ID работы: 10418127

Обрывки фраз

Гет
NC-17
Завершён
39
Пэйринг и персонажи:
Размер:
97 страниц, 9 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
39 Нравится 158 Отзывы 10 В сборник Скачать

Обрывки фраз

Настройки текста

♪ Syml — The War ♪

      После того дня. Я думал. Несколько дней. Жози уехала к дяде. Но возвращалась. Каждый вечер. Ко мне. Вновь надевала мою футболку. Ту самую. Теперь уж — её. Словно и не было того расставания. Но только лишь с первого взгляда.       Неделю. Я осознавал это всё. Неделю. По маленьким крупицам. Принимал это всё. Переваривал. В основном — мы молчали. Просто находясь вместе.       Она замечала. Каждый мой взгляд. Мне было… Сложно. Не видеть этих картинок. Смотря на неё. Я до сих пор помню. Каждый тот день. Когда я с ужасом думал. Обо всём. О ней. О её жизни. О будущем. С ней. Или без неё. Я взвешивал. Каждую свою мысль. И это было чертовски сложно. Но моё решение — попробовать. Всё ещё было сильно. Я правда хотел. Дать ей лучшее.       Первый год был тяжелым. Очень. Я нашёл ей хорошего врача. И она ходила на терапию. Не пропускала никогда. Иногда я ходил с ней. Когда это было необходимо. Ей. Или мне…       Мне стоило многих усилий. Не относиться к ней. Как к фарфоровой. Её расстраивало это. Она мечтала. Видеть меня тем. Кем я был с ней. До всего этого. И грустила. Так сильно. Но я не мог. Безрассудно, как раньше. Давать волю своим эмоциям. Желаниям. Страсти. Действиям. Всё изменилось. И моя излишняя нежность. И сотни вопросов. А точно ли она хочет моей ласки. Не пытается ли просто угодить мне. Не было нам на руку.       В какой-то момент. Мы даже отдалились друг от друга. И это отчасти помогло мне. Сделать передышку. Вновь понять. Что она очень важна для меня. И что я должен постараться. Со временем я смог начать. Воспринимать её иначе. Опекать не так сильно. Убрать излишнюю заботу. Мне пришлось ходить одному к её врачу. Чтобы научиться этому. Вновь видеть её. И тогда в нашу жизнь. Вернулись сгоревшие ужины.       Следующим сложным моментом. Были ссоры. И контроль. Я контролировал себя постоянно. Каждый день. И это выматывало. Морально я был словно выжат. Она видела. И просила — перестать. Чтобы однажды у меня не поехала крыша. С этим мне тоже помогла её врач. Объяснила. Но всё же. Я понимал. Что в этих отношениях. Контроль и терпение — мои спутники. И я считаю. Что мне просто повезло. Что в моем характере. Эти черты были и так. Иначе. Я бы, наверное, не смог. Не смог бы привыкнуть к этому. В моменты ссор было сложнее. Мы старались не доводить до конфликтов. Обсуждать всё спокойно. Но мы обычные люди.       Плохое настроение. Проблемы на работе. Неудачный день…       Мне приходилось. Сдерживать себя. И далеко не всегда удавалось. Но я остывал. Каждый раз. Стоило мне увидеть. Страх в серых глазах. Прижатую к стене спину. В попытке укрыться. Это отрезвляло. И перед глазами тут же проносились. Все сцены… И в тот же момент. Я уже обнимал её. Мою маленькую русалку. Мою затравленную лисичку Жо-жо.       Я подружился с её дядей. Эндрю помог мне. Больше, чем кто-либо иной. Потому что только он понимал меня. По-настоящему понимал. И ему было гораздо тяжелее. Чем было мне. Потому что он забрал её тогда. Когда раны были слишком свежие. И он рассказывал. О панических атаках. Об истериках. О бессонных ночах. О криках посреди ночи. От очередного кошмара. О том, как она повсюду ходила за ним. Как утёнок. Боясь остаться одна. Он оберегал её. От собственных родителей. Которые при любом случае. Жалели несчастную вдову. Лишившуюся лучшего из мужей. Я думаю. Ему самому это было необходимо. Рассказать.       Я думаю, ей очень повезло. Что рядом был близкий ей человек. Была семья. Которая выстояла. Выдержала. Не прогнала. Позаботилась. Я был благодарен ему. И его семье. За это. Она ценила нашу с ним дружбу. Однажды я даже услышал разговор. Случайно. Когда она спросила его.       «Эндрю, расскажи мне… Какой он? Робб… Он правда… Хороший?»       И слышал ответ.       «Я думаю, он подходит тебе, Жо-жо. Он похож на меня. Ты не замечала?»       В тот вечер она улыбалась. Очень ярко. И целовала меня. Часто. Была счастлива. Я видел это.       Я познакомился с Жизель. Они с Жози дружили. Она приехала в наш город. На две недели. Мы виделись с ней каждый день. Жози постоянно звала её к нам. Я был не против. Потому что знал. Зачем она это делала. Она сомневалась в себе. В своём восприятии действительности. Восприятии меня. Она хотела, чтобы все. Кому она доверяет. Посмотрели на меня. На неё. На нас. Чтобы дали оценку.       Мы общались с Жизель. Один на один. О многом. Я понимал. Что она наблюдала за мной. Как за объектом. Она проверяла меня. Я видел это. Но я не был против. Потому что знал. Что это поможет моей Жозефине. Стать ближе ко мне.       Жизель рассказала мне. Многое. Чего не сказала сама Жози. От неё я узнал. Подробности о том вечере. Она рассказала обо всём. Что ей показалось странным тогда. Провела параллели. С жертвами домашнего насилия. Которых она видела много. По долгу службы. Уловила едва заметные сигналы. Уловила и не только она. Но она единственная. Кто не прошла мимо. Никто другой не захотел. Конфликта с капитаном.       Она рассказала. Как именно спасла мою несчастную русалку. Как она скрывалась. Рассказала и о том дне. Когда этот ублюдок умер. И я снова был благодарен. За всё. За неравнодушие. К незнакомому человеку. Я как-то сказал Жизель. Эти слова. Благодарности. А после даже прислал большой букет. Да, я банален. Но я не знал, как иначе. Хотя ей было достаточно и просто моих слов. После её визита. Жози стало проще. Она открылась мне больше. И я был рад. И даже услышал от неё внезапное.       «Спасибо, Робб»       Она уходила от меня. За тот первый год. Четыре раза. В самый первый раз — ушла ненадолго. Я вернул её. Не без помощи её дяди Эндрю. Потому что я понял. Что этот первый раз — переломный. И, если оставить, как есть. Она не вернётся уже никогда. А я хотел. Чтобы она вернулась. Потому что я правда её полюбил. И она вернулась. И успокоилась на какое-то время.       Второй раз был долгим. Я пытался вернуть её. Но она была непреклонна. В своем желании. Все осмыслить. И, спустя четыре недели. Пришла. Тихо прося о прощении. Конечно, я прощал. Я знал. Что так будет. Знал, что она будет метаться. И опасался. Что это будет постоянно. Опасался. Что в какой-то момент. Я не выдержу. Я психану. Я сорвусь. Сломаюсь…       В третий раз. Я не пытался её вернуть. Дал ей полную свободу выбора. Не сделал ничего. Сказал лишь раз.       «Если ты решишь, что это насовсем — поставь меня в известность»       И всю неделю ждал её сообщения. «Прощай, Робб». Я был уверен. Что это конец. Но она вернулась. В слезах. В истерике. Мы много говорили тогда. Она молила простить. За все эти срывы. Я обнимал. Конечно, простил. Да и… Не винил, в принципе.       Четвёртый уход был к концу нашего первого года. Я не делал ничего. Снова. И она снова вернулась. На этот раз. Молча.       Я сидел на диване. Поздно вечером. С Батоном на коленях. Что-то читал. Что-то из того. Что любила читать она. Кажется, «20 000 лье под водой». Я услышал. Тихий щелчок замка в двери. Батон тут же сорвался. И я понял. Она открыла мою дверь. Своим ключом. И молча вошла. Подхватывая горланящего кота. А я так же сидел. Наблюдая. Она тихо прошла в гостиную. И поставила маленькую сумку. На кофейный столик. С небольшим количеством вещей внутри. И села рядом со мной. Уронив голову на моё плечо. Я обнял её. И просто продолжил читать. Теперь — вслух.       Тогда я понял. Что больше она не исчезнет.       Это было первым шагом к её переезду. Поначалу. Она оставалась на неделю. Потом — на две. После — на месяц. И, спустя полгода после последнего её ухода. Она осталась насовсем.       Я был счастлив. Ведь это означало. Что она начинала мне доверять.       Я предложил ей снять небольшое помещение. Мастерскую. Чтобы она больше была вне дома. Привыкала. Что вне этих стен. Есть жизнь. И что она. Часть этой жизни. Врач одобрила идею. Жози было сложно согласиться. Привычка к изоляции. Очень въедчивая. Но в итоге она решила попробовать. Для начала: на месяц. Я нашёл ей несколько вариантов. Но она отмела их все. И нашла сама. Через дорогу от моего места работы.       Иногда она бегала ко мне. Поначалу: из-за того, что ей было неуютно. Потом: для того, чтобы с хитрой улыбкой запереть кабинет. Заманивая меня. Изящной резинкой чулок… И удобным расположением на столе. Мой немногочисленный штат сотрудников посмеивался втайне. Но я делал суровый взгляд. А внутренне смеялся и сам.       Я познакомил её с родителями. И с двумя своими братьями и их семьями. Я рассказал лишь Винсенту. Моему лучшему другу и брату в одном лице. И лишь в общих чертах. Мне нужно было. Чтобы он стал моим запасным колесом. На тот случай, если… Не если. Когда. Спустится шина моего терпения. Когда я сам. Дам трещину. Мне нужно было. Что бы был кто-то. Близкий мне. Кто не даст мне совершить ошибку. Кто поддержит.       Она тоже познакомила меня. Со своими родителями. И они, наконец, перестали припоминать ей Джека. По крайней мере. Не так часто. И всё чаще спрашивали про меня. Мы летали к ним. Несколько раз. И она стала общаться с ними больше. Потому что ей нравилось. Говорить с ними. Обо мне.       Они замечали её неоднозначное поведение. Но списывали на странности характера. Ведь откуда им было знать. Какая она настоящая? Если они никогда не были ей близки. Уезжая строить карьеру. В другой стране. В попытке дать ей и себе лучшее. Оставляя ребёнка. На попечение любимому дяде. Из нежелания менять её жизнь. Которую она так любила. Не желая тащить её в маленькую. На тот момент съемную квартиру. Без знания чужого языка. В новую школу. И оставлять вечно — одну дома. А после, когда они освоились. Спустя почти десять лет. И позвали её переехать. Ей уже было не нужно. Как и они — не особо нужны. Эндрю всегда был ей семьёй. И ей хватало.       Я сделал ей предложение. Спустя два с половиной года наших отношений. Я долго думал над этим решением. Полгода. Мне потребовалось полгода. Я взвешивал. Своё решение. Нужно ли мне это вообще. Нужно ли с ней. Со всем её багажом. Готов ли я. Нести такую ответственность. Готов ли я. Действительно менять себя. Ради неё. Я думал наперёд. Прогнозировал все возможные исходы. Наших отношений. Я говорил об этом с Эндрю. С Винсентом. И, когда стал уверен в этом решении. Говорил и с её врачом. Вернее сказать. Уже с нашим. Заказал ей красивое кольцо. В её стиле. И сделал предложение. На том самом пляже. У нашего моря.       Жозефина отказала мне. Я был готов к этому отказу. Именно так и прогнозировали мы все. Её врач сказала мне.       «Она откажет. Но это будет началом к продолжению»       Моя русалка отреагировала бурно. На моё предложение. Сначала — жесткий и твёрдый отказ. Затем — слёзы. Не от страха. А от того, что она считала, что разочаровала меня этим. Я успокоил её. Не могу сказать. Что это не задело меня. Я простой человек. И это задело. Врать я не буду. Но всё-таки. Я был готов. И мне было легче. Чем могло бы быть. Мы не говорили об этом. А просто продолжили жить вместе.       Врач предложила завести собаку. В качестве терапии. Это должно было помочь ей. Понять. Что её можно любить. Просто за то, что она есть. Научить. Принимать эту безоговорочную любовь. И показать ей. Как любить кого-то самой. Без условий. Она охотно согласилась. Я тоже был за.       Жо-жо долго изучала разные породы. И выбрала корги. А я выбрал хороший питомник. И она всё откладывала на щенка деньги. Желая заработать на него сама. Готовилась. Но в итоге тратила всё. Покупала всякие милые лежанки. Игрушки. И прочие мелочи. А потом вздыхала и ругалась сама на себя. На своё неумение. Правильно расставлять приоритеты. И финансовую неграмотность. И душевные порывы. Было забавно за ней наблюдать. За её горящими глазами. Когда в доме появлялась очередная вещь. Для ещё несуществующей у нас собаки.       Но самым забавным было видеть её. Когда я подарил ей бело-рыжего щенка. На ближайший праздник. Она так радовалась. Повозмущалась для вида, конечно. Но счастливые эмоции. Перекрывали всё. До сих пор помню. Как она улыбалась. И как целовала меня. И пищала. И целыми днями таскалась с этим щенком. Брала с собой везде.       Батон, конечно, идею не оценил… Поначалу. Выказывая своё недовольство. Демонстративно. А потом привык. Когда этот мелкий буквально преследовал кота. В порывах поиграть с Его Ушастым Величеством. Она назвала его «Коржик». Я, конечно, смеялся. Вспоминая, как она сама меня осмеяла. За имя кота. Но она объяснила. Что назвала так специально. Чтобы поддержать мой хлебобулочный креатив.       Так мы познали прелести щенячьего родительства. В виде куч посреди комнаты. И погрызенной обуви. Когда у этой маленькой акулы менялись зубы. И да. Лежанки не понадобились. Потому что этот милый тиран спал с нами. Как и ушастый манипулятор. И я, почему-то, всегда оказывался с краю посреди ночи. А эта троица ложилась поперёк. Вытесняя меня. Так я понял, что нам нужна кровать побольше…       Когда еще она только переехала ко мне. Я приобрёл для дома акустику. В юности я играл на гитаре. Так что… Не устоял перед дизайном. В виде гитарного комбика Marshall. Ей тоже понравился. В принципе, ей нравилось всё. Что я делал для неё. Я так и не понял… Было ли это следствием её прошлого. Или же я правда смог понять её потребности. Или же это она. Была настолько благодарной. А, может, всё это вместе. Но что бы это ни было. Факт оставался фактом. Она всегда целовала меня в щёку. И мурчала «спасибо». А я таял от этого.       Раньше я любил тишину. Но быстро привык к негромким, ненавязчивым звукам. Мелодий её любимых современных композиторов. Со временем. Я уже не видел наш дом без этого. Мне нравилось возвращаться из зала. Открывать дверь. И слышать тихую игру. Понимая, что моя русалка со мной. Что она не сбежала. Всё-таки, где-то внутри я опасался. Что в одночасье она исчезнет. Поэтому для меня её музыка. Стала неким символом. Её пребывания в моём доме. В моей жизни.       Вместе со звуком. В моем доме появился и свет. Не только от неё самой. Я подарил ей ночник. В виде луны. И он мягко светил по ночам. Отгоняя страх. Со временем необходимость в нём отпала. Страх темноты притупился. Когда она почувствовала. Что темнота не несёт угрозы. Лишь сон. Когда ощутила. Себя в безопасности. Засыпая со мной. Всегда — обнимая мою руку. А после. Ей перестали сниться кошмары. Так часто мучившие её. Наконец, ушли. Пусть и не насовсем. Лишь изредка напоминая о себе.       Спустя почти семь месяцев. После первого предложения. Я попытал удачу во второй раз. И этот отказ ударил по мне больнее. Мы не ругались из-за этого. Но между нами повисло напряжение. Ненадолго. Ровно на столько дней. Сколько мне потребовалось. Чтобы принять этот отказ. Зависая по вечерам в баре с Винсентом и Эндрю. Когда меня отпустило. Мы поговорили. О нас. О настоящем. О будущем. Я помню. Как она спросила у меня.       «Робб, почему для тебя это так важно?»       Для меня действительно было важно. Чтобы она стала моей женой. Не потому что так принято. Я не пытался привязать её к себе таким образом. Нет. У меня была иная причина.       «Потому что, когда ты согласишься, это будет значить, что ты доверяешь мне полностью, Жозефина»       После разговора. Она достала оба кольца. И надела. На другую руку. Как символ того. Что для неё всё это тоже важно. Что я важен для неё. Тогда она впервые сказала мне. Что любит меня. Я говорил ей слова любви каждый день. Перед сном. Это была моя личная привычка. Я говорил ей.       «Спи, моя русалка Жозефина. И помни, что я люблю тебя»       Ей потребовалось три года. Чтобы осознать. Чтобы сказать мне вслух.       «Робб, я люблю тебя. Примерно так же, как медузка любит воду»       Я тогда посмеялся мысленно. Этому нелепому признанию. А потом понял… Медузы ведь почти полностью состоят из воды. И медленно высыхают на суше. В тот момент я чувствовал себя счастливым. По-настоящему. Так же, как и в каждый из тех немногочисленных разов. Когда она говорила мне эту фразу. И для меня это было важнее. Чем если бы она говорила мне «люблю» каждый день. Потому что я знал. Что каждый раз. Это было искренне.       Наш разговор о будущем. Был скорее, как описание страхов. Её. Моих. Мы даже говорили о детях. Не могли не говорить. Потому что родители. И её. И мои. Периодически давили на нас. Спрашивали. О свадьбе. О детях. Мои, в силу того, что были рядом. Чаще.       Конечно, я бы хотел. Всё-таки, я не молодею. Да и… Эти мысли. Так или иначе посещали меня. Я хотел большую семью. Но я понимал. Что, вероятно, с ней этого не будет. Она рассказала мне. О нескольких выкидышах. Тот ублюдок пытался… Хотел отпрыска. Но. Потом же сам способствовал. Прерыванию. Забываясь. И врач. Хорошо подкупленный. Не задающий вопросов. Запуганный каким-то компроматом. Который всегда осматривал её. Когда муж перегибал. Лишь латал её. И уходил. Закрывая глаза. На всё.       И я спрашивал себя. Что мне важнее? И выбор всегда останавливался на ней. Тогда я приехал к родителям. Один. И поговорил с ними. Я рассказал им. Нет, не всё. Лишь общее. Объяснил. Многое. Просил не давить. Они задали мне тогда. Лишь один вопрос.       «Почему она?»       И я ответил им.       «По той же причине, почему ты, отец, всё еще даришь маме цветы»       И они поняли. И приняли. Мой выбор. Приняли её.       В нашей жизни были плохие дни. Множество плохих дней. Тёмных. Когда её накрывало. Иногда, из-за кошмара. Иногда, из-за какой-нибудь нашей ссоры. Иногда просто так. Иногда из-за грома. Тогда я узнал. Что для неё этот звук стал ассоциироваться с безысходностью. И я узнал — почему.       Оказалось, что Эндрю приезжал к ним. Будучи проездом в городе всего на день. Трубки она не брала. А он хотел помириться. С его маленькой Лив. Было несложно узнать адрес. Она увидела его через окошко подвала. И кричала. Пока не сорвала голос. Но стихия заглушала… И дядя не услышал. Джек тогда выпроводил его. Сказав, что её нет дома. И что передаст. И если уж она захочет. То свяжется.       Я знаю. Эндрю до сих пор корит себя за это. Я чётко вижу это. По его глазам. По его взгляду на неё. Он винит себя. Что не пришёл снова. Что отпустил так легко. Но она никогда не винила его. Как и я. Ведь он ехал к своей возлюбленной. Делать ей предложение. И просто решил попытать удачу… И я попросил Жози сказать ему об этом. И она сказала. И было заметно. Даже физически. Как груз вины упал с его плеч. Пусть, не до конца. Но.

♪ Okiem — Xiro ♪

      Я сделал предложение ей в третий раз. Спустя год. Я думал. Что после своего признания. Она согласится. Но она отказала…       Тогда я дал трещину. Или, вернее сказать. Все те трещины. Что так или иначе были в моём терпении. Во мне самом. Слились в один большой раскол. Я был разочарован. В себе самом. Был подавлен. Я уехал. Оставил её. С Коржиком и Батоном. Дома. А мне нужно было побыть одному. Я уехал к брату. Не общался с ней. Не мог.       Я думал… Буду честен. Я подумал. Что стоит закончить эти отношения. И пусть каждый идёт своим путём. Я подумал. Что стоит найти обычную девушку. Простую. Без проблем. Которой тоже нужна семья. С которой я не буду жить, словно на пороховой бочке. Думая: взорвётся она сегодня или же нет. У которой не будет всех этих срывов.       Меня не было дома месяц. Пару раз она приходила ко мне на работу. Но я не желал ничего обсуждать. Не желал её видеть. Мне нужно было подумать. Хорошо подумать. Решить. Потому что я колебался. И я не хотел. Чтобы её образ сбивал меня.       Конечно, я скучал. Я ведь любил её. Готов был на всё. Ради неё. Лишь бы она справилась. Но оказалось. Что я не железный. Оказалось. Что у меня тоже есть предел. И это был мой. Момент, когда я сломался.       Я злился на неё. До боли в зубах от стиснутой челюсти. До драки на улице с каким-то идиотом. До срывов на подчинённых. До изнеможения в зале каждый день.       Я тосковал по ней. Так, что хотелось напиться до беспамятства. Винсент не позволял. Но пару раз я всё же напился. В баре. И даже чуть не склеил девчонку по пьяни. В глупом желании — забыть её. Отвлечься от всех мыслей. Но не смог. Не смог так её предать. И мне стало так противно от себя самого. Что я в миг протрезвел. И я до сих пор вспоминаю этот поступок. Как худшее, что я мог бы сделать. И я рад, что мне хватило ума. Не сделать. Она бы закрылась от меня. Навсегда. И никогда не простила бы мне этого. Да я и сам себя не простил бы.       В тот вечер я возвращался домой к брату. На такси. Навигатор повёл не туда. И мы поехали по дороге. Недалеко от дома её дяди. А после. Тачка и вовсе заглохла. В паре домов от него. Я решил дойти пешком. До дома Винсента было не так далеко. И что-то дёрнуло меня. Зайти к Эндрю. Мы просидели с ним на крыльце полчаса. Я говорил. А он слушал. Сказал ему. Что только что чуть не изменил ей. Что я в смятении.       — Я не знаю, что мне делать, Эндрю. Чувствую себя так паршиво…       Тогда. Выслушав. Он сказал мне немногое. И задал мне всего один вопрос. Решивший для меня всё.       — Тебе так паршиво, потому что она — уже часть тебя. А ты — часть её… Вы прошли через многое. Некоторое пары не проходят столько и за всю жизнь. Как думаешь, Робб. Можно ли лишиться части себя, а после залечиться какой-то заплаткой? И даже, если вместо этой части ты обретёшь иную, — так уже не будет. Будет иначе. Лучше или хуже — не знаю. Но проще — наверняка. Так скажи мне, что для тебя важно на самом деле: она или чтобы было проще?       И я понял. Мне не нужно, чтобы проще. Мне нужно, чтобы с ней. Мне она важнее. Даже если так, как есть. Даже если она так и не согласится на брак. Даже со всеми её проблемами. Я просто не представлял своей жизни без Жозефины. Я не мог потерять её. Из-за собственного эгоизма. Она ведь уже сказала, что любит меня. Она ведь живёт со мной. И не исчезает. Она ведь носит эти чёртовы кольца. Пусть и на другой руке. Она ведь летит ко мне в объятия. Она ведь шепчет мне своё такое важное.       «Спасибо тебе за всё»       И.       «Как медузка любит воду»       Меня так прижало. Этим всем. Что я помчался домой. Я вызвал такси. И, самое забавное. Ко мне приехал тот же водитель. И мы даже посмеялись. Над тем, что его тачка воскресла. Незадолго до моего вызова. Сократив мне время ожидания. На добрых двадцать минут.       Я открыл квартиру. Живность орала. До счастливой истерики. Но Жозефина не вышла ко мне. И музыка не играла. Я ощутил тогда сильную тревогу. И был прав.       Я прошёл в гостиную. Но её не было. Открыл дверь спальни. Она спала. Я так думал… Я присел на край кровати. Ласково погладив её по волосам. Пытаясь разбудить. Но она не просыпалась… И я обратил внимание. На пустой пузырёк. Её снотворного.       Я был в панике. В ужасе. Набирал номер скорой. И меня трясло. Я кричал ей.       «Жози! Жози! Очнись! Жозефина! Прошу! Жози!»       «Что же ты наделала, Жози?!»       Скорая приехала быстро. Её доставили в больницу. Пришлось и меня кормить успокоительными. Пока её реанимировали. Потому что я был безутешен. Я терял её. Винил себя. Сходил с ума от этого ужаса. От этой безысходности. От своих мыслей.       Что моя Жозефина хотела покончить с собой.       Её откачали. Врач сказал, что ей повезло. Я пришёл вовремя. Еще бы двадцать минут. И… Я не хотел даже думать…       Я не сомкнул глаз сутки. Сидя в её палате. Жена Эндрю забрала животных к ним. Эндрю отправил меня домой. Поспать. Я сопротивлялся. Но в итоге согласился.

♪ Luke Howard — The Map Is Not The Territory ♪

      Я приехал в пустой дом. И понял. Что эта тишина давила. Эта пустота давила. Я был словно оболочка. Не человек вовсе. Но ужас произошедшего догнал меня. Когда мой взгляд выхватил. Записку. На барной стойке. Я сел. Взяв её. И начал читать. Это были обрывки фраз. На клочках бумаги. Приклеенные к листу. С разводами. Явно от слёз. Я читал. И с каждой новой фразой. Меня трясло еще больше.

«Прости меня, Робб.

Если когда-нибудь сможешь.

Я так старалась…

Я пыталась. Ты видел всё сам.

Я хотела верить.

Что у меня получится. Что я смогу.

Ради себя. Ради тебя.Но я не смогла…

И это не так страшно.Я сломана давно. И меня уже не починить.

Я смирилась.

Но… Я в ужасе. От того. Что сломала тебя…

Прости меня, Робб. Прошу. Если сможешь.

Но я… Не могу вынести этого.

Не могу пережить. Что превратила тебя.

В руины.

Прости меня. За это… За всё.

Позаботься о Коржике… И о Батоне.

Больше… Гораздо больше.

Чем медузка. Любит воду.

Гораздо больше.

Я полюбила тебя»

      Я был опустошён. Уничтожен. Я сидел. На этом стуле. И просто смотрел. На последние строки. Несколько часов. И правда был руинами. Но не из-за того. О чём она написала. А из-за того. Что она поступила так. Из-за того. Что я почти потерял её. Моё сердце и душу словно выжгло огнём. И осталось одно пепелище. И все мои мысли. О нас с ней. Что мучали меня еще буквально недавно. В миг испарились. Словно их не существовало. И я до сумасшествия боялся. Что вместе с этими мыслями.

Исчезнет и она.

Навсегда.

Моя красивая русалка.

Моя единственная.

Моя сломленная Жози.

Моя лисичка Жо-жо.

Моя возлюбленная.

Моя Жозефина.

Говорят.

Что мужчины не плачут.

Враньё.

      Я порвал письмо. Оставив лишь последние строки. О её любви ко мне. Остальное я сжёг. А этот кусочек. Из обрывков. Её фраз. Что почти стали. Обрывком. Её жизни. Я положил в карман.       Я не ел. Не спал. Просто сидел там с ней. В её палате. Вложив эту записку. В её маленькую руку. Сжимая в своей. Наше серебряное море. И молился. И Богу. И Дьяволу. Чтобы она вернулась. К нам. Ко мне.       Тогда. Приехали все. Мои родители. Братья. Мои друзья. Её родители прилетели. Жизель.       Нас предупреждали. Что если она и выйдет. Из этого коматозного состояния. То последствия будут тяжелыми. И никто точно не знал. Что именно случится. Инвалидность. Психические расстройства. Отказ внутренних органов. Мне было неважно. Я лишь хотел, чтобы она очнулась.       Эндрю и мои братья. Буквально силой забрали меня. Я не хотел. Боялся уйти. Боялся. Что она… А меня не будет рядом. Или что очнётся. А меня нет. И она решит. Что я её бросил. Но трое против одного. И я проиграл. Я проспал сутки. Настолько был измучен.       Проснувшись. Я сразу же помчался назад. Эндрю тогда сидел с ней. Я звонил ему. Он ушёл пообедать. Когда я уже подходил к её палате. Мне показалось. Будто оттуда вышел кто-то. Издалека, я даже подумал. Что это моя Жози. Только волосы темнее. Так сильно я, наверное, устал… И так сильно сходил с ума. От переживания.       Я вошёл в её палату. И привычно поцеловал в лоб. Мягко. Задерживаясь в этом моменте… Я сел на стул рядом. Взял её руку. И сказал ей. Свои слова. Ставшие ритуалом здесь. Своим тихим, осипшим голосом.       «Вернись ко мне, моя Жозефина…»       Она очнулась. Спустя примерно час. Пребывая на грани жизни и смерти трое суток. Я увидел её мутный взгляд. Расфокусированный. Её сжимающиеся пальцы. На бумаге. И, спустя пару минут, её лёгкую улыбку. Для меня.       Я не могу сказать о ней. Что она родилась в рубашке. Учитывая её прошлое. Но ей явно повезло. Потому что восстановление заняло мало времени. И последствий для неё не случилось. Она рассказывала мне после. Что услышала мой голос. В кромешной тьме. И даже в точности озвучила. Мою фразу. И тогда она очень пожелала вернуться. Вернуться ко мне. Вспомнив, что искренне озвученные желания имеют привычку сбываться.       Я уже много лет не верил. Ни в совпадения. Ни в случайности. Потому что в нашей с ней истории. Их было слишком много. И я уже давно знал. Что случайности не случайны. Что совпадения — всегда ведут к чему-то. Я не знаю, что это было. Пресловутая сила любви? Или «высшие», а может быть, «низшие» силы? Которым я молился. Я так и не решил. И просто был благодарен. Что бы это ни было.       Когда мы вернулись домой. И забрали братьев наших меньших. Меня накрыло окончательно. Придавило лавиной произошедшего. Я старался не показывать это ей. Каждый день. Дожидался, пока она уснёт. Чтобы тихо подняться с кровати. Уйти на кухню. Закрыв дверь спальни. Я не мог спать. И я пил. Просто сидел там. И пил. До утра. А после отключался на диване. Наплевав на работу. Они и без меня справятся. А мне. Нужно было. Прийти в себя.       Жози пыталась поговорить. Со мной. Но я не хотел. Я понимал, что алкоголь не поможет. Но это единственное. Чего я хотел. На что я был способен. Моя русалка не выдержала. Спустя неделю. Она проснулась среди ночи. И тихо подошла ко мне. Обняв со спины. Так крепко. Забирая из моих рук после. Стакан. И обрывок её записки. Выкидывая. И выливая. А затем снова обнимая меня. Окутывая моей любимой смородиной. И тихо сказав на ухо.       — Робб. Прости меня. Пожалуйста… За этот поступок… За всё. Тебе не нужна эта записка, чтобы знать, что я люблю тебя.       И мой уставший. Хриплый голос. И ладони сжимают её руки на моей груди.       — Как медузка любит воду?       Её лёгкий поцелуй. У самого уха. И шёпот.       — Нет, Робб. Больше. Гораздо больше…       — Жози… Пожалуйста… Не поступай так больше. Я не справлюсь с этим.       — Я знаю, вижу… Никогда больше. Только идём со мной. Идём спать.       И я пошёл. И я обнимал её. Я целовал её. Любил её. До самого утра. Как сумасшедший. Выплёскивая все свои безумные эмоции.       А спустя месяц произошло то. Чего я не ожидал совсем…

***

♪ Syml — Better ♪

      Мы гуляли с моей Жозефиной. На нашем пляже. Любовались закатом. Болтали обо всякой ерунде. Смеялись. Она, как всегда, висла на моей руке. Мы шли неторопливо. Людей почти не было. И я наслаждался. Этим вечером. Этим моментом. Мы дошли до той коряги-скамейки. И сели. Наблюдая краски на небе.       Я обнимал её. Пока она лежала на моём плече. Вертела ракушку в руках. Которых у нас в доме появилась целая коллекция. У нас вообще много всего появилось. Мне пришлось даже организовать отдельную полочку. На которую она красиво складывала разные вещи. Памятные для неё.       В какой-то момент. Я выхватил боковым зрением. Клочок бумаги. Застрявший в коряге. Я улыбнулся. И потянулся к нему тут же. После той встречи на пляже. Почти четыре с половиной года назад. Ни я. Ни Жо-жо. Больше не находили эти послания.       — О! Жози, смотри! Записка!       — Ооо… Что там?       Я достал этот клочок. И принялся читать. С каждой буквой моё удивление. Росло всё больше и больше. Сердце стучало. Как бешеное. Где-то в висках. Я не мог поверить в увиденное. И перечитывал. Снова и снова. Не помню сколько раз. Жози улыбалась. Смотря на меня. И я взглянул на неё. Чувствуя. Как дурацкая улыбка заползла на моё лицо.       — Это шутка, Жо-жо?       — Нет. Совсем нет…       Я снова прочитал написанное. Улыбаясь. Дураком.       «Робб, сделай мне предложение. В последний раз»       И я быстро опустился на колено. Как делал уже столько раз. У меня не было нового кольца. Но какая к чёрту разница? Она уже носила их три. Жозефина смотрела на меня. Пряча улыбку. В высоком горлышке свитера. Сияя своими серыми глазами.       — Моя возлюбленная. Моя русалка, Жозефина, ты выйдешь за меня?       — Да.       Я схватил лежащие рядом. Какие-то водоросли. И, смеясь, завязал на её пальце. Такое вот вышло кольцо. Такая вот импровизация. Она смеялась так заливисто. Наблюдая. И её крепкие объятия на моей шее. И коленки на песке. И она. Целует меня. Повторяя своё «да».

***

      И это странное зелёное кольцо. Заняло особое место на её полочке. Увековеченное в красивой колбочке и прозрачной смоле. Позже. Мы заказали обручальные кольца у ювелира. В виде обвивающей палец водоросли. Моё — попроще. Её — поинтереснее. С голубым, как море, камушком. Ей нравилось. А я был не против. Это было необычно… Как и она сама. И я был счастлив. Мы оба были. Потому что это далось нелегко. Нам обоим.       Ей — было сложно довериться.       Мне — принять все последствия.       И на это нам понадобилось пять лет.       Чтобы сегодня я стоял здесь. В маленькой церквушке. На окраине. Что мы выбрали из-за её красивой архитектуры. Чтобы я стоял здесь. Напротив неё. Держа её руки в своих. Вспоминая нашу историю. От самого начала.       Чтобы сегодня. Я смотрел на неё. В этом изящном. Скромном белом платье. С аккуратной фатой. Заколотой сзади. На полураспущенных пшеничных волосах. Чтобы сегодня. Я видел её. Сияющую своим ярким взглядом. Почти ненакрашенных глаз. С улыбкой на губах цвета заката.       Чтобы сегодня. Мы оба произнесли. Своё уверенное.       — Согласен.       — Согласна.       Чтобы сегодня. Я впервые поцеловал её. В качестве той. Кто отныне связана со мной. Ещё больше. Чем была до этого. Поцеловал и миллионный раз. Как свою возлюбленную. Свою маленькую красивую русалку. Что смогла поменять хвост на ноги. И не раствориться пеной. Свою хитрую лисичку Жо-жо. Свою сложную и необычную Жози. Свою единственную настоящую любовь. Ради которой я готов на многое. Если не на всё. Свою. Теперь уже жену. Жозефину.       Когда церемония закончилась. И наши малочисленные гости. Всё того же состава. Подходили к нам. Поздравляя. Я, кажется, краем глаза. Сквозь эту маленькую толпу. Всего на секунду. Где-то в тени этих стен. Выхватил знакомые русые волосы. И чёрную одежду. И плечистого мужчину рядом. Но мне могло показаться. Ведь, когда я обернулся. Их уже не было.

***

      — И почему ты всегда выбираешь людей с такими сложными судьбами, Змейка?       — Потому что так, если они не ломаются, всегда крепче… Нам ли не знать?       — Ты права… Знаешь. Однажды и ты согласишься на союз со мной.       — Думаю, да.       — Я не ослышался?!       — Кто знает… Тут такая акустика… Мало ли что тебе могло показаться!       — Сейчас мы выйдем отсюда. И я так тебе по жопе надаю…       — Тогда пошли быстрее. Кажется, он заметил нас.

***

      Моя Жозефина рассмеялась. Смотря в окно. И я повернулся. Понимая. Что всё-таки мне не показалось...       Потому что за окном. Знакомая женская фигура. С тёмно-русыми волосами. Что я уже видел неоднократно. На пляже... На фестивале... В больнице... Указывала пальцем вперёд. Верхом на спине широкоплечего. Что сделал несколько оборотов вокруг себя. Закручивая её. До веселого. Знакомого мне смеха. Мне даже вдруг показалось. Будто за её спиной. Всего на секунду. Мелькнули чёрные крылья. А после. Выйдя на улицу, я увидел. Чёрное длинное перо. С зеленоватым отливом… И я поднял его. Чтобы оно осталось на полочке моей Жозефины. Как память. О стечении обстоятельств. О случайностях. Перевернувших всю мою. И всю её. Обе наши жизни.       Я так и не понял: кто они.       Но я определённо благодарен.       За то, что в жизни моей Жозефины появился свет. И мрак подвала отступил. Он никогда не исчезнет. Я знаю это. И у нас впереди ещё много тёмных и светлых дней. Но я буду рядом. Когда темнота и тишина. Вновь попробуют захватить её душу. Я буду рядом. Помогая ей справиться. Я буду рядом. Чтобы она не потерялась. В этой тьме.       И я благодарен.       За то, что в мою жизнь пришла она. Та, кто научила меня. Видеть. Больше, чем мы видеть привыкли. Чувствовать. Сильнее, чем я мог представить. Замечать. Тех, кому нужна помощь. Ценить. Самые обычные моменты жизни. Любить. Её. Независимо от тех трудностей, что уготованы нам. Любить. Мир вокруг. А не только свой собственный. Принимать. Безоговорочно.       — Я люблю тебя. Моя русалка Жозефина. Несмотря и вопреки.       — А я люблю тебя, Робб. Как медузка любит воду. Только намного-намного больше.

Конец

Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.