Год Дракона

      Кажется, в суматохе о ней уже забыли. Тихиро встряхнула оперением и затаилась на крыше пагоды, куда спланировала с основного здания, удирая от мороков. Думать она почти не могла, да к тому же едва сдерживалась, чтобы не ответить перепуганным клекотом на каждый резкий звук, зато теперь падение с высоты было ей не опасно. В памяти оставались только совсем недавние события, остальное безнадежно замыливалось, а потом и вовсе пропадало…       …Вдоволь насмотревшись на ход стычки у стен «Абурая», Рин обернулась к ней:       — Ну что ж, поскольку всё пошло немного не по плану, наш сценарий придется изменить на ходу. Эй, косё! Займитесь девочкой!       Один из мороков сжал голову Тихиро в ладонях, второй прикрутил к спинке стула стальную конструкцию с двумя обручами — более широкий охватывал нижнюю челюсть девушки, тот, что поуже, — лоб. Чтобы плотно зафиксировать ее в устройстве, пажи закрутили винты, упершиеся в виски пленницы круглыми отполированными пластинами. Помимо этого, из верхнего обруча торчали две жуткие распорки. Перевернув их и отрегулировав так, чтобы шесть крючков на одной и шесть на другой очутились точно напротив каждого из глаз, они растянули ее веки вверх и вниз. Крючки надежно ухватили кожу, не позволяя Тихиро моргнуть. Да она и сама побоялась бы сделать это, холодея от одной мысли, что любое неосторожное движение или ослепит ее, или сильно покалечит.       Экран отобразил теперь совсем другое. На нем замелькали кадры непонятного фильма, где взахлеб рассказывалось о кровожадных кодама. Лесные люди с наслаждением пожирали маленьких похищенных индюшат и обмазывались их кровью. Индюшат поставлял им большой полуголый парень по имени Бо. Фильм то и дело перебивался вставками о прелестях купален Юбабы. «Какая чушь!» — с возмущением думала девушка ровно до тех пор, пока история о кодама не сменилась репортажем о кицунэ, состоявших в тайном сговоре с людьми леса и злобными гоблинами, недавно едва не убившими ее саму. Лисы коварством входили в доверие к простым жителям этих земель и, очаровав их, заставляли отдавать часть своего имущества и сбережений под видом добровольных пожертвований. Зная об изворотливости оборотней, теперь Тихиро усомнилась: уж слишком оно походило на правду. Ну а поскольку сведения о мошенничестве — правда, то не означает ли это, что и о гастрономических пристрастиях кодама ей было известно далеко не всё? А как искренно рассказывалось здесь о Пустошах! Это было такое прекрасное место, что невольно хотелось бросить все дела и приехать жить во владения Арэти. Особенно если ты имел несчастье проживать на болотах другой ведьмы — Дзенибы. Которая морила голодом своих подданных и строила козни против родной сестры-близнеца, а на досуге приезжала на пиршество к кодама и помогала им поедать маленьких похищенных индюшат. И кадры, кадры несчастных пушистых комочков, безжизненно разбросанных по склонам вокруг деревень дендроидов. Но страшнее всех была не Инари, не сикомэ с людьми леса и не владычица болотных земель. Страшнее был царь преисподней, которому все они присягнули на верность, чему была масса свидетельств и готовых подтвердить это очевидцев — странных существ с торчащими из ушей перьями. Их речь то и дело перебивалась невнятным клекотом, избавиться от которого они не могли даже ради волшебного экрана.       Слезы наворачивались на пересохшие глаза, изображение расплывалось, но звуки продолжали проникать в голову, делая свое дело. Тихиро уже не напрягала руки и ноги в тщетных попытках освободиться из пут. Наоборот, она внимала каждому слову, боясь упустить что-то важное, что-то нужное. И даже тогда, когда голова ее уменьшилась и выскользнула из тисков, а ремни стали слишком просторными для измененного тела, убегать пленница не торопилась.       — Ну, довольно! В подвал ее, к остальным! — прозвучал знакомый голос, и смысла фразы Тихиро не поняла.       Спрыгнув на пол, она вытянула шею вверх и увидела над собой хрупкую брюнетку в одежде кирпичного цвета, с распущенными по плечам волосами и милыми черными глазами, которая с усмешкой усаживалась на ее место. Тихиро инстинктивно шарахнулась от человекоподобных существ, юркнула под занавес, оттуда, через нишу — в приоткрытую дверь, в коридор, и была такова. Подлетая на бегу, она слышала позади шорох одежд преследователей и выбирала самые опасные пути в надежде уйти от косё. Вскоре ей повезло оторваться от погони. Она скакала по перегородкам в купальнях с той же прытью, с какой когда-то там же прыгал превратившийся в громадную жабу Безликий. Одна из ванн вызвала у индюшки странное тоскливое чувство и желание ухватиться за свисающую петлей толстую веревку, чтобы сверху полилась горячая вода. И неспроста: откуда-то отсюда вылетел тогда длинный серебристый змей, облик которого принял старый Речной бог.       Тихиро пригляделась, увидела нужную дверцу, напрягла крылья и, размахивая ими, с трудом подняла в воздух неуклюжее тело. Затея удалась, птица попала на крышу купален, а с них перелетела на пагоду, где ее ума хватило на то, чтобы укрыться за выступом и притаиться.       Оттуда, сверху, она видела и само сражение, и остановившихся на мосту трех всадников, и закат солнца. Несколько раз мимо ее пагоды промчался, извиваясь, зеленовато-серебристый дракон, который оставлял ощущение чего-то знакомого. На нем висели гроздья мороков, а он со всего размаха оббивал их с себя о стены «цитадели» и, до кого дотягивался, по-скорпионьи разрубал хвостом. Почти всегда ему ассистировал в бою тонкий, подвижный и ловкий, словно каракурт, мечник в черном. Эти двое умудрялись оказываться в самых неожиданных местах и всюду захватывать врага врасплох, пока основное внимание удерживали на себе человек-гора и кицунэ во главе с призраком гигантской старой лисицы. Следя за ними, Тихиро однажды высунулась из своего укрытия больше, чем положено, и нос к носу, вернее, клювом к полумаске, столкнулась с мороком, который, опомнился на крыше после падения с дракона. От неожиданности она заклекотала, косё завопил, на крики сбежались другие тени, и для индюшки всё закончилось мешком, в который ее запихнули головой вперед. Свет померк. Глупая птица решила, что наступила ночь, и покорно заснула.       Очнулась она в наступивших сумерках. Вокруг нее на крытом соломенным навесом выгоне расхаживали другие индюки и индейки, ничем не отличавшиеся друг от друга. Не интересуясь новенькой, они внимательно высматривали под ногами обрывки газет и, если находили, с аппетитом выклевывали из них иероглифы. Тихиро поднялась, поправила крылья, почистила перья. Что-то ведь она хотела сделать! Ух, как же всё сложно! Да и надо ли что-то делать, когда прямо на земле валяется столько вкуснятины?       К ограде шло множество людей и еще каких-то существ. Как по команде на плацу, пернатые подняли головы и выдали самое настоящее многоголосое, стройное, оглушительное «ура». Тихиро пробилась поближе, чтобы рассмотреть гостей. Справа высился «Абурая», и с западной стороны он уже не выглядел таким величественным, как с фасада, разве что последние краски закатного зарева освещали верхние этажи багрецом. Наверное, сюда ее притащили в мешке. По дороге двигались всадники и пешие. «Наверное, сейчас будут кормить!» — сладостно мелькнуло в голове Тихиро.       — А вот взгляните, Хаку-сан, нет ли ее здесь? — подобострастно кланяясь, сказал слизень, заведующий купальнями, которого нельзя было не запомнить по противным усикам-перышкам и дрожащему от вожделения голосу, что доносился из утробы Безликого, когда тот его сожрал: «У тебя будет всё! Ну же! Желай! Желай! Желай!»       Хаку? Хаку здесь?! Тихиро протолкалась еще ближе к заборчику и вытянула шею.       Зеленоглазый и зеленоволосый, в коротком пальто и высоких ботинках, Нигихаями уверенно подошел к вольеру и посмотрел на ряды притихших индюков. Лишь на мгновение дольше взгляд его задержался на Тихиро. На мгновение — но дольше. Сердце ее заколотилось в надежде.       Юноша отвернулся:       — Тихиро здесь нет!       Если бы в нее сейчас ударила молния, разряд не мог бы изувечить девушку сильнее, чем его слова. Она окаменела, как проклятые Юбабой идолы в поле.       Банщики и юны радостно завизжали, а заведующий Анияку выкрикнул, что Хаку не ошибся, и указал рукой на каменную лестницу, ведущую от пристройки дома. По ней спускались несколько человек. Тихиро их узнала: это были Юбаба, Хитоми и плывшая рука об руку с Лисицей… сама Тихиро собственной персоной. Зрители зааплодировали, а Хаку бодро зашагал навстречу хозяйке и ее спутницам. Хитоми самодовольно улыбалась; она церемонно передала руку фальшивой Тихиро в ладонь спасителя, и тот радостно заулыбался, а вот на лицо Юбабы набежала тень. Стало тихо-тихо, все смотрели на влюбленных и боялись потревожить магию счастливой минуты.       — Это ложь! — вдруг разнесся над пустырем чистый и звучный мужской голос.       Лже-Тихиро вздрогнула, Юбаба ожила, а по заколыхавшейся толпе пробежал ропот. Пройдя между всадниками, к четверке на ступеньках стремительно направилась темная фигура с мечом у правого бедра. Тихиро прижалась грудью к забору, еще не понимая, что, теряя остатки перьев, ухватилась за перекладины человеческими руками.       — Ты не Сэн! — воскликнул бывший безликий оборотень, глядя на девушку и Хаку.       Юбаба улыбнулась, а с Рин и со всех заколдованных индеек на выгоне тут же спали чары. Хитоми бросила взгляд на Ведьму, на Юкити, снова на Ведьму, всплеснула руками, хлопнула себя по лбу и устремилась к парню:       — Кто это у нас заговорил! — радостно сказала она.       Тихиро сама не поняла, как перемахнула ограду. Она обнаружила себя уже бегущей к ним. Лисица метнула в нее короткий взгляд, раскинула руки, чтобы обнять Юкити, и вдруг сделала два почти не заметных глазу движения. Молодой человек лишь странно вздрогнул и замер, а Хитоми, наоборот, отпрянула и что-то дернула от него к себе.       Череда событий потекла перед Тихиро медленно, словно в зачарованном аквариуме. Она увидела острие катаны, сверкнувшее в спине Юкити на черном фоне его одежды, качнувшееся из стороны в сторону и пропавшее. Увидела, как рванулся в их сторону всадник на вороном коне и как ужаснулись Хаку, Рин и даже Юбаба. Услышала страшный гул в небесах, учуяла запах гари. «Что-о-о-о ты-ы-ы наде-е-елала-а-а?» — почти неузнаваемая, протяжно закричала Арэти-младшая. Последние три шага дались, будто в трясине…       Тихиро схватила Юкити за локоть. Он непонимающе моргнул. На его лице мелькнула какая-то полудетская, беззащитная улыбка, когда он посмотрел на Хитоми с окровавленной катаной в руке, а потом опустил взгляд на разошедшуюся пастью кровавую рану у себя под ребрами. С легким всхлипом изо рта его выплеснулась кровь и густо залила губы, подбородок, горло, грудь. Лисица вскинула руку перед лицом Юкити и потянула на себя дымный шлейф из его глаз, но тут на нее со всех сторон обрушились кицунэ из свиты Инари. Скрутив, оборотни оттащили убийцу от жертвы. Дальше Тихиро уже не видела ничего, кроме оседавшего на землю Каонаси, и не понимала ничего, хотя и не была больше безмозглой птицей.       — Живи, пожалуйста! Живи! — лепетала она, прижимая его к себе и сдавливая ладонью рану. — Юбаба спасет тебя! Кто-нибудь тебя спасет, а ты живи сейчас, живи! Пожалуйста!       Но сизая пелена смерти уже заволакивала его зрачки, сердце дрогнуло в последний раз, а челюсть расслабилась. «Спасибо тебе, Сэн, что освободила меня!» — прозвучал в голове угасающий шепот, и веки Юкити сомкнулись. Тихиро смотрела на него и не могла понять, спит она или этот кошмар творится на самом деле. За что? За что Хитоми сделала с ним такое?!       Что-то тяжелое, как базальтовая плита, навалилось на всех, кто был поблизости. На колени упали и живые, и призраки, и даже высокопоставленные персоны были вынуждены прижаться ничком к гривам своих коней, лишь бы не видеть тех, кто в удушливом чаду спустился с небес.       — Что ж, заждались тебя мы в Ёми! — протрубил ужасный голос, от звучания которого мороз сковывал всё тело. — Обратись!       Тихиро, которой было уже все равно, подняла измученные глаза и увидела, как спешившиеся самурайские доспехи с лошадиными черепами подхватывают под руки коленопреклоненную Хитоми и вздергивают над землей. Тело Лисицы искажалось, теряя и человеческие, и звериные очертания. Она закричала, но никто, кроме Тихиро, не посмел и двинуть головой, чтобы подсмотреть. Превращение длилось до тех пор, пока прежняя рыжеволосая красавица не сделалась грязно-бурой воронкой смерча, удерживаемой огненными арканами всадников ада.       — Откуда только взялся ты такой… — в трубном гласе его величества Эммы сквозила брезгливость. — За вечность всю нам не встречалась мразь, подобная тебе!       — Простите, царь великий, Эмма грозный! — проблеяла растекшаяся по ступенькам Юбаба, виртуозно подстраиваясь под манеру царской речи. — На миг всего лишь опоздала я!       — С тобой у нас беседа будет позже! — ответил владыка преисподней. — И ты еще успеешь, стерва, покаяться во всех своих грехах, когда тебя притащат к синигами! Верну я Хитоми — ту, настоящую, убитую коварно, когда вот с этим повстречалась на дороге. Верну! Но воплотиться надлежит ей в мире смертных, в семье людей… Коль скоро мне не возразят дракон с девчонкой!       — Не возразят, великий царь! Не станут! — лебезя, поддакнула старуха. — Чего ж им возражать теперь, когда уже заслужено их счастье? У Тихиро был договор, никто не сможет отныне прав ее оспорить! Ни мы, ни сам дракон!       Невидимый для Тихиро Эмма выдержал паузу.       — Хах! Вот же старая ты курва!       И, свистнув напоследок, он в сопровождении свиты, волочившей за собой на арканах грязный смерч, с шумом и грохотом умчал в багровый закат, туда, где не было ни времени, ни надежды.       Базальтовая плита поднялась, выпуская всех. Всех, кроме Тихиро, прижавшейся лбом к перепачканному кровью, неподвижному, как маска, и такому же бледному лицу Юкити.       — Курва не курва, а вон Коллекционера поймать помогла и «Абурая» себе вернула! — поднимаясь со ступенек и отряхивая платье, проворчала Юбаба.