Я научу тебя не бояться людей.

Чистое небо, шелест листьев, греющихся под лучами яркого солнца… Так хорошо, легко где-то в глубине души. Ветер мягко поднимает занавес, запуская в комнату струи теплого ветра. Нежные, длительные прикосновения обхватывают их обоих. Отрываясь от разума, можно немного помечтать. Совсем чуть-чуть. Представить, что всё хорошо, раны на подбородке вовсе не было, следов от наручников тоже. Не надо брать за всё ответственность. Атмосфера английской деревни лежала, точнее даже стала — частичкой души Салливана. А Сид привык к каждому кустику здесь, к каждой протоптанной дорожке. Единственное то, к чему он не привык — это инспектор. Для него он был как неловкое пятнышко во всей этой картине. Совсем неловкое, недоступное, которому хотелось добавить ещё несколько мазков, увидеть все черты его фигуры, взгляда, губ. А потом это пятно стало для Картера каким-то особенным. Уже не хотелось раздражительно бросать окурок, дразнить, усмехаться. Хотелось расплываться в мягкой улыбке, заставая полицейского за пением. Приобнимать сзади, видеть его не зализанную прическу, улыбку. Так сопливо и трогательно, но это правда. Чувствовать душевную самоуверенность, когда рядом с тобой ему не противно и не страшно. — Кто тебе такое наговорил? Я не боюсь людей. Конечно. Всё встало на свои места: и инспектор Салливан, и Сид Картер. Он снова шофёр с сигаретой в зубах, а тот полицейский за серьёзной работой. Иногда они встречаются взглядами с мимолетной тоской, оба понимают, что скучают по друг другу. По дачному времени, по теплому солнышку, по белоснежным шторам и утренним посиделкам с чаем. Может потом, глубоким вечером, тот самый шофер снимет с него его шляпу-борсалино, посмотрит в его голубовато-зеленые глаза, и их руки снова сплетутся вместе, ощущая те самые прикосновения. А на фоне будет тихо играть старый граммофон.