Улыбка

Он любил больше всего то, как она радовалась. Она откидывала назад свою головку, ее длинные волосы образовывали ореол, уголки ее глаз смеялись, и ее рот будто простирался в улыбке. Но лучше всего был ее смех - низкий и гортанный. И тогда всё, на чем он мог сосредоточиться, был ее смех. Он никогда не был тем, кто заставлял ее смеяться. Его сумасшедшие соседи по комнате, Фред и Джордж Уизли, заставляли ее плакать от смеха, но ее лучшие друзья, Рон и Гарри, делали ее смех живым и настоящим, они помогали ей этим. Как тогда, когда ее кот, Живоглот, заболел. Они сидели с ней всю ночь, успокаивая ее и, в конечном счете, она смеялась над их шутками. Тревога отступила. Это было спасение. Иногда ему было жаль, что он не разделяет её смех. Ему было жаль, что не ему он предназначается, что он не был тем, кто вызывал его. Это было в середине войны и низкооплачиваемые лакеи Министерства не могли позволить себе арендную плату самостоятельно. Таким образом, восемь из них снимали оставленную фирму в Хогсмиде. Там он и жил. Как только она спросила его, почему он решил бросить профессиональный квиддич, он сказал ей, что всемирная свобода более важна для него, чем глупая игра. Каждый человек родился с основой - было важно только то, что они хотели делать с той основой, которая делала их "хорошими" или "плохими". И она подарила ему небольшую улыбку перед вручением ему чашки чая, который она сделала для него. И внезапно ему стало жаль, что он не сказал что-то остроумное, чтобы ее смех был для него. Но вместо этого он дал ей такой серьезный ответ, хотя истинный. И всякий раз, когда он в мыслях возвращался к этому разговору, он слышал голос матери, шепча: потерянный момент никогда нельзя вернуть назад. И он искал любую возможность, чтобы она засмеялась. Но он никогда не был достаточно быстр и умен. Фред или Джордж или даже Ли сказали бы прежде, чем он мог даже думать о чём-то, заставляя ее смеяться в восхищении. И он ругал себя за это, что не может принести ей краткий момент счастья в этом угнетающем мире. Иногда он задавался вопросом, что она думала о нем. Кем он был для неё? Старший брат, лучший друг, или только сосед по факультету? И затем он задался вопросом, почему он заботится о ней? Почему он любил больше всего, когда она смеялась, почему он хотел быть тем, кто вызывал её смех? Он обещал ей, что будет заботится о ней. Она назвала его старшим братом и обняла. Это было потрясающе, они проводили всё больше времени вместе. Это было, прежде чем Оливер понял, что, слушая ее смех, становится счастливым и грустным одновременно. Он думал обо всем этом одним ранним утром, тупо уставившись в окно. Он заметил рассеянно, что рама нуждалась в ремонте и что окна отчаянно требовали помывки. Но ничто из этого не имело для него значения - он был очень занят, думая, как сообщить каждому, что он уезжает, что Министерство отправило его на другое место работы. Она зашла в комнату, села рядом с ним и спросила, почему он так рано встал. Он сказал ей, что уезжает сегодня, и у него нет выбора. Она молчала некоторое время. Она встала и стала смотреть на восходящее солнце и начала говорить. Он не мог видеть ее лицо, но понимал, что ей сейчас больно. Она сказала ему, что будет тосковать без него, что он был ей дорог, и что она желает ему удачи. И затем она сказала ему, что, если он хочет, она будет ждать его возвращения. Он уставился на нее, неспособный сказать ни слова из-за внезапного комка в горле. Но она, казалось, поняла его невысказанный ответ и обернулась, чтобы увидеть его лицо. Она улыбнулась ему. И внезапно он перестал жалеть, что не разделяет её смех. Ее улыбки было более чем достаточно. Она сказала тогда слова, которые он будет повторять много раз в следующие месяцы в течение холодных зимних утренних часов. "Улыбнись, Оливер. Солнце встало."