Терапия

      Сколько раз Оптимус давал себе обещание никогда не вестись на подозрительные просьбы Жени? Десять раз? Сто? Но вот он опять, как слабохарактерный, позволил ей управлять собой, и как итог — они уже через пять минут очутились не пойми где.       Замелькали все больше деревянные дома, в которых уже никто не жил много лет, далее шли просто поля. Попутный ветер приятно охлаждал корпус Оптимуса, успокаивал системы и уносил с собой прочь тревожные и тоскливые мысли. Только ему не давал расслабиться полностью маленький сгусток нервов внутри салона, который судорожно сжимал руль.       В небе мчались свинцовые тучи, а прямо над ними сверкали редкие молнии.       — Мы заблудились? — тихо спросил он.       — Нет. Я знаю эти места. Мы едем туда… специально.       Вскоре они выехали на неасфальтированую дорогу, которая вела глубоко в лес. Когда они заехали глубже, стало совсем темно, ведь сквозь кроны деревьев едва просачивался свет. Дело к дождю шло… Оптимус включил фары.       Вскоре, после тряски по камням и корням, они выехали на обрывистый край, под которым лежал песчаный берег. Получилось так, что впереди была река, а вокруг них простирался лес, скрывая их от посторонних глаз. Оптимус стоял укрытый под деревьями, поэтому, если пойдёт дождь, его сильно не намочит.       Женя, вздохнув, отпустила руль и слишком резко, слишком быстро и неожиданно выпрыгнула из кабины. Оптимус опешил. Какого дьявола она понеслась вниз, как ужаленная?       — Сорвешься! — прокричал он ей вдагонку. Но напрасно, она его все равно не услышала. Тут был очень сильный ветер.       А Женя, выбежав на берег, подняла голову к верху. Лёгкие горели от такой неожиданной пробежки, но ей как-то все равно. Раздался первый раскат грома, потянуло холодком.       Женя поймала губами первые капли мелкого дождя. Они невероятно освежают мысли.       Медленно бредя по песчаному берегу, который тянется на километр вперёд, она смотрела на ту сторону реки. Тут очень мелко, когда вода дойдёт тебе до колен, ты будешь уже в двадцати метрах от берега. Никого не было и песчаное дно никто не тревожил, отчего оно было похоже на крохотную пустыню. Женя скинула берцы и, закатав штаны, вошла в воду. Она была невероятно тёплая. На тихую и спокойную гладь воды падали маленькие капельки дождя, оставляя на ней круги. Лёгкий, тёплый ветерок развевал её волосы.       Она прикрыла глаза, уходя глубоко в свои мысли. Ей хотелось побыть одной.       Сзади послышался лязг и земля немного дрогнула.       — Зачем ты явился? Да ещё и трансформировался?..       — Подумал, тебе нужна компания.       Он говорил спокойно. Без пафоса. Без напряжения. У него был тихий, вибрирующий, вкрадчивый голос, который был будто бархатный. Он всегда заставлял её говорить лишнего, ведь так хотелось довериться ему.       Оптимус встал рядом с Женей.       — На что ты смотришь? — после минутного молчания сказал он.       — Ни на что…       Пейзаж… надо сказать, не очень-то увлекательный. На том далёком берегу был темно-зеленый лес, небо свинцовое. Река такая же, только с синим оттенком. Да ещё и дождь идёт, пусть и мелкий.       Оптимус легко различал её настроение по голосу. Сейчас она выглядит уставшей, мысли у неё тоже наверняка уставшие. Прайм поднял голову и посмотрел в эти тучи. Ощущая, как мелкие капли бьют по лицевой, он почувствовал что-то вроде пустоты в искре.       Плеск воды рядом заставил его вздрогнуть и повернуть голову в сторону источника звука. Но это была всего лишь Женя. Или Джейн.       С её появлением актив Оптимуса перестал быть размеренным. По крайней мере его теперь разбавляли словесные перепалки с этой особой. Но, как бы он ни проклинал Рэтчета за то, что тот выпнул их обоих из базы, устроив им совместное путешествие, Прайм вынужден был признать, что терапия для «улучшения общения между напарниками» медика пошла им обоим на пользу. Он, по крайней мере чувствует, что лёд между ними тронулся.       Он давно перестал так остро реагировать на её выкрутасы. Со временем даже начал скучать и по ним. Ему стало казаться, что без этой язвы все в активе как-то… тускло, неправильно, скучно. Прайм предполагал, что мог к ней привязаться. Раньше она для него была не больше, чем котёнок, который шипит на тебя и кидается, которого можно намеренно дразнить и смотреть, как он мило на тебя огрызается и пытается тебя побольнее укусить. А теперь же Оптимусу стало казаться, что она не идёт ни в какое сравнение с котёнком. Возможно, её «укусы» в его Искру стали во сто крат больнее. Возможно, он разглядел в ней хищницу, покорность которой фальшива и опасна. Но во всяком случае, он перестал к ней относиться так… несерьёзно.       На самом деле за всей этой несерьезностью, за этой дурью, простите меня, которой он занимался, когда ввязывался с ней в перепалки, Прайм проглядел, как против его воли Искра начинает биться быстрее, когда он видит её, слышит её голос. Как остро реагирует на её случайные прикосновения корпус, заставляя того напрягаться.       Это пугало. Но только до тех пор, пока он не осознал, что ему даже нравится, вот так, тайно любить её. Заботиться о ней, даже если она категорически против… Да, он — Прайм, да, он — носитель Матрицы лидерства. Ну и что с того? Законодательно не запрещено тайно ото всех пылать любовью к представителю другого вида.       Но его ранит то чувство, что он никогда не сможет ей в этом признаться, что… она никогда не узнает о том, что подчинила себе последнего Прайма. Можете считать его кем угодно, но это ведь его выбор, верно?       … А Женя просто шла по щиколотку в воде и не думала абсолютно ни о чем. Какие бы мысли не посещали её голову, все равно она оставалась к ним равнодушной. Даже этот хренов дипломат как-то подозрительно мирно себя ведёт.       Он вообще стал вести себя намного терпимее с ней. Даже как-то трепетней, нежней, что ли. Он всегда оказывался рядом, когда ей плохо, всегда готов был помочь. Он, образно выражаясь, стал её тенью. Или ей так кажется? Может, паранойя? В ответ на его заботу она просто не имела права вести себя, как сволочь. Незаметно для самой себя, она даже начала обсуждать с ним какие-то проблемы. Его, или её.       Незаметно для самих себя, они пришли к какому-то миру. Каждый из них боялся потерять или разорвать неаккуратным словом или действием ту хрупкую ниточку, которая теперь их связывала. Они научились интуитивно чувствовать друг друга. Поймали одну волну.       … Как думаете, действительно ли, если ненавидишь кого-то, но тебя к нему будто тянет, ты его любишь?..       Они шли вдоль берега по воде. Дождь пошёл сильнее.       — Дождь усиливается… — протянула задумчиво девушка, — Ты промокнешь. Зря ты оттуда уехал.       — Не хотел оставлять тебя одну.       Он внимательно посмотрел в её глаза.       Верно. Попал в самую точку.       Дыхание девушки сперло, в носу защипало, а глаза увлажнились от слез.       — Всё ещё отталкиваешь меня? — он присел на одно колено, аккуратно приподнимая голову девушки за подбородок.       Женя молчала. Но Оптимусу и так было все ясно. По щекам девушки катились слезы.       — Чего же ты так боишься? Ничего плохого за то время, что мы с тобой общаемся, не случилось…       — Нет, Тим, кое-что все-таки произошло… — она отвернулась, — И воистину страшное.       Оптимус сразу же напрягся. Что такого страшного он проглядел?       — И что же?..       — Да я… — Женя обняла свои плечи руками, покачала головой, и со слезами на глазах улыбнулась, —… кажется, я влюбилась в тебя.       Он ожидал услышать все, что угодно. Но не это.       — Ну вот, теперь ты все знаешь! — она засмеялась, но смех получился натянутым, истеричным, — Мне, как бы это не было парадоксально, хочется услышать твоё мнение!..       Дождь ливанул с такой силой, что Жене даже больно прилетало каплями по макушке. Но внезапно, все прекратилось. Она посмотрела вверх и увидела, что Оптимус закрывает её своей ладонью. И снисходительно улыбается.       — А если бы я сказал тебе, что люблю тебя, каким бы было твоё мнение? — Оптимус вдруг понял, что сморозил и прикусил глоссу, похолодев. Признался, практически.       — Не знаю… Шок, наверное.       Женя немигающим взглядом уставилась в его оптику. Кажется, было слышно, как её мозги шевелятся, осознавая, что Оптимус сейчас сказал.       Женя моргнула.       — Тим, ты серьёзно? — прошептала она, зажмуривая глаза, не давая слезам рваться наружу, и подавила всхлип.       Прайм молчал. Что ж… Теперь им обоим известна боль друг друга.       — Вот только трагедию из этого делать не надо, хорошо? — попросил он, чувствуя на Искре смятение, хаос, неразбериху. Ему вдруг самому захотелось горько рассмеяться. Все случилось слишком быстро! Он готов был отнекиваться, говорить, что ей послышалось, и тогда бы он непременно испортил бы все напрочь…       Но Женя спасла ситуацию. Как всегда.       Она просто подошла к его манипулятору и обняла его, прикоснувшись к холодному металлу лбом.       — Поверь мне, держать это в себе было трудно, а сказать ещё труднее! — произнесла она, прижавшись щекой к мокрому и холодном металлу.       — Верю.       Он аккуратно взял её в ладони, отмечая который раз про себя, что она в них просто идеально смотрится, и поднес её к груди. Женя обняла его за шею, крепко стиснув руки, а Оптимус гладил её по спине, поддерживая ту, чтоб не сорвалась вниз.       Женя, отстранившись, смотрела миг куда-то вдаль, раздумывая. А потом встала на носки и, обхватив ладошками его голову, поцеловала того в стальные губы. Оптограни Оптимуса поползли вверх, но потом он прикрыл оптику.       Не успел Оптимус почувствовать тепло её губ, как она отстранилась. Прайм снова накрыл её ладонью, чтоб не промокла. Хотя она и так уже вся сырая.       — Ты тоже не знала, к чему все это ведёт, и чем закончится эта терапия? — спросил Оптимус, не сдерживая довольного смешка, — Я-то думал он нас действительно примирить решил…       — Это из разряда «пранк вышел из-под контроля», — она потерла кулаки, недобро прищуриваясь, — Предлагаю вернуться на базу и навставлять Рэтчету того, чем детей делают.       — Только немного позже, — усмехнулся он, — Наша терапия закончится только через три дня.       А на душе-то у обоих легко стало. Будто так и должно быть. Будто их место — рядом друг с другом…