***
Они нечасто пересекаются. Маг оказывается чрезвычайно незаметен в роли сожителя, часто пропадает в архивах, читает книги, расположившись за столом в отведённой ему комнате что-то пишет, испещряя белые листы своими странными символами, отдалённо напоминающими норвежский футарк, но смысл которых даже Джарвис не способен разобрать. Временами грубыми линиями в его блокноте появляются угловатые наброски неизвестных гению созданий с полными ярости глазами и выступающими на коже узорами. А иногда с узорами на рисунках появляются рога, ребристые, изящно отведённые назад и загнутые кверху, вовсе непохожие на шлем Лафейсона. И тогда камеры улавливают чистое неверие, с которым после, завершив абрис, асгардец вглядывается в получившееся изображение. Возможно, это странно, что Тони слишком часто наблюдает за ним, не желая довольствоваться сухим рапортом наблюдающего ИскИна, но мститель, разумеется, убеждает себя в необходимости подобного. И периодически вовсе исчезающий из башни чародей делает этот самообман гораздо легче, даруя иллюзию, что гений печётся о безопасности планеты, совсем не эгоистично идёт на поводу у собственного любопытства. Но правда в том, что железный человек всегда был героем. Не Тони Старк. О магии Локи всегда говорит долго, много, с таким упоением, с каким сам Энтони обычно рассказывал принципы работы своих изобретений, и отвечает практически на все вопросы. И хотя их разговоры довольно редки, за прошедший месяц чародею не один раз случается побывать в старковской лаборатории, его чертоге, где положено появляться только Роуди или Пеппер. Только близким. С каких пор трикстер становится исключением из этого правила, гений не может понять. Но всегда гонит прочь мысль о том, что, быть может, Лафейсон таковым уже не является.***
Всё случается слишком быстро. Тор прибывает в Мидгард на пятую неделю после битвы, он рвёт и мечет, сообщает мстителям, что его брат сбежал, прихватив с собой и тессеракт, и что след его каким-то загадочным Хеймдаллем в последний раз был замечен в Нью-Йорке. А Тони думает только, что про артефакт он не знал и надо бы узнать у мага, что за мистический Всевидящий может заметить его перемещения. Видимо, его лицо не выражает должного удивления или негодования по поводу подобной новости, только задумчивость, иначе неясно, почему же Щ.И.Т. решает, что нужно начать поиски именно с его башни. Гений убеждает себя, что если и волнуется, то только за свою репутацию, не за Локи, и выглядит внешне довольно спокойным только потому, что внутренняя борьба с собой отнимает слишком много внутренних ресурсов. Когда агенты рыскают по его зданию, переворачивая всё вверх дном, он всерьёз подумывает стребовать с Щ.И.Т.а компенсации за разруху. Или хотя бы прислать уборщика. Старк думает, что, пожалуй, не удивлён нисколько, узнав, что никаких следов бога правительственная организация в итоге не обнаруживает. Но в полной мере мститель чувствует горечь разочарования, когда, уже находясь в отведённой чародею комнате, глядит на пустые полки, голый матрац, не находит блокнота, в который так хотел заглянуть не только бездушными объективами камер. И в этой неожиданной тишине совершенно внезапно гению становится тяжело дышать — он почти задыхается, но паническая атака здесь не при чём. Потому что чёртов бог на протяжении месяца был его воздухом. — Уже скучаешь? — насмешливый голос трикстера всё равно что музыка для слуха гения, дыхание миллиардера выравнивается, лёгкие наполняются кислородом. Магия Лафейсона пропитывает пространство вокруг, наполняя едва слышным гулом чистой Силы, возвращая на места всё исчезнувшее, сокрытое от глаз Щ.И.Т.овцев и Тора. — Беспокоюсь за свою репутацию, — отвечает, завороженно наблюдая за изумрудными прозрачными нитями и появляющимися то тут, то там предметами, и только потом оборачивается. — Кто такой Хеймдалль? Лафейсон щурится почти раздражённо, думая, что миллиардер мог бы то и у Тора узнать. Но секундное недовольство исчезает мгновенно, стоит только подумать, что, возможно, у Тони есть множество причин доверять ему гораздо больше, потому и спрашивает не у громовержца. В конце концов, у них с Энтони был договор, который Локи ещё ни разу не нарушил. — Страж врат, наблюдает за радужным мостом. Говорят, что видит всё. — Но не тебя? — железный человек перебивает бога совершенно бесцеремонно, не заботясь о промелькнувшем в его глазах алом огоньке недовольства. — Я научился скрываться от его взора, — Лафейсон кивает в подтверждение. И ему даже не нужно делать вид, что он не замечает тихого выдоха, напряжения, только сейчас отпустившего Старка, расслабившейся облегчённо после слов трикстера линии плеч. Потому что гений, кажется, сам не замечает этого. Мститель всё же отворачивается к столу и протягивает руку к обитому чёрной кожей блокноту, что так и манит взять, открыть, прочитать неизвестные символы, возможно, понять. Чародей за спиной неслышными шагами приближается к нему, мягко опускает ладони на плечи, тянет, сводя лопатки, заставляя расслабить мышцы. Тони опасливо замирает на пару мгновений, однако затем всё же стягивает со стола заветную книгу и, не дожидаясь возражений, открывает на случайной странице. Начёрканный грубой рукой художника карандашный рисунок приводит в недоумение: на листе бумаги короткими штрихами, скрываемое за узорами и под рогами, изображено лицо Лафейсона. Трикстер за спиной миллиардера ощутимо напрягается, но попыток отобрать блокнот пока не предпринимает, через плечо человека рассматривая собственное творение. Разумеется, Старк слышал от громовержца рассказы о йотунах. Разумеется, он знает, что богу грома Лодур не родной брат. Сейчас все кусочки пазла складываются, даруя понимание. — Покажи, — внезапно тихо, смотря на трикстера с затаённой мольбой на дне карих глаз. Гений сам не верит, что просит об этом, и ещё меньше верит, что Локи позволит ему увидеть, но под взглядом гения от горящих алым пламенем глаз расходится покрытый узорами мороз. Смотрящаяся на удивление естественно синяя кожа, иней на ресницах, красный огонь, белоснежные рога — всё кажется нереальным, миражом, иллюзией. Мститель замирает, завороженно наблюдая за этой метаморфозой, не имея возможности и желания отвести взгляд от невозможного образа иномирного принца, практически перестав дышать. — Так выглядит король чудовищ, Старк. И прежде чем миллиардер успевает подумать, как должна ощущаться под ладонью ледяная кожа, чародей рассыпается золотой пылью, исчезая. Отчего-то у Тони остаётся ощущение, что он снова всё испортил. Он не хотел.***
Локи исчезает на неделю. Это первый раз, когда он отсутствует так долго, и гению отчаянно не хватает мимолётных пересечений с ним, обмена едкими комментариями, реже — мыслями и идеями. Конечно же Тони столь же отчаянно себя убеждает, что его странно меланхоличное состояние, почти апатия, связанно с лишением важного источника информации о магии и других мирах. Но вся правда в том, что без самовлюблённого гениального бога он чувствует себя как никогда одиноким в собственном доме. Вновь взять из пустующей комнаты блокнот мститель решается только на восьмой день. Всё ещё не веря, что записная книжка до сих пор остаётся здесь, дрожащими руками касается стянутой кожей обложки, боясь, что та вот-вот исчезнет, однако этого так и не происходит. С каким-то странным трепетом человек проводит по корешку, бережно оглаживает рельеф чёрных 'чешуек', опасливо открывает, проводя по странице. Рядом с неизвестными рунами он с почти детским восторгом находит написанные мелким почерком трикстера пометки-расшифровки на английском. Над записями бога смертный проводит практически день, совершенно забывая о еде. Ближе к полуночи чашка кофе опускается на стол рядом с тетрадью, и Тони удивлённо вскидывается, встречаясь взглядом с изумрудными смеющимися глазами. — Прости, — тут же извиняется, сам не зная за что и до сих пор не до конца веря в реальность происходящего. — Что бы ты ни думал, Старк, мир на тебе не замкнулся, — мурлычет с насмешливой улыбкой, обманчиво-мягко приподнимая подбородок когтистой ладонью. Гений безвозвратно тонет в его взгляде, подаётся вперёд, опуская голову, насколько позволяет внезапно крепкая хватка на подбородке, в секундном порыве, без какой-либо цели, просто от желания быть ближе к ледяному великану. — У меня были дела за пределами Нью-Йорка. Но мидгардец его уже не слышит. Мутный взгляд мстителя направлен на бога, и Локи, запустив пальцы в короткий ёжик волос, осторожно привлекает голову смертного к своей груди. Тони, обвив асгардца дрожащими руками, вдруг умоляюще всхлипывает, отчаянно прижимается сильнее, будто желая раствориться, вплавиться в чужое тело, чтобы никогда больше не ушёл, и жмурится в неверии и страхе. Гений знает, что бог улыбается. И рад невозможности видеть издевательскую ухмылку Лодура, потому что чародей всегда умел понимать все полутона чужих чувств во много раз лучше остальных. Мститель думает, что в глазах мага, должно быть, в этот момент застывает нечто вроде насмешливой снисходительности, и потому смертный прижимается крепче, жмурится сильнее и прячет лицо в его непривычном одеянии. Так можно представить, что этого нет и никогда не было.***
Лафейсон не уходит. Редкие вечера в его объятиях между работой в лаборатории становятся самыми дорогим мгновениями. Несмотря на явное отрицание всей этой 'божественной чуши', Энтони слишком отчётливо понимает — чёртов ледяной великан стал для него Богом. Вполне возможно, гений не сможет без него жить. Это пугает. За слабость, не единственный порок, но самый разрушительный, миллиардер ненавидит себя — себя одного, потому что ненавидеть Локи он отчего-то не может. Иллюзорная забота, эпизодическая и всегда неожиданная, путает мысли, но в то же время позволяет отпустить эти самые спутанные сумасшедшим вихрем мысли хотя бы на пару мгновений. С появлением бога Огня в жизни железного человека кошмары постепенно отпускают мстителя, переставая навещать его во тьме ночи видениями о Бездне и смерти Инсена, Старк больше не просыпается с фантомным ощущением сковывающей холодным металлом костюма пустоты за гранью портала или давящей на грудь воды в лёгких. Рядом с Локи демоны больше не терзают его усталый разум, и когда Тони впервые задумывается об этом, смех осознания, надсадный, злой, холодный и жёсткий, проходится наждачной бумагой по глотке, потому что самым главным его демоном является Лодур, который смотрит на него внимательным, пронзительным взглядом и, без сомнения, понимает причину этого внезапного взрыва. И в этот момент его практически получается ненавидеть. А затем прохладные руки оказываются вокруг мидгардца, и Энтони беззвучно плачет, уткнувшись в плечо бога, пока ладони последнего скользят по спине успокаивающе. Нахождение рядом Лафейсона слишком часто приносит человеку боль, но это гораздо лучше накрывающего с его уходом беспросветного отчаяния. Миллиардер думает, что, пожалуй, пока трикстер здесь, он может отпустить, отложив и мысли о последствиях, потому что бог никогда не оставляет этого без внимания. И он отпускает. Под ледяными ладонями растворяются, далеко на задний план отступают ненависть к себе, волнение о предательстве по отношению к мстителям и страх, что Локи его покинет. Это не идеально. Но работает.***
И всё же Тони оказывается не готов к последствиям. — Локи у человека из железа, — как-то заявляет Тор, лишь раз на него посмотрев. Мститель обескуражен и почти испуган, после осмотра башни он и не думал о возможности подобных подозрений; язык ворочается с трудом. — С чего ты взял, златовласка? — привычно язвить тяжело, но через несколько мгновений на плече чувствуется чужая ладонь, и Старку не нужно оборачиваться, чтобы понять — зримо там никого нет. Это внезапно придаёт сил. — Ты хранишь след, метку, коей он награждает лишь любимые игрушки, — громовержец говорит слишком невозмутимо, и тому, как он употребляет 'игрушка' в отношении человеческой жизни, удивляются все, находящиеся в помещении. — Как долго? — Отчего же ты оскорбляешь человека, Тор? — спокойный, холодный голос растекается по помещению, хватка на плече смертного становится крепче, и мстители вздрагивают от неожиданности, тут же хватая оружие, когда чародей сбрасывает полог, материализуется за спиной Энтони. И проговаривает вдруг гораздо мягче, со странной, направленной к богу грома улыбкой, практически снисходительной: — Зачем зовёшь союзника игрушкой? Бог молний моргает, смотрит неверяще, с искренне-детским непониманием. Тихий смех прямо на ухо Старка. — Ныне златому граду стоит опасаться. Передай Одину, иначе как равным ему на землю асов я не ступлю, и ты вернуть меня теперь не в праве, если не хочешь войны меж мирами, — глаза престолонаследника удивлённо распахиваются, он отступает назад. Синева захватывает кожу трикстера, светится алым огнём взгляд, ощутимо веет холодом ещё до того, как, после полного превращения, выступают рога. — Но ты не мог! Асгард ведь... — смеющегося взгляда, коим его награждает чародей, достаточно, чтобы сын Одина осёкся и отошёл ещё на несколько шагов, бросив презрительное: — Монстр. Беннер вдруг вздрагивает. А Локи смотрит внимательно, прожигает громовержца острым взглядом, лишь мгновение готовя словесную новую атаку, которую Тор бы не парировал за неумением вести бои не на кулаках, но этого хватает Старку, чтобы внести свои два цента. — Король монстров, — добавляет, вздёрнув подбородок, почти гордо, и, кажется, от того, чтобы выступить вперёд, его останавливает только холодная ладонь на плече. Асгардский престолонаследник, кажется, шокирован поведением Энтони, ведь последний не только знает, но и не испытывает должных ненависти и отвращения рядом с чудовищным ликом сына Лафея. Фьюри же начинает постепенно вникать в ситуацию, понимая, что сейчас перед ним правитель другого... государства? мира? довольно отличного от мира людей. Локи перемещается за спиной миллиардера, обхватывает руками, мягко прижимая его к себе, смеривает присутствующих надменным взглядом, заявляя права на мстителя, и кивает директору Щ.И.Т.а, который пойдёт на переговоры с уполномоченным лицом иного мира, пусть даже бывшим врагом. Слишком много вопросов у организации, слишком мало ответов у Тора. Чувствуя, как потоки магии Локи уносят его прочь, Тони думает, что всё, наверное, не так уж и плохо.