***
«Первоначально он отнёсся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя меня с о б а к о й.»
— Пес, — первое, что более сознательно услышал от неизвестного школьника Хэ Тянь, и тут стоило бы ответить что-то вроде: «да ты себя видел?» или «ты это кому, блять?», но Тянь стоя по середине школьного коридора произносит: — Гав. Кто-то из толпы засмеялся. Тянь смотрит в промерзшие глаза напротив и будто и вовсе нет никого. Сколько ненависти и злобы в этом взгляде он видел не часто, такой взгляд был у озлобленной собаки в подворотнях Шанхая. Он катался туда с братом прошлой весной. Собака та была покоцанная, сидела около помойки, забилась в угол и когда кто-то шел пиздец как страшно рычала, смотря исподлобья, пахло там залежавшимися овощами и спиртом. Жаль, что у таких песиков не очень благоприятное будущее, лучший исход — отлов, худший — просто застрелят там же, и выкинут в рядом стоящий бак. И Тянь мог бы помочь этой крошке, если бы хотел, если бы было не все равно. Вот и сейчас на него смотрят, Хэ уверен, что этот рыжий тоже покоцан, уверен, что если снять рубашку то там как и у той собаки будут засохшие следы крови на шерсти, уверен, что этот парень укусит, если попробовать, если подойти ближе. — Пошел нахуй, — выплевывает рыжий, какое-то время смотрит в глаза, абсолютно ничего там не находит, затем просто удаляется. Тянь не смотрит ему вслед, слишком много чести оборванцу, так и не заметив, что тот чуть хромает на правую ногу, сжимая кулачки. — Не обращай внимание, он слишком грубый, — послышался приятный женский голос. Его несмело взяли за край рубашки и Тянь перевел глаза на нее. Рядом собралась толпа. Парень улыбнулся и кивнул: — Ладно. Это один из тех немногих индивидуумов, что ненавидит Хэ, а почему? Просто потому что он существует. Просто потому что у него все есть. Да, парень пытался поддерживать хорошие отношения, улыбался не показывая зубов, помогал нести всякие злоебучие коробки. Хотел, нет, желал и нуждался в общественном одобрении, желал, чтобы все относились к нему положительно и никак иначе. Его любили и это было священным Граалем. Почему? А ты попробуй выжить в страшно консервативной семье, попробуй договариваться с братом, который зарывает уже любимых собак как семена на грядках, или отец, который и вовсе, наверное, не знает как ты выглядишь, вот и получается только находить себя ночью, в постели каким-то разбитым и грязным. Он нуждался в любви, но из всех возможных ее видов выбрал самую мягкотелую. Любовь общества. Рыжий упал как водородная бомба на грудь, рыжий одним своим существованием бил по печени, выбивал воздух из легких и пинал поддых, его взгляд так и кричал: «Голый король, голый!». Оставалось только затяжно, сухо кашлять, и ничего кроме послушного «Гав» в башке и не было. Когда тебе 17, ты вроде как богатенький мальчик, полностью обласканный всеобщим вниманием становится невероятно грустно открывать этот блядский конверт принесенный озлобленным рыжим парнем. Где большими заглавными буквами написано: «Мне абсолютно похуй на тебя и на твое жалкое существование». От такого можно даже поперхнуться сигаретой, жаль, правда, что рыжий сам никогда не подойдет, никогда не напишет этих слов реально, все читалось в его взгляде, но этого было болезненно недостаточно. И ты уже как наркоман, который раз попробовал запретный плод тянешь свои ручонки еще и еще, смотреть-смотреть-смотреть в эти блядские глаза, мутные-мутные, где от злости лопаются капилляры, где янтарная радужка глаз смахивает на выжженный лес, что скоро и тебя сожжет. Хотелось еще столкнуться с ним, хотелось еще смотреть на него, хотелось изучать, хотелось поговорить, хотелось разозлить. хотелось-хотелось-хотелось. Совсем не трудно рассуждать о рыжем, совсем. Когда ты живешь на хуй-знает-каком-этаже-пентхауса в квартире-студии с окнами в пол, и до пизды дорогой профессиональной гарнитурой. Легко думать. А парень этот как ебучая Польша в любой войне, Тянь уверен в этом. Никаким Черчиллем там и не пахнет, там воняет скорее Аттилой. — Там, где я прошел, трава никогда не вырастет снова, — произносит рыжий в башке Хэ Тяня, сидя на белогривом коне в волчьей шкуре со стрелами в руках, измазанный кровью драных римлян. Да, выглядит органично, Тянь никогда не интересовался как выглядит Аттила, но уверен на сто процентов, что взгляд у них один и тот же. Под этим уничтожающим взглядом убивали толпы Галлийцев, разрушали и сжигали города, резали мужчин, женщин, детей и собак. Но рыжий здесь, рыжий реален, рыжий каждый день в легкой доступности, его слова — это его слова, их никто не переписывает и не цитирует. Рыжего не любят и рыжий будто тоже не любит, он кусается, лает, дотошно, он скорее сдохнет, чем покажет хоть что-то внутри самого себя и это видно, всем. И Тянь на его фоне такой простой идиот, его 17-я осень и винстон, зажигалка, что лежит в левом кармане школьной олимпийки, Тянь от которого пахнет всегда лучшей парфюмерией, правда ведь? Это у рыжего наушник перемотанный изолентой, чтоб хоть как-то держался и работал, это у него получасовые стояние на остановке, это у него кроссовки раза три как заклеены «супер моментом», что теперь царапают изнутри, это его район громкого пьянства и безотцовщины, это его пробирает ненависть до мозга костей. Тянь говорит «мне все равно», говорит «нет» и всем своим блядским видом показывает «да, сука, о боже, да!», показывает «спроси меня! говори со мной! я жду! тебя, сука, жду!» глаза сверкают и горят, но произносит он: — Нет. Три удара на каждую букву, три удара по ебалу самому себе. Тянь уверен, что рыжий ставит точки в конце предложений в чате, улыбается только в километрах шести от школы, дома, когда один, пока никто не видит, и почему-то думает, что у него есть белая кошка.***
И кажется, что где-то здесь нельзя было остановиться.
Напираю на него всем телом, прижимаю к стене в какой-то подворотне, обычно таких как он только здесь и находишь со шприцом в руках, пренебрежительно отводя глаза, когда проходишь мимо. Неудивительно было найти рыжего на этом социальном дне, в этой откровенно лютой помойке, куда стекались все маргиналы столицы. Не думаю, вообще, буквально давлюсь им, будто сейчас сожру. Отвратительным влажный поцелуй в отвратительном холодном, мокром переулке. Наверное, будет оправдываться, мол пришел сюда к другу, что-то отдать, просто мимо проходил и все такое. Руки мои рыщут по его телу словно намеренно что-то пытаются найти, с таким напором и стрессом даже подростки не щупают под карнизами и вокруг оконных рам ради заветного свертка изоленты. Он будет ненавидеть меня. Он все тот же озлобленный, покоцанный. А я дико счастлив, как ребенок, который смог наконец погладить бродячего пса, приманил его куском мяса, он лижет мне руки, и увы не в знак благодарности. Он и до этого не особо меня любил. Вновь и вновь облизываю его, он пахнет ебаными дешевыми сигаретами, алкоголем и ментоловым гелем для душа, он сам горький. Тяжело дышит-дышит-дышит, после хрипит. Через силу отрываюсь от него дабы ухватить хоть капельку кислорода, который у меня изъяли. Выплевываю: — Хороший мальчик, — откровенно издеваюсь. И улыбаюсь, искренне, демонстрирую рыжему весь зубной ряд, но он кажется не слышит. Вчера в школе он грозился набить мне ебало, если я еще один раз подойду, а сейчас я так близко, он бы впал в жуткую ярость, если бы узнал об данном инциденте пару часов назад, если бы. Он уже и не стоит, хватаю его руки-ноги чтобы не упал, также прижимаю его к стенке, держу ладонью его за бедро, параллельно играюсь, что-то провокационное говорю, сжимаю ладонь, он что-то несуразно мычит мне в рот. Надо останавливаться. Отлипаю от него, заглядываю в помутневшие глаза, делаю шаг назад. Гуань начинает падать, но успевает выдвинуть ногу, удивительно держит равновесие, подается вперед и хватает меня за пальто своими руками-палками. Мо утыкается своим вечно недовольным лицом мне в грудь, что-то хрипит и поднимет голову. И смотрит озлобленный-покоцанный мальчик исподлобья своими злющими глазёнками, я улыбаюсь, он лишь сильнее сжимает мое пальто в своих кулачках. От его губ до щеки висит ниточка слюны, что он так пытается обтереть об мою рубашку. Тяну свою кисть к его лицу чтобы помочь, он хмурится, я бы даже сказал рычит, не знаю может от запаха никотина на руке или же ему просто противно. Ошейник щелкнул на жилистой шее. Хватаю рыжего за плечи и поднимаю, ровно ставлю на ноги, у него поджимаются коленки. Прижимаю обратно к стене, он глубоко вздыхает, держу собачонку одной рукой, не отрывает от меня взгляда, молчит, так ничего и не сказал, но все также сильно держится за мое пальто. Достаю телефон из кармана брюк, вызываю такси, рыжий медленно моргает, а после вообще закрывает глаза и расслабляет мышцы лица, совсем обмяк в моих руках.***
И рыжему типа похуй, рыжий у нас типа панк. Верю, он бы ушел в запой, потому что все стало ну блять совсем отвратительно, ушел бы, если бы не многострадальная мама. Белая футболка совсем провоняла табаком, как и его руки, волосы. От него несет гарью и терпеть его мог только Тянь, вечно где-то рядом, вечно что-то улыбается. Немногочисленные друзья в школе советуют сделать ебало попроще и помыться, но рыжему похуй, рыжий у нас типа панк. Мо все не нравилось, абсолютно. Школа- хуйня, утро - пиздец, солнце - параша, Хэ Тянь — пидор, приходилось как-то с этим жить. Кто-то скажет, мол депрессия, да нет, просто характер такой. И после того злоебучего дня милейшее создание в мире, — его мать спрашивала: «А кто был этот приятный молодой человек, что привел тебя тогда домой? Он такой красивый. Может позовем твоего друга на чай?». Но милая женщина даже не догадывалась, что этот «приятный молодой человек» лапал в тот вечер ее сына как последнюю шаболду в подворотне, лучше бы прямо там блять и кинул. И в кружку ему можно только нассать. В ярость кидает только при виде этого мажора, прилип как жвачка к подошве. И Мо все не нравилось толкучка когда ехал домой, уставшая мать, Хэ Тянь, дворовые собаки, что громко завывали по ночам, Хэ Тянь, одноклассники, жрачка в столовой, Хэ Тянь и это серое пальто, которым Тянь накрыл его когда передавал матери, мы че блять в голливудском фильме? Не нравилось так сильно, что уже несколько раз, мысленно разрезал себе грудную клетку в поисках сердца, чтобы оно блять не мешало, кому оно вообще блять нужно? И пальто лежит грязным комком где-то в углу комнаты. И вот сегодня, когда рыжий добрался до дома, около семи вечера телефон вибрирует в кармане и: Неизвестный. Может в баскетбол покатаем?«Ведь нельзя же, согласись, поместить всю неприязнь в собаку.»