Господин менеджер

Струны терпения Чонгука трудно назвать резиновыми, за них невозможно тянуть постоянно, но Ким Тэхен умудряется. Ему удается не просто дергать за тонкие ниточки, но и плясать на них, топтать ногами. Ким Тэхен считает, что ему позволено все. Трудно сказать, что он ошибается. Чонгук затягивается сигаретным дымом, обдает свои дыхательные пути никотином, перемешанным с кучей других примесей, загоняет пары глубже, стараясь оставить на стенках своих бронхов как можно больше отравы. Так быстрее дает в голову. Пепел копится на конце непотушенной сигареты, Чон не встряхивает ее, продолжает курить, наплевав на сохранность белой рубашки, куда это добро потихоньку падает. Все равно. На сегодня его рабочий день закончен. Тяжелый выдался месяц. Тяжелый сезон. Тяжелый год. Работа у Чонгука вообще тяжелая. Накладно быть звездным менеджером, особенно когда у тебя под крылом молодая рок-звезда с бандой единомышленников, рассаженных за инструменты. Компания пяти чертей, вырвавшихся из адовой пучины, треплет нервы Чонгука, порой даже гордость его задевает. Всему виной их заводила — Ким Тэхен, занимающий почетное место вокалиста, лидера и фронтмена группы. Чон ко всем этим позициям приписывает еще и должность главной вертлявой задницы в коллективе, но это негласно. Так, про себя. Тэхен скандальный, он ввязывается в дерьмо чаще, чем обычный человек наступает на улице, приключения находит каждые выходные, живет между репетиционными залами, концертными площадками и барами, пропивает, протрахивает свою молодость и на каждый упрек отвечает пьяной улыбкой, даже если находится в трезвом состоянии. Он просто такой. Заноза, в любой дырке затычка, мушка, постоянно мелькающая перед глазами. Чонгук устало откидывает голову назад, макушкой касаясь кирпичной стены. Как же ему надоело. Осточертело вытаскивать Кима из пьяных заварушек, ночевать с ним в отделениях полиции, платить за него штрафы, подтирать за ним навороченное дерьмо. Чонгуку платят хорошо, очень хорошо, но недостаточно, учитывая сложность работы. Стоит платить гораздо больше. Ведь за каждую замятую новость о новых отношениях знаменитого певца он платит своим сердцем, которое после подобных инцидентов приходится вновь собирать по кусочкам. Чонгук не успел уловить тот момент, в который начал влюбляться, но четко помнит секунду, открывшую ему глаза на собственные чувства. Тэхен тогда стоял на сцене, исполнял одну из немногих лиричных песен среди дискографии группы, сосредоточенно выводил простую мелодию, пробирающую до глубины души. Чон находился за кулисами, смотрел сбоку, наслаждался любимой композицией, не отрывая восхищенного взгляда от фронтмена, и подпевал очень тихо, старался попадать вместе с Кимом, пусть петь не умел совсем, до сих пор не умеет. Тогда-то Тэхен обернулся, словно слышал его, словно заметил чье-то некрасивое пение, и посмотрел на него, впервые одарил взглядом совсем не таким, как обычно. Тэхен смотрел мягко, с долей привычной игривости, но огромным количеством непонятно откуда взявшейся нежности в глазах. Чонгук не смог оторваться, поддержал зрительный контакт, приковывая к себе чужое внимание, и выдохнул так громко, что, казалось, слышно было даже в зрительском зале. В тот вечер Ким не уходил в бар, а впервые уснул в своем номере. Чонгук отправился на пьянку вместо него. Сколько времени прошло с того момента? Чон точно не помнит. То было еще в Корее, около восьми месяцев назад. Вот, значит, сколько длится его маленькая и никому не нужная любовь. В тридцать три года пора начать задумываться о чем-то серьезном, в дом привести будущую жену или хотя бы возможного спутника жизни, а не за двадцатипятилетним крысенышем присматривать. У Гука не получается. К Тэхену тянет куда больше, чем к нормальной жизни. — Один зависаешь? Ким подваливает неожиданно, в своем стиле. Становится рядом, нагло вытягивает сигарету из пачки, всегда находящейся в кармане пиджака менеджера, и бесцеремонно требует зажигалку. — Афтерпати не закончилась. Ты что здесь забыл? — ответ получается грубым, уставший Чонгук не рассчитывает немного. Тэхен, кажется, не злится. — Скучно там. Красавчиков нет. Ким Тэхен падок на красавчиков, но связей дольше нескольких часов он не допускает. Чонгук вспоминает об этом и пожимает плечами. — Ничего не могу поделать. Иди, поищи в другом месте. Тэхен затягивается вслед за старшим, сразу начинает кашлять и недовольно морщиться. Сигареты оказываются слишком тяжелыми, какая жалость. Чонгук знал, что все так и будет, поэтому не стал запрещать Киму свистнуть одну. — Говно какое, Чонгуки… Нормальных не было? Что за дерьмо куриное? — Яблочный бонд с кнопкой — это не ко мне. Выпрашивай у дружков или красавчиков. — Одного нашел уже. Впервые с начала разговора Чонгук поворачивает голову, вновь позволяя себе посмотреть на привлекательное лицо, сглатывает. Так говорить намного тяжелее. Тэхен не ходил на афтерпати, он уже смыл грим и не стал наносить макияж. — Поздравляю. Иди тогда. — Вот, пришел. — Здесь никого нет. — Я разве один сейчас стою? Чонгук замолкает. Предпочитает считать, что непрозрачный намек он придумал сам, что все послышалось, что Тэхен вообще стоял молча, но слова певца выдергивают его из размышлений. — Из красавчиков здесь только господин менеджер. *** Чонгук заводит, почти запихивает Тэхена в комнату, слегка дергает его за руку, побуждая зайти побыстрее, и с громким хлопком закрывает дверь, которую блокирует изнутри. В следующую секунду мужчина прижимает Кима к ее прохладной поверхности, тот ударяется не больно, глазами хлопает, округляет их, как детская куколка, одним взглядом спрашивает о том, что же с ним будут делать. Старшему хочется выругаться. — Не делай вид, что не знаешь. Тэхен знает, прекрасно знает, поэтому сам тянется к Чонгуку первым. Хватает его за испачканную рубашку, резко дергает, вжимает в себя, устраивает длинные руки на спине, чтобы не дать возможности отодвинуться. Тэ касается кожи его шеи, непроизвольно утыкается носом, моментально получая ударную дозу специфического аромата, состоящего из запаха сигарет, одеколона и собственного, мужского запаха. За весь день Чонгук не успел помыться, поэтому его нотки чувствуются так отчетливо, что неплохо повышают и без того запредельное желание Кима. Старший целует в щеку, вдавливает в дверь, не сдерживаясь и прикусывая мягкую, слегка щетинистую поверхность. Тэхен вздрагивает. Никто из любовников не пытался сделать вот так. Чонгук другой, по-взрослому другой. Он действует иначе, не лезет в штаны сразу и не раскидывается пошлыми словечками сходу, выражает свое желание поцелуями и укусами в нестандартных, на удивление чувствительных местах, и в руках сжимает с чудовищной силой, будто весь день только и ждал этого незапланированного события. Ким пробует посмотреть вверх, уловить взгляд, настроение старшего, специально хватает его за подбородок и требует глянуть на себя, пододвигаясь близко-близко, касаясь кончика его носа, чтобы разрушить небольшую неловкость, все еще висящую между ними. — Ты не пьян? — максимально серьезно спрашивает Чон, решительно опуская руки ниже ощупанной вдоль и поперек талии. — Мы с тобой пили, — Тэхен отвечает слишком нежно, слишком быстро, обеспокоенно, не ожидает от себя подобной реакции. Рядом с Чонгуком просыпается волнение, чувство нахождения под властью кого-то мудрого, опытного, чувственного. Ким побаивается подобных ощущений, но они настолько приятны, что отказываться сил нет совершенно. — Вдвоем. — Ты не пьян настолько, что не можешь себя контролировать? — не совсем терпеливо поправляет мужчина, горячим вздохом извиняясь за свою несдержанность, когда ладони его аккуратно приподнимают длинную оверсайз футболку певца. — Я остановлюсь, — заявляет он, прикасаясь к телу, ранее скрытому под одеждой. — Противоречишь своим словам. О, нет, Ким Тэхен не хочет останавливаться, он готов на исполнение любого желания, он хочет провести ночь здесь, в номере Чон Чонгука, что находится по соседству с его временным пристанищем, остаться до утра и пробыть в центре чужого внимания в течение всей ночи. — Я соображаю. Слышишь, господин менеджер? «Это запрещенный прием», — думает Чон, поддаваясь явным провокациям. Поцелуй Чонгука — нечто новое, заполненное ощущениями до краев, вызывающее не разжигающую похоть, а непонятного рода чувства, огромное количество чувств, сотней ручейков и рек впадающих в одно необъятное море. Тэхену кажется, что он взрывается, теряет какую-то часть своего рассудка, когда отвечает на требовательные прикосновения губ старшего. Внутри него переворачивается что-то важное, стоит только Гуку толкнуться в сторону зубов. Ким открывает рот и синхронно закрывает глаза, как пятнадцатилетняя школьница, голову теряющая от одного только поцелуя. Футболка стягивается долго, медленно, сначала просто задирается до плеч. Тогда пальцы Чонгука проходятся по слегка выпирающему животу, поднимаются вверх, перебираясь на область груди, неторопливо пересчитывают каждое из двадцати четырех ребер, начиная с нижних, а затем от ключиц опускаются к соскам и накрывают их, собравшись сверху. Тэхен поддается навстречу теплым рукам, позволяет ласкать себя без всякого стыда. Он такой открытый, даже послушный, постоянно просит заткнуть его рот очередным ласковым поцелуем, словно нежности ему катастрофически не хватало. Выстанывать Ким тоже не стесняется. Имя Чонгука так хорошо ложится на язык и соскальзывает с него, слетает, вырывается раз за разом. Даже имя у Чона возбуждающее, красивое, его хочется стонать без остановки. — Пошли, — Гук отрывается ненадолго, проверяет состояние младшего. — Донесу до кровати. От заботы щемит в груди. Где, черт возьми, набирают таких менеджеров? В брачных агентствах? Тэхен притягивает Чонгука снова, хватается за ремень старшего, который расстегивает нарочито долго, пока взгляд мужчины сосредоточен на его руках, лишающих одежды. Ким справляется с пуговкой и молнией на брюках, расстегивает ширинку, хватаясь за разведенные края ткани, и в очередной раз дергает Гука на себя, самостоятельно пододвигая крепкие бедра ближе. Чонгук держится, молча наблюдает, постепенно сгорая от желания, постоянно накатывающего новыми волнами, смотрит на процедуру снятия штанов, которой поддается, и более напористо обнимает певца за оголенную талию, когда нижняя часть тела остается только в белье. — Давай здесь, — Тэхен переходит на шепот. — Я хочу стоя, давай сейчас… Чонгук не может отказать. Менеджер справляется с обтягивающими штанами младшего, стаскивает их беспорядочно, бросает на пол и жмется между разведенных ног, чтобы кожа к коже, чтобы почувствовать дрожь и тепло подвыпившего, на все согласного Тэхена. Трение через боксеры неожиданно приятно, Ким чувствует рельеф Чонгука, оценивает его твердость и влажность, потому что белье у Тэхена мокнет тоже, мокнет быстро и обильно, на что Чон обращает внимание. Рука старшего грубее ладони вокалиста, шире и сильнее, она ложится на член Кима поверх темной ткани и давит на пятно, моментально пропитывающееся большим количеством смазки и увеличивающееся в размерах. Тэхен стонет откровенно, выдает свое желание одним лишь звуком, протяжным и мелодичным, словно небольшой отрывок песни. — Прекрати, — просит он, обвивая шею Гука руками, — Чонгук, я не… — Предварительные ласки, — старший перебивает, поглаживает, все еще обласкивая обтянутый бельем орган, сжимает его, проглатывая возмущения Тэхена во время поцелуев. — Ты занимаешься грубым сексом? — проговаривает с нотками сожаления. Тэхен кивает, рефлекторно поддаваясь бедрами вперед. Его плечи целуют, на его промежности лежит рука, на его туловище наваливается горячее тело. От одного присутствия Чонгука бросает в дрожь, от его близости просто трясет. Скрывать это при столь тесном контакте невозможно. — Я хочу тебя, — Ким сбивается со счету, не может припомнить количество изданных стонов. — Я хочу тебя сейчас же, — начинает капризничать, дергает бедрами, намекая сделать с бельем хоть что-нибудь. — Уже готов… Чонгук тяжело вздыхает. — Я знаю. Хочу поласкать тебя достаточно, чтобы… — Господин менеджер… Ким Тэхен использует запрещенную комбинацию в третий раз за вечер. Чонгуку это играет не на руку, он теряет терпение, лопающееся подобно переполненному шарику, но еще сохраняет трезвость ума. Тэ собирается развернуться, встать задом, чтобы его брали, не заглядывая в глаза. Чон не позволяет, намеренно удерживает лицом к себе, раздвигает худые ноги и подхватывает на руки, повторно впечатывая спину певца в толстую дверь номера. — По лезвию, — говорит Чон несдержанно, целует под нижней челюстью. — Быстрее, Чонгук, — младший настаивает, пальцы вплетает в темные волосы менеджера и тянет локоны вверх. — Сними с себя уже… Господи, не медли, сними их… Чонгук не снимает специально, решает подействовать на нервы, отомстить за парочку лет настоящих мучений. Он спускает переднюю часть своих трусов, вытаскивает член из белья и подставляет его, наконец, к Киму, дает себя почувствовать, потирается о вход, достаточно раскрытый даже без растяжки. Тэхен точно зависал с кем-то вчера. Стонал под кем-то, целовал кого-то. Сейчас он готов абсолютно на все. Ким недовольно фыркает, когда его просьба выполняется не полностью, но затыкается сразу, как только член старшего пристраивается к нему. Дыхание артиста учащается, рот приоткрывается. Несколько секунд Чон наблюдает за картиной, затем поддается неимоверному желанию и толкается внутрь. Проскользнуть оказывается легко, Тэхен принимает послушно, вокруг органа сжимается моментально и вскрикивает от ощущения глубокой заполненности. Чонгук не дает ему привыкнуть, сразу толкается снова, выбивая более тихий, судорожный вздох наслаждения. Тэхен предсказуемо ухватывается за его плечи, сжимает их тонкими музыкальными пальцами, крепко сцепляет ноги на спине, выставляя шею на растерзание менеджера. — Чонгук-а… Боже, — возбужденный Ким любит припоминать бога, чувствовать поцелуи между ключиц и дыхание Чона возле уха, любит осыпать старшего просьбами, граничащими с приказами, любит быть в позе, зависящей только от Чонгука, от его силы и терпения. — Грубее. — Ни в коем случае, — Чон усмехается, двигается со всей нежностью, на которую способен, — мы и так без лубриканта, разве тебе не нравится это? — старший кусает ушной хрящик, укус зализывает, своеобразно извиняется, довольствуется тихими рыками Кима, желающего ощущений более острых. — Я в тебе почти на сухую, Тэхен-а, ты понимаешь? Извращенец, — шея Тэхена манящая, длинная, с красиво выступающими при наклонах головы мышцами. Чонгук по ним проходится языком, слизывает выступающие и скатывающиеся капельки пота, пока его бедра двигаются плавно, член погружается осторожно, заставляя Кима вздрагивать и извиваться в мучительно-сладкой истоме. — Менеджер… — Тэхен использует грязные методы, облизывает влажные губы, демонстрирует кончик своего языка, который вскоре снова прячет в рот, скрывая его за белоснежной улыбкой. — Не смей. — Господин менеджер, трахни меня жестче, — выпаливает он. Чонгук слетает с катушек. Новая порция глубоких, основательных толчков выбивает из Кима всякую способность сдерживаться. Его стоны сливаются в один громкий крик, не прекращающийся из-за бешеного темпа, что Чонгук набирает. Мужчина терзает его без жалости, сажает на себя и врывается самостоятельно, поцелуи заменяет засосами, поглаживания — шлепками. Ким тщетно пытается заткнуть свой рот, его руку моментально перехватывают, укладывают на темный затылок, а тело окончательно обездвиживают. Чон вытрахивает из него дурь, по просьбе вымещает накопившееся недовольство, шлепается об его зад с чудовищной силой, целует грубо, больно оттягивает губы и молчит, только в глаза Кима, изредка приоткрывающиеся, смотрит неотрывно. Внутри Кима разворачивается настоящая буря. Его заносит, мотает по абсолютно разным уголкам разума, выдергивает из реальности. Настолько хорошо, что страшно, так приятно, что не по себе. Такого ни разу не было. Тысячи и тысячи огней берега на секунду меркнут и появляются снова, слепят мощными вспышками. Тэхен не выдерживает, с гортанным криком забывается в оргазме, кончает на грудь старшего, все еще находящегося внутри него, и обмякает прямо в руках мужчины, продолжающего двигаться. Чонгука кроет при виде изнеможенного, ослабленного Кима, поэтому до пика он добирается спустя несколько толчков, не выходя из Кима, утыкается тому в висок, облегченно целует, не позволяет неустойчивости в ногах завладеть всем телом. Самое время перевести дыхание. Тэхен еще в сознании, он тянется к темной шевелюре менеджера, кое-как хватается за него и цепляется, становясь похожим на большую коалу. Чонгук не против. Все еще хочет донести до кровати. — Завтра поговорим. Певец скрывает легкую улыбку, стягивает ее, оказавшись на кровати, играет серьезность перед старшим. О чем тут говорить? С Чонгуком и так все понятно. — Как скажешь, господин менеджер. С Тэхеном понятно тоже. Всем, кроме Чонгука, конечно же.