III
9 февраля 2021 г. в 09:06
дропшип «Кимон» на пути
от прыжковой точки к Панцирю
Ауриганская Коалиция
26 июля 3026 года
-- Скажи-ка, подруга, – задумчиво говорила Ноэлани, – твоим моральным устоям не сильно претит торговля рабами?
-- Что? – Маша вздрогнула.
Разговор шёл в подсобке рядом с каютами пассажиров, где было оборудовано некое подобие кухни с микроволновкой и электроплитой на две конфорки; на одной в кастрюле уже кипел суп, на вторую – пока холодную – Ноэлани поставила сковородку. Маленькая Аннабель – Машина дочка – лазала по полу с плюшевым зайцем и куклой. Маша готовить не умела; максимум, на что хватало её кулинарных познаний, это разогреть в микроволновой печи готовое блюдо или залить кипятком лапшу быстрого приготовления.
-- В армии у меня была столовая, а дома – прислуга, – оправдывалась блондинка, на что Ноэлани резонно заметила:
-- У меня тоже. Я дочь барона, помнишь?
-- Тогда зачем ты научилась готовить?
-- Затем, что люблю вкусно поесть.
Блондинка покосилась на выпуклый мягкий животик подруги и хмыкнула. Ноэлани по-прежнему разгуливала по кораблю в лава-лава на бёдрах; Мария сегодня отчасти последовала её примеру: на кухне сняла рубашку, оставшись голой по пояс, в бесформенных камуфляжных штанах, прихваченных, верно, с военной службы. После этого Ноэлани вручила ей картофельный нож и ведёрко картофеля: чисти!
-- Говорят, в Альбионе курсанты этим занимаются сами, – сказала Маша. – Ты можешь себе представить: юные Дэвионы, Каннингэмы, Зиблеры, дю Валли и прочие ходят в наряд по столовой как простые солдаты? чистят картошку и моют посуду?
-- Серьёзно?
-- Ага. Типа как это воспитывает дисциплину и твёрдость характера.
-- Ты там училась?
-- Не, – Маше потребовалось некоторое время, чтобы приноровиться к картофельному ножу, – куда мне? я же не Дэвион. К тому же, из Капелланской марки. Уорриор-холл на Новом Сырте, – добавила она.
Военная академия дома Хасеков, вспомнила Ноэлани собственную учёбу в École Militaire: таурианцы в ней уделяли немало времени изучению вероятного противника. Хасеки управляли Капелланской маркой – пограничной областью Федеративных Солнц, тянущейся от Плеяд на Периферии до ближних подступов к Терре, вдоль спинвардого рубежа владений Ляо, изрядно усохших за последние двести лет. В том числе, благодаря территориальным захватам Хасеков и их сюзеренов Дэвионов. Ауриганская Коалиция с её двумя дюжинами планет равнялась довольно маленькому кусочку их владений если учесть, что только на двух мирах из этих двух дюжин население перевалило за миллиард и на ещё одном к этой отметке приблизилось. Почти дотягивающий до ста миллионов Панцирь и оставленный за кормой Итром, где набиралось пятьдесят или шестьдесят миллионов тоже смотрелись неплохо, в то время как Уэлдри, Бриндэм, Умгард, Маньчжандянь и многие другие были едва населёнными колониями, способными запросто вымереть без притока переселенцев с обеих планет Коромодира.
-- Так что это за тема про рабство? – спросила блондинка.
-- Я просто всё думаю, зачем Димитракопулосу идти на Эротитус, – помешивая суп в кастрюле, сказала Ноэлани. – Вот, что он туда повезёт?
-- Рабов?
-- Ага.
-- Хочешь сказать, местные сами пойдут продаваться в рабство, чтобы не умереть с голоду? – догадалась Маша.
-- Ага.
-- Да уж… – не выпуская ножа, Мария отёрла лоб тылом кисти.
-- «Мул» берёт на борт тысячи полторы. До Эротитуса лететь те же семнадцать дней, что с Коромодира на Панцирь, только прыжок всего один. И джампшипов в точке зависло – ты сама видела.
-- Полторы тысячи рабов – это сколько примерно?
-- Несколько миллионов. Не знаю! я никогда не интересовалась ценами на этом рынке.
-- Можно ещё продавать билеты до Эротитуса, – подумав, сказала Мария. – В кредит, за си-биллы. Ком-Стар есть и там, и тут. Перелёт с одним джампом – это по три-четыре тысячи с носа. Умножаем ещё на полторы.
-- Пеонаж! – догадалась Ноэлани.
-- Он самый. Даже у нас в Солнцах есть, и Шесть свобод не мешают: пеон как бы не раб, он лично свободен, только долгами опутан по самые уши – хрен выберешься. Зато все остальные имеют бабло.
-- Ну, и что ты в итоге думаешь? – спросила девушка.
Маша положила перед собой доску, взяла нож и принялась нарезать картошку на ломтики.
-- Тебе честно сказать, подруга?
-- Конечно.
-- Если Декимис не восстановит очистку воды – то бишь, подачу энергии – городу крышка. И деревням тоже. Может, и уцелеют какие оазисы, но три миллиона в них не прокормятся. Так что деваться местным некуда: кто не уйдёт – тот умрёт.
Ноэлани медленно кивнула. Она не питала иллюзий насчёт отсталости своей родины: термоядерная энергетика для Ауриги – лостех, утраченная технология. Техники Коалиции справлялись с обслуживанием оставшихся с прежних времён установок, но строить новые, как и восстановить разрушенную, было почти непосильной задачей. В послевоенной разрухе так и безо всяких «почти». Построить атомную станцию взамен термоядерной тоже почти нереально: это займёт несколько лет, за которые процесс опустынивания лишившихся искусственного орошения земель может стать необратимым. Тут надо, конечно, разбираться в терраформировании, чтобы определить… но что три миллиона крестьян на всё это время останутся без средств к существованию, понятно и так. Лучшим выходом для Декимиса было бы сплавить их куда-нибудь на Бриндэм или Маньчжандянь – там, вроде, хватает целинных земель. Но в общем-то, и продать за наличный расчёт тоже неплохо. Хотя Ноэлани была уверена, что отец бы так не поступил. Но Декимис?
-- Как думаешь, может Декимис сам стоять за этим предприятием?
-- Продать людишек из Бармицы на Эротитус? – уточнила Мария.
-- Ну да.
-- Откуда мне знать? – пожала плечами она. – Я с ним не знакома. Ты здешняя, тебе видней, на что способен ваш здешний лорд, герцог он там или кто.
-- Маркиз. Так исторически сложилось.
-- Ну и как – станется с него продавать в рабство своих холопов?
-- Не знаю… – медленно проговорила Ноэлани. – Нынешнему маркизу Пьеру-Луи под восемьдесят, и бóльшую часть этого времени он носит титул. Он был одним из главных противников централизации при Тамати Втором, в оппозиции директору при Директорате и, как ты понимаешь, одним из главным союзников Реставрации. Собственно, он собрал и вооружил один из полков Реставрационной армии, Второй Декимовский фузилёрский.
-- А куда делся Первый? – заинтересовалась Мария.
-- Разбит в начале войны домом Мадейра. Они враждуют лет двести, не меньше – ещё до основания Коалиции. Раньше они делили между собой Гулдру, но лет семьдесят тому назад Декимисы, наконец, уступили и переселились с неё на Панцирь.
-- А что Мадейра?
-- Они хитрожопые ублюдки, всю войну играли нашим и вашим – директору и ресам одновременно. И между делом воспользовались случаем свести старые счёты.
-- В общем, всё как всегда. Я нарезала картошку, кстати.
-- Отлично, теперь берём и высыпаем на сковородку, – так Ноэлани и сделала. – Не знаю, что осталось от мадейровского войска, но слышала, что их молодой лорд Александр в фаворе у Камеа Арано.
-- Они любовники?
-- Конечно.
-- Для Декимисов это хреново, – сделала глубокомысленный вывод блондинка.
-- Хочешь сказать – им до зарезу нужно бабло на восстановление военной мощи?
-- Ну-у… да. Наверное… я б точно на их месте об этом подумала.
-- А на Эротитусе рынок наёмников.
-- И оружия, – в тон ей добавила Мария. – Значит…
-- Значит, – кивнула Ноэлани. – Одной загрузки «Мула» рабами хватит купить пару танчиков или лёгкий мех. Или нанять банду ребят с собственными бэттлмехами.
-- И если мы с тобой до этого додумались…
-- …то старый хрен Пьер-Луи додумался тоже!
Бармица, Панцирь
Ауриганская Коалиция
На настоящего механика Боров, как выяснилось, не тянул, но кое-что в ремонте бэттлмехов смыслил. Включая электротехнику, где они втроём с Микалой и Элли принялись перебирать и переподключать кабель за кабелем. Начали ещё вчера вечером, и провозились сегодня весь день. Варан как единственный из команды, кто разбирался в устройстве реакторов, полез в чрево меха и, наконец, выдал своё заключение: работает как надо. Не в железе проблема, а в управлении им… а хули вы хотели, поставив башку «стингера» на плечи «феникс-хока»?
-- Роди башку «феникса», ёбаный Блейк, – буркнул лысый наёмник, раскуривая сигару, под что объявил перерыв полчаса. Покосился на юного Микалу, крутящего самокрутку из куска обёрточной бумаги и достал ещё сигару. – Будешь?
-- А можно? – вырвалось у парня.
-- Можно лису на весу, – хмыкнул наёмник, – но Дэвионы обидятся.
Жилет и сапоги он оставил внизу, чтоб не мешали работать, футболку стянул и прежде, чем лезть за куревом, тщательно вытер ею руки.
-- Крепко? – спросил Боров, когда Микала, затянувшись, закашлялся с непривычки.
Парень кивнул.
-- Так ты не в затяг, а потихонечку, – посоветовал Боров.
Парень снова кивнул, косясь на наёмника.
-- Вроде, на мне узоров нет, – выдыхая в сторону облако дыма, сказал тот.
В самом деле – не было; только грудь и живот поросли густым тёмным волосом. У темнокожих обитателей Панциря это встречалось нечасто, да и цвет кожи был непривычен сам по себе.
-- Эй! – крикнул наёмник появившейся внизу Макелине. В руках девушка несла две коробки армейского сухпая. – Поднимайся сюда! И останься, – добавил он, когда Макелина вскарабкалась на плечо «феникс-хока».
Паёк разделили на пятерых.
-- Сколько времени? – задала давно беспокоящий её вопрос Элинор.
Боров поднял запястье с часами.
-- Торопишься? – полюбопытствовал он.
-- У меня дети… двое маленьких, – сбивчиво объяснила Элли. – Два и пять лет.
-- Но кто-то же за ними смотрел весь день?
-- Моя мама, – вставил Микала. Элли подтвердила кивком.
-- Тогда после ужина идём домой, – решил лысый.
Элли, Микала и Макелина переглянулись.
-- Вы… хотите с нами? – решилась спросить Элинор.
-- Да. Обещаю не покушаться на ваши запасы, не курить в одном помещении с детьми и не нажираться, – криво усмехнулся наёмник.
-- А приставать к девушкам? – с игривой ноткой спросила Макелина.
-- Ты напросилась! – Боров сгрёб её за плечи и притянул к себе, впился ей в губы напористым поцелуем.
Элли накрыла ладонью сжавшийся кулак Микалы и парень невольно вздрогнул.
-- Вы же мехвоин, – сказала она лысому, чтобы отвлечь. – Где вы научились ремонту мехов?
-- Там и научился, – осклабился Боров. – На Пойнт-Бэрроу. Знаешь такое?
-- Военная академия Федеративных Солнц? – скорее угадала, чем вспомнила Элинор.
-- Точно. Для Альбиона я рылом не вышел, да и на чорта оно мне надо – тамошний цук? Хотя Пойнт-Бэрроу тоже не сахар, – подумав, добавил он. – Скатившийся мир, безводный, холодный и с гравитацией на четверть больше терранской. Вам бы там не понравилось, няшечки. Здесь, хоть, теплее.
-- Почему вы решили пойти с нами? – спросила Элинор, когда они уже спустились на пол ангара, и Боров натягивал сапоги.
-- Почему нет? – хмыкнул тот. – Лишних вещей у меня тут нет, всё своё – с собой, а пользоваться гостеприимством Капены мне надоело. Хочу посмотреть, как здесь живут простые люди.
Назад шли по темноте, подсвечивая дорогу фонариком: подачу электричества с аварийной станции уже перекинули на другой район, поэтому фонари не горели, а от маленького серпа Уоспа – местной луны – света было немного. В доме вдовы тускло мерцало окошко: единственная свеча в пустой банке из-под аджики вместо подсвечника. Свечи по нынешним временам берегли: ни их, ни масла для масляных ламп в продаже давно не осталось, и вряд ли в ближайшем будущем привезут. Так же как туалетную бумагу, табак, сахар и много других мелочей, которые до войны привозили по железной дороге. Боров не стал требовать еды, напротив – сам выложил перед вдовой три новых коробки сухпая, которые всю дорогу нёс в вещмешке на плече. У женщины аж дыханье спёрло: деньги бы она брать не стала, не позволяли остатки гордости, зато пайки, где помимо еды были пакетики с чаем, приправами, несколько спиртовых таблеток и спички, по нынешним временам были царским подарком. Быстро смекнув, что спать гость пока не собирается, верней, собирается, но не сразу, вдова метнулась в погреб и вытащила запылённую бутыль фруктовой наливки. Сухпаи прибрала, зато выставила тарелки с остававшимся ещё супом, выложила несколько успевших слегка зачерстветь лепёшек. Макелина была отправлена в дом – укладывать младших сестричек и братика; Руфаро и так уже спал к возвращению Элли, одна Кейлин осталась, забравшись к ней на руки. Игнорируя материны намёки, не уходил с кухни и Микала.
Смирившись, вдова налила четыре стакана; наливка была крепостью градусов около двадцати, зато сладкой, оставляющей необычное послевкусие. Боров оценил, удовлетворённо прихрюкнув.
-- Я обещал не курить при детях, – сказал он, – так что пойду выползу на крыльцо.
Выдержав паузу для приличия, вдова пошла следом, прихватив два стакана и бутыль. Ещё два стакана, уже наполненные, остались стоять на столе. Кейлин пригрелась в материнских объятиях и прикрыла глазки, засыпая. Микала несмело приподнял стакан. Элинор улыбнулась ему, нежно и ободряюще, как могла. Края стаканов соприкоснулись с негромким стуком.
Чуть погодя соприкоснулись их губы.
-- Помоги уложить Кейлин, – чуть слышно, чтобы не разбудить засыпающую девочку, сказала Элли. – Возьми свечу, посвети.
Несколько мягких неторопливых шагов. Скользнувший вперёд Микала отодвинул портьеру с проёма; Элинор уложила дочь на кровать рядом с Руфаро.
-- Я… – парень опять застеснялся, и Элли приложила палец к его губам.
Комната Микалы была дальше по коридору, и шли они в темноте осторожно, чтобы не зацепить ничего из сваленных вдоль стен коробок, тюков, сломанных детских игрушек и прочих вещей. Парень дышал учащенно и, положив ладони на его грудь, Элли почувствовала, как бешено колотится его сердце. Её руки скользнули ниже, распутывая узлы лава-лава, своей и его.
-- Ты… я… – Микала снова не мог найти слов, и Элли закрыла его рот поцелуем.
Прильнула к нему всем телом и целовала долго, умело работая языком и чувствуя, как упирается в бедро твердеющая плоть парня. Оторвавшись, легко и быстро опустилась на колени и обхватила губами эту поднявшуюся возбуждённую плоть. Микала вздрогнул от неожиданности, потом тяжело, с шумом выдохнул, издал хриплый стон.
-- Ы-ааа…
Элли ласкала его член губами, гладила языком, прикусывала зубками и отпускала, снова ласкала и гладила; ей всегда нравилась эта игра.
-- Ыыыы… – Член парня напрягся и вздрогнул, исторгая семя. – Ааа!..
Сглотнув, Элли продолжала ласкать его, не давая поникнуть, и мягко подтолкнула Микалу к кровати, а когда лёг – забралась сверху, легко поймав бёдрами и приняв в себя возбуждённую влажную плоть. «А он не так уж и плох – для первого раза…»
Уснули они нескоро.