лед и пламень

саша ненавидит холод. ему и так постоянно холодно, даже когда он надевает на себя три слоя одежды, даже когда сидит рядом с батареей, когда на улице плюс тридцать, даже летом под палящим солнцем — холодно. этот холод идет изнутри, его внешними факторами не искоренишь, но он все равно заставляет пытаться согреть ладони об горячую кружку, или, может быть об кого-нибудь теплого? кажется, что горячим проще, что они не так сильно страдают от этого. только вот саша знает, что нихрена это не так, как бы не хотелось думать подобным образом — никому из них не проще. горячим так же плохо, как и холодным. просто в этом чертовом мире каждый человек либо живет в постоянной адовой жаре, либо в холоде, а может чувствовать себя комфортно только рядом со своей родственной душой. это начинается около шестнадцати лет, у всех по-разному, у кого-то раньше, у кого-то позже. казьмину в этом плане совсем не повезло: в своем классе он был первым, у кого проявилась принадлежность к холодным. ему было четырнадцать, когда он впервые почувствовал это. сначала подумал, что просто где-то продуло, застудился, мало ли, какие ситуации бывают. когда это ощущение озноба не прошло ни через день, ни через два, ни даже через неделю, а стало только усиливаться — саша понял, что эта беспроигрышная лотерея решила предоставить ему возможность тянуть билет одним из первых. радости от этого события было мало. казьмин не хотел всю жизнь ощущать холод из-за того, что рядом нет какого-то определенного человека. да и в принципе, если бы не это чертово ощущение вечной ледяной пустыни внутри, то вряд ли бы саша стал себе кого-то искать. ему было проще одному — не нужно подстраиваться, искать компромиссы и в принципе ориентироваться на кого-то. от чувств в основном были одни проблемы, потому что отношения — ловушка для продуктивности, когда ты влюблен, то не можешь нормально ни о чем думать кроме того самого человека. саше это ни к чему. он женат на театре, он погружен в свою работу настолько, что не готов променять это на что-то другое. совсем не готов. его работа это в принципе его жизнь, ему не нужно ничего другого, потому что театр заставляет чувствовать себя живым и горячим внутри, пусть снаружи все еще ледяные руки и две толстовки, в которых, как кажется, невыносимо холодно. театр — источник сил, вдохновения и просто мотивация жить дальше, что-то делать и не опускать руки даже тогда, когда хочется сдаться. он выстроил свою защитную стену, свои границы вокруг сердца. и решил, что не пустит туда никого. по крайней мере сейчас он не хотел видеть рядом с собой ни одного человека. и в постель ни к кому не лез — банально сил не оставалось после работы. конечно, в подростковом возрасте было сложнее. хотелось тепла, хотелось чтобы все стало как обычно, чтобы не нужно было спать под двумя одеялами, чтобы не обгорать летом на солнце, при этом чувствуя, как внутри холодно, как под ребрами ледяной комок никак не может оттаять и согреться. казьмину от этого было плохо почти физически. до поры, до времени. потом стало как-то все равно, то ли он привык, — насколько вообще к этому можно было привыкнуть? — то ли просто с годами перестаешь воспринимать это так остро, потому что именно в подростковом возрасте все через край. хотя, это описывали как раз наоборот. с годами становилось только хуже. наверное, саше уже просто все равно. ему двадцать пять. большинство людей из его окружения уже нашли тех, с кем им действительно тепло. не жарко и не холодно, а просто тепло. он не знает, как воспринимать эти слова. он уже просто не представляет, что может быть как-то иначе, кроме невыносимого холода, который усугубляется зимой и совсем немного отступает летом. да и в принципе, может ли быть саше как-то иначе? он ведь ещё не встретил своего человека. это происходит слишком неожиданно. казьмин и не ожидал, что может быть вот так. что после пары часов общения он будет чувствовать себя хорошо. саша даже не мог себе представить, что так согреть может не что-то физическое, а присутствие рядом одного парня. пускай уже и парень, какая, к черту, разница, если от их общения так тепло? саша думает, что наверняка так ему было только в детстве, когда ещё не появился ледяной комок под рёбрами. ярик горячий. у него всегда горячие ладони, он сам как печка. надевает по минимуму одежды, старается быть таким же солнцем снаружи, как внутри. в принципе, казьмин вообще ни секунды не сомневался в том, что этот парень горячий. просто потому что у него такая внутренняя энергия, он не мог быть холодным. каждое прикосновение — пусть и невесомое совсем — дарит приятное ощущение защищенности. саша знает, что подпускать нельзя. потом будет больно, потом будут стальные иглы в спину, потом будет опять холодно. хотя, куда денешься от родственной души? баярунас заваливает смайликами в телеграме, баярунас при встрече улыбается, баярунас жмет руку и лезет обниматься. баярунас потихоньку нарушает личные границы, влазит, втискивается и на каждое сашино «не хочу» находит какую-то отговорку. казьмин думает, что этому чудовищу проще сдаться. ярик ведь такой искренний, заботливый и готов рядом быть, а ещё, похоже, действительно сашей восхищается, даже не смотря на то, что его отталкивают. саша не грубый. он просто правда боится того, что сначала все будет хорошо, как в сказке, а потом рассыпется прахом и он снова останется один на один с мертвой и замерзшей пустыней внутри, под рёбрами. она будет колкими углами рвать внутренности, льдинками замораживать и не позволит больше почувствовать ничего, кроме опустошения и холода. у ярослава глаза такие голубые, как эти самые льдинки, только они смотрят с теплом. талая вода словно бы, а растаявший лёд не опасен, ведь так? доверься, саша, доверься ему. он — не — сделает тебе больно. впусти его в свой ледник, он растопит его и превратит в райский сад своим теплом, заставит цвести все деревья, и тебя самого разбудит. покажет настоящий вкус жизни. доверься. вообще-то саша в полной мере осознаёт, что берёт себе билет в один конец, когда однажды позволяет себя обнять. не отталкивает больше, а в ответ прижимает к себе. слишком хорошо, чтобы быть правдой. может быть, у саши уже на фоне холода помутнение рассудка? кто знает. пока что он хочет только это худое тело крепко обнимать, подбородком на чужую макушку и греться в этом сладко-тягучем солнечном свете. ярик слишком светлый, как луч солнца золотого в густой лесной чаще. увидеть такое чудо можно, но очень редко, а саша это иначе никак назвать не может, кроме как чудом, своим личным персональным чудом, которое каждый день пытается быть ещё ближе. сначала границы вокруг сашиного сердца стоят крепко, непоколебимо даже. ярик не смотрит на это. ярик смотрит казьмину в глаза, улыбается и в нос целует, волосы перебирает, просто старается быть рядом. и яр не торопит события. сам тянет, не заходит дальше объятий и сна в обнимку. постепенно границы начинают поддаваться, впуская баярунаса все дальше и дальше, они прогибаются неохотно, да и саша понимает, что если впустит его сейчас — никого другого уже там не будет. вряд ли кто-то другой смог бы добиться того, чего ярик смог, а он сквозь все барьеры, преграды и двери, сквозь все засовы добрался до саши настоящего, до его нежного и ранимого, до того, что всегда было скрыто глубоко внутри и запрятано под семью замками. казьмин это осознаёт почти с ужасом, сжимается весь, ожидая тычка болезненного в слабые места. ярик гладит мягко, прижимает к себе и успокаивает, на испуг отвечает лаской, как котенка совсем неразумного, маленького и беспомощного утешает. гладит так долго, что саша даже засыпает, когда просыпается — он все еще рядом. от благодарности хочется слезами залить его руки, пока костяшки целуешь, пока прижимаешься к ним щекой. саше уже ничего не страшно, ярик видел все, ярик его знает лучше, чем сам саша себя знает. баярунас только шепчет тихо самые важные слова. не о любви. о том, что рядом будет всегда. говорить «я люблю тебя» у них не принято, попросту не получается. принято говорить «я буду рядом» и «буду за тебя». ведь слова любви истерлись, замусолились и от того, что их слишком часто произносили в ситуациях совсем неподобающих, потеряли свой вес. саше до кома в горле счастливо слышать от ярика «я буду за тебя». это такое простое, невозможно-искренне-честное, что губы дрожат. казьмин себя не представляет больше без этого лохматого чуда, без совместного утреннего кофе, без тёплых пальцев на своей коже, без чужой головы на своем плече, когда ярик опять заснул во время фильма, без рассказов на пол часа, когда сам баярунас забыл о чем говорил, без поцелуев нежных и трепетных в веки и в нос, без чужих худых коленок. это все мелкие детали одного слишком гармоничного образа. ярика невозможно описать одним словом. он весь в таких мелочах, словно маленькое торнадо, сметает все на своем пути и тащит дальше, за собой. саша от него никуда уже не денется. саша полностью в него, по уши, по собственному же желанию. единственный страх — потерять, но и тот рассеивается в дымке утреннего тумана, когда яр на рассвете во сне прижимается и пальцы с сашиными переплетает. — я без тебя не смогу. — а без меня и не надо. я ведь здесь. саше, кажется, никогда в жизни не было настолько тепло.