Меж двух огней

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Чонхо смотрит и не может не чувствовать. Потому что Юнхо уверен в своей привлекательности, более того, он умеет соблазнять. А Чонхо готов соблазняться даже тогда, когда из активных действий только взлетевшая вверх бровь Сана и склонённая набок голова с красноречивым взглядом или намёком на улыбку.        Сказали б раньше, подумал бы, что ревность могла стать его вечным спутником, решись он на нечто подобное. Но это самое «нечто подобное» у него вообще даже в мыслях не появлялось, потому что он ещё пару лет после выпуска из университета цеплялся за свою сомнительную гетеросексуальность, как цепляется утопающий за соломинку.        Он себе не сильно до этого представлял отношения с парнями, не то, чтобы с двумя одновременно. Но эта безумная влюблённость в Сана, вечное соперничество за его внимание с Юнхо, вся эта сумятица и мракобесие незаметно для него переросло в нечто большее, хотя начиналось всё вовсе как в гейском порно.        Что он тогда делал на вечеринке, устроенной Уёном, он до сих пор так и не понял. Он выпил всего пару глотков весьма дрянного пунша, который расхваливал Уён, которым совершенно без зазрения совести плевался Ёсан, сосредоточенно через трубочку цедил Сонхва, и который со щенячьим восторгом в глазах пил Минги, неотрывно глядя в глаза держащего бокал Хонджуна.        Именно эти посиделки внезапно закончились в одной из комнат необъятной по его меркам квартиры Уёна. Целовать Сана оказалось так упоительно, что земля благополучно ушла из-под ног, словно он всю кастрюлю пунша вылакал, а голову покинули все мысли, потому что его целовал Сан, от которого у Чонхо, если по правде, коленки ватные.        Чонхо до сих пор так и не понял, как и когда рядом оказался Юнхо, облапывающий их двоих своими громадными ладонями, пока словно пёс тыкался носом, куда ни попадя, а Сан без смущения целовал их по очереди. Но самым шокирующим открытием стало то, что от Чонхо Юнхо поцелуев тоже перепало, хотя он не был пьян, чтобы творить нечто подобное и считать это в порядке вещей.        Но когда Сан его целовал и настойчиво касался, устоять казалось невозможным, как и прогнать Юнхо, которому перепадали поцелуи от Сана через плечо Чонхо, а самого Чонхо Юнхо едва не облизал со спины, начиная от шеи и заканчивая поясом джинсов, которые немного сдерживали его порывы.        Мысль о том, что всё могло бы зайти дальше в первый же день, пожелай он того, долго не давала покоя. Но на тот вечер ему хватило открытий с лихвой, всё тело будто горело от чужих прикосновений, губы потрескались от поцелуев, а сердце выдержало нагрузку, которой и в спортзале не получало.        По большому счёту, им в тот вечер занимался Сан, отвлекая всё внимание на себя, Юнхо был будто тенью безумия, касаясь так, что Чонхо в руках Сана вздрагивал, вспоминая о том, что они не вдвоём в этом горячем киселе сгустившегося воздуха, в котором он утопал как глупая букашка, попавшая в каплю подтаявшего мёда.        Музыка, льющаяся из динамиков в одной из комнат, будто нарочно изменилась — стала тягуче-медленной, томной, отчего у Чонхо совсем сорвало стопы-повороты, пока проворные пальцы расправлялись с его поясом и ширинкой, чтобы спустя мгновения Чонхо вскинулся от холодного прикосновения ладони в смазке к возбуждённой плоти, в тот момент, когда на затылке, ровно по кромке роста волос, его широко и мокро лизнули.        Всё, что находилось вне пределов комнаты, сделалось абсолютно неважным. Даже страх, что кто-нибудь войдёт, застукав их за не самым лицеприятным занятием, отошёл на задний план. Вскоре стихли возгласы парней и хохот девчонок, музыка и вообще любые шумы. Осталось только сбившееся дыхание, стук сердец, а ещё абсолютно и полностью смущающие звуки, с которыми на него мощным цунами надвигался оргазм.        На тот момент казалось, что сильнее его накрыть не может, но его накрыло. Вторым, таким же ослепительным, если не сильнее, оргазмом, когда Сан с Юнхо доводили до разрядки друг друга, не прекращая целоваться.        Чонхо в себе очень много не подозревал до того вечера.        Ещё о большем он не догадывался, когда позволил себе уснуть посредине, чтобы остаться между Саном и Юнхо на долгие месяцы. И Чонхо очень надеется, что навсегда.        То, что бурлит в нём, наверняка любовь. Как в красивых романтических историях.        Потому что в каких ещё обстоятельствах ты готов довериться и разделить?        У Юнхо снова холодные как лёд пальцы. Он смотрит на него неотрывно, а сам тем временем задирает футболку выше. А потом одним малоуловимым движением облизывает пальцы и ими касается затвердевшим от возбуждения соскам, вырывая тихий протяжный выдох у Чонхо, потому что он знает, чем все эти игры заканчиваются.        Вышедший из душа Сан даже вытирать волосы полотенцем перестаёт. Так и замирает вместе с сердцем Чонхо, пока Юнхо опускается на колени, стягивая домашние штаны вместе с бельём, которое Чонхо натянул всего около часа назад. Живот будто сам собой поджимается от взгляда Сана, от которого Чонхо невозможно размазывает. Чонхо не понимает, как его тело умудряется реагировать на всё будто впервые. Ни на кого так не реагирует, как на этих двоих, беспардонно поселившихся в его сердце.        — Сводите с ума, — отбрасывая полотенце, заключает Сан.        — А ещё у нас один секрет на двоих, да, Чонхо?        Чонхо стремительно краснеет, но кивает, потому что как чувствовал, что сегодняшний вечер норовит закончиться под утро. Когда они все вместе оказываются дома, иначе бывает редко. Когда у них есть впереди часы, они никогда не ограничиваются только руками и губами. Чонхо давно понял, с этими двумя иначе просто никак.        Сан с интересом наблюдает, как Юнхо берёт в рот стремительно твердеющую плоть, а Чонхо смотрит на Сана, находя в этом какое-то особое удовольствие. Поначалу было непривычно ощущать себя настолько желанным, чтобы так долго можно было рассматривать и изучать его тело. Но он немного привык и теперь откровенно кайфует от этого.        Чонхо остро хочется впечататься затылком в стену, чтобы немного сбить градус напряжения, но желанную стену внезапно заменяет собой Сан. Кусает шею почти на затылке, чувствительно смыкая зубы и приникая к Чонхо всем телом, чтобы вплести пальцы в волосы Юнхо, контролируя движения. Чонхо остаётся только стонать и запрокидывать голову Сану на плечо, когда он размыкает зубы на затылке, чтобы впиться ими в основание шеи.        Все слова теряются между выдохов, концентрированное наслаждение течёт по венам, он снова ощущает себя в полной темноте, которая взрывается яркими вспышками ощущений и будоражащих кровь картинок. Он снова нащупывает детали кончиками пальцев, что позволяет чувствовать ещё острее. Он кладёт ладони поверх рук Сана, не давит, просто ощущает, что ритм Юнхо задаёт именно Сан, а не сам Юнхо.        Скользнув от волос к лицу, он ощущает себя через щёку Юнхо и давится воздухом, потому что Сан в неуловимое мгновение успевает выпутать пальцы из волос Юнхо и начать массировать его грудь. То, что Чонхо особенно чувствителен к ласкам груди выяснил в своё время Юнхо, который чаще всего предпочитал оставаться невидимым, не отвлекая Чонхо от Сана собой.        Сан же открывал и открывает в нём настолько неочевидное, то, до чего нельзя коснуться, но до чего он дотягивается, изучая Чонхо, как навигатор карту.        Чонхо никогда бы не заподозрил в себе всё то, что показал ему Сан.        Юнхо пользуется его сверхчувствительностью, делая несколько глотательных движений, не позволяя отстраниться, когда Чонхо изливается, дрожа от обостряющей ощущения жёсткой, но аккуратно лежащей ладони Сана на своём горле, пока он сминает своими собственные бёдра до синяков, чтобы не натворить дел в миг, когда он себя не контролирует.        Сан подхватывает его под руки, когда колени становятся совсем ватными, тащит в сторону кровати и роняет его на матрас, стягивает забытую всеми футболку с Чонхо и манит Юнхо пальцем, а тот будто на поводке идёт, не отрывая взгляда, а потом опускается на колени перед кроватью, но Сан не даётся ему, сводя ноги, вместо этого дарит глубокий чувственный поцелуй, на который тихим стоном отзывается Чонхо.        Потому что Сан целуется как бог.        И даже если поцелуй предназначается не ему, Чонхо его ощущает всем собой.        Чонхо ещё отходит от оргазма, в который раз отмечая, что их громадная кровать выдержит и вместит ещё одного, как минимум, потому что это не кровать — это посадочная площадка для вертолёта. Она занимает почти всю комнату, вытеснив практически всю мебель, кроме пары навесных полок со стратегическим запасом лубриканта и презервативов, салфеток, а так же пары десятков коробок с «игрушками».        До которых руки доходят далеко не сразу, потому что подготовку Сан предоставляет им самим, укладываясь на бок и подпирая рукой голову. Кажется, что он похож на вальяжного кота с забытым полотенцем на плечах и влажными торчащими во все стороны волосами, потому что глаза почти закрыты, будто он балансирует на грани сна и яви. Но на самом деле, Сан следит за ними из-под полуприкрытых ресниц, а на губах рождается мягкая улыбка, когда Чонхо тянет на голову подушку, до сих пор смущаясь того, как его готовит Юнхо.        Язык Юнхо не только до Киева доведёт, но и до оглушительного оргазма, если к нему присоединятся его длинные пальцы, и, чёрт возьми, владеет он ими в совершенстве. Сан делает всё совершенно иначе, не менее приятно, но куда меньше смущает этим. Может, дело в том, что Чонхо всё-таки по уши в Сане, а с Юнхо они сошлись совсем недавно, когда Сан отсутствовал почти месяц из-за командировки.        Всё вышло спонтанно и настолько волнительно, хоть Чонхо себя почувствовал тогда как на сдаче экзамена. До этого Юнхо был очень приятным дополнением ко всем утехам, ими двоими всегда занимался Сан, Юнхо любил ласкать Чонхо, но сам Чонхо касался только Сана. Ровно до того вечера, когда всё перевернулось с ног на голову, и Чонхо, как и вообще в отношениях с этими двумя, так и не понял, как они очутились там, к чему пришли.        Вернувшийся Сан понял всё сразу, Чонхо в который раз заподозрил его в сокрытии экстрасенсорных способностей, потому что ему казалось, что они не выдали себя ничем, а Сан всё равно всё понял и лишь шире улыбнулся, склоняя голову к плечу. Совершенно несносный. Небось, и бога с дьяволом свести сможет.        Но если ласкать Сана было привычно, потому что Юнхо он до этого практически не видел, а только чувствовал, то доставлять удовольствие Юнхо под внимательным изучающим взглядом Сана оказалось тем ещё испытанием. Но Чонхо с синдромом отличника с этим справился. И теперь уже почти не стесняется. Почти.        — Вы настолько прекрасны, что не хочется вклиниваться между вами, — шепчет Сан, и Чонхо выглядывает из-под подушки, пытаясь понять, всерьёз он это говорит или нет. Но по нему как всегда не разобрать.        На подготовку себя Юнхо особо времени не даёт Чонхо, который едва дышит, будто сделал несколько заходов упражнений с кардио-нагрузкой. Они останавливаются на трёх пальцах, Чонхо бы продолжил, но Юнхо отстраняется, оглядываясь на Сана, который тяжело дышит, но пока только наблюдает.        Юнхо всё понимает с полувзгляда, не зря, видимо, они с Саном вместе не первый год. Поначалу Чонхо не понимал, как умудрился вклиниться между ними, но Сан с Юнхо не раз и не два доказывали, что он не лишний, напротив, недостающий винтик для слаженной работы механизма. Но порой у Чонхо всё равно рождается вопрос как?        Но это вопросы, не требующие ответов, пусть остаются для моралистов, рассуждающих, что норма, а что нет, в мире, где норма — фикция. Потому что лишь оказавшись меж двух огней в лице Сана и Юнхо, Чонхо наконец нашёл своё место. И он уверен, что всё попросту не могло закончиться иначе. Потому что здесь его любят, ждут, и он дарит нежность в ответ.        Подмостив под поясницу подушку, Чонхо обнимает Юнхо за шею, раскрывая губы для поцелуя, а после него смотрит на довольного происходящим Сана. Вскоре Чонхо снова теряется в ощущениях, как всегда бывает, когда их в постели трое. Сан подбирается ближе и целует, куда придётся, пока Юнхо пристраивается между разведённых ног Чонхо.        — Сан… — на грани стона и выдоха шепчет Чонхо, когда Юнхо оказывается внутри. Сан собирает шёпот с его губ, бережно касаясь щёк и скул, а после спускается поцелуями ниже, изредка отрываясь от кожи Чонхо, чтобы сплести языки с мерно движущимся Юнхо.        Раньше Чонхо стеснялся стонать, но Юнхо с Саном слишком настойчивы и нежны, а Чонхо слишком влюблён, чтобы молчать. Больше он не стесняется показывать, что ему хорошо. Теперь его не тревожит запах нагревшегося от трения латекса и едва заметный аромат густого лубриканта. Его заботит только то, что происходит между ними.        — Юнхо… — Чонхо притягивает его за шею для поцелуя и сводит за его спиной щиколотки.        — Чонхо, господи… — Юнхо роняет голову ему на ключицы, ощутимо ударяя лбом, а после проходясь горячим языком по месту удара в попытке избавить от случайно принесённой боли.        Чонхо даже не сразу понимает, что происходит, а когда всё же понимание трогает сознание, он начинает дрожать, когда Сан прожигает его взглядом через плечо замершего Юнхо. Чонхо впивается пальцами в спину Юнхо, ощущая, как на каждом толчке тот едва слышно постанывает, по инерции толкаясь в него.        Лишь кончиками пальцев удаётся скользнуть по крыльям лопаток Сана в тщетной попытке стать ещё ближе, чем они есть, потому Чонхо поворачивается к рукам Сана, на которые он опирается рядом с его головой, и прижимается губами к сине-зелёным венкам, напоминающим корни волшебного дерева, растущего под кожей.        У Сана зрачки блестят глянцем и заполнены до краёв чем-то безумным. Тем, что плещет в зрачки Чонхо, а потом так же переходит в глаза наконец поднявшего голову Юнхо. Чонхо понимает его — двойной кайф особо остро бьёт по всему телу, скручивая нутро в какой-то кельтский узел желания.        Самым сильным среди них является Чонхо, но вот с выносливостью у него не очень, даже Юнхо дольше держится, чем он. А Сан… о Сане мало кто может подумать, что у него выдержки на всех троих хватит, что и доказывает раз за разом.        Юнхо тоже чувствительный, чувствительный до жути, а когда прогибается в пояснице, едва не выскальзывая из Чонхо, и запрокидывает голову, стоит зубам Сана сомкнуться на изгибе шеи, Чонхо накрывает от эстетики происходящего в постели. Потому что это прекрасно, что бы там не кричали на каждом углу, осуждая.        Несмотря на вьюгу за окном, Чонхо жарко и невыносимо душно. Юнхо возобновляет движение, и Сан с лёгкостью подстраивается под новый ритм. Воздух снова раскаляется до точки кипения. Юнхо стонет прямо в губы Чонхо, а он своих почти не чувствует, он растворяется во вселенной, становясь одновременно каждым из них троих.        Чонхо тянется к Сану, и Сан уступает немой просьбе, переносит вес, чтобы прижать запястья Чонхо к смятым простыням. Порой Чонхо бурчит, что Сан носится с ними как с фарфоровыми вазами, но лёгкая боль, которой он хочет сам, доставляет ему острое удовольствие. И сейчас, ощущая хватку крепких рук, чувствуя тяжесть двух тел, Чонхо кайфует, подбираясь к пику.        Окунаясь в какое-то чарующее беспамятство, будучи в сознании, Чонхо тяжело дышит, прогибаясь в спине и сжимая в себе громко застонавшего Юнхо. Молния оргазма, поражающая одного за другим. Юнхо вжимается в него бёдрами, жмурит глаза, дрожит и что-то невразумительное стонет, прижимаясь губами к его шее.        По ощущениям Юнхо сжимает ягодицы, стискивая Сана в себе, и теперь с точностью можно сказать, что это цепная реакция, потому что следом за ними кончает Сан, утыкаясь лбом Юнхо в лопатку. Чонхо всегда удивлялся выносливости Сана, потому что пока Юнхо разлёгся на нём, всем весом вдавливая в постель, Сан скатывается с них и принимается растирать онемевшие запястья Чонхо.        Глаза его прикрыты, щёки от горячечного румянца краснеют, ресницы дрожат и дыхание, сбившееся от удовольствия, а причиной тому они. Чонхо так невыносимо хочется поцеловать приоткрытые губы, но из доступного пока только костяшки пальцев, потому что Юнхо пока с него сползать не собирается, как и выходить.        В голове никаких мыслей — сплошное марево.        — Люблю вас, — шепчет Сан, поочерёдно касаясь Чонхо с Юнхо. Целует чуть шершавыми губами, тычется носом в шею и трётся свежевыбритой щекой.        У Чонхо не хватает сил, чтобы ответить, Юнхо вовсе что-то мычит ему в шею и наконец выходит, но так и не слезает. Сану ответ явно не нужен, он знает и так. Да и когда они немного отойдут, сами не раз признаются в любви, а потом не раз докажут, что это не пустой звук.        Через призму послеоргазменной неги он всё же замечает, как Сан приводит их в порядок, а потом начинает целовать спину наполовину лежащего на Чонхо Юнхо, разминает ему мышцы, и Юнхо благодарно стонет, а Чонхо, похоже, снова начинает возбуждаться, когда Сан легко прикусывает его прямо под пупком, скользя руками на внутреннюю сторону бёдер, лёжа при этом поверх Юнхо.        Юнхо поднимает голову, довольно и немного рассеяно улыбаясь, а потом внезапно насаживается ртом на пальцы Чонхо, и он понимает, что реально заводится снова. Они снова готовы принести друг другу наслаждение. Чонхо вздрагивает, покрываясь мурашками, и гладит Юнхо по шее и по подбородку, от такой ласки Юнхо всегда млеет, подставляясь под прикосновения с закрытыми глазами.        Сан целует скулы Юнхо, запястье Чонхо, а потом врывается горячим языком в рот Юнхо, и Чонхо своими пальцами , которые Юнхо так и не выпустил изо рта, чувствует, как они сталкиваются языками. Чонхо выбирается из-под Юнхо, меняет положение, кусает Юнхо за ягодицу, глядя на Сана, который неохотно разрывает поцелуй.        Чонхо закусывает губу, когда Сан улыбается и подмигивает ему, отстраняясь от Юнхо, удобнее устроившимся на животе. Чонхо нависает над Юнхо, а тот лишь с хитрым прищуром разводит ноги, дотягиваясь до презервативов и смазки и оглядываясь на Чонхо из-за плеча. Взгляд, затуманенный желанием, работает безотказно.        Проникает Сан почти сразу же, как только входит Чонхо, Сан подаётся бёдрами вперёд, прижимается сзади тесно и бесстыже скользит пальцами по внутренней стороне бедра, задевая мошонку. Горячий шёпот касается ушей, и Чонхо плавит опять и снова. И так будет до того момента, когда пошевелить языком во рту будет равно разгрузке вагона. И лишь тогда Сан в который раз приведёт их в порядок, а потом накроет одеялом, чтобы и самому погрузиться в сон.        А пока Чонхо теряется между ними, вновь распыляется на миллионы атомов, чтобы собраться воедино, желая, чтобы это никогда не заканчивалось.        Творящееся в постели бесстыдство не просто проявление похоти — это нечто большее, это одна из граней любви, которая была дарована им кем-то свыше. А уж ангелы или демоны постарались — это другая история.