С чистого листа

Месть похожа на скальпель. Джейн вертит его в руках, настороженно смотря на острое лезвие, улыбается как-то отчужденное и не смотрит, не смотрит на того, кто перед ней. Тела людей распластаны, ноги переплетаются, напоминая очередную картину с незапоминающимся названием и обязательно трагичной и романтичной историей. Джейн ухмыляется. Она садится на корточки, смотря на туфли, измазанные в грязи и крови, и в глазах ее нет ни намека на слезу. Трупы. Теперь это ее дело, и пусть в смерти одного виновата она сама, смерть второго — женщины — еще стоит расписать в подробный отчет. И, конечно, ей поверят, что доктор Айлз была убита Хойтом в очередной навязчивой мысли поймать ее, Джейн. И, конечно же, все будут кивать на то, что она убила его, что превысила свои полномочия и никто ей даже слова против не скажет, потому что Чарльз был настоящим подонком. Но вот сама Джейн смириться не может. Она звонит Корсаку, кидает пару коротких фраз и, роняя телефон на землю, идет домой. Не оборачиваясь.

***

На этот раз все действительно кончено. Джейн дает волю слезам и зарывается лицом в подушку, кричит, сжимает зубами ткань, которая противно скрипит, а затем раскрывает рот в беззвучном крике. Наверное, именно такой хотел видеть ее Хойт. Сломленной, кричащей и извивающейся на своей кровати в агонии боли и такой сильной тоски… Она не засыпает, но теряет сознание, и вся ее ночь беспокойная, наполненная болью и жгучей, жгучей виной.

***

— Ты не брала трубку, Джейн, — говорит Корсак, и Джейн только кивает. Все же кончено, зачем ей телефон? — Все пытались до тебя дозвониться, а потом криминалисты нашли твой телефон в ручье, — продолжает он. Джейн снова кивает, будто бы невпопад. — Прости, я не пришел раньше, ибо был в больнице, потом в участке, а потом снова в больнице. Джейн поднимает на напарника взгляд, всего на секунду, но потом перед ее глазами возникает Хойт в с простреленной головой, и он точно не мог выжить. — Он мертв, мертв как настоящий труп, — прерывает ее мысли Корсак. — Но… — Но? — Мора, она… Джейн взмахивает руками, торопливо, может быть слишком, поврежденное запястье вспыхивает острой болью, и она морщится. — Не нужно, Корсак, — говорит она. — Мора мертва, и… — Насчет этого я и хотел поговорить. Джейн смотрит внимательно, а после фразы Корсака, сорвавшейся с его губ, подскакивает на своем месте, на глазах ее слезы, губы сжаты в тонкую линию. — Она жива, Джейн. В реанимации, но жива.