью. Впервые его волосы завязаны в хвост, отросшие ниже плеч. На мою память, он всегда стриг их коротко после разбойников. Взгляд и до этого был не ярким, но сейчас может посоревноваться со взглядом Змейки. — Тогда нам нужно проследить за всеми Темными и неопределившимися, — мне нужно кое-что проверить. — Лука — носферату, поэтому он и Никлаус возьмут себе подобных, — убью двух зайцем одним выстрелом, — а ты, Виктор, возьмешь на это время княгиню, — замечаю, как напрягается его челюсть. — Обеспечь ей защиту. — Понял, князь, — кивает Тень, Лука же очень аккуратно прожигает во мне дыру, Никлаус тоже смотрит пристально, но не так явно, как шпион. — В таком случае отправляйся. Пока что княгиня заняла бывшую спальню Лады, — воин встал, поклонился и вышел. Первым, на удивление, не выдержал Ник: — Зачем? — М? — поднимаю бровь. — Ты подозреваешь именно его, так зачем доверяешь ему ту, которую он хочет убить? — Не подозревает, Ник, он точно знает это, — шпион заставляет всех обернуться на меня. — Владислава для него, как красная тряпка для быка. Ему ведомо, что Елизавета — это она, хотя никто не говорил ему об этом. Это секрет, за который можно лишиться головы, лишь вы, доверенные знаете. — Тогда почему не вырвал гортань? — Коссей с явным удивлением рассматривает свою кровожадную жену. — Потому что, Агата, он — пес. А у каждого пса есть поводок, по нему и пойдем. — У тебя уже есть план, — не вопрос — утверждение. — Есть, и он уже идет полным ходом. Коссей, скажи, Сумеречное Плато все еще под твоим контролем? — Как и всегда, на то я и Владыка Костей. Однако, зачем тебе оно? — нотки подозрения уже окрашивают голос ведьмака. — Мне оно нужно. — Конечно, спасибо за разъяснение, Князь. Только готов напомнить тебе, что там полно кровожадных мертвых тварей и призраков, давно забытых или вычеркнутых из летописи. — Тем лучше. Лука, приведи его, Никлаус, следи за целью, — Тени кивнули и покинули комнату. — О, так ты, наконец, решил использовать его? — Да, решил. Александр, задержись в замке, если нужно к Аделаиде тебя перекинут, — охотник кривится. — Ты же знаешь, как я ненавижу Теневые коридоры, Драк! — И все же, либо так, либо вообще без встреч, — Венгр хмурится, но кивает: — Я тебя понял. Ладно, пойду. — Тебе выделят спальню Теней. Она третья от покоев князя, — чувствую острый взгляд Агаты. Верно, она знает, чьей именно была эта комната. К своему величию и моему уважению, ведьма не роняет и слова. Лишь глаза острее Ведьминого железа. Коссей чувствует эмоции своей жены, хмурится, но не влезает в отношения между владеющим и подчиняющимся. Я не упустил того, что Андрей в итоге оказался живым и владеющим энергией, хоть Агата и заверила меня в том, что он мертв. — Я закопала его, Дракул. Мой единственный смертный сын... — она сидела под ливнем, в грязи, в которой теперь покоится тот, кого она качала в колыбели. Разбитая и измазанная жижей, что некогда была твердью. Ногти обломанные, забитые черной землей, кое-где виднелись бурые разводы, и я чувствовал запах крови. Слезы смешивались с пылью и дождем. Ветер трепал ее мокрые волосы, затягивая их в жгуты. Но самым поражающим было то, что я чувствовал ее боль. — Не могу сказать, что он не заслужил этого, но… мне жаль, — ведьма подняла на меня большие и заплаканные глаза. Здесь были только она, я и княжич, покоящийся в могиле, что вырыла ему мать. Больше никто не пришел, или Агата не хотела делиться этим горем с другими. Ее сын всегда был лишь ее. Иголка резко относилась к единоутробному брату, все говорила, что из-за него мать предала отца — Коссея. Сам же ведьмак особо не любил говорить об этом, но часто одергивал дочь. Вот и сейчас, будь Иголка здесь — плюнула бы на свежий холм. — Никогда раньше… не слышала от тебя такого… — Раньше никто и не был этого достоин. — Зачем я его сюда привела? — некогда Королева ведьм, сейчас — разбитая горем женщина, не обращая внимания на грязь, закрыла лицо руками, будто бы стыдясь за некогда принятое решение. — Лучше бы оставила его с отцом! Лучше бы он был самым младшим, но живым! Лучше было бы не знать меня и Темный мир! — Ты хотела как лучше. Защитить. — Его должен был защищать ты! — ярый крик перебил раскат грома. Агата сама — гром и молния. — Я и защищал, пока он не бросил мне вызов, не посмел украсть то, что принадлежит мне, — азарт охоты и кислый привкус от предательства Андрея уже сменились плесенью потери. Больше ничего не сможет быть прежним. И мы с этим. — Бросил вызов?.. Он просто хотел быть… — нам обоим было прекрасно известно, что упрямостью он пошел в мать. Подойдя к ведьме ближе, присел на корточки и лишь тихо озвучил то, что она не осмелилась сказать: — Не просто. Он хотел власти и жаждал ее больше, чем что-либо другое. — Ты воспитал его таким. — Лишь показал, чего он смог бы достичь. Ты знала, как он умрет еще до его рождения, иначе бы не пришла ко мне, и не просила помощи. — Я не думала, что будет так больно, князь. Не думала… — она сжала свое платье в области груди. — Думала, оно уже давно сгнило, но нет. Вот, трухлявое, дырявое, как червивый фрукт, однако бьется и болит… скорбит, — новый всхлип вырывался из ее груди. — Я не должен здесь быть, — это уважение, которое нужно было выказать Агате в первую очередь и… Андрею за годы службы, пусть он и выбрал могилу. Однако я не двигался с мета. Его выбор стоил уважения, он напоролся на смерть, попытавшись изменить свое положение, вырвать шанс на лучшую долю, но на его пути встал я. Не многие смогли бы похвастаться этим, сдохнув в нищете или под гнетом своего хозяина. Он — смог. — Почему? — ведьма, казалось, не заметила моей задумчивости, но это и не удивительно, когда я снова посмотрел на нее, она гладила пьющую землю там, где должна быть голова моей правой руки. — Он умер из-за меня, я напугал лошадь, — дрожащая рука замерла. — Пошел против, хоть и был предупрежден. — Орленок, — тихий шепот, как последняя колыбель. — Первый пал, падет и князь, время Дракона тоже придет, — глаза Темной заволокла дымка, зрачки утонули в молоке тумана, что видит даже сквозь время. — Ты тоже в темноте поникнешь, коль сердце в дребезги расколешь. Испытаешь боль, что прежде лишь раз испытывал. Захочешь забвения, вернуть время вспять, но даже этого не получишь. Покинут тебя чувства, цвета выбелят и стянут мир, о ней лишь думать будешь и ее хотеть, но долгое время вас разделит, и потухнешь ты, как тухнет всякая жизнь. В груди рана зиять будет, неизлечимая, долгая. Тогда ты взвоешь, как воет мать, потерявшая дитя, будешь горевать, как горюет отец, потерявший отраду, будешь скучать, как скучает любовник, по отнятой любви, но поздно будет, — несколько десятков голосов слились в один — таким тогда был голос Хозяйки леса. Агату повело в сторону, она схватилась за голову, но я не дал ей упасть. Глаза вновь стали черными, как Тьма, что плещется в них, но тем привычнее они для меня были. — Прости, что наговорила, я не… — пусть ей уже и несколько столетий, но эта сила не позволяет взять себя под контроль. — Я… прости… Глубоко вздохнув, прижимаю давнюю подругу к груди. — Вряд ли я когда-то испытаю это, Агата, так что твои слова нынче — ветер. — Тебе, как никому другому, известно, что мои предсказания, какими бы они не были, всегда сбываются. Тогда я еще не знал, что Змейка, заточенная в башню, убьет Мирчу, обратив в носферату, не мог подумать и о том, что пропадет и будет отсутствовать год. Что все эмоции погаснут, уйдя с ней, что буду выть и кидаться в омут с головой, лишь бы хоть что-то почувствовать, чтобы затем умирать от неизлечимой раны в груди. Когда увидел Андрея, целого, невредимого и живого рядом со Змейкой, первое, что подумал: Агата солгала. Он не умирал, или она и не закапывала труп, как-то воскресила, но непомерная боль услышанного от нее в тот момент — говорила об обратном. Заслуги прошлого дали ей возможность спокойно продолжить жить и даже не покинуть мой двор в Оскверненной Столице, однако я не оставил это просто так… — Благодарю, князь, — Александр кивает и уходит в сопровождении Теней. — Чего удумал, малец? — тихо вопрошает Коссей. — Взять на живца? — пожимаю плечами, а черные глаза вспыхивают золотом, они изучают меня, словно не видели до этого. — И что это было? — О чем ты? — Ты знаешь, о чем. — Разве не ты сам дал мне совет не сажать его на поводок, так что теперь тыкаешь мне? — вино разливается на языке безвкусной жижею. — Но придумать такое? — Коссей взмахивает руками. — Больше похоже на твой безумный план. К тому же, — ведьмак понижает голос, — тебе ведомо едва ли не все, что он задумал. — Обвиняешь меня в том, что сам вбиваю клин между собой и Владой? Коссей оскаливается: — Ты контролируешь мальчишку, без твоего ведома он никуда не сунется. Иначе бы твоя задница уже давно сидела запертой где-то. — Он однажды попытался, — дразнить старика — дело приятное, но опасное. — Но не удержал. — Повезло, — то, как Мрачный произнес это заставляет насторожиться. — Почему это звучит так, словно ты приложил к этому руку? — Коссей молчит, и это многим красноречивее слов. — Коссей, объяснись! — Это я воздействовал на Намтара, — само спокойствие. — В каком смысле? — бокал уже покрывается трещинами. — Так нужно было, чтобы вы, наконец, перестали бояться друг друга. — Бояться?! — стены сотрясаются от моего рева. — Скажи мне, Коссей, почему тот, кого я считаю своим отцом — предал меня, натравив Ночного кошмара?! — Дело в ритуале, мальчишка, — ведьмак сверкает глазами цвета Мрака. — Я думал, что дело в ее кольце, но дело оказалось в ней самой. Помнишь? Ритуал провели мои кости. — Твои потомки? — почему-то я хочу услышать ответ, но тут же страшусь его. — Нет, у меня есть большая уверенность, что это я сам провел его, — мир смещает внимание: все, кроме ведьмака становится расплывчатым и серым. Лишь он — мой наставник выделяется ярким пятном во всей этой мешанине образов и звуков, — и привязал еще не родившуюся Владиславу к тебе. — И дал ей мое имя, но зачем? — Мрачный вздыхает так, словно на его плечи легли горы. — Может из-за тебя? — не скрываю своего удивления, и Коссей снова вздыхает. — Несмотря на ваши распри, вам хорошо вместе. Тебе хорошо, Влад, до нее ты не жил полной жизнью. Не любил, у тебя были лишь игрушки, — он кривится. Так старик называл моих Невест, и был прав, я ничего не чувствовал к ним. — Мирча был лишь блеклой тенью, а сейчас вы оба оживились, да даже Девкалион по твоим словам начал не только жаждать крови! А до этого был лишь живой мертвец, которого я вытащил из могилы. Ты стал носферату до начала служения Отцу. Сейчас же, я вижу того мальчугана за которым было интересно наблюдать вместе с его старшим братом, — старикан складывает руки на груди и дуется. — Я ни о чем не жалею, князь, мой план дал свои плоды, и вы сблизились — для меня важно и ценно было лишь это. Чтобы… не важно. Я готов понести наказание, но раскаянья не жди. Молча смотрю на того, кого иногда терпеть не могу, но уважаю, как не уважал своего родного отца. Если сейчас вспомнить, то наши с Владиславой отношения действительно начали налаживаться после ее кошмара. Тогда мы впервые нормально поговорили, она не боялась меня, ища защиты. Смогли бы мы вообще найти общий язык, если бы не смертельная опасность? Спокойно выдыхаю воздух, запертый в моей груди: — Я благодарен тебе, Коссей, — мой голос спокоен, но тверд, — но если сделаешь так еще раз — поплатишься за это, вне зависимости хороший твой жест или нет. — А-а сделаю «так» — это без предупреждения или сделаю что-то вообще? — Агата обреченно цокает и прикрывает рукой лицо: — Это не мой муж, я не знаю этого глупца. — Я тоже, Агата, я тоже, — Коссей улыбается, как мальчишка. — Без предупреждения, — отвечаю на заданный ранее вопрос. — Я понял, — черные глаза вновь вспыхивают золотом. — Но я был прав, дело выгорело. — И едва не сожгло тебя самого, скелет ходячий! — ведьма зло сверкает глазами в сторону мужа. — Можете идти, — их идиллия расслабляет, но в то же время режет без ножа. Мне бы… тоже хотелось такого с Владиславой, но у нас еще куча секретов в наших шкафах. Пройдет немало времени, прежде чем все они будут раскрыты друг другу. — Последний вопрос, — Коссей поднимает руку. — Что ты вздумал делать с Сумеречным Плато? Прищуриваюсь и показываю оскал: — Секрет. Коссей тут же дуется: — Наглый мальчишка. — Наглый, не наглый, можешь идти. Старикам вроде тебя нужен частый отдых. — Что ты?.. — Касс, идем, пока Владислав сам не упек тебя куда подальше, а я помогу ему в этом. — Спелись черти! Да как только мы вас с княгиней терпим?! Ироды окаянные! — Потому, что любите нас, — Темная целует Мрачного, подталкивая к двери. Причитания старикана еще долго слышатся в коридоре. «Владислав. В нынешней жизни так меня продолжает звать лишь Агата, когда не называет князем. Так значит, Намтар не по своей воле напал». — А ритуал над матерью Змейки провел сам Коссей. Легче не стало, но врагов уже можно вычеркнуть. Ее послали ко мне не для того, чтобы как-то навредить, — глаза щипает от света огня, прикрываю их и тру пальцами. «Когда я спал в последний раз? Столько дел, столько приготовлений и настороженности, чтобы ничего не всплыло нигде…» Стук в дверь оповестил о манерах гостей, чьи шаги я услышал еще на лестнице. — Войдите. Лука буквально вталкивает парнишку, тот озирается по сторонам и, наконец, находит меня. Я особо и не скрываюсь. — Давно не виделись, Филипп. — К-князь, — в почтенном страхе склоняет голову, он весь в кровоподтеках и грязи. Бросаю недовольный взгляд на Луку, но тот стоит, как кол проглотил: прямой, руки за спиной, не моргает, смотрит в одну точку. Если так посмотреть, то можно подумать, что это его заковали на несколько месяцев в темницу. — Понравилось в темнице Брана? Я достаточно гостеприимный хозяин? — Князь, я-я прошу вас, убейте меня, я заслужил это. Молю о… смерти… — Лука, это можно расценить, как неуважение к моему гостеприимству? Тень отращивает когти и рычит, хватая перевертыша за шею. От силы удара бедолага впечатывается лицом в пол. Вой заглушает камень и сила, с которой мой воин сдерживает Темного. — Молчать! — шипит Лука, его глаза отливают желтой завесой, оранжевого почти не осталось. Из-за своего нынешнего положения перевертыш видит лишь мои сапоги, но даже от них он испытывает лютый страх. — Итак, ты жаждешь смерти, Филипп, но что если я предложу тебе нечто большее? — наклоняюсь вперед и складываю руки в замок, опираясь на них подбородком. Лука дергает гостя за отросшие волосы, но тот отводит от меня взгляд. — Я сохраню тебе жизнь, но ты будешь в долгу предо мной из-за того, что украл внешность моей княжны. — Я… с-сожалею об этом, правда! Не имел права… — Вот именно! — умолкает от моего окрика, сжимается в цепкой хватке Луки, как щенок в пасти хищника. — Ты не имел никакого права! — он едва не молится. — Хватит скулить, пес! — сегодня Лука особенно яростен. Когда мы с ним поймали Темного в бордели, Тень проявлял к нему особый интерес. Со странным удовольствием взялся допрашивать его, а потом и пытать, со временем у него проявлялась все большая и большая неприязнь к перевертышу. Хотя по характерам они очень даже похожи. Будь ситуация другой — стали бы друзьями. — Вслушивайся внимательно в слова князя, а иначе, — склонившись почти к самому уху перевертыша Лука зарычал, позволяя фантазии мальца разыграться. Глаза загнанной жертвы расширились от ужаса. — Еще помнишь, хорошо, — кивает моя правая рука. — Навсегда запомни, что я с тобой делал! Мне не впервой видеть такое лицо Тени. Загнанный когда-то в ловушку зверек вырос, отрастив когти и клыки, готовый убивать и причинять боль другим. О семье Лукиллиана известно лишь мне. Он не распространялся о ней даже среди Ближнего круга. Только я знаю, какой секрет оберегает этот демон. И как ему порой трудно сдерживать Тьму в себе. Радужку полностью покрыл несвойственный ни одному рангу цвет, больше похожий на огонь, пожирающий склад с солью. Губы кривятся в улыбке, от которой стынет кровь в жилах людей. Именно такого Луку я и остановил, когда тот напал на Андрея, потеряв контроль над собой. И именно поэтому выбор пал на княжича, а не на носферату в качестве правой руки. За глупыми шутками и прозвищами Темный скрывает боль, что однажды пришлось пережить и ужас смерти. Теперь, став одним из детей Отца, он сам вселяет в других его, но лишь при мне или в закрытой темнице. И никогда на публике. Старается, по крайней мере. Собственно, именно поэтому он и не может заставить тьму подчиняться ему, как это делаем мы с Никлаусом, но научился прятаться в ее объятиях, найдя общий язык с древностью. — Я-я понял! — перевертыш зажмуривается, лишь бы вновь не оказаться в том месте вместе с Лукой. — Все п-понял! Тень ждет моего приказа, и я киваю, позволяя ему отпустить любителя менять шкурки. — Мне нужно, чтобы ты сделал маленькую шалость, — узник затравленно поднимает взгляд, из-за чего не могу скрыть усмешку. — Что… именно, князь? — Сначала ты поклянешься мне в верности. Не просто на словах, а кровью и плотью. Тьмой, — каждый Темный знает, клятва, которую засвидетельствовал Тьма — смертельно опасна. Ты либо выполняешь требования сделки, либо мертв. — К-клянусь Тьмой, что не предам Безликого и Безымянного Темного Князя. Буду верен и предан только ему, — молчу, желая продолжения. — Не буду использовать его внешность или внешность Темной Княжны без его воли и… — И ее, — Филипп запинается, удивленный моим пояснением. — Или ее воли. Обещаю, что не сообщу и не покажу их лица и имена, ибо отныне я, Филипп Солдрет, их слуга. Клянусь Тьмой, если сделаю это, то не найти мне прибежище в чертоге моего Отца. — Я принимаю ее, — тьма окутывает запястья и шею перевертыша, подтверждая сделку, просачивается сквозь кожу, пуская черные жилы, запоминает сказанные слова, высекая их на ребрах дающего клятву. — А теперь перейдем к делу. Мне нужно, чтобы ты притворился моей княжной…