Академия гад... ой, магии

Это было… громко.  — Старая развратница! Бесстыдная ведьма! Стерва бессердечная! — орал отец, очень эпично жестикулируя руками, даже удивительно, как они ещё не повылетали из его больных суставов. Но маму, насупленно сидящую в кресле, таким экспромтом не проймёшь. И, когда красноречивые эпитеты стали повторяться, она вскинула на него грозный взгляд и очень легко поднялась на ноги.  — Это кто тут старый, трухлявый ты пень! Тише своими оглоблями маши, ещё на опилки рассыпешься, выметай тебя потом! — зычно рявкнула родительница в ответ и тут же стремительно развернулась. — Дарин, прекрати ржать как первый конь императорской гвардии, под тобой скрипит мое любимое кресло гостинного гарнитура. Братец просьбе, что ожидаемо, не внял, хотя я бы маму в гневе все же побереглась. Но Дарин, видимо, счёл, что все лавры сегодня безусловно папины — почти пятнацать минут такие впечатляющее словесные обороты на одной высокой ноте закручивал — и до него очередь не дойдёт. Однако все же немного притих и фамильное кресло вместе с ним.  — Как ты могла, лживая блудница! Да тебя мало в одном платье на улицу выставить, бесстыжую! — попытался было папенька возобновить бесконечный поток порицания супруги, но не тут-то было.  — Попробуй-ка, выстави мать будущего мага, чурбан неотесанный! — резанула мама, мгновенно смолкшему мужу, махнув рукой, собственно, на будущего мага. Я нервно икнула, тут же прижав ладонь ко рту, попытавшись залезть под портеру, подле которой стояла в глупой надежде быть незамеченной. Отец вздрогнул, как от удара, тут же подняв на меня потускневшие глаза.  — Рей… Я вжимала голову в плечи, стискивала покрепче злосчастную шаль и все ещё неосознанно пыталась натянуть на себя бархатную ткань портьеры. Что я могла сказать? Самой не верилось, что мама не была ярой блюстительницей супружеской верности, ещё и согрешила с магом. Более того не верилось в то, что вышеупомянутый маг связался с мамой, не в обиду госпоже Декарт, она очень красивая и утончённая леди с прекрасными манерами, но она человек. То есть не обладающая и каплей магии. А, как известно, «опалённые даром» не связываются с людьми, более того, считают обделённых магическими способностями второсортными и относятся соответственно. Исходя из всего этого, сам факт моего рождения являлся крайне странным, но в глазах Роксалы Декарт не плескалось и капельки сомнения, лишь чистое ничем неприкрытое превосходство. Даже спина её стала ровнее, хотя казалось бы куда уж больше. Маги, действительно, являлись привилегированным слоем нашего общества. Выше них только драконы и демоны, но у тех своя иерархия, непонятная простым смертным. Магический дар был, в общем-то, не такой уж и редкостью среди жителей империи, но услуги квалифицированных магов пользовались бешеным спросом и очень высоко оплачивались. Самые одаренные из них получали место при дворе или же высокие должности в городах. Иметь в семье мага считалось огромной удачей и счастьем, ведь это обеспечивало безбедное существование всей родне до седьмого колена, ещё и призрачная перспектива передачи дара по наследству мелькала поблизости. И потому, маменька, уличённая в адюльтере, заходилась в восторге от открывшиеся пред нею возможностей, отнюдь не собираясь оправдываться и мучится угрызениями совести.  — Значит так, семья! — хлопнул Дарин под подлокотникам многострадального кресла, за что тут же словил предостерегающий леди Декарт и предусмотрительно поднял ладони к лицу. — Понял-понял. Вынужден подвести под эпичной семейной ссорой общий вывод, так как обещал вернуться в часть после обеда. Мою сестричку-самородка требуется с первыми лучами завтрашнего рассвета доставить в столицу и предъявить Академии. Надеюсь, ты не настолько бездарный маг, чтобы завалить вступительный тест?  — Не паясничай! — встряла мама, но тень предвкушения пробежала по её довольному лицу. — Дарин прав, милая. Мы не можем позволить пропасть дару! Такой подарок судьбы, клад, просто сокровище! Завтра же, ты поступишь в Академию, получишь диплом и станешь дипломированным магом! — засияв ярче начищенного до блеска серебра в серванте, прощебетала она на одном дыхании, прижав унизанные золотыми браслетами руки к груди. Поступишь, получишь, станешь… Будто бы все так просто! Меня вообще последние пару часов преследует мысль, что я расшиблась на том треклятом базаре и лежу у лекаря без сознания. Эх, хорошо бы…  — Да как же… Я не умею пользоваться магией! — пришлось выступить из подобия своего убежища, дабы массовый психоз не принял ещё более абсурдный оборот.  — Как это не умеешь? А что это на рынке было? На рынке-то? Да кабы я знала… Начинался день очень даже неплохо. В том смысле, что ничего необычного или не повторяющегося изо дня в день не происходило, а мое мировоззрение было довольно простым: имеющееся проблемы не присыпались новой неизведанной головной болью? — Отлично, я продолжаю любить мир, людей в нем, птичек, жучков, и прочую живность. Проснулась от того, что Дарин, как всегда проспав свои военные учения, галопом сбегал по лестнице на первый этаж, на ходу натягивая штаны и ругаясь как самый невоспитанный и ни разу даже не знатный сапожник. Брат с восьми лет грезил о службе в императорской гвардии, но попасть туда очень трудно, без собеседований и испытаний принимают только боевых магов. (Демоны и драконы не в счёт, они там не служат, они там командуют). Не имея магических способностей, получить место в самом элитном военном учреждении империи может только очень выдающийся воин. Так что, Дарин денно и нощно тренировался в местной части, частенько, в общем-то, туда опаздывая из-за своей любви ко сну.  — Лучших войнов империи случаем не учат быть тихими и незаметными? Как телёнок в посудной лавке, пол улицы перебудил! Страшно представить, что будет, если тебя возьмут в разведку! — лохматым озлобленным чудовищем выползла я из своей спальни, зашвырнув тапком, снятым с ноги, в спину братцу. Тот наверняка бы ответил что-то язвительное, но, очевидно, действительно торопился, лишь скорчив мне кислую рожицу. Хлоп! — и тяжёлая дверь с грохотом закрылась, чтобы через мгновение приоткрыться и явить мне физиономию Дарина вновь.  — Отец просил зайти к господину Таусу за мазью, служанка вечно путает название и приносит не ту. В общем ты поняла, Искорка, я не успею. — и скрылся. Злобно попыхтев, как закипающий чайник, отправилась собираться к лекарю. Хотелось принести мазь к пробуждению папы, уж очень сильные боли его мучили в последнее время. Дурацкое прозвище «Искорка» мне придумал Дарин, когда в десять лет мои волосы вдруг из мышино-русых, стали сверкающе-белыми, почти жемчужными. Объяснить сие чудо лекарь не смог, предположил, что это на меня остаточная энергия чьего-то заклинания где-то насыпалась. Шампунем эта магическая недопыльца не вымывалась, очищающими отварами и масками тоже. Так и ходила, сверкая макушкой, переливающейся на солнце, почти как начищенный до скрипа амулет, болтающийся на груди местного шарлатана, слоняющегося по улицам и называющего себя потомком, давно исчезнувших, светлых магов. Блестело конечно красиво, но привлекало слишком много внимания, а в платке летом не находишься. Пришлось привыкнуть. И к новой прическе и к шуточкам брата относительно моей гривы. Натянув на себя платье, подхватила со стола список нужных продуктов, составленный мамой. Служанка действительно вечно все путает и приносит не то, что нужно, даже если покупает строго по списку. Решила благодушно избавить домочадцев и всех соседей от маминых криков и купить все самой. Все равно ведь придётся идти, когда эта бестолочь все напутает. В лавке лекаря мило пощебетала с сыном господина Тауса — Роневом, зашла в пекарню за мамиными любимыми лепешками с зеленью, побродила перед прилавками еще, наслаждаясь солнечным днем и привычным гулом шумного рынка, и только вырулила, нагруженная сумками, из толпы, как местная старушка-затворница, привычно закутанная в свою вязаную шаль, несмотря на жаркий день, прошаркала в сторону восседающих в тенечке кошек, которых исправно подкармливала, но на ровном месте споткнулась и опасно накренилась всем своим худым телом к земле. Я запаниковала, но была слишком далеко, а набитые продуктами сумки сильно снижали скорость и маневренность. В общем, сама не поняла, что произошло. Только лишь захотела, чтобы странная, но милая старушка не расшиблась об мощеную булыжниками дорогу, как бац! — и вот она замерла в своем полете к земле, окутанная легким искрящимся фиолетовым дымком. Первые минуты я, так же, как и все лицезревшие эту сцену, стояла с открытым ртом и округлившимися до размеров серебряной монеты глазами. И то, что это каким-то могла сотворить я, даже в голову не приходило, вплоть до того момента, когда стоящие рядом уставились уже в мою сторону, зашептались и стали толкать друг друга, а потом и вовсе загалдели, дружно и бесстыдно тыкая в меня пальцами.  — Магия…  — Ты видела, как она Пеллу заморозила?  — А глаза-то! Глаза! Светятся же!  — Роксала — старая интриганка! И скрывала-то сколько, что дитё у неё даровитое! Гомон вокруг меня разрастался, тут уже и мама — не самая тихая и нелюбопытная женщина в округе, появилась на ступенях нашего дома, острым взглядом выцепила меня, окруженную толпой, поправила прическу и, величественно приблизившись тут же застыла, в резко наступившей тишине. На осмысление госпоже Декарт понадобилось не больше пятнадцати секунд, прямо на глазах ступор на её лице сменился восторгом, до того искренним и чистым, что я даже опасливо отступила чуть назад. Но спастись от бешеного энтузиазма маменьки конечно же не удалось, я была тут же схвачена за локоть и по грозный, но счастливый вопль: «А ну-ка, расступились», впихнута в прихожую родного особняка. Еще через пол минуты мне было вручено зеркало и тогда пришла моя очередь потерянно хватать ртом воздух, словно выброшенная на берег несчастная рыбка. Глаза светились фиолетовым! В самом деле сияли на лице, ярче любого драгоценного камня с фамильных украшений. Это просто какое-то сумасшествие, ведь такие трюки способны вытворять только… маги. Неожиданное осознание заставило сначала похолодеть, потом побледнеть, и уж только после всего этого в голове запустилась цепочка размышлений и страшных открытий. Это в самом деле невозможно, магический дар ревностно хранили и оберегали во всех семьях, где он имел счастье очутиться. То есть, строго соблюдалась преемственность этого чуда через поколения, а одаренным членом семьи хвалились перед каждым встречным, неся память о нем через года, чуть ли не воспевая ему хвалебные оды перед каждым приемом пищи. А моя семья была обычной, никакого мага в нашей родне абсолютно точно не затесалось, я бы наверняка о нем знала. Да и все близлежащие города тоже. А это значит, что вариант остается лишь один… Через мгновение, словно подтверждая мои мысли, в гостинной раздался звон стекла и крики отца, который тоже эту цепочку догадок распутал. Так вообщем-то все и произошло. Передо мною вдруг открылся некрасивый факт супружеской измены и собственного происхождения, а также, как уверяла маменька, блестящие перспективы. Верилось в это конечно с трудом, учитывая, что я не имела ни малейшего представления о том, как сегодняшний фокус провернула, что уж говорить об испытаниях в столичной Академии и вообще последующей учебе. Но родительница была непреклонна, а встать вместе со мной на защиту разума было некому — отец… ну, то есть господин Декарт, которого я восемнадцать лет считала своим отцом, в расстроенных чувствах отправился в мастерскую, а Дарин, которого вообще ничто на этом свете не способно было смутить — на свои учения. Вот уж у кого завидные жизненные установки: мир может хоть сотню раз с ног на голову перевернуться, но мы с моей мечтой по-прежнему на пьедестале приоритетов. Мне бы такую целеустремленность, особенно сейчас, когда от меня ждут головокружительных успехов, ну или хотя бы не позорного падения в первую попавшуюся на пути к славе лужу. Глаза потухли только к ужину, слава всем существующим высшим силам, что старушка Пелла «разморозилась» гораздо раньше — почти сразу после того, как меня заволокли в дом. Ужинала я в одиночестве, точнее рассеяно глотала безбожно пересоленный служанкой бульон, в то время как маменька, собрав перед крыльцом дома почти весь район, торжественно делилась с народом планами на будущее своего одаренного чада, вальяжно расположившись на вынесенном Дарином перед уходом кресле. Это был её звездный час, родительница наконец примерила на себя такую желанную роль императрицы, которой все заглядывают в рот, внимательнейшим образом внимая каждому слову, и я просто не имела никакого желания ее сейчас прерывать. Хотя мозг прямо-таки свербил от изобилия вопросов и изнывал недостаточного количества информации. Усевшись на диван с ногами, схватила первую попавшуюся книгу, с намерением дождаться окончания «аудиенции». Заснуть в таком состоянии не представлялось возможным, меня будто подключили к неисправному артефакту и я замкнула всю его энергию на себе — колотило так, что стучали зубы и волосы стояли дыбом над всей головой. Хотелось упасть на пол и завернуться в ковёр, спрятавшись от всего мира и остановив наконец зубодробительную трясучку. Но так как все имеет свойство заканчиваться, окончилось и выступление матушки, — правда лишь потому, что «верноподданным» наскучили рассказанные по третьему кругу истории из моего детства. Донельзя счастливая, аки ребёнок получивший мешок сладостей, родительница чинно вплыла в гостиную и приземлилась на диван рядом со мной.  — Мама. — начала я серьёзно, подползая к ней ближе.  — Я не знаю кто твой отец, Рейна. — она вытянула руку, останавливая меня. Я подавилась словами, глупо вытаращившись на неё.  — Но… это… кхм… ты не помнишь как…  — Все я прекрасно помню, — отмахнулась леди Декарт. — И тот вечер в особенности. Это было через три года после рождения Дарина, я была утомлена радостями материнства и, оставив сына с отцом, отправилась с бутылкой прекрасного вина нанести визит Элении. У неё тоже было припасено кое-что и, в общем мы решили отправится на набережную полюбоваться закатом. Эления пошла за лимонадом и там задержалась, воркуя с официантом, а я ждала ее самой кромки моря, пока не появился он… — тут мама мечтательно прикрыла глаза, расплывшись в улыбке. — Уже темнело, море так романтично шумело, а я была такая расслабленная и одухотворенная… в общем, случилось то, что случилось. Но я не знаю ни его имени, ни откуда он приехал. А раз уж он оказался магом, то и внешность вероятнее всего изменил. Уже второй раз за день мне пришлось изображать выброшенную волею судьбы на берег рыбу, урывками хватая воздух и усилием проталкивая его в легкие. Мой отец — неизвестный безымянный маг, осчастлививший когда-то под лунным светом и шум прибоя мою мать, я ничего не знаю о своей силе и как ею пользоваться и, возможно, никогда не увижу второго родителя. Замечательные новости, что тут скажешь. Обе замолчали. Я — потому что переваривание маминых откровений сильно затрудняло генерирование вопросов и в принципе мозговую деятельность, а любительница таинственных магов — потому что, прикрыв глаза, плавала в нирване воспоминаний. Имеющихся данных с лихвой хватило на то, чтобы впасть в уныние. Привычная и такая понятная жизнь вдруг с треском развалилась, и я совершенно не понимала, как склеить прежнюю или построить новую. Пугала и собственная сила, новая и неизученная, и возможные последствия семейной драмы, и перспектива будущего провала — все же не хотелось оплошать на первом же этапе, раз уж оказалась я носительницей магического дара. Было жутко и в то же время интересно, ведь меня ждала абсолютно другая, недоступная мне ранее, жизнь. Та самая, о которой даже мечтать не приходилось, ведь до сегодняшнего дня я искренне считала себя простой смертной. Но жизнь порой выкидывает такие фортели, что приходится адаптироваться на ходу.